Фаворит короля

      Все наблюдали за ними. За ними тремя. Не напрямую — искоса, будто невзначай поворачивая головы во время трепотни или лавирования между костров. Действо разворачивалось любопытнее, чем на концертной сцене или помосте фаерщиков над водой. Встреча короля и его лучшего друга Драного Гульфика. Первая за месяц, в который многое при дворе изменилось. Шут после эпичного обличения Соранти считался главным противником порочной гейской связи государя. И вот они встретились на глазах у всех. Отчего у них такие растерянные лица? Почему фаворит не смеет составить им компанию и топчется в стороне с видом брошенной игрушки?       Адриан знал, что все они чувствуют их с Фабианом разногласие, знал, что для исправления впечатления надо что-то срочно предпринимать — рассмеяться, обняться, позвать Рауля, заставить пожать руки.       Но…       Его сковывала холодность Фабби.       Слова Фабби об отъезде. И проклятое чувство вины.       Нахер! Плевать! Все подождут! Важен только Фабби.       — Ты не можешь так со мной, — повторил Адриан, сжимая его предплечье.       — Я могу так с собой, Дри, — мучительно выдал Морелли и прикусил красивую губу. Стрельнул взглядом по гуляющим, наверняка заметил Рауля. — Я не от тебя бегу. Я пытаюсь сбежать от себя. Мне тесно в поместье и… уже тесно в стране. Мне надо куда-нибудь далеко. Я собираюсь в Марокко, потом в ЮАР. Потом не знаю куда — возможно, в Индонезию, Индию, Вьетнам. На Дальний Восток. — Он неопределённо качнул головой. Ладони мяли колпак, звеневший чёртовыми бубенцами.       — Так далеко? — ужаснулся Адриан. — Нет!       Фабиан опустил голову, глядя на свои руки, поглаживающие бархат трёхрогого символа своей профессии… символа своей принадлежности Гелдеру, символа их любви, последнюю связующую нить.       — Дри, я… не знаю, когда вернусь, — он посмотрел в глаза. Он никогда не был трусом и не боялся говорить прямо и начистоту. — Хочу возобновить диплом и лечить детей из бедных семей. Где-нибудь в Африке. Бесплатно. Присоединюсь к международному Красному кресту или «Врачам без границ». Буду полезным.       — Ты уже всё решил, да? — Сердце Адриана ушло вниз, под ногами разверзлась пропасть.       — Ты решил за меня, Дри. Будь всё иначе, я бы никогда от тебя не уехал. Я всегда буду верен Гелдеру, но мне не осталось здесь места. Ты знаешь это, Дри.       — Думаешь, я не буду тебя отговаривать?       — Если прикажешь, я останусь. Но прошу, дай мне уехать. Мне надо кардинально сменить обстановку.       Адриан отпустил его руку. Закусил губу, провёл по ней языком, осмысляя. Он двадцать минут назад снова обрёл Фабиана и должен опять потерять? Месяц он жил утешением, что маркиз будет рядом, вернётся и мало-помалу им удастся преодолеть отчуждение, вернуться к крепкой дружбе.       — Зачем же ты приехал сейчас? Я обрадовался, когда мне сообщили, я спешил к тебе, искал, Фаб, я хотел забрать тебя и выпить с тобой за праздник, поговорить. А ты мне сходу заявляешь про отъезд.       — Как раз чтобы избежать таких вот недоразумений и недопонимания. Я приехал раньше из-за Шарля, и всё. Я скучал по нему, а он звонил, звал… Сразу к нему пошёл, уж не обижайся. Поиграли, потом уложил его спать. Ему нужно отцовское внимание.       Адриан сокрушённо кивнул.       — Да, знаю. Но некогда сейчас, много дел.       — Побуду до дня его рождения — соберу вещи, освобожу покои, к родителям смотаюсь, визы оформлю… Ещё кое-какие дела сделаю. А потом, если ты разрешишь, улечу прямым рейсом в Касабланку.       Горько и совестно было слышать. Адриан понимал, что сам виноват, испортил всё, что только мог, похерил собственным членом и ложью, ложью, ложью. Не хотел отпускать Морелли! Не хотел! Но имел ли право держать? Фабиан не оправился после потери. После предательства. Во всём его внешнем виде был лоск, но в глазах — несвойственная ему усталость.       — Прости, Фаб, можно я подумаю?       — Думай, Дри, — разрешил Фабиан. С безразличием. Между ними стояла стена. Непрошибаемая преграда, намертво зацементированная со стороны маркиза. Не разрушить, не пробиться. Не поколебать.       Бессилие нервировало, а значит, выводило из себя.       — Фабиан, пожалуйста!.. Я не назло тебе решение оттягиваю. Просто ночь, праздник, — Адриан взмахнул руками, указывая на поляну и сотни людей, — я пьян и не могу нормально соображать, на нас смотрят. Не время для серьёзного разговора, пойми. Перенесём на завтра.       — Хорошо, на завтра, Дри. Сейчас я могу идти? — Фабиан нашёл глазами безучастно стоящего в группе придворных Рауля. — Или мне остаться во избежание пересудов? Но я обещал забрать Лайзу и отвезти домой.       Адриан открыл рот спросить, какие между ним и Лайзой теперь отношения, но представил, что Фабиан ответит в новой цинично-вежливой манере, и промолчал. От безысходности тошнило. Он переключился на менее сложный вопрос. Огляделся. Любопытных и шепчущихся как будто прибавилось. Весть о возвращении Гульфика и его неприветливой встрече с королём разнеслась в массах. Парни, девушки подбирались поближе под предлогом согревающих прогулок. Пыль в глаза не мешало бы пустить, показать, что всё у них по-прежнему замечательно, а раздор примерещился. Фабиан, всегда заботящийся о монаршей репутации, наверно, даже Раулю руку пожмёт.       Но это будет насилием над психикой маркиза и лишняя арматура в стене.       К чертям надуманную репутацию.       — Иди, Фаб. Если обещал, иди.       — Спасибо, Дри, — Морелли слабо улыбнулся. — Скажи всем, что я с подружкой уехал, меньше будет разговоров. И вот ещё…       Не успел Адриан отойти от заявления про «подружку», Фабиан сунул ему в руки колпак.       — Заявление в понедельник, — напомнил уже бывший шут и, коснувшись его плеча, ушёл в направлении сцены, на которой выступали другие артисты. Адриан остался стоять, глядя на злосчастный колпак. Блять.       Так тебе, придурок, и надо.              Рядом возник Рауль. Тяжело оторвав взгляд от колпака, Адриан посмотрел на него с благодарностью. Уж думал, и он не придёт, приревнует и бросит или оробеет попасть под плохое настроение, но раз подошёл, значит, не всё в этой жизни потеряно.       — Ты в порядке? — спросил Бьёрди, с беспокойством намекая на колпак и на глубокие морщины на лбу.       — Не знаю, — сказал Адриан. — Мне надо срочно отсюда уйти. Пойдём.       Он пошёл первым через толпы гуляющих, мимо каскадов костров. Разболелась голова, попсовая музыка раздражала до зубовного скрежета, смех, крики, поклоны, взгляды — бесили. Наверняка не нашлось ни одного человека, который бы не обратил внимания на колпак Гульфика в его руке. Конечно, стопроцентной гарантии размолвки вещь не давала, интерпретировать можно было, например, тем, что шут по дружбе попросил короля отнести ненужный ему сегодня головной убор во дворец, но… вкупе с раздосадованным выражением лица и торопливой походкой, идущим позади фаворитом обмануть наблюдательных сплетников было невозможно.       Можно было оставить колпак где-нибудь в баре, отдать слуге, сунуть в руки первому попавшемуся придворному или выкинуть, но Адриан не хотел. Колпак — это его крест, он его понесёт.       Без этого колпака что-то кончится навсегда. Что-то родное и дорогое сердцу.       Музыка, запах горящих поленьев и шёпот «король уходит» удалялись. Позади держался дежурный гвардеец, на лестнице дворца Адриан отправил его отдыхать и повёл Рауля в свой рабочий кабинет. При множестве помпезных зал и прочих богатых помещений, он любил именно эту комнату в шестьдесят квадратных метров, здесь ощущал себя дома, настрого запретив доступ посторонних без своего высочайшего приглашения.       Впустив графа, Адриан закрыл дверь и сразу направился к бару, кинул мантию на диван, а колпак на стол. Бубенцы зазвенели в воздухе и когда стукнулись о полированную поверхность. Рауль, сняв куртку, зашёл с другой стороны стола и поднял колпак.       — Что тебе сказал маркиз?       — Ничего. Он просит разрешения уехать за границу. Хочет путешествовать и работать врачом в бедных странах.       — И ты?.. Разрешишь?       Адриан услышал надежду на утвердительный ответ. С двумя полными стаканами обогнул стол и, отдав один, забрал колпак, отложил в своё крутящееся кресло. Чокнулся и присел на стол, промочил горло.       Рауль обеспокоенно ждал. Особо нечем было его порадовать.       — Я не знаю, Рауль. Не хочу, чтобы Фабиан чувствовал себя ненужным. Буду просить его остаться. Пусть не шутом, а просто в свите.       — Хочешь, чтобы я чувствовал себя ненужным?       — Ты? — Коньяк встал поперёк горла. — Рауль, ты мне нужен!       Граф покачал головой, глядя в свой стакан.       — Извини, Адриан, но мне кажется, ты любишь Морелли, а я лишь страстное увлечение, зов похоти. Игрушка, которую захотелось подчинить после неудачного секса. Если ты наигрался, скажи, я уйду.       Адриан ещё раньше раскрыл рот в немом недоумении. Брови болезненно сползлись у переносицы.       — Да как… Да как ты мог такое подумать!       — Я же видел, как ты сейчас смотрел на Морелли! — бросился в атаку Рауль. — Между вами ещё не всё кончено. Он держит тебя на поводке своей неприступностью, а ты не хочешь его отпустить. Вы оба на что-то надеетесь.       Адриан вскочил, отставляя стакан, сделал петлю между столом и диваном. Опровержения рвались наружу, выливаясь в напряжённые жесты. Да, Фабиан надеется, понятно на что надеется, а он!.. Он нет! Или на что-то другое! На дружбу, на прощение! Почему Рауль так остро воспринимает?       — Ты ревнуешь? — Адриан подошёл к нему вплотную.       — Да, блять, ревную! Объявился Морелли, и ты…       Адриан не дал ему договорить, развернул к столу, усадил, встал между ног и впился в губы. Ссора трансформировалась в страсть, ревность — в соревнование. На пол полетели куртки, рубашки, вжикнули ширинки, ладони обхватили горячие стояки, яростно скользя по возбуждённой плоти… Остановились — взмокшие, тяжело дышащие, — только когда оргазм накрыл оглушающей волной и пальцы слиплись от спермы.       В ватном облаке Адриан с трудом нашёл в себе возможность связно думать, отодвинулся немного от распростёртого жаркого Рауля и наощупь нашёл стакан с коньяком, влил в горло плескавшиеся в нём две капли. Влага освежила.       — Чёрт, — пробормотал он, принимая вертикальное положение, поставил стакан откуда взял — тот теперь был в сперме. — Ох, чёрт. Это было хорошо.       — Да, — сказал Рауль, рассматривая заляпанный живот со склеившимися чёрными волосками. Адриан подал ему влажные салфетки из ящика стола, вытерся сам. Надел и заправил рубаху и уселся в кресло, переложив колпак на колени.       — Теперь ты видишь, что я не «наигрался»? — весело усмехнулся он. — Мне нравится играться с твоим прибором.       Бьёрди бросил использованные салфетки в подставленную Адрианом корзину, сел на стол.       — Я уважаю ларда Морелли, искренне говорю, но он хочет вернуть тебя, я для него помеха. Он будет вредить нашим отношениям, пытаться разбить, если останется при дворе. Ходят слухи, он мстительный и не упускает своего.       — Кто, Фабиан? — Адриан насмешливо фыркнул.       — Пусть уезжает, пока собрался. Нам всем троим так будет спокойнее. Попутешествует, перегорит, начнёт новую жизнь, другую любовь встретит. Прошу, не оставляй его при дворе.       — Говоришь как фаворит, — улыбнулся Адриан натянуто, потёр подлокотники кресла. Жар секса остыл, меж бровей опять залегла морщинка. — Рауль, не буду врать… Ложь мне надоела, я и так весь заврался, и с Фабианом она не привела ни к чему хорошему… Правда такова, что Фабби мне друг, очень близкий. Страсть ушла, а дружба осталась. Он мне нужен, я буду его уговаривать остаться. Что могу обещать — приказывать ему не буду. Не поддастся на уговоры — пусть едет.       Бьёрди понурил голову, вертя в пальцах стакан. Адриан потянул его за рукав.       — Мне нравится, как ты дуешься — мило так. Ревнуешь — значит, любишь. Ну же, выше нос, королевский фаворит, ты одно из первых лиц государства! Предложишь кого-нибудь на должность шута?       Адриан кинул ему колпак. Граф поймал.       — Я никого здесь… — начал он уныло, но вдруг картинно приосанился, наконец сознавая свой статус. — Я подумаю, милый.       Адриан одобрительно рассмеялся, забрал колпак — всё-таки внутренне противился, чтобы этот атрибут находился в… не в чужих, конечно, руках, но не в руках Морелли.       — Диктуй двору свои правила, любовь моя, не стесняйся. Показывай себя хозяином. А в качестве поощрения я прямо сейчас исполню любое твоё желание.       — Любое-любое?       — Любое, — пообещал Адриан, игриво проводя подушечками пальцев от его колена по бедру, и только теперь подумал, что Рауль попросит отпустить Фабби без уговоров. Исполнять такое желание он был не готов.       Рауль на пару секунд погрузился в себя, затем лицо просветлело, и он поймал ласкающую руку. Взгляд был пронзительным и немного сомневающимся.       — Говори же — я обещал, — подтолкнул Адриан, намереваясь сдержать слово во что бы то ни стало.       Бьёрди стиснул его кисть.       — Пожалуйста… освободи Соранти.       — Соранти? — ахнул Адриан и от облегчения, что желание оказалось другим, рассмеялся. — Блять, я дал тебе карт-бланш, а ты просишь отпустить зарвавшегося наглеца? У тебя синяки только недавно сошли!       — Что тебя удивляет? Да, я помню о нём. Да, меня гнетёт, что он под арестом из-за меня. Да, я нормальный сердобольный парень, который не только бездомным кошечкам сочувствует. Освободи его, пусть моя совесть будет чиста.       — Ну хорошо, хорошо, — смягчился Адриан, стаскивая Рауля со стола себе на колени. — Завтра дам приказ. А то и Паоло без него мается.       — Поцелуй в качестве «спасибо» устроит? — Рауль удобнее оседлал его колени, обнял, запуская пальцы в волосы, и поблагодарил названным образом. Добротное кожаное кресло под ними закачалось, рубашки вновь полетели с плеч.       

***

      Карнавал костров плавно перетёк в воскресенье. День был занят второй частью праздничных мероприятий, на которых подразумевалось присутствие королевской четы. Некогда было даже навестить Шарля, уделить ему отцовское внимание, не говоря уже о распоряжениях насчёт Соранти или сложного разговора с Фабианом.       Адриан понимал, что оттягивает оба события, прикрывается всеми этими фольклорными фестивалями, выставками современного искусства и возложением цветов к мемориалам героям. Фабиан в свиту не явился, верный своим традициям вольно гуляющего кота, а Рауль дважды напоминал про обещание.       Вернувшись во дворец в семь вечера, Адриан приказал привести в его кабинет арестованного виконта.       — Мне уйти? — спросил находившийся при нём Бьёрди. Они пили кофе с коньяком, согреваясь после холодной улицы.       — Останься, это же твоё желание. Убедишься, что я его выполнил.       — Я на слово поверю.       Они соединили руки через стол, переплели пальцы и сидели так, пока в дверь не постучали. Вошёл командир дежурной смены охраны капрал Оривви, за ним Тео Соранти. Виконт похудел и отрастил бороду. Одет был по этикету — в строгий костюм серого цвета, начищенные туфли, без расхлябанности. Глаза метнулись от короля к графу, вспыхнули и опустились. Дойдя до середины помещения, он покорно встал на оба колена, подбородком упёрся в грудь.       Адриан дал отмашку капралу выйти и поднялся, пересел на ближний к виконту край стола, скрестил руки.       — Сегодня у тебя есть что сказать мне, Соранти?       — При нём, — Соранти выплюнул это местоимение, будто гнилой зуб, — нечего.       — Тогда послушай меня. Я освобождаю тебя. С этой минуты ты лишён всех привилегий, кроме положенных по титулу. Твоя преданность отныне под большим вопросом. К утру ты должен покинуть дворец, и впредь вход сюда тебе воспрещён. Иди.       Соранти не двигался и смотрел снизу верх, будто предали именно его, несправедливо изгнали по клевете. Унизили и растоптали, в то время, как он сам не удосужился раскаяться и молить о прощении. Адриан умел играть в гляделки лучше него. Плечи виконта дрогнули, он моргнул и затем встал.       — Как аукнется, так и откликнется, ваше величество. Граф Бьёрди вылетит из дворца следом за мной.       Высказывания тянули на приличный срок в Колоне. Адриан сознательно пропустил их мимо ушей, не заводя конфликт на второй круг. Сказанные от обиды угрозы — всегда пустой звук. Он терпеливо ждал, когда бывший друг уберётся долой из его кабинета и жизни, и Тео пришлось это сделать. На пороге он обернулся, будто надеясь, что его вернут, но наткнулся на игнорирование.       И было в этом много неправильного. Адриан чувствовал тяжесть на сердце. Он не собирался возвращать предателя и прощать, но думал, что они поговорят, что не будет так тошно. В груди ли, в мозгу ли занозой кололо ощущение, что мир вокруг рушится, и виноват он — своими действиями или бездействием. И первый камень упал в пропасть в ту чёртову аудиенцию, а теперь они падают чаще и чаще.       — Адриан.       Адриан обернулся. Рауль уже допил кофе и чуть отодвинулся от стола вместе со стулом, шире расставив ноги в чёрных утеплённых туфлях сорок третьего размера. Спина раскрепощённо опиралась на заднюю планку. Локти он слегка расставил, руки положил на бёдра, в правой держал пачку «Мальборо» и зажигалку. Широкие губы алели, русый вихор спадал на расслабленный лоб. Будто бы при заказе пиццы присутствовал, а не при экзекуции, а Адриан-то боялся, что праведного графа раздосадует обращение с арестантом и напугает брошенный на прощанье прогноз.       — Спасибо, — проговорил Рауль, вытягивая сигарету из пачки. — Я закурю? Где пепельница?       — На полке, — Адриан махнул рукой в сторону шкафа, потом встал и сам дошёл, чтобы не ломать обольстительную картину. Поставил золочёную ладью перед Раулем, сел на стол так, чтобы одна нога парня находилась между его ног, потёрся коленом. В воздухе витала горьковатая дымка. — Ты обвыкся, милый. Заматерел. Приятное открытие для меня. — Адриан забрал сигарету, затянулся и вернул.       — Ты выполнил обещание, а каким образом — твоя воля. Виконт мне никто.       — Считаешь меня жестоким?       — Считаю, — Бьёрди посмотрел с вызовом, сигарета замерла у рта. Затем усмешка тронула губы, он рывком пересел на стол, плечом к плечу, склонился, словно для поцелуя, и замер в дразнящих паре сантиметров от цели. — Я не фанат твой жестокости, любимый, но блять, она меня чертовски возбуждает. Меня заводит твой приказной тон и подчинение тебе. Больше, чем твои милость и дозволения.       — Тогда, — Адриан сдвинул брови и добавил в голос строгости, принимая правила игры, глядя на соблазнительные губы, — немедленно ублажи своего государя, вассал.       Рауль дал ему затянуться из своей руки и накрыл губы поцелуем, разделяя дым во рту на двоих. Адриан властно отобрал инициативу, наклоняя спиной к столу, пристраиваясь сверху. Пропасть или не пропасть, камнепад или не камнепад — плевать на всё, пусть хоть планета под ногами взорвётся и все друзья станут врагами.       

***

      К Фабиану на бульвар Пьера Пятого он добрался только в понедельник вечером. Накануне они с Раулем разошлись далеко за полночь. Да и сейчас время близилось к той же отметке. Но он мог бы и сегодня не прийти, если бы Грэйс не нашла предлог запереть мужа дома.       Капал дождь. Окна нижнего этажа пентхауса тускло светились, что-то в них мерцало.       Оглянувшись на оставленный дожидаться эскорт, Адриан крепче перехватил бутылку «Хеннесси» за горлышко и подтолкнул себя к дверям. Трое охранников, уже несколько минут наблюдавших за высокопоставленным гостем через объективы внешних видеокамер, вышли из своей стеклянной будки и, выстроившись в линию, согнулись в поклонах. Украдкой пялились, конечно.       Вероятно, их стараниями, лифт стоял с распахнутыми створками. Адриан вошёл в него, гадая, будет ли рад его визиту Фабиан. Он приехал к маркизу без предупреждения, чтобы тот не мог отказать. Надел джинсы и лёгкий джемпер. Колебался насчёт короны, но Фаб всегда любил этот аксессуар, поэтому надел и его.       Подъём произошёл слишком быстро, доставляя сразу в апартаменты. Кабина ещё не открылась, а Адриан уже слышал звуки музыки. Они были и студийными, и какими-то нестройными, накладывались друг на друга.       Створки разошлись, и всё стало ясно — в гостиной творилось веселье. Какая-то вечеринка в старом стиле, квартирник. Домашний концерт. Народу было мало, двенадцать человек, парни и девушки. Пятеро сидели на перпендикулярно поставленных диванах белой кожи, среди них Фабби и Лайза, рядом, но не в обнимку. У длинноволосого хиппи была гитара, он азартно бил по струнам и мотал головой, напевая. Оставшиеся два парня залезли на диван с ногами, у одного был маленький бубен, у другого — подобие маракаса. Парни ими трясли, самозабвенно покачиваясь в ритм мелодии.       Ещё двое сидели лицом к ним, спиной к лифту на подушках на полу, у них тоже была какая-то перкуссия. Остальные танцевали на свободном пространстве: целующаяся парочка изображала медленный танец под зажигательный мотив, другие просто дурачились, выписывая пируэты.       Горели торшеры, работала жидкокристаллическая панель, транслируя клип с той самой студийной музыкой, звучащей фоном к гитаре. На столе между диванами и на барной стойке в углу гостиной громоздились бутылки, стаканы, блюда с закусками.       Вот так, значит, Морелли грустно.       Фабиан единственный услышал сигнал прибывшего лифта. Брови удивлённо дёрнулись, но затем нахмурились, и губы сжались в полоску. Он словно нехотя встал, что-то сказав. Хотя знамо что — компания один за одним вскинула головы или повернулась, забыла песню и гитару, повскакивала, принимая долженствующие случаю позы.       Хозяин квартиры и вечеринки подошёл не спеша, вразвалочку, потирая лоб. На нём были светлые облегающие штаны и ярко-голубая футболка с жёлтым солнцем, в которых он выглядел секс-символом восьмидесятых. Ещё и небрежные кудри, способные любого свести с ума.       Он даже кивком поклон не обозначил.       — Привет, Дри, — сказал негромко, чтобы слова не пробились сквозь музыку. — Заходи, но у меня гости.       К сожалению.       Выпроваживать было невежливо, уходить самому — бестактно.       — Буду рад посидеть с вами, — ответил Адриан. Фабиан сделал приглашающий жест. Они вместе прошли к диванам.       — Здравствуйте, ваше величество, — произнесли, наверное, все.       — Добрый вечер. Не обращайте на меня внимания, продолжайте. Вы замечательно пели.       Гости заулыбались, расслабленно расселись, как и сидели, те, что танцевали, тоже подсели — кто на диваны, кто на пол. Адриан занял место между Фабианом и гитаристом, вгляделся в лица, некоторые показались знакомыми, но он не вспомнил откуда. Дворян не было.       — Ваше величество, позвольте… — подал голос гитарист. — Что для вас сыграть? Есть любимая песня в нашем репертуаре? Понравилось что-нибудь на нашем сете во дворце? Лайза сказала, что вы заходили поблагодарить за выступление.       Теперь Адриан вспомнил его и троих других парней — это были музыканты Лайзы.       — Да, вы хорошо выступали, — кивнул он. С любимыми песнями было сложнее, на ум не приходило ни единой. — Сыграйте про… любовь. — Песни про любовь есть у всех исполнителей. — Что вам самим хочется сыграть вашему королю.       — Давайте «Романтику»? — предложил другой парень. — Она в акустике отлично звучит.       — Эх, знал бы, что лично перед королём сегодня играть, я бы сюда свою барабанную установку притащил, — делано посетовал третий, с бубном. — Такое бы соло выдал!.. Его сиятельство не обмолвился.       — Его сиятельство не знал, — сказал Адриан.       Фабиан молчал, разливая переданный ему «Хеннесси» по всем стаканам. Парни и девчата их разбирали, не отказываясь. Для них было честью и удачей выпить принесённый королём коньяк, чокнуться с ним и запросто посидеть с ним в неформальной обстановке, рассказать что-нибудь и получить ответ. Лайза и музыканты были звёздами, не стеснялись высокого общества, но раньше Адриан не сильно баловал их своей милостью.       Сейчас он слушал, доброжелательно отвечал, но акцентировался на Фабиане — его движениях, взглядах, жестах, обдумывая, гости держали с маркизом иерархическую дистанцию весь вечер или только при нём. Обидно было видеть, что Фабби проводит время с посторонними людьми, что у него появились собственные друзья. Нет, у общительного шута друзей и приятелей было навалом — придворные, однокурсники и много других, но единственным близким всегда был он, его Дри. Если нуждались в компании, они шли друг другу, и никаких людей со стороны.       Фабиан догадывался, конечно, про мучившую его странную ревность, но не пытался сгладить ситуацию. Адриан чувствовал себя загнанным в ловушку, вежливо слушал болтовню, вежливо слушал попсовые песни, хвалил и не мог сделать то, ради чего пришёл, — поговорить с Фабби наедине.              Вдруг, когда всякая надежда иссякла, Фабби сжал его кисть.       — Пойдём?       — Да, — согласился Адриан, даже не спрашивая, куда и зачем. Он готов был следовать за Фабианом хоть в Преисподнюю, лишь бы наконец вдвоём.       Они отставили стаканы на столик и поднялись посреди песни, Фабиан направился к лестнице в глубине гостиной, Адриан точно за ним. Лайза продолжала петь под аккомпанемент гитариста и перкусистов.       На втором этаже было темно, мерцающие отблески поднимались с первого. Угадывались очертания дверей, картин, мебели. Адриан неожиданно понял, что никогда здесь не был. Те несколько редких раз, что он заглядывал в пентхаус с Фабианом, они перемещались чисто по первому этажу, быстро уходили.       Никогда не занимались здесь любовью.       Адриан захотел спросить почему, но как-то неудобно было спрашивать в спину. Да и незачем теперь. У них было много других мест.       Он встрепенулся: а не ведёт ли его сейчас Фабиан в спальню, чтобы исправить то упущение, и сам себя отругал за глупость — внизу ведь люди.       Фабиан привёл его в комнату наподобие гостиной, меньше площадью, всего с одним белым диваном, двумя широкими креслами, телевизором на тумбочке и мягким ковром. В ярком свете верхних ламп, которые он зажёг, помещение выглядело стерильным, как лаборатория. Ночь за панорамными окнами давала иллюзию их непрозрачности. Висела тишина, музыка едва-едва доносилась.       — Располагайся, Дри, — кинул Фабиан и пошёл к телевизору, но включил не его, а прятавшуюся в тумбочке аудиосистему. Заиграл Маккартни. — Извини, что вынудил тебя поторчать с нами.       — Да нет, мне было… — Присевший на диван, Адриан осёкся. Вежливость показалась слишком искусственной, слишком королевской. — Всё нормально, Фаб, — сказал он попроще.       Фабиан кивнул. Он остался возле тумбочки, только повернулся к ней задом и смотрел на него. Пожирал глазами. Произнёс, будто отвлекая себя от этого созерцания:       — Лайза захотела где-нибудь посидеть с друзьями, я пригласил их к себе.       — У тебя с ней… что-нибудь сложилось? — Адриан не знал, какой хочет ответ.       — Нет, — не отрывая взгляда, покачал головой Морелли.       — А если она надеется, что у вас сложится?       — Лайза знает, что моё сердце занято.       — Знает кем?       — Я не кричу об этом налево и направо.       — Прости, — смутился Адриан, — я… — Ревную. — Я не имею права…       Фабиан вздохнул. Дошёл до шкафа в углу, вынул бутылку и стаканы, принёс. Сел рядом на диван, налил. Поставил бутылку на пол. Это был скотч. В алкоголе маркиз постоянно своенравничал.       — Я был сегодня во дворце, — сказал он. — С Шарлем погулял. К фрейлинам забежал. На Рокарди наткнулся. Потом Изабеллу встретил, по коктейлю с ней выпили, поговорили.       Адриан приготовился, что сейчас последуют упрёки в защиту обиженной королевы. Жена обязательно нажаловалась на изменника, в открытую живущего с фаворитом, попросила устыдить и образумить. А если и не просила, то Фабиан сам способен заступиться за выставленную на поругание женскую честь, он всегда оберегал Белль от боли.       Но Фабиан молчал. Не упрекал ни за Изабеллу, ни за Соранти, про участь которого несомненно узнал от Паоло. Его слова превращались в рассказ о проведённом дне, без всяких намёков.       — Почему ко мне не зашёл? — спросил Адриан, когда пауза стала затягиваться.       — Мне сказали, у тебя совещание, а заявление с должности шута я как раз занёс в секретариат, так что не имею больше привилегии входить к тебе без стука.       — Я его ещё не подписал. Даже не видел. Так что имеешь.       — Я просто сомневался, хочешь ли ты меня видеть. Ты ведь не нашёл времени поговорить со мною вчера.       Адриан прикусил язык.       — Извини. Мне… требовалось больше времени на обдумывание, — соврал он.       — Судя по тому, что ты пришёл сейчас, ты обдумал. Что решил?       Ничего.       — Фаб, — Адриан опустил глаза на дно стакана, потом несмело поднял на Фабиана, — я не готов тебя отпустить. Удержать не смогу: у нас открытая страна, запрета на выезд нет, но… Как самого дорогого мне друга прошу — передумай, останься.       Мне столько надо тебе рассказать! Столько всего произошло! Стольким хочется поделиться! Положить голову тебе на колени и рассказывать, рассказывать, глядя то в потолок, то тебе в лицо, пока ты перебираешь мои волосы.       Фабиан смотрел на него своим особенным ясным взором, чуть наклонив голову набок, — пронизывающим, восторженным и влюблённым. Будто не мог насмотреться. Будто пытался постичь.       Он облизал губы, слегка усмехнувшись.       — Дри, я останусь. Всего при одном условии. Ты — мой.       Адриан заморгал, коснулся вдруг разболевшегося лба.       Чёрт! Фабиану не нужны твои россказни, не будет он их слушать, ему нужен ты. Только ты, всегда. И он ждёт ответа на своё условие.       — Прости, — шепнул Адриан.       Он не сможет отказаться от Рауля. Физически не получится этого сделать. И душой прикипел к нему, слишком прочно пустил корни в их связь, пророс в нём каждой клеткой. Как бы ни дорожил Фабианом, Рауль Бьёрди — его бушующее море и тихая гавань.       Морелли оторвал взгляд, взял бутылку, улыбнулся, разливая.       — Я заказал дракона в Китае. Шарлю. Влип, представляешь, с этим обещанием подарить ему убитого дракона. Мелкий, стервец, а всё помнит, затерроризировал меня, почему я дракона не привёз. Я выкрутился, сказал, что ко дню рождения. У нас тут не нашёл ничего подходящего, а в Китае всего полно. Заказал пятиметрового, из какого-то резиноподобного материала, по фоткам почти как настоящий.       Ясно, переходим на нейтральные темы.       — Только пятиметровых драконов во дворце не хватает, — сказал Адриан ворчливо. — Ты избалуешь Шарля.       — Да перестань! Это лишь невинная игрушка. Доставили бы только вовремя. Как почта справится с таким габаритным грузом? Хоть самому за драконом лети.       — Ну, если понадобится, дам тебе свой самолёт, — примирительно улыбнулся Адриан.       — Надеюсь, до этого не дойдёт.       Фабиан опять на него смотрел как на любимого человека. Исследовал, ощупывал, раздевал взглядом. Наверно, сопротивлялся этому, но не мог противостоять. Они сидели рядом, только протяни руку, только наклонись.       Впервые они находились наедине и даже не касались друг друга. Хотя…       Хотели?       Фабиан хотел. А Адриан… он не знал.       Он хотел к Раулю. К Раулю. Подальше от искушения.       Мучила совесть, что не может дать Фабиану желаемого.       — Фаб, мне пора, — засобирался Адриан, отдал недопитый стакан. — Проводи.       Он молил, чтобы Морелли не стал его удерживать, и тот не стал. Прежний Фабиан был покладистым, а новый и подавно. Они спустились на первый уровень, где продолжалась вечеринка. Адриан попрощался, дав всем поцеловать руку. К лифту подошли вдвоём. Вновь между ними засквозило противное отчуждение.       — Прости меня, Фабби, — выговорил Адриан, сглатывая ком в горле. — Прости, я должен был рассказать тебе всё с самого начала. Я виноват. Я не желал испортить наши отношения. Моё сердце всегда открыто для тебя, не говоря уже о дворцовых воротах. Если ты не хочешь быть шутом, я сохраняю все шутовские привилегии за тобой, как за своим единственным другом. Пожалуйста, давай хотя бы до твоего отъезда видеться почаще?       Фабиан потёр лоб.       — Завтра я уезжаю домой в Озру до конца недели, а потом посмотрим.       Он опять ускользал. С этим оставалось только смириться.       — Хорошо. Только аккуратнее на дороге и позвони мне, когда доедешь, ладно?       — Ладно.       — Передавай от меня привет родителям.       — Обязательно.       Больше сказать было нечего. Лифт ждал с разъехавшимися створками.       Адриан протянул руку. Фабиан с некоторым запозданием пожал. Крепко, но молча, без всяких тебе «прощаю».       Что же.       Адриан натянуто улыбнулся и вошёл в лифт.       

***

      В следующий раз Рауль пришёл во дворец с метровым роботом-трансформером на пульте управления. Он двигал всеми конечностями, складывался в грузовик, ездил на нескольких скоростях, мигал лампочками и произносил десяток фраз типа «Как дела, приятель?» и «Враг не пройдёт».       Адриан играл с ним полчаса, катая туда-сюда по Малой тронной зале, врезаясь в антикварные серванты и кресла. Жужжание моторчиков весело разносилось по помещению, колёса стучали по паркету.       — Вообще-то это не для тебя, а для Шарля, — напомнил Рауль. Он развалился на троне и пил третью чашку кофе.       — Я тоже люблю роботов, — капризно откликнулся Адриан. — У Шарля роботов много, а у меня ни одного.       — Всё равно придётся отдать ребёнку.       — Наиграюсь и отдам. У него день рождения только через две недели.       — Это не на день рождения, а просто так. В каталоге нашёл… У меня же теперь много полезных знакомых. Держатель сети магазинов «Счастливое детство» прислал каталог с клубной картой, вот я и выбрал. Мальчишкам должны такие игрушки нравиться.       — Вот я и говорю, что мне нравится, — посмеялся Адриан, трансформируя человекоподобную фигуру в грузовик и обратно лёгким нажатием кнопок. — Я мальчишка. А сынуля теперь спит, десятый сон видит. Завтра подаришь.       — Хорошо-хорошо, как скажешь, мальчишка. Рад, что тебе угодил.       — Да ладно тебе! Как будто тебе самому не интересно поиграть? Отдать тебе пульт?       — Мне интересно наблюдать, как играешь ты, — отмахнулся Рауль, пересаживаясь другим боком, перекидывая длинную ногу через подлокотник трона. — Совсем на короля не похож. Кстати, Адриан, у меня к тебе просьба.       — Говори, — разрешил Адриан, закладывая крутой вираж на грузовике вокруг французской вазы шестнадцатого века.       — Грэйс хочет посмотреть покои принца. Как у него устроено, распланировано, какой дизайн. Она хочет создать такой же интерьер для нашего ребёнка, если ты не против. Искала в интернете, но не нашла.       — Потому что наши личные покои — секретная информация, почти стратегический объект. Фотографировать, снимать видео, выкладывать в общий доступ любые изображения и схемы запрещено в целях безопасности и приватности частной жизни. Но посмотреть, конечно, можно. Повторить дизайн? — Адриан пожал плечами. — Ну повторите. Для твоего ребёнка мне не жалко.       — Спасибо. Тогда завтра вместе с Грэйс и пойду к принцу с подарком. И ещё у меня для тебя хорошая новость. Грэйс собирается в США, по родителям соскучилась. Хочет побыть до Рождества, почти месяц. Я могу на это время во дворец переехать. Найдётся комната?       Адриан забыл про пульт, вскинул голову. Грузовик занесло на повороте, с пластиковым скрежетом ударило об угол постамента мраморной статуи, который его остановил. Рауль даже не заметил несчастья с его презентом, лукаво улыбался, суля все удовольствия мира, покачивал ногой, чашку держал у рта. Адриан хлопал глазами, пытаясь поверить в такую немыслимую удачу: целый месяц рядом, Рауль, который сам предложил переехать к нему.       Вдруг за радостью сработал рациональный ум.       — Ты не боишься, что Грэйс собирается просто сбежать с твоим ребёнком? Опасно выпускать её из Гелдера до родов. Я ей не доверяю.       Рауль сел ровно, чашку отставил. Улыбаться не перестал.       — Я доверяю, Адриан. Она моя жена, я её хорошо знаю. Она не сбежит. Погостит и вернётся.       — Почему ты так уверен? Лучше перестраховаться.       — Потому что… Грэйс… — Рауль заговорщически прищурился, выдерживая дразнящие паузы, — мечтает стать… герцогиней! — Он засмеялся. — Да-да, она мне рассказала про герцогство.       — Вот чёрт, — выдохнул Адриан, закатывая глаза, — и как мне ей доверять, если она разболтала мой сюрприз, ещё нескорый? — Но по сути стало всё равно: Бьёрди сами разберутся, а ему на руку, если американка пропадёт с горизонта. Хоть на месяц, хоть навсегда.       Он бросил пульт в кресло и подскочил к Раулю, завалил на спинку трона, ноги закинул себе на бёдра, вынуждая обвить поясницу, властно поцеловал, распаляясь. Трахнет здесь, чего ждать и куда-то идти? Он король, а ещё никогда не трахался на троне.       — У меня для тебя тоже хорошая новость, — прошептал Адриан, раздевая, — я отпустил Фабби за границу. Он уедет после дня рождения Шарля и вернётся, наверно, не раньше, чем Шарль отметит совершеннолетие.       — Отлично! Я как раз подобрал кандидата в шуты. Твой паж Макс Оффи. Меня шесть человек просили замолвить за них словечко, но я выбрал Макса. Он первым проявил ко мне лояльность и с юмором у него нормально.       — Оффи? — Адриан помнил, как юный паж выслуживался перед новоявленным фаворитом и как собирался поощрить его за это. Но назначать шутом?       — Да, Оффи. Я обещал ему протекцию.       Рауль отвечал в любовном пылу, хрипло и томно. Он был настроен на секс, тёрся и подставлялся под губы, избавляя от рубашки. Для него обещание было выполнимым, а дело уже решённым — ведь король сам предложил подыскать человека. Адриан и не отказывался от своих слов, но…       Услышанное его не устроило. Проблема крылась, конечно, не в юном паже, она была более абстрактной. Шут — не просто комик и балагур, как это кажется со стороны, шут — человек, который поселяется в твоём личном пространстве. Он не просто ввергает в недоумение глав иностранных государств на Европейском совете — он панибратствует с тобой, входит к тебе без доклада, сидит с ногами на твоём столе и спит рядом с твоей кроватью.       Адриан понял, что поспешил искать нового шута, что не готов постоянно видеть рядом с собой случайного человека, будь то Оффи или любой из праздных отпрысков аристократии.       Шутом надо назначать друга. Вот если бы сам Рауль…       Но Рауль залез ему в штаны, обхватил напряжённый член, яро задвигал кулаком и… Адриан решил, что исполнит для Рауля что угодно, лишь бы не прекращал ласкать и жаться.