Фаворит короля

      Адриан отложил рассуждение над катастрофически сложным вопросом и пошёл прочь, безошибочно находя дорогу в коротких коридорах. В административном секторе его сразу встретил Бушеми и Ланшери, ожидавшие его возвращения на креслах в холле. Оба немедленно встали и склонились.       — Позвольте пригласить вас в мой кабинет, сир, — предложил начальник тюрьмы, движением глаз отправляя конвоиров к заключённому.       — Спасибо, я сейчас ухожу, — отказался король. — В какую камеру поместили ларда Бьёрди?       — В стандартную, — ответил Бушеми с уловимой опаской. Между строчек читался вопрос о необходимости перевести в люкс. И он, и Ланшери ждали такого приказа, возможно, обсудили его за чашкой чая. Всех интересовало, как король поступит с фаворитом.       — Хорошо, — сказал Адриан, охлаждая их сомнения. Бушеми и Ланшери переглянулись. Одобрительно, сдерживая радостные улыбки. В них засияла потускневшая было вера в здравомыслие и справедливость монарха.       — Граф дал показания, ваше величество? — спросил Ланшери.       — Да, дал.       — Могу я узнать подробности, чтобы присовокупить к делу?       Адриан посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, понимая, как сильно устал и как помято, должно быть, выглядит, но не смог заставить себя расслабиться, брови сошлись к переносице ещё ближе.       — Многое из того, что сказал граф, — произнёс он, — государственная тайна. Мне надо над этим подумать. Когда приму решение, вызову. Завтра с утра, Ланшери, передавай дела своему заместителю. Как его зовут?       — Филипп Девони, — ответил безопасник. Конечно, он уже знал о подписанном рапорте.       Адриан представлял, о ком идёт речь. Толковый мужчина, выслужился из низов.       — Пусть лард Девони зайдёт ко мне после планёрки, около часа дня.       — Сообщу ему, ваше величество, — поклонился Ланшери. — Благодарю, что милостиво приняли мою отставку. Я не смог уберечь Гелдер и принца и не достоин оставаться в должности. Готов искупить вину.       — Отлично, что это понимаешь, Ланшери. Помогай следствию своим опытом.       — Служу Гелдеру и вашему величеству!       Адриан терпеливо кивнул и продолжил, едва наступила тишина:       — Допросы до моего распоряжения прекратить, дать графу поспать. — Адриан посмотрел на Бушеми, потому что приказы касались и его ведомства. — Принесите ему ужин и воду. Кормить не реже двух раз в день. И не трогать, пока я не приму решение, что с ним делать дальше. Адвоката назначу сам.       Адриан ещё раз посмотрел на одного и второго, убеждаясь, что они не сочли его распоряжения необязательными к исполнению. Глупо было питать иллюзии, что оба мужчины с восторгом приняли гейское увлечение короля и возлюбили фаворита, скорее терпели, а теперь получили законный повод негодовать и свирепствовать, измываясь над государственным преступником. Несомненно, жаждали узнать, что скрывается за словами «государственная тайна».       Впрочем, поблажки заключённому он дал минимальные, а Ланшери и Бушеми не ставили эмоции превыше разума и, естественно, понимали, что в сложившейся ситуации замешаны чувства короля. Видели его боль и растерянность, хотя Адриан пытался их прятать, видели, как тяжело даётся ему горькая правда о человеке, в которого влюблён и который в ответ водил за нос.       К тому же за последние полгода многие подданные поняли, что под горячую руку королю лучше не попадать, Ланшери и так уже лишился доходной должности и не избежит определения степени вины в произошедшем с принцем, вряд ли Бушеми захочет повторить его судьбу.       — Так точно, ваше величество, — поклонились они.       — Проводите меня.       Адриан развернулся и первым направился к выходу. Ему требовался свежий воздух, стены старой тюрьмы давили, он здесь оставлял часть себя. За воротами Колоны действительно стало легче.              Он поехал в клинику, где привычно сменил корону и мантию на стерильные халат и шапочку. Дежурный врач сообщил, что состояние принца стабильно без ухудшений, с маленькими подвижками в лучшую сторону, и что королева уехала двадцать минут назад, проведя с сыном три часа.       В палате Адриан тихо сел возле кровати, взял безвольную ручонку в свою и расплакался от бессилия.       — Я скучаю, сынуля. Пожалуйста, очнись, вернись ко мне. Я хочу взять тебя на руки, прижать и больше никогда-никогда не отпускать. Люблю тебя, мой родной. Прости, что не уберёг. Пожалуйста, вернись ко мне.       Рука была еле тёплой, податливой. Адриан приник к ней губами, потом уткнулся лбом и дал себе выплакаться. Никакая любовная рана не шла в сравнение с болью отца. Виновные понесут наказание, Бьёрди организатор или кто-то другой — они закончат жизнь на плахе.       Излив боль слезами, Адриан выпрямился на стуле, продолжая держать Шарля за руки и мысленно, а иногда шёпотом говорить с ним. Думы утекали к Раулю.       — Кто бы подсказал, верить ему или нет.       Сердце хотело верить любимому, а здравый рассудок верил уликам. Предавший однажды способен предать повторно. Сокрытие шпионажа, расстановка жучков, одобрение «долгосрочных проектов» — почему бы следующим шагом не сделать похищение наследника престола? Рауль стремился подружиться с Шарлем, завоевать его доверие, и у него получилось. Их общение выглядело искренне и мило. Неужели Рауль настолько хороший актёр, что играл совсем без фальши? Единственная придирка, которую мог предъявить ему Адриан, так это стремление перетянуть симпатию принца с Фабиана на себя. Ревность послужила толчком к времяпровождению с Шарлем, но дальше-то общение было непритворно!       Ах да, котёнок как раз с чипом, осмотр покоев накануне похищения…       Что ещё?       Рауль отказывался выдать свою гипотетическую дочь за инфанта. Знал, что Шарля переправят в Америку, и дочь тоже будет расти там, когда они с Грэйс сбегут после похищения? Можно ли этот отказ считать доказательством вины? Что, если он был продиктован совестью, мешающей пусть даже на словах помолвить принца с дочерью предателей? Или Рауль боялся ещё одного гвоздя в крышку своего гроба при разоблачении измены, которого трусливо ожидал.       Рауль мог сам не участвовать в организации похищения, а только покрывать Грэйс, как делал с её работой на ЦРУ. Адриан мог найти оправдание и даже простить его молчание сбору информации, но похищение ребёнка, тем более инфанта, относится к преступлениям другого ранга, молчание равно самому преступлению, страхом за беременную жену не прикроешься.       Но Рауль утверждает, что непричастен даже молчанием!       Но сразу заподозрил Грэйс.       А после одной клятвы безоговорочно поверил в её невиновность.       Блять, как же всё сложно! Как всё зыбко и запутано!       Да, он запутался. Он не Эркюль Пуаро или Шерлок Холмс за вечер распутывать преступления, планировавшиеся несколько месяцев. А они бы первым делом сказали, что нужен мотив — узнаешь мотив, узнаешь и злоумышленника. Мотив до сих пор неизвестен. Отрицая причастность, Рауль его не назвал.       Шантаж с требованием ввести конституцию?       Чересчур грубо и палевно для Америки. Чревато огромным международным резонансом. Рауль прав, иностранное вмешательство действует исподволь, «долгосрочными проектами». Тогда зачем? Не личная же это месть Грэйс или обоих Бьёрди за подпорченную семейную жизнь? А почему бы нет? Один считал себя смертельно оскорблённым за вынужденный гейский секс, вторая грозила отомстить за неверность мужа.       Вдруг американка подставила Рауля?       Нет — она мстительна, но глупа. Хотя насколько хорошо он её знает? Проверять надо все версии.       Завтра. Сейчас мозгу нужен отдых, голова готова взорваться, в ней каша.       Адриан посидел ещё немного возле сына, рассказал сказку, спел колыбельную и поехал во дворец. Несмотря на воскресный вечер там было тихо.       

***

      Утро началось с традиционной церемонии побудки — пора было входить в стандартный ритм. Адриан не выспался: Изабелла прижималась к нему всю ночь и донимали кошмары о здоровье сына и правдивости Рауля. Он заметил, что называет графа по имени и отставляет на задний план распиханные им жучки.       Ещё вчера перед сном осмотрел дверной косяк, над которым крепилось следящее устройство. Место для прослушки и вправду было выбрано нелепее не придумаешь — боковой холл с дублирующими санитарными комнатами. Что там слушать — как смывается унитаз?       Походило на шутку.       Но Рауль плохо ориентировался в покоях и имел мало времени, чтобы разгуливать в поисках подходящей точки.       Голова пухла уже с утра. Адриан старался оградить себя от мыслей, но они дожидались ослабления самоконтроля и лезли, лезли. После завтрака вдвоём Изабелла поехала в клинику, а он отправился на еженедельное понедельничное совещание. Страна хоть сочувствовала его проблемам, но жила обычной жизнью, которую надо было регулировать. Обсуждений накопилось на три с половиной часа.       Возле рабочего кабинета уже ждал Филипп Девони из госбезопасности. Адриан велел ему войти. Пока скидывал на диван жаркую мантию, подданный положил принесённый ноутбук на стул и преклонил колено, смиренно опустил голову.       — Служу Гелдеру и королю! Сир, уверяю вас в своей преданности вам и дому Лаконси.       Один такой тоже уверял…       Адриан протянул руку и получил прикосновение сухих губ. Он не помнил, удостаивался ли Девони раньше такой чести, но сегодняшнюю принял с благоговением простолюдина из провинций.       — Встань, лард Девони, и присядь за стол, у меня много вопросов.       — Я не подведу, ваше величество.       Хорошо бы.       Адриан сел в кресло и повернулся к Девони, наблюдая. Тот занял ближайший стул, развернул ноутбук и кинул ответный уверенный взгляд. Ему было около сорока лет. Подтянутая жилистая фигура, короткая стрижка, серый неброский костюм характеризовали в нём человека дела. Собранная поза говорила, что он чётко представляет лёгшую на его плечи ответственность, а также то, что от проявленного рвения в расследовании зависит его карьера. Глаза-буравчики принадлежали скорее оперативнику, а не человеку, добравшемуся до верхов. Впрочем, он и начинал службу с оперативной работы, а в начальство выбился благодаря дотошности и хорошей результативности. Чем выгодно отличался от обленившегося Ланшери.       Поэтому теплилась надежда.       — Лард Девони, с сегодняшнего дня ты исполняешь обязанности директора службы безопасности королевства. Я читал твоё досье, оно заслуживает уважение. Однако же, и надеюсь, ты это понимаешь, в «американском следе» есть и часть твоего недосмотра. Ланшери отправлен в отставку, а у тебя есть возможность исправить недочёты и вернуть работу службы на достойный уровень.       — Буду рад искупить вину, ваше величество, — поклонился Девони, сохранив лицо бесстрастным.       — Я могу тебе доверять? — Адриан поймал его взгляд и не отпустил, заставляя отвечать, глядя в глаза.       — Полностью, ваше величество, — выдержал испытание Девони.       — Тогда скажи своё мнение о ситуации.       — Как будет угодно, — Филипп кивнул и мазнул по тачпаду. — Моё мнение — ситуация только имеет вид простой, на деле она сложнее. Прежде всего из-за огромного количества белых пятен. Мы их устраним постепенно, но пока цепочка складывается разорванная. К сожалению, по горячим следам преступление раскрыть не удалось, о мотивах похищения принца до сих пор лишь предположения. Подозреваемый взят под стражу на сегодняшний день только один, но и это можно считать везением, ведь граф Бьёрди проходит по делу в числе организаторов, а обычно сначала берут исполнителей и через них выходят на заказчиков.       — То есть ты считаешь, что Бьёрди причастен к похищению?       — Простите за прямолинейность, ваше величество, вы ведь противоположное хотите от меня услышать? Про непричастность Бьёрди?       — Да, скрывать не буду. Думаю, каждый на моём месте хотел бы того же. Однако ещё больше я хочу правды и справедливости. Разрешаю не стесняться в выражениях. Говорите, как есть.       Девони поклонился в знак понятливости.       — Все имеющиеся улики указывают на Бьёрди. Они прямо-таки кричат о Бьёрди. Ему уже можно выносить приговор.       — А тебе не кажется это подозрительным? Будто кто-то развесил сигнальные флажки с именем Бьёрди? Посыпал дорогу к нему хлебными крошками?       — Графа подставили? — Девони задумчиво куснул губу, глянул в ноутбук. — Такая версия существует, да, и я бы с радостью на неё согласился, но… Можно взять под сомнение самолёт, здание, но как опровергнуть чип? Он ведёт к Бьёрди и никому больше. Как опровергнуть следящее устройство в ваших покоях, если Бьёрди сознался в его установке? Граф и его жена наверняка связаны с ЦРУ.       Адриан промолчал. Он-то знал, кто с кем и каким боком связан. Собственные размышления накладывались на доводы начбеза, и картина рисовалась мрачная. Надежда таяла, как снег в тёплой ладони.       — Другое дело, что американцам нет выгоды похищать принца. Их правительство не любит засвечивать своего участия в демократизации нужных стран, действует тихоходными методами, исподволь. Но вдруг Бьёрди решили выслужиться и проявили инициативу?       — Они что, дураки? И держат правительство Америки за идиотов? Оно не возьмётся шантажировать меня ребёнком, даже если им Шарля на блюдечке преподнесут. Оно сразу открестится от такого подарка, как сейчас начнёт открещиваться от чипирования котёнка и вербовки Бьёрди.       — Многое предстоит выяснить, ваше величество. Для этого надо продолжить допрос подозреваемого. Позвольте поинтересоваться, вы приняли решение насчёт сведений, полученных вчера от Бьёрди?       Король помедлил с ответом. Выложить всё и утопить Рауля или частично скрыть правду? У него не было достаточно времени, чтобы плотно поразмыслить над обоими раскладами. Он… Он боялся, что в первом случае пути назад не будет.       — Нет, ещё не принял.       По лицу Девони пробежала тень разочарования.       — Не смею торопить вас, сир, но следствию необходим максимум информации.       — Понимаю. В общих чертах: Бьёрди категорически отрицает причастность к похищению, в установке жучка раскаялся и собирался снять при первой возможности. Про чип не знал, предполагает, что это дело рук его жены: котёнка ему в руки дала она. Она же ездила с котёнком к ветеринару.       Девони слушал внимательно, что-то забил в ноутбук, брови хмурились.       — А жучок графу вручила не она?       — Она, — кивнул Адриан, сознавая, что, если собирается вытаскивать Рауля, подбирать слова надо аккуратно.       — С какой мотивировкой?       Блять, и что ответить? Как ни крути, а Рауль сухим не выйдет.       Умалчивая, Адриан чувствовал себя преступником, мешающим следствию и предающим родину и собственного сына. Тут он хорошо понимал, что заставляло Рауля защищать американку. Любовь.       В нём проснулось раздражение.       — Очевидно же — прослушки меня. Того, сколько раз я за день в туалет хожу. Девони, пусть Рауль поддался на уговоры — молодость, медовый месяц, — пусть подозревал или даже знал о сотрудничестве Грэйс с американской разведкой, мне важнее знать — причастен ли он к похищению Шарля. Выясни мне это. Я хочу знать наверняка.       Потому что от результата зависит, любил ли Рауль на самом деле или с наглостью врал. Зависит, заживёт ли сердце или будет кровоточить до конца.       У безопасника заиграли желваки, но он выдержал напор.       — Понимаю ваше стремление обелить близкого человека…       — Я не его адвокат, — оборвал Адриан. — Бьёрди будет наказан по заслугам. Но тюрьма или плаха — огромная разница. Мне не хочется мучиться кошмарами, отправив человека на смерть с недостатком доказательств.       — Нижайше прошу прощения, ваше величество, — опустил глаза Девони, — не имел цели оскорбить вас. Лишь хотел заверить, что приложу все усилия в поиске правды. Я лично и вверенная мне служба. Если есть доказательства невиновности графа Бьёрди, мы их найдём.       — Я надеюсь на вас, — просветлел Адриан, Девони тут же спустил его с небес на землю:       — Пока же молчание графа уже говорит против него. Но у него есть такое право. Поэтому действуем по стандартной схеме — кропотливым сбором улик. Задействованы больше двух сотен высококвалифицированных специалистов, работают круглосуточно в три смены. Допросы, изучение документов, экспертизы — всё это ведётся. Есть прогресс. Сегодня утром получено заключение, — Девони покопался в ноутбуке, — об игрушечной машине, обнаруженной вместе с принцем… Оно вам вряд ли понравится.       — Почему? — испугался Адриан.       — Это грузовик-трансформер, подаренный принцу графом Бьёрди.       У Адриана похолодели кисти и неприятно потяжелело в животе. Сказать было нечего. Ещё один камень в тонущую лодку Рауля. Только сидят они в ней вместе.       Девони выдержал паузу, давая осмыслить, и продолжил:       — Именно он мелькнул среди коробок и мусора на камере с территории дворца в ночь похищения. Из дворца принца вывезли в кузове этого грузовика, когда прислуга уснула. Внутри найдены частицы пижамы.       — Кузов большой, но… он же всё равно меньше Шарля, — ужаснулся Адриан. — Шарля что, сворачивали?       Девони сочувственно развёл руками.       — Казнить за такое мало, сир, — вздохнул он. — И снова след к Бьёрди.       — Да, — на автомате протянул король. Голова опять шла кругом, подозрения, страхи плясали калейдоскопом. Рауль подарил машину с прицелом на подготавливаемое злодеяние. Они же смеялись, веселясь, как мальчишки, гоняя трансформера по Малой тронной зале… И тогда же Рауль попросил позволения для Грэйс осмотреть покои принца и сказал, что она улетает к родителям. Мог же он не знать про планы демократки?       Из раздумий вывел голос Девони.       — Что-то в деле похищения всё равно не сходится. По доказательной базе всё яснее ясного, признание графа даже не нужно, но всё равно ощущение, что мы что-то упускаем. Но пока преждевременно делать выводы. Задержим исполнителей, и тогда по стандартной схеме расколем их про организаторов. Рано или поздно это случится. Установили двух свидетелей, которые видели возле здания, где держали принца, трёх мужчин и фургон. Даны ориентировки. Надо набраться терпения.       Адриан устало потёр переносицу и глаза.       — Ладно, иди, занимайся работой. Докладывай мне на мобильный обо всём важном. До завтра я приму решение по Бьёрди.       Девони свернул ноутбук, поклонился и ушёл.              Тут же в дверь постучали, и Луис, войдя с разрешения, сообщил, что люди, желавшие аудиенции, отменили запись.       — Все трое посчитали нетактичным загружать вас своими заботами в сложный момент, ваше величество, — объяснил он причину отмены. — Также просили передать, что молятся за здоровье принца Шарля и надеются, что виновные понесут наказание. Подданные переживают за вас, ваше величество. Они вас любят.       — Я благодарен, Луис, — устало отмахнулся король, и он не лукавил. Был благодарен за понимание, за помощь, за вот такую вот незримую поддержку в виде нескольких часов свободного времени. — Пусть передадут этим людям, что я обязательно выслушаю их, когда всё наладится.       — Будет исполнено, ваше величество. Принести вам что-нибудь вкусненькое?       — Нет, спасибо, лучше кофе. Да, ты Фабиана не видел? Он не во дворце?       — Нет, но о вас справлялся его сиятельство виконт Рокарди, хотел встретиться с вами.       — Рокарди? — Адриан прикинул, хочет ли его видеть. — Ладно, пусть зайдёт вечером.       — Оповещу. Про маркиза Морелли справиться?       — Не надо, я ему позвоню. Иди.       Адриан взял смартфон, когда слуга ушёл, и вызвал Фабиана по видеосвязи. Ему нужен был кто-то, с кем можно поделиться проблемами, просто выговориться. Ну и требовалось как-то загладить вину за неосторожно брошенное слово. Фаб спас Шарля, а вместо сближения думает, что его оттолкнули.       Гудки пошли, но через пять или шесть прекратились, и изображение смеющегося шута сменилось на список контактов. Сбросил или сорвалось? Адриан набрал повторно. Прошло два гудка, и снова сброс. В третий раз то же самое.       Что за ерунда? Не хочет отвечать? Что этот Морелли себе позволяет?       Или занят?       При звонках короля никто не может быть занят. Разве что за рулём на автобане.       Ладно, напишет сообщение.       «Фабби, привет. Позвони или сразу приходи».       «Я не пренебрегаю тобой, не выпроваживаю, просто неправильно выразился. Ты же рвался в Касабланку, вот я и подумал, что ты захочешь уехать. Я буду рад, если ты останешься. Прости меня, ты мне дорог».       Сообщения дошли до адресата, но повисли непрочитанными. Адриану некогда было пялиться в экран, Луис принёс кофе, он собирался выпить его и поехать к сыну. Глотая горячий напиток, набрал жене. Она, к счастью, не игнорировала.       — Как наш малыш, милая?       — Без изменений, — всхлипнула Изабелла. — Адриан, я так боюсь! Если он никогда не очнётся?       — Думай о хорошем, Белль. Он сильный, он умница, он обязательно выкарабкается.       — Да, Адриан, да… Я в церкви, я молюсь.       Адриан кивнул, будто Изабелла могла его видеть. Он её понимал. Когда с ребёнком горе, любой ненабожный человек обратится к высшим силам, он и сам беспрестанно молился. Они оба сейчас раздавлены.       — Белль… давай прогуляемся перед сном? Раньше у меня не получится.       — Давай, — немного удивлённо ответила она и добавила: — Я соскучилась по тебе.       — Я тоже, милая. Встретимся в девять в покоях.       Адриан опустил смартфон, чувствуя жгучую тоску. Он скучал, может, не по самой Изабелле, а по тем беззаботным счастливым временам, когда они только начинали строить семью. Оба были юны и, наслушавшись наставлений старших, старались поступать правильно, уважать друг друга, быть образцом. Верили, что у них получится. Страной правил отец, и у них было много времени на прогулки, рестораны, путешествия, на родившегося сыночка. Да и после коронации они не отдалились. Часто занимались сексом, и им это нравилось. Они свои личные интересы положили на алтарь королевского долга, стараясь жертву превратить в удовольствие.       Сейчас Адриана снова тянуло в те времена, он чувствовал потребность поступать правильно.       И понял наконец, как быть с показаниями Бьёрди.              В машине Адриан залез в интернет. На многих порталах висели ориентировки на предполагаемых исполнителей похищения, по весьма размытым приметам — на вид тридцать-тридцать пять лет, рост выше среднего, одеты в чёрные куртки и так далее — под подозрения попадали тысяч двести мужчин. Как эти люди проникли в покои Шарля? Как пустили газ в вентиляцию или куда они его там пускали? Как отключили камеры? Сами или был подельник среди придворных?       Ладно, пусть ответы даёт следствие. Со временем всё выяснится.       Для официальных изданий на раскрытие имени Бьёрди существовал запрет, но шила в мешке утаить не получилось, в комментариях анонимы активно обсуждали его арест. Что удивило Адриана — почти полное отсутствие злорадства в его собственную сторону при огромном потоке негатива в адрес Рауля.       «Бьёрди виновен, ясно же, что он использовал короля. Сжечь его».       «Соблазнение короля было профессиональной обработкой, сами посудите. Наш Адриан по своей воле ни за что не запал бы на мужика, он не больной. Это гипноз, не иначе. Или афродизиаки».       «Или нейролингвистическое программирование».       «Жалко мелкого, держу кулачки за его выздоровление, но теперь у Адриана глаза откроются и, прости господи, стоять только на баб будет. Адриан красавчик, я прямо плакала, когда он в радужные ряды переметнулся».       «Несчастье, конечно, с принцем, но радуйтесь, что Бьёрди быстро показал своё коварное лицо. Если бы он пару лет возле короля ошивался? Прикиньте, сколько бы наворотил тихой сапой? Манипулировал бы королем как хотел, а тот только членом думал, и вот поплатился. Удивительно, что Адриан его за решётку кинул, а не простил как в прошлый раз. Нет, вера в Адриана мной не потеряна».       «У Адриана теперь сердце разбито».       «Сердце склеится, зато отличный урок. Он молодой, но не дурак, маленькую блажь ему простить можно. Пусть только по строгости ублюдка накажет».       «За сына Адриан любого порвёт, не посмотрит, что любовник».       «Не знаю, как дальше будет, но пока Адриан лучший король, чем Робер. ИМХО».       «Согласна. Хотя, признаю, боялась, что он чудить начнёт в угоду своему фавориту. Поговаривали, он однополые браки разрешить хочет».       «Пусть разрешает, лишь бы старое не ломал. А то поддался влиянию американского прихвостня, а эти американцы сразу перемены замутили».       «Да наоборот! Адриан не хотел меняться, поэтому они принца и украли. Вывезли бы в Америку, а оттуда диктовали условия, чтобы Гелдер к рукам прибрать. Вот тогда бы его величеству туго пришлось — сын или власть. Но пусть подавятся теперь, америкосы».       «Адриан выбрал бы не сына и не власть. Адриан выбрал бы свою страну. Ну не продажный он».       «И поиски жёстко организовал, сразу все забегали. Ладно, только бы понял, что похоть до добра не доводит. Она многих мужиков ослепила».       «Да понял он уже, понял, уймитесь. Не мог он противостоять: методики специальные есть, как внушить. Но наш король, похоже, крепкий орешек, раз сбросил с себя гипноз».       «Простите, что не по теме… А правда, что принца Фабиан Морелли нашёл?»       «Да».       «О боже, как круто! Фабиан — моя любовь! Обожаю его! Такой клёвый! Такой обаяха! Так и знала, что он принца найдёт, потому что он самый достойный и благородный, и он настоящий друг короля. У кого-нибудь есть его телефончик?»       «А вот вам и доказательство, что Адриан не гомосек — Фабиан Морелли! Они же с королём столько лет вместе, буквально везде, если по фоткам посмотреть, однако же король в постель его не потащил, не сделал его фаворитом. А ведь Морелли симпатичнее и интереснее Бьёрди. Но у них ничего не было и нет. И других дворян возле него пруд пруди, но он ни с кем. Вот и вывод — король нормальный гетеросексуальный мужчина, а Бьёрди задурил ему голову, чтобы быть при дворе, подсовывать указания америкосов и выкрасть принца».       Адриан бросил читать. Зря и начинал — хаос в голове разросся. Не то чтобы он собирался обращать внимание на разглагольствования скрывающихся за фейками людей, но крупицу истины из их болтовни почерпнул. Они были его подданными, так видели его и страну, в которой жили, работали и создавали семьи. Не прислушиваться к гласу народа — грубейшая ошибка, которая часто приводила королей на эшафот.              В клинике Адриан привычно переоделся, поговорил с лечащим врачом и зашёл в палату. Всё, чего он желал, — забрать Шарля отсюда, услышать его звонкий смех.       — Сынуля, привет, милый.       Адриан улыбнулся, взял безвольную ручонку, боясь сжать сильнее, чем выдержат косточки. Кожа на ней будто стала прозрачнее, ярче выделяются венки и капилляры, кое-где видны поджившие кровяные точки от уколов. Пальчики холодные. Адриан наклонился, поднося ручку ко рту, и подышал на неё.       — Я люблю тебя, милый, я всегда выберу тебя. Просыпайся, прошу тебя. Съедим твоё любимое шоколадное мороженое, покидаем камешки в пруд, я разрешу тебе даже ползать по траве и собирать жуков и всяких червей. Господи, да когда я тебе чего-то не разрешал?.. Я не могу тебе отказать — ты моя жизнь, мой смысл.       У постели Шарля Адриан провёл полтора часа, говорил с ним, пытаясь заметить малейший отклик, но его не было. Не двигались глаза под веками, не трепетали ресницы. Шарль лежал ровно, как большая кукла.       Где принцесса, которая разбудит его поцелуем?       Нет, всё это не смешно.       Пока Адриан доехал до Колоны, накрутил себя. Однако боялся, что даст слабину. И вправду, пока шёл за сотрудником по гулким коридорам с эхом шагов и монотонным гулом люминесцентных ламп, звяканьем ключей, сердце заходилось болью о неправильности и несправедливости происходящего. Он посадил сюда любимого человека, того, кого хотел ласкать, к кому хотел прикасаться. А если Рауль не виноват?       Этим же вопросом он задавался в комнате для свиданий, ожидая, когда приведут подследственного. Развесёлая дворцовая чехарда вдруг превратилась в глубокий беспросветный тоннель. Вместо танцев и покера ходит по больницам и тюрьмам, вместо музыки и вина лезет на стену от отчаяния.       Конвоир ввёл Бьёрди в комнату и, поклонившись, удалился: как и прежде, всем было приказано покинуть крыло. Дверь закрылась, Рауль мазнул взглядом и опустился прямо возле неё на колени, неловко держа равновесие из-за цепи на щиколотках и наручников. На нём была оранжевая роба, вероятно только что надетая — идеально чистая и выглаженная. Волосы расчёсаны, синяки побледнели и поменяли цвет на желтовато-зелёный. Его не трогали сутки, однако отдохнувшим он не выглядел — осунулся, под глазами темнели круги.       — Здравствуйте, ваше величество.       Для Адриана многое в этом мире стало неважно. Он сидел в кресле и смотрел на смиренно склонённую голову, опущенные плечи, вытянутые вниз руки, почти касающиеся друг друга запястьями. Сердце рвалось упасть перед ним, аккуратно огладить скулы, убрать вьющийся локон со лба, поцелуем коснуться губ, потом найти его руку, скользнуть по костяшкам пальцев, переплести, с улыбкой глядя в глаза. Обнять крепко-крепко, шепча, что всё будет хорошо, и…       Проснуться.       Проснуться тем самым утром после дня рождения Шарля, и то, что он видит сейчас — кошмарный сон, навеянный полным мочевым пузырём или тем, что солнце светит в лицо, или что голова Рауля покоится на его руке, передавив её до иголок.       Проснуться тем утром, когда Леон Бьёрди пришёл на аудиенцию с прошением о разрешении на заграничную учёбу сыну, и отказать ему.       — Здравствуй, Рауль, — сказал он спокойно.       — Как себя чувствует его высочество Шарль?       — С какой целью интересуешься? Доведена ли твоя месть до конца?       — Моя совесть чиста! Богом клянусь.       — Молчи.       Бьёрди молчал. Ниже наклонил голову. Согбенная поза была неудобной, спина, вероятно, отсохла. Тяжело было на него смотреть.       Адриан встал, прошёлся с другой стороны стола вдоль окон и сел обратно. Поставил локти на колени, потёр сложенными лодочкой ладонями носогубный треугольник. Убрал руки от лица.       — Рауль, я хочу тебе верить. Хочу, но не могу. Может, ты не виновен, но лучше я буду осторожничать и дуть на воду. Если я ошибаюсь, ты должен меня понять. Я в тупике. Я люблю тебя, и мне невыносимо видеть тебя здесь. Но если я поддамся чувствам, а ты всё это время лгал о своих, боюсь, ты снова попытаешься манипулировать мной. Извини, я буду исходить из того, что ты никогда меня не любил. Мне об этом думать нелегко, но я буду думать именно так.       — Я понимаю, ваше величество. Но я люблю.       Сердце заныло, просило поверить. Адриан мысленно сунул ему кляп. Куснул губу, приводя себя в трезвое состояние.       — Рауль, я много думал над твоими показаниями… И принял решение. Оно тоже далось мне сложно, из-за моей привязанности к тебе. Признаю, я искал для себя причины и оправдания скрыть историю с жучками. При непричастности к похищению Шарля моё молчание здорово смягчит тебе приговор. Один жучок у неиспользуемого туалета — не два десятка по всему дворцу. Суд и я приняли бы во внимание твоё раскаяние — я бы знал, что ты искренне любишь меня.       — Я люблю.       Адриан покачал головой. Продолжил:       — Если я промолчу — уподоблюсь тебе. Изменю родине, скрыв правду. В этом вопросе мы с тобой не Адриан и Рауль, а король и подданный. Чтобы ликвидировать угрозу и обеспечить стране безопасность, нельзя утаивать информацию. Подробности вашего с Грэйс шпионажа будут являться государственной тайной, знать будет ограниченный круг лиц, но сведения помогут контрразведке и следствию, а ты понесёшь ответственность.       — В этом я признаю вину и готов принять наказание. Но в похищении…       — Я даю тебе возможность, — повысив голос, оборвал Адриан, — самому рассказать о ваших преступлениях следствию — это зачтётся. Допрос возобновится после моего ухода, я уже отдал приказ. Если любишь меня, если раскаиваешься и хочешь искупить вину, расскажи всё. Всё. Понадобится — разрешаю затрагивать тему связи со мной. И прошу тебя, Рауль, приказываю — расскажи, кто и почему стоит за похищением. Наёмники, исполнители не так важны — переловим. Вы с Грэйс тоже мелкие сошки, среднее звено… Назови имена главных организаторов, цели. Для чего похищали Шарля?       — Я не знаю! — Рауль зло вскинул голову. — Я не похищал. Адриан, я не похищал! Знал бы, сразу рассказал! Я понимаю, какую важность имеет эта информация, но у меня её нет! Я не организатор, не исполнитель, никто!       Сейчас Адриан еле сдержался, чтобы ему не врезать. Сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони.       — Шарля вынесли из дворца в трансформере, который подарил ты, — сказал он, сохраняя зрительный контакт. Встал, но не чтобы доминировать ростом, а потому, что сидеть было невыносимо, требовалось движение. — Трансформировали в фургон. Шарля согнули в три погибели и запихнули в кузов. Хотя зачем я тебе рассказываю, ты всё знаешь, сам отдавал приказ. Подарил игрушку с умыслом, всё рассчитал? Не бледней мне тут!       Бьёрди действительно побледнел на первых словах. Но непонятно, от страха, что ещё одно его злодеяние раскрыли, или от шока, что преступники воспользовались его подарком. Он смотрел во все глаза, явно потеряв дар речи.       — Чёрт, — бросил Адриан и, стискивая пальцами виски, отошёл к окну. Сердце цеплялось за презумпцию невиновности.       — Это не я, — наконец объяснил своё состояние Рауль. — Это был просто подарок, без умысла. Господи, грузовик метровый, но как… Клянусь, я не похищал! Меня подставили!       — Все улики против тебя. Просто все! С каждым днём больше.       — Вот именно! Говорю же, меня подставили. Неужели этого не видно? Адриан! Да услышь ты меня! Меня подставили!       Адриан в очередной раз сдержал крик. Мольбы Рауль резонировали с его собственными соображениями. Доказательную базу подтачивал червячок сомнений.       Они смотрели друг на друга. Адриан медленно, шажок за шажком приблизился. Теперь Рауль задрал голову. Взгляд был не дерзким, но смелым, с кипевшей готовностью отстаивать свою позицию. Взгляд любящего и любимого.       Адриан хотел презирать, но мог только думать, что у Рауля от твёрдого пола болят коленки.       — У тебя есть доказательства твоей невиновности?       — Нет. Наверно, нет. Как я их найду, сидя здесь? Разве твои следователи не могут их найти? Они же перетряхнули всё моё имущество и документы. Неужели ничего в мою пользу?       — Пока ничего. В документах, в имуществе — ни за, ни против. Подставные фирмы, одноразовые мобильники, десятки серверов…       — Разве я во всём этом разбираюсь?       — Я не знаю. Я мало о тебе знаю. Оказалось, ты разбираешься в жучках.       — Меня подставили с похищением. Кто-то хотел убрать меня от тебя или отомстить.       — Кто? — спросил Адриан совершенно серьёзно, тема стоила обсуждения. — Твои версии? Ты ведь думал? Встань.       Рауль неуклюже поднялся на затёкших ногах. Пошатнулся, звякнув цепью. Адриан не сделал попытки ему помочь. Ждал. Сейчас они были почти одного роста и стояли в двадцати сантиметрах друг от друга. Притяжение было велико. Но не непреодолимо.       — Думал, — сказал Рауль. — Соранти. Он сразу приходит в голову.       — Соранти проверяли, на него нет улик. Думаешь, я не пенял на него? У него не хватило бы времени, чтобы организовать похищение с подставой и тщательно замести свои следы, он лишь недавно вышел из Колоны. Кто ещё?       Рауль молчал несколько секунд — раздумывал не над именем, а над тем, какое впечатление оно произведёт.       — Фабиан Морелли.       Адриан сжал губы. Будто для того, чтобы не выпустить неосторожное согласие. По сути, удар пришёлся в точку, Фабиан тоже был в личном списке подозреваемых, но…       — Фабиан не мог.       Бьёрди не удивился ответу.       — Почему? — спросил он с обидой. Адриан растерянно качнул головой. Он не знал, просто доверял интуиции.       — Фабиан не подлец. У него не поднимется рука.       Рауль кивнул, прикусил губу. Взгляд забегал по стенам, по полу, по скованным рукам, вернулся.       — А у меня, значит, поднимется? Почему ты его защищаешь? Адриан, ты опять с ним?       — Нет, я не с ним. Боюсь, я сейчас ни с кем. Просто у Фабиана тоже не было возможности организовать похищение. Последнюю неделю он находился при мне в Париже. А ты был здесь, причём во дворце. Грэйс так удачно решила улететь домой, чтобы и самой спастись, и тебе поближе к Шарлю подобраться.       — Сейчас каменный век без телефона и интернета? Сам говорил про мобильники и сервера. Морелли два месяца находился в поместье. У него было время! У него единственного был мотив! Выкрадывая Шарля, он мстил сразу тебе и мне! Вспомни, это он нашёл Шарля! Он медик, знал, что колоть, чтобы не насмерть, а только попугать тебя. Устраняя меня, он возвращает тебя. Адриан, ради бога, включи логику.       Адриан закрыл глаза, глубоко вдохнул. Он уже включал эту логику, мысленно выступал обвинителем маркиза, и каждый раз улики против него распадались прессом тяжеловесного аргумента — «В Фабиане нет ни капли фальши».       В человеке, который четыре года скрывает связь с твоей женой.       Но Фабиану ли не знать, как он отходчив, как легко может простить преступления любимому парню? Откуда ему знать, что приговор будет приведён в исполнение? Своей королевской волей он может отпустить Рауля на все четыре стороны прямо сейчас, а вот разоблачённого мерзавца навсегда лишить своей милости.       Нет, Фабиану нет смысла рисковать дружбой и привилегиями.       Адриан оставил просьбу без ответа.       — Кто ещё?       Рауль расстроился ещё больше, глаза покраснели. Он смотрел так, будто это его прямо сейчас предавали. Сдавленно пожал плечами.       — Откуда мне знать? Кто угодно. Меня многие ненавидели с тех пор, как я лёг под тебя на свадьбе, а с тех пор, как мы объявили об отношениях, — все подряд. Но я не жалею, мне всё это дорого… Адриан, поверь, я… я не пытаюсь избежать смерти, — голос пропитался слезами, — у меня достаточно чести ответить за проступки… но я хочу, чтобы ты верил мне… снова поверил в мою любовь. Конечно, лард Морелли любил тебя дольше и лучше оберегал репутацию, но мне пришлось пожертвовать большим ради отношений с тобой. Он уже был геем, а я им стал. Я преодолел себя, потому что ты был мне необходим. Я верен тебе и душой, и телом. Пожалуйста, не сомневайся во мне, не держи внутри эту боль — я люблю тебя. Мне будет тяжело уходить с мыслью, что ты считаешь себя обманутым мной.       Господи… Господи… Дай ума отделить зёрна от плевел. Говорит Рауль искренне или играет на чувствах?       Хочется верить, что искренне. Хочется. До невозможного хочется. Но нельзя. Нельзя дать чувствам взять верх над рациональностью.       Руки сами потянулись и обняли за лицо, очертили большими пальцами дуги по скулам. Адриан смотрел то в затравленные глаза, то на близкие влекущие губы.       — Рауль, милый… Дай мне хоть одно доказательство непричастности, и я сохраню тебе жизнь. Сегодня пришлю адвоката, он поможет разобраться в обвинении и выстроит защиту. Ты получишь долгий тюремный срок, но я всегда буду рядом. Жучки были до «нас», я понимаю твоё предательство. Я сделаю всё возможное для выяснения истины. Против тебя много улик, но они опосредованы, свидетельских показаний нет. Арестуют отребье, посмевшее пойти против меня, и уж они-то назовут имена организаторов.       Кожа под ладонями пылала, в глазах Рауля затеплилась надежда, из правого скатилась крупная слезинка, разлилась под пальцами. Губы задрожали.       — Спасибо, Адриан. Ты всегда великодушен ко мне… Я не… не хочу умирать. Мне двадцать пять, и я только нашёл своё счастье… Прости меня за ошибки… я люблю тебя.       Слёзы посыпались градом. Бьёрди пытался их сдержать — прикусывал губы, жмурился, — но они катились. Прямо Адриану под ладони. Причиняя жгучую боль. Не рукам, а сердцу. Будто поливали его серной кислотой.       Поцеловать, утешить, увести с собой, дать забыться в объятиях.       Адриан волевым усилием отнял руки и направился прочь из кабинета. Нельзя снова дать себя одурачить.              В административном секторе к его приходу собрались начальник тюрьмы Тобиас Бушеми, временный директор госбезопасности Филипп Девони и получивший отставку Стив Ланшери. Назначенные проводить допрос два следователя топтались в сторонке.       — Начинайте, — распорядился на их счёт Адриан, обращаясь к Девони. — Я принял решение насчёт вчерашних показаний Бьёрди, но даю ему шанс рассказать самому с большими подробностями. Заупрямится, тогда расскажу я. Всё сказанное Бьёрди — абсолютный уровень секретности.       — Да, ваше величество, — поклонился Девони. Его спутники сгорали от любопытства, им посвящение в государственные тайны не полагалось.       — Ещё… — сказал король. — Девони, организуй повторную проверку виконта Соранти и м…       Адриан замолчал.       — Кого, ваше величество? — выждав вежливые полминуты, уточнил Девони.       — Нет, никого, — решил Адриан. — Проверьте виконта, а потом видно будет.       Да, так и поступит. Проверит по одному. Если Соранти разоблачат, тогда и выказывать недоверия Фабиану не придётся. Фабби и так обижен, а ведь он спас Шарля.       Да-да, нашёл, сразу, как приехал.       У Фабиана есть серьёзный мотив. Но он бессмысленен без уверенности, что сфабрикованные улики избавят его от соперника.       Лучших друзей не обвиняют.