Фаворит короля

Слэш
NC-21
Завершён
1228
автор
Размер:
560 страниц, 45 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1228 Нравится 2037 Отзывы 513 В сборник Скачать

Высшая мера

Настройки текста
      Суд продолжался шестой день. После аудиенций, которые возобновил еще в прошлую среду, Адриан расположился в рабочем кабинете, закурив, смотрел трансляцию в записи на новостном канале. Она была не полной — заседания проходили в закрытом формате из-за необходимости сохранять государственную тайну, журналистов пускали лишь на отдельные моменты, да и то их записи потом проверяла и нещадно резала госбезопасность.       В зале он не присутствовал ни разу, боясь то ли разгневаться сильнее, то ли расчувствоваться и простить. Выбрал позицию отстранённости. Довольствовался отчётами и вот такими вот отфильтрованными для населения роликами.       — Сегодня рассмотрены последние материалы дела, — сообщил серьёзный репортёр, стоя на фоне отделанного гранитными плитами здания суда. — Обвинитель произнёс заключительную речь, требуя для подсудимого высшей меры наказания — смертной казни путём обезглавливания. В последнем слове граф Рауль Бьёрди вину признал частично.       Картинка на экране сменилась. Показали общий план зала заседаний без зрителей, затем оператор средним планом взял клетку. Рауль стоял в ней боком к камере, передом к судьям и присяжным. На нём были строгий серый костюм и белая рубаха с галстуком, русые волосы лежали на плечах, заметно отросшие с лета, лицо было выбрито, ни одного кровоподтёка. К заседаниям его готовили как следует.       — …В этом вину признаю и раскаиваюсь, — фраза была обрезана, — а похищения я не совершал. Не организовывал, не участвовал, не знал о его подготовке ничего. Если бы знал, немедленно сообщил бы королю. Я предан его величеству и дому Лаконси…       В кадре снова возникли журналист и здание суда.       — Внемлют ли присяжные подсудимому, ведь его признания в части преступлений, скрытых за грифом «совершенно секретно», уже противоречат его заверениям в верности короне. Присяжные уже удалились в помещение для обсуждения и пробудут там, пока не придут к согласию. Не исключено, что вынесение вердикта займёт несколько дней. Рекорд был поставлен семь лет назад, когда обсуждение длилось…       Раздался стук в дверь.       — Да!       Вошёл Луис, поклонился.       — Ваше величество, её величество Беатрис просит принять.       Адриан нахмурился. Визит матери, которая до этого общалась только по телефону, ничего позитивного не предвещал.       — Она уже здесь? — спросил он, надеясь, что мать только справилась, когда ей подойти.       — Да, ожидает.       — Зови через минуту. И принеси нам кофе. Королеве — со сливками.       — Знаю её предпочтения, — сказал Луис и ушёл. Адриан быстро затушил окурок и отнёс пепельницу на дальний стол, открыл форточку, но меры, конечно, были бесполезны — сигаретная дымка висела в воздухе вместе с запахом.       Адриан вернулся за стол.       — …Тем не менее палач избирается каждые десять лет путём компьютерного отбора, — вещал уже другой корреспондент. — Специальная программа отбирает кандидатов среди мужского населения в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет, обладающих физической силой, моральной устойчивостью и набором других качеств. Действующий палач был назначен три с половиной года назад…       В открытую дежурным гвардейцем дверь, мягко улыбаясь, вошла элегантная королева-мать. Повела носом и после покачала головой.       — Куришь? Я думала, ты избавился от этой пагубной привычки ещё в университете.       — Я редко, мам. Здравствуй. — Адриан поднялся навстречу, поцеловал руку, потом в щёку. Подвёл к креслу, вернулся в своё. — Ты ведь не за курение ругать пришла?       Беатрис подняла кончики неярко накрашенных губ и перевела взгляд на монитор.       — …Палач обладает неприкосновенностью на весь период нахождения в должности, а в случае реального исполнения обязанностей — пожизненно. Ведомство, курирующее заплечных дел мастера и организующее его работу, в настоящее время сокращено до трёх человек и относится к полиции. Атрибуты, необходимые для казни, хранятся ещё с восемнадцатого века. Полутораметровый обоюдоострый меч выкован…       — Ну хватит, — Адриан остановил ролик и свернул вкладку. Повернулся к матери.       — Просто пришла тебя увидеть, — ответила Беатрис. — Ну и спросить тоже.       Луис незаметной тенью принёс кофе.       — О чём? Мне не понравится?       — О том, как ты себя чувствуешь. У тебя круги под глазами. Изабелла сказала, ты почти не спишь.       — Думаю о Шарле, — не стал отрицать Адриан, мотнул головой, подпёр её рукой. — Ему то лучше, то хуже, а в конечном итоге ничего. Уже не могу смотреть на него такого, мне страшно. Я провожу с ним по два часа в день и, наверное, я бы жил там, в палате, если бы меня не выгоняли. Мне кажется, я уйду, и с ним что-нибудь случится… Я считал себя всесильным, а теперь понял, что моя власть ни на что не годится, раз я не могу спасти собственного ребёнка.       — Не кори себя, Адриан, все мы под богом ходим. Он не допустит, чтобы пострадало безвинное дитя.       — Я надеюсь. Распорядился пригласить к нему лучших европейских врачей. Дай бог, они что-нибудь придумают. Если нет, тогда я сойду с ума.       — Придумают, обязательно придумают. В Гелдере хорошая медицина, но, ты прав, надо использовать все способы и ресурсы. Когда они соберутся?       Адриан открыл календарь на мониторе.       — Так… сегодня пятница, третье декабря… Вот с понедельника, с шестого, начнут прилетать, у всех там свои загруженные графики. Двое будут по интернету консультировать, но я настаиваю на личном присутствии.       — Шарля вылечат, — поддержала мать, — бедный мой малыш не заслужил страданий, я молюсь за него. Молюсь, чтобы тех, кто не пожалел моего внука, постигло наказание. Адриан… ты же не собираешься помиловать Бьёрди?       Адриан вскинул голову. А вот это уже тот разговор, который он ожидал. Мать теперь смотрела жёстче, поэтому и он закрылся панцирем.       — Тебя опять вельможи подослали?       — Попросили с тобой поговорить, — поправила мать, не юля. — Мы ведь тоже переживаем. Смотрим новости из суда, обсуждаем по-стариковски. Многие опасаются, что преступник уйдёт безнаказанным из-за твоих чувств.       — Это кто сомневается в моей компетентности? Имена.       Беатрис снисходительно улыбнулась его монаршему гневу.       — Я и вельможи, «которые меня подослали», лишь выражаем чаяния большинства старой закостенелой аристократии и милостиво уповаем на ваше понимание, сир. Мы молчали, когда вы простили зарвавшегося юнца, посмевшего оскорбить вас, смирились, когда вы уложили его в свою постель, подавая молодёжи пример порока и разврата, но мы взволнованы теперь, потому что похищение инфанта — это покушение на самою королевскую власть, на государственность. Мы нуждаемся в успокоении, ваше величество. Преступник должен быть казнён в назидание другим.       Мать была, как всегда, дипломатична, но требовательна, а Адриан давно предполагал, что главы влиятельных родов, застрявшие в прошлом веке, доведут до его сведения своё мнение. Его учили считаться со знатью. И тоже быть дипломатичным.       Он вздохнул, покрутившись в кресле.       — Откуда у тебя столько кровожадности, мам?       — Прости, дорогой, — мать протянула руку и коснулась его пальцев, погладила тыльную сторону ладони. — Но этого разговора не было бы, если бы ты иногда прислушивался к моим советам. Я предупреждала, что добром твоя прихоть не кончится, и вот посмотри, к чему она привела — Шарль в коме. Бьёрди — он и она — уже одурачили тебя, не дай и дальше делать себя марионеткой. Сынок, я могу понять, что ты чувствуешь — любовь ищет оправдания, — но, пожалуйста, прислушайся к голосу разума.       Нет, никто не мог понять, что он чувствует, и даже приблизительно представить это.       Раздрай. Вселенскую пустоту.       Его душа изодрана в лоскуты.       — Этот парень тебя использовал, — продолжила мать, — ты мог бы больше никогда не увидеть сына. Не верь его раскаянию, он за решёткой только потому, что наша полиция провалила его план. Уехал бы из страны и смеялся бы над всеми нами со своей девкой. А дельцы из американского правительства вертели бы тобой с помощью Шарля. Они нашли бы способ обставить шантаж без огласки, у них там умников в достатке, весь мир под себя подмяли, у них это на поток поставлено.       Адриан не стал спрашивать, откуда у неё такая осведомлённость, смысл обличений лежал на поверхности. Крупица истины тут была, а может, и целый воз крупиц.       Он принял королевскую осанку.       — Передай вельможам — я не размяк. Я не поставлю личные чувства превыше интересов государства. Как видишь, невзирая на болезнь Шарля, я полностью вернулся к обязанностям, даже приказал не переносить свадьбы в ближайшие выходные. Что касается судьбы графа Бьёрди — её определяет суд, а не я. Надеюсь, никто из герцогов не сомневается в объективности и неподкупности председательствующего судьи Грентли?       Беатрис качнула головой:       — Конечно, нет.       — Я завизирую любой приговор, который вынесет суд. Я не меньше других хочу, чтобы преступник был наказан по заслугам. Бьёрди мне лгал, он недостоин моего снисхождения. А для тебя, мам, скажу, что хотел бы повернуть время вспять. Прости меня, что не слушал, ты была права.       — Ты справишься, мой мальчик, — мать встала и приблизилась, обняла, погладила по шее, волосам, сдвигая корону. — Ты забудешь этого неприятного парня. Ошибки бывают у всех. Рада, что вы с Изабеллой решили родить второго ребёнка, он поможет вам снова стать ближе друг другу. Ты нормальный мужчина, дорогой, тебя просто профессионально обработали.       — Я не хочу об этом говорить, мам, — выпутался из её рук Адриан, поправил корону. Беатрис улыбнулась, присела в реверансе.       — Тогда я пойду с вашего позволения, не буду отвлекать. Спасибо за кофе.       Адриан свой так и не выпил. Когда королева ушла, вызвал Луиса, чтобы убрал, и через секретаря велел явиться Филиппу Девони.              Исполняющий обязанности директор госбеза прибыл через полчаса, как всегда, с ноутбуком. Занял место за столом.       — Меня интересует, как продвигается дело Грэйс Бьёрди.       — Улики против графини во многом идентичны уликам против её мужа. Во многом обвинение строится как раз на его показаниях. Рауль Бьёрди тут, надо признать, здорово облегчил задачу, сдав жену. Испугался или, может, это было частью их плана… Хотя я предполагал, что он из благородства возьмёт всю вину на себя — и шпионаж, и жучки, и даже несчастного котёнка с другими двумя чипированными животными из приюта. Удивительно, что он этого не сделал.       — Взял бы, если бы Грэйс оставалась в нашей власти, — предположил Адриан. — Есть подвижки по её возвращению? Последний раз мне докладывали три дня назад, что-нибудь изменилось?       — Это не в моей юрисдикции, но мы обмениваемся информацией с дипломатами… Как раз сегодня Америка официально подтвердила, что не выдаст свою гражданку. ЦРУ, как вы знаете, отрицает её вербовку, а значит, наши претензии на их взгляд не обоснованы.       — Так обоснуйте! Инициируйте заочный суд.       — Инициируем, ваше величество, — заверил Девони, записывая поручение в ноутбук. — Преступления тяжкие, как только лади Бьёрди ступит на землю Гелдера, будет взята под стражу. Только… она прекрасно это знает, поэтому никогда не ступит.       — И что, в вашем ведомстве не придумают способов, как вернуть её принудительно, в обход американских властей?       Девони понимающе улыбнулся.       — Найдут, ваше величество. Но не сейчас. Сейчас графиню наверняка охраняют, опасаясь действий с нашей стороны. Да и за всеми прибывающими на территорию США гелдерцами теперь усилили контроль. Надо ждать. Позже, когда напряжение ослабнет, когда Америка решит, что мы забыли, и забудет сама, тогда мы и подберёмся к похитительнице детей. Обходными путями, используя свою агентуру с гражданством других стран. Года-двух для старта операции, думаю, будет достаточно.       — Отлично, подождём, — одобрил Адриан. — А пока информируйте Америку, как проходит суд над графом. Пусть Грэйс знает, на что обрекла отца своего ребёнка и что уготовано ей самой. Пусть знает, что справедливость в Гелдере торжествует.       — Конечно, ваше величество, информация регулярно направляется.       Адриан молчал, постукивая пальцами по столу. Поднял голову.       — Всё-таки заговор внешний?       — Доказательств обратного найти не удалось. Все люди, у которых был даже самый несущественный мотив, все, на кого вы, сир, просили особо обратить внимание, проверку прошли. На Бьёрди: работа на ЦРУ, установка подслушивающих устройств, котёнок, беспрепятственный доступ в покои принца и во дворец в целом, грузовик-трансформер, самолёт в Даллас, здание фирмы, записка и показания наёмников, побег графини из страны. Это только основные пункты.       Адриан куснул губу. Кивнул, соглашаясь с очевидным вагоном доказательств.       — Грэйс могла использовать Рауля вслепую. Наговорить, обмануть. Он мог быть для неё лишь средством достижения цели, мог не знать и половины затеянного американцами. Неизвестно, как давно шла подготовка и каков сценарий. Рауль мог думать, что Грэйс раскрылась перед ним полностью, а на деле его умело водили за нос, манипулируя от и до.       — Граф Бьёрди не ребёнок, ваше величество. Ему не восемь лет, чтобы не осознавать последствия поступков. Он знал, на что шёл. Имея сведения о преступных посягательствах, любой подданный обязан сообщить в правоохранительные органы, а Бьёрди тем более мог обращаться напрямую к вашему величеству.       В улыбке Девони лишь слегка обозначалась снисходительность, неприменимая к королю. Малозаметная, но она была. Её вызывал такой же едва ощутимый подтекст — король находится под чарами любовника. В воздухе густо витало любопытство — хватит ли у короля духу смириться с виновностью любовника и подписать указ о казни. Девони был деловым серьёзным человеком, не поддавался эмоциям и контролировал лицо, однако общее поветрие коснулось и его. Возможно, за сдержанным взглядом он даже представлял богопротивные утехи своего государя с развращённым графом.       Поскольку вслух всё было в рамках этикета, Адриан прощал неизбежный интерес к теме их с Раулем отношений.       — Допросы продолжаются? Граф сказал что-нибудь полезное?       — Молчит. Совсем молчит. Каждый день просит о встрече с вашим величеством.       Адриан знал о просьбах, но ему не о чем было говорить с человеком, едва не убившим его сына.       — Я отказываю… Продолжайте допросы, разговорите любыми путями. В понедельник доложишь промежуточные результаты служебных проверок. Если в Гелдере обнаружится ещё хоть один разгуливающий на свободе шпион, головой ответишь ты. Иди.       Девони не испугался — поднялся из-за стола уверенный в своих профессиональных качествах. Для Адриана его спокойствие означало, что следствие работает на совесть. Другими словами, похищение организовали Бьёрди.              Оставшись в одиночестве, Адриан выкурил ещё одну сигарету. Потом вторую. Не смотрел ни в компьютер, ни в смартфон — думал. О том, почему повёлся на лживую страсть Рауля. Нет, красавчик граф его не совращал, не навязывал своё тело любыми путями. Адриан отдавал себе отчёт, что сам был инициатором отношений и добивался их на грани принуждения, но почему он так легко поверил, когда ярый гомофоб сдался и проявлял рвение, подкладывая себя едва ли не каждый день?       Почему не насторожился, Бьёрди ведь не был образцовым подданным?       Глаза застила влюблённость? Желание секса притупляло бдительность? Профессиональная обработка по методике спецслужб?       Или ты просто дурак, твоё величество?       Умеешь думать только членом — так пожинай плоды.       Грэйс ещё эта, которая неожиданно воспылала любовью к Гелдеру и придворной жизни…       Пока ты млел в оргазме, у тебя украли самое дорогое. Трон уведут из-под носа — тоже не заметишь.       Адриан кинул окурок в пепельницу, дошёл до бара и запил табачную горечь коньяком. На часах была половина пятого — время спортивных занятий, которые он с самого похищения забросил, но сегодня организм требовал снять стресс физическими нагрузками. Для пробежек на стадионе погода была холодной и сырой, накрапывал дождь, Адриан направился в крытый спортивный комплекс, размещавшийся в отдельном здании на территории дворца.       К нему присоединились дворяне, обрадованные возможностью вновь поразмяться с королём. Однако они не учли отсутствие у него настроения общаться. Разогревшись несколькими упражнениями, Адриан позвал на легкоатлетические дорожки только Рокарди. Остальные бегали в отдалении.       — Сир, вы в спортзале, значит ли это, что его высочеству лучше? — спросил Паоло на старте.       — Нет, — буркнул Адриан, вырываясь вперёд.       — Ох, простите, сир, — догнал Паоло, побежал вровень. — Виновных накажут. Смотрю суд в дневных выпусках, похоже, через пару дней вынесут приговор. Смертный, даже не сомневаюсь. Такие, как Бьёрди и его девка, по земле ходить не должны за сделанное. Бьёрди наглец. Притворялся паинькой, исправился, мол, а сам глянь что устроил… Обманул вас и весь двор, Тео до опалы довёл, Гульфика выжил. Вы подпишете приговор, ваше величество, или амнистируете?       — Подпишу.       — А Гульфика ко двору вернёте?       — Если захочет.       — Захочет. Когда Бьёрди казнят, сразу прискачет. Место возле вас он считает своим законным. Из первых рядов казнь наблюдать будет. А я не пойду, если можно, меня от расчленёнки выворачивает. Жаль вам, ваше величество, присутствовать обязательно. Но, наверно, приятно испачкаться в крови поверженного врага? Читал, ваш прадед ещё и ногой голову капрала пнул…       Специально доканывает?       — Замолчи.       Адриан сделал рывок и опередил виконта на десяток метров, побежал, не видя ничего вокруг, глаза застлала пелена, потом и тело стало неповоротливо тяжёлым, и он остановился, мотая головой, согнулся, ладонями упёрся в колени. Мутило.       — Сир, что с вами? — догнал Рокарди, зашёл спереди. — Сир! Врача? Эй, врача! — крикнул он заметившим происшествие дворянам, некоторые спешили к ним, другие ещё стояли в растерянности. — Воды королю!       Мгновенно и принесли воды в бутылке, и позвонили на дежурный пост.       Адриан воду не принял. Не меняя позы, дал отмашку всем уйти.       — Я в порядке, спасибо.       Рокарди остался. Взял за плечи, поднял, всматриваясь в лицо. От него не укрылось замученное выражение, как бы Адриан не пытался его стереть.       — Сир, что случилось? Господи, это же не из-за меня? Простите! Адриан, прости, я дурак. Ты его любишь? Я не подумал, что ты можешь до сих пор его любить после всего.       Адриан молчал — возник какой-то блок на разговоры, откровенность. Паоло мягко трепал его за плечи, стараясь утешить, преданно смотрел в глаза, просил понимания.       — Помилуй его… Если любишь Бьёрди — помилуй. Ты же себе не простишь никогда, до конца жизни. Отпусти его, пусть живёт.       Как же хотелось так и сделать! Облегчить свою совесть, перестать терзаться!       — Не могу, — выдавил Адриан.       — Почему не можешь? Ты король, помиловать — в твоей власти. Наплюй на всех и, если любишь, освободи. Твои мотивы не подлежат обсуждению, ты закон.       — Если бы всё было так просто.       — А что сложного? На твоём месте я бы поступил именно так.       — На моём месте ты бы поступал как глава государства и лидер, — огрызнулся Адриан, выпутался из рук, направился через волейбольную площадку к раздевалке. Паоло увязался за ним.       — Адриан, ты его любишь.       Адриан остановился, резко развернулся, сталкиваясь лицом к лицу, сжал кулаки.       — Бьёрди похитил моего сына. Мой сын угасает — ты это понимаешь? Кого я должен прощать? За что? Заведи своих детей, тогда поймёшь. Я король и отец, а моя любовь… что от неё проку, если меня не любили?       Он пошёл дальше, но Паоло преградил путь. Протянул руки, хотя коснуться не посмел.       — Адриан, ты сильный, ты всё преодолеешь. Всё образуется. Шарль обязательно очнётся, Бьёрди ответит за ложь и измену. Надо жить дальше. Жить как раньше. Ты, я, Тео, Гульфик. Мы поможем тебе. Поможем забыть этот ужас. Позволь Тео вернуться ко двору. Пожалуйста. Он беспокоится за тебя, хочет поддержать делом. Прости его. Он ведь правильно выступил против Бьёрди.       Расчувствовавшийся было Адриан посуровел.       — Тео выступил против меня. Вход во дворец ему запрещён, и тема на этом закрыта. Извини, Паоло.       Адриан обогнул его и, позвав пажей, ушёл в раздевалку. Примчавшегося врача отправил обратно.       Остаток дня провёл в покоях с книгой, «Кристиной» Кинга. Ни телевизор не включал, ни в интернет не заходил — там все новости и передачи прямо или опосредованно крутились возле похищения, суда, истории казней.       На следующий день, в субботу, на свадьбе второго сына герцога Альметти он исполнил традицию брачной ночи. В буквальном смысле. Сначала собирался по обыкновению сфальсифицировать, но на подготовку спектакля, комплименты за бокалами вина не было никаких моральных сил, да и ради чего теперь разыгрывать комедию? Невеста была из простолюдинок, двадцати лет от роду, миленькая, терялась в его присутствии, правда, хоть девственности заранее лишилась. Адриан трахнул её, проявляя галантность, но без долгих прелюдий, механически. Не получил ни грана удовольствия.       

***

      Вердикт присяжные огласили во вторник утром, приговор судьи вынесли к четырём дня. Адриан на заседаниях не был — находился в клинике с иностранными врачами. Они осматривали маленького пациента, изучали историю болезни, проводили какие-то тесты и обменивались мнением, в основном на своих языках. Адриан знал английский, испанский и французский, понимал немецкий и итальянский, но все из них не до такой степени, что разбирать специфические медицинские термины. Переводчики работали, но медицинские термины оставались медицинскими терминами. У Фабиана они не вызвали бы затруднений, однако его тут не было, а Изабелла от каждого следующего определения бледнела всё сильнее, принимая за страшный диагноз.       Лучше читалось по лицам и интонациям — и Адриан тоже бледнел.       Главврач Марк Шинли пояснил им с Изабеллой, что зарубежные доктора дали рекомендации, а в целом сходятся в выводах с гелдерскими коллегами — то есть чуда здесь и сейчас не произойдёт. Возможно, не произойдёт и в ближайшие месяцы.       Когда консилиум закончился, Изабелла осталась с сыном, а Адриан, зайдя к нему в палату на десять минут, уехал домой в дурном настроении. На улице уже стемнело, ему казалось, что это на его жизнь опустилась тьма, свет фар, фонарей, вывесок, окон, рождественских гирлянд сливался в мутное желтое пятно от наворачивающихся на глаза слёз.       Шарль.       Сынуля.       Что же с тобой сотворили?       За что?       За что?!       Сволочи.       Про то, что вердикт «виновен» и приговор по совокупности преступлений «смертная казнь», Адриан узнал, едва переступил порог дворца. Об участи Бьёрди говорили слуги, охрана, придворные. Говорили вслух, а не шептались. Правда, завидев сюзерена, умолкали и прятали любопытство за поклонами и реверансами, возгласами «Да здравствует Адриан Третий!». С момента ареста графа многие уверились, что король выкинул фаворита из сердца, но споры ещё ходили.       Адриан отдал пажам пальто и сразу направился в кабинет.       Виновен.       Виновен.       Виновен.       Виновен в том, что маленький мальчик, наследник престола, его до дрожи любимый сын тает день ото дня и все врачи мира не в силах ему помочь.       Двенадцать присяжных после трех дней обсуждения назвали Бьёрди похитителем. Единогласно. Не поверили его жалким оправданиям про непричастность. И лучший в королевстве адвокат не сумел доказать его слов.       Жалости не осталось, ни капли. Хватит жалеть, хватит цепляться за глупые надежды. Сын и так пострадал от того, что долгое время отец был слепцом и воспринимал жизнь исключительно членом.       У кабинета дежурил Луис. Адриан приказал ему вызвать секретаря и скрылся в спасительном уединении. Включил свет, завесил плотными шторами окна, кинул на диван пиджак. Подошёл к бару, собираясь напиться, но решил, что хочет подписать приговор лжецу и изменнику на трезвую голову.       Постучав, вошёл Матье Аранни. Поклонился, опасливо прощупывая настроение короля.       — Что угодно вашему величеству?       — Когда пришлют документы из суда, сразу неси мне на подпись.       — Они уже готовы, ваше величество, — с похвальным энтузиазмом доложил Аранни. Месяц назад он с таким же рвением стремился услужить фавориту. Однако в сговоре их не уличили.       — Неси, — приказал Адриан. — И пусть мне сварят кофе. Крепкий.       Секретарь ушёл, а он глянул в зеркало на своё замученное лицо, на тонкий обруч короны — символ своей власти и сел за стол. Скоро Рождество, время волшебства, ёлок и подарков, но что-то как-то нерадостно.              Луис и Аранни пришли одновременно. Секретарь подал белую пластиковую папку с листами, слуга поставил чашку на блюдце на край стола, оставляя место под принесённые документы.       — Позвольте поинтересоваться, ваше величество, — поклонился Луис, — может быть, накапать вам успокоительного?       — Я спокоен, — ответил король тоном, от которого слуга мгновенно ретировался. Матье покинул кабинет ещё раньше.       Адриан отпил кофе и открыл папку. Никакого замирания сердца. Никакого содрогания. Он спокоен. Он вершит справедливость. Воздаёт по заслугам. Визирует то, что решили представители общества и судьи.       Приговор занимал двенадцать страниц. Витиеватый юридический язык, но в нём Адриан разбирался гораздо лучше, чем в медицине. Юриспруденция входила в его базовое образование. Статья за государственную измену. Статья за шпионаж. Статья за посягательство на жизнь и свободу члена королевской семьи. Статья за похищение человека. Статья за укрывательство тяжких преступлений. Статья, статья, статья. И по каждому пункту — «признать виновным».       «Приговаривается к высшей мере наказания — публичной казни путём обезглавливания. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».       Отменить его может только король, не подписав. После того, как подпишет, откатить назад не сможет даже он — ещё один восходящий к прадедам закон. Его издал Альберт Третий в середине позапрошлого века, когда испугался дать слабину и помиловать своего оказавшегося маньяком соратника. С тех пор закон не пригождался — не было соблазна миловать преступников, — но действовал.       Адриан был уверен, что у него не возникнет проблем посмотреть на казнь предателя. Он взял ручку и сделал приписки, касающиеся дворянского титула Бьёрди, имущества и судьбы его родных. Строчки ложились на бумагу легко, однако, когда осталось только поставить росчерк со своим именем, Адриан помедлил.       Глотнул кофе, глядя на равнодушные листы.       Рауль, Рауль… что же ты наделал? Разве так должен был закончиться наш роман? Разве ты собирался закончить жизнь в двадцать пять лет?       Но граф сам сделал свой выбор, приведя шпионку во дворец, притронувшись к принцу.       Сам. Осознанно. Отдавая отчёт в последствиях.       Адриан поднёс ручку, коснулся стержнем бумаги…       Зазвонил мобильный в кармане брюк. Блять.       Адриан заколебался — сначала поставить подпись или ответить? Положил ручку на стол и вынул смартфон. Удивился — звонил Морелли. Обычным звонком, без видео. Почти две недели пропадал, а тут так вовремя.       — Да, Фабби, я слушаю.       — Привет, Дри. Как ты?       — Ты отвлёк от подписания приговора.       Фабиан угукнул, помолчал. Рисовалась картинка, как он сжимает губы и зорко вглядывается в ночной пейзаж, собираясь сказать что-то умное. Он всегда так делал.       — Дри, а помнишь… помнишь, как графёнок явился на аудиенцию?       Адриан помнил. Ещё бы не помнить, как ёкнуло сердце и как вспыхнула похоть.       — Помню, Фаб.       — Помнишь, что он сказал? Он сказал, что обезглавливание — ужасающий обычай…       — Предвидел, к чему приведут его шашни с ЦРУ.       — А ты сказал, что… в твоё правление казней не будет.       — К чему ты это, Фабби? — спросил Адриан. Он слишком устал, чтобы улавливать скрытый смысл, если он есть.       Фабиан опять выдержал паузу. Возможно, сделал пару затяжек.       — Дри… хочешь я к тебе приду? Прямо сейчас. Я в столице, вчера вернулся. Хочешь приду, побуду с тобой? Без всяких условий. Поговорим, я выслушаю.       Теперь Адриан не спешил отвечать.       Хотел ли он выговориться? Имеет ли право вешать на Фабиана проблемы, которые создал своей беспечностью, от которых Фабиан многократно его предостерегал? И где был Фабиан все эти дни, когда ему действительно остро требовалась поддержка? «Когда графа казнят, Гульфик сразу прискачет ко двору».       Нет, Фабиан не виноват, что Рауль Бьёрди оказался волком в овечьей шкуре. Ему пришлось тяжелее всех, его любовь и все его убеждения растоптали. Но вряд ли он сейчас злорадствует.       Адриан потёр лицо.       — Приходи, Фаб, если сам хочешь. Но только завтра. Сегодня я хочу побыть в одиночестве.       — Хорошо, Дри. Просто подумай над моими словами.       Над какими словами? Об аудиенции, обычаях? О том, что в его правление не будет казней?       Что же, он ошибся — не ясновидец. До той аудиенции в его королевстве не было предателей. Никто не похищал детей, не продавал родину и короля, не попирал свою дворянскую честь.       И впредь таких случаев быть не должно.       Фабиан, конечно, заботится о его душе, несмотря на собственные обиды, хочет избавить от угрызений совести, но он не монарх, и Шарль не его сын.       Адриан отложил телефон, поднял ручку и единым стремительным движение вывел подпись. В верхнем левом углу первой страницы наискось написал: «Привести в исполнение в течение недели с сего дня». Скрепил именной печатью.       Всё, Бьёрди ничто не поможет, участь решена.       Адриан вернул печать в маленький сейф в нижнем ящике стола, закрыл ящик и перевёл взгляд на листы. На синие оттиски на безучастном бело-чёрном поле. Они расплылись перед глазами пятнами.       Господи, Рауль, зачем ты так поступил? Зачем ты так с собой? Зачем ты так с нами? Рауль, милый, я люблю тебя. Безумно люблю тебя… Как я без тебя буду?..       

***

      Маркиз Морелли явился во второй половине дня, когда Адриан отсовещался, принял просителей и снова засел в кабинете, погрузившись в прочую работу, которой всегда скапливалось выше крыши. Фабиан вошёл без доклада и стука и не удивительно — к светлой рубашке с галстуком и модным узким брюкам полынного цвета на нём был шутовской жёлто-красно-синий колпак, ярким пятном выделяющийся в сдержанном на тона помещении. Тонко звенели бубенцы.       Нет, всё же удивительно.       — Подумал, что ты нуждаешься в увеселении, — сказал Фабиан, подходя. — Вот, нашёл старый колпак, и раз уж ты так никого не назначил на эту должность…       Он сел на самый близкий к королевскому столу стул, протянул руку, через столешницу. Глаза по обыкновению смотрели цепко, с обожанием, различая малейшую мимику. Адриан тоже разглядывал. Он отвык от того, что Фабиан кланяется, встаёт на колено, целует руку, отвык от его смеха, вольных ухмылок, раздевающих взглядов. Отвык от Фабиана. Слишком много произошло даже с парижской ассамблеи.       Пожал ладонь, вспоминая её крепость, бархат кожи, тепло. Всё-таки между ним и Фабби была и есть незримая связь, её не разорвать.       — Вряд ли мне сейчас до веселья, но, если желаешь, должность твоя, у меня не было других претендентов. Только пусть сначала всё уляжется.       — Ты прав, пусть сначала уляжется, — кивнул Морелли, поднял руку к колпаку, но не снял его, расстроенный, а лишь сдвинул на макушку, высвобождая тёмные кудри, — потом видно будет. Как ты? Держишься? Я заезжал в клинику, Шинли мне рассказал про консилиум. Прогнозы ничего не значат, Дри, эти иностранные светилы просто перестраховываются, рекомендации они оставили по существу. Кома — состояние непредсказуемое, верь в хорошее.       — Может, ты возьмёшься вылечить? — вырвалось у Адриана. То ли сарказм, то ли отчаянная мольба о помощи. Фабиан, конечно, уловил двоякость, но сохранил серьёзность.       — Нет, Дри. Я не настолько самонадеян. Просто верю. Я люблю своего принца, ты же это знаешь.       Вспыхнула ревность. Адриан впился взглядом в лицо маркиза, выискивая намёки на оспаривание отцовства, но его отвлёк стук в дверь.       — У меня сейчас встреча с министром внутренних дел, наверно, это он, — сказал король и повысил голос: — Да!       Вошёл теперь практически постоянно дежуривший Луис. Поклонился Адриану и потом с одобрительным блеском в глазах Фабиану.       — Лард Криали прибыл, ваше величество.       — Зови.       — Мне уйти? — спросил, привставая, Фабиан.       — Оставайся, раз уж ты снова шут. Только пересядь. И… речь пойдёт о подготовке к казни. Я… подписал.       — Знаю.       Морелли бросил ему сочувствующий взгляд, и тут же надел маску пустоголового шута, перескочил на диван и устроился там средь подушек, поигрывая свисающим к носу бубенчиком, рассылая звон.              Том Криали, в чьё ведомство входило исполнение наказаний, ни единым мускулом не выразил недовольства по поводу присутствия шута. Как и большинство жителей королевства он попадал под обаяние маркиза. Поклонился обоим, поскольку был простолюдином, однако же с разной степенью усердия.       Адриан указал на стул, где только что сидел Морелли.       — Том, ты ознакомился с документами по приговору?       — Ещё вчера, ваше величество. Приступили к организации казни. Срок вы поставили в течение недели. В воскресенье вас устроит?       Адриан вздрогнул, по спине побежал холодок — господи, господи, так скоро? Господи, что они тут вообще обсуждают с каменными лицами? Смерть человека? Любимого человека.       Фабиан изучал снятый колпак, водя по стыкам ярких полос пальцами, придерживал бубенцы, чтобы не звенели.       Адриан подавил дрожь.       — Сегодня среда, успеете за четыре дня?       Криали пожал плечами.       — Конечно, заниматься подобным приходится первый раз, но сложности нет. Людских ресурсов предостаточно. Описание церемониала сохранилось, проект эшафота тоже. Строительные и отделочные материалы сейчас приобретаем, возведение займёт максимум два дня. Устанавливать на традиционном месте — на Речной площади?       — Да.       — Хорошо — там место удобное, хоть и перепланировка была. Напротив поставим трибуны, ложу для вас… Атрибуты со склада достали. Палача оповестили… Кажется, всё, ваше величество.       Адриан не сразу уловил, что доклад окончен, — находился в прострации. Так всего мало надо, чтобы лишить человека жизни. Впрочем, электрический стул или инъекция потребовали бы в разы меньше подготовки, но у них в стране принято делать шоу.       Ему было бы безразлично, если бы голову на плаху клал любой посторонний уголовник.       Надо было что-то ответить. Фабиан отложил колпак и залез в смартфон. Его отношение к казни скрывалось за непроницаемостью.       Адриан перевёл взгляд обратно на Криали.       — Палач справится? Не откажется исполнять обязанности? Кто он вообще?       — Я не знаю, кто он, — имя известно только в отделе казней, и то они дают клятву о неразглашении. Но человек, когда программа его выбирает, проходит тренинги, тесты, он знает, на что соглашается, что ему предстоит.       — И всё же это давно номинальная должность. Есть разница — числиться палачом или убить человека на глазах у всех…       — Палач уже согласился, — безапелляционно заверил министр.       Адриан поёжился, сглотнул, не скрывая отвращения к убийце-в-рамках-закона. Фабиан всё пялился в экран.       — Ладно, — произнёс Адриан, — надеюсь, у него получится отсечь голову одним ударом…       — Меч заточим как лезвие. Палач уже приступил к курсу практической и психологической подготовки. Приговор будет исполнен в точности, не извольте волноваться, ваше величество.       Он не волновался об исполнении приговора. Он не хотел его исполнять. Грызли сомнения, снедала любовь. Ему ведь придётся смотреть, как убивают любимого человека. А если ещё неумелый палач будет кромсать шею несколькими ударами…       Господи…       — Иди, Том, занимайся, докладывай, — выпроводил Адриан, пока его не замутило от собственной жестокости. Криали откланялся, Фабиан сразу убрал смартфон и сел ровно.       — Ох, Дри, не думал я никогда…       — Я тоже не думал, а вот пришлось… — Адриан вздохнул, помассировал середину лба, поднял тяжёлую голову. — Ладно, Фабби, переживу, поделом мне. Давай не затрагивать эту тему?       — Я и не хотел.       — В спортзал? Потом я поеду к Шарлю, ты… — Адриан запнулся, не досказав: «Ты со мной?» Ревность и эгоизм заткнули его. Он понимал, как сильно Фабиан жаждет навестить Шарля, но паниковал, что друг будет смотреть на его ребёнка как на своего. По-хорошему, давно пора завести этот разговор, выяснить раз и навсегда. Только…       Только, пока Шарль нездоров, не надо его делить. Не надо устраивать склоки. Он замечательный малыш, а не набор генов.       Адриан кашлянул, чтобы замаскировать заминку.       — Ты со мной к Шарлю? — договорил он. — Тебя пропустят.       — Спрашиваешь ещё! — Морелли пружинисто поднялся на ноги, и у него в руке зазвонил телефон. — Мобильники — зло, — сказал он, глянув на экран. — Лайза. Можно отвечу?       Ну наконец-то признал в нём короля!       Адриан усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, махнул рукой.       — Отвечай.       — Да, — сказал Фабиан, приложив смарт к уху, и дальше только слушал, водя глазами. — Постараюсь, — сказал он и завершил звонок. Цокнул языком, засовывая мобильный в карман. — Чёрт, ну всегда непруха!.. Лайза заболела. Отпустишь к ней?       Адриан скрыл вздох облегчения.       — Иди. К Шарлю в следующий раз.       — Спасибо. — Фабиан пожал руку, схватил с дивана колпак и направился прочь.       — Фаб! — остановил его Адриан возле двери, подождал, пока тот повернулся. — Ты уже с ней спишь?       Морелли переступил с ноги на ногу, проникая своим фирменным изучающим взглядом прямо в душу, изогнул губы и… ушёл. Блять, он не меняется! Вот кто самый непокорный подданный!       

***

      Фабиан пропадал у Лайзы и в четверг, и в пятницу с утра уже был у неё, не найдя времени съездить к Шарлю. Видимо, их отношения действительно стали интимными. Или Фабби заметил допущенную им заминку в приглашении и понял, что он нежеланный гость, теперь прикрывает его оплошность благовидным предлогом своей занятости. А может, тоже ревнует и отсрочивает делёж — наверняка королева похвалилась ему раскрытием тайн.       Адриан поехал без него, с Изабеллой. Он ездил каждый день, несмотря на любую занятость. Проводил у постели сына два-три часа. Вид бездвижного Шарля подпитывал его неприятие к Бьёрди и уверенность в правильности приговора. В затемнённом, пахнущем лекарствами помещении под монотонный писк аппаратуры сомнения стирались, любовные терзания меркли.       Адриан приказал сделать круг до Речной площади. Изабелла поглядывала на него, пытаясь читать мысли, он смотрел в окно. Середина декабря — деревья голые, небо бесцветное, зато море гирлянд и хвойных венков. Казнят Рауля и будут спокойно праздновать Рождество.       Машина въехала на брусчатку площади, остановилась. Здесь было полно техники, людей в спецовках. Каскадный фонтан законсервировали в прошлом месяце, вокруг конной статуи Максимилиана Первого штабелями лежали деревянные откидные стулья. Помост из металлических труб и деревянных щитов уже высился ближе к берегу Лероны, сейчас его обтягивали чёрной тканью. На противоположной стороне устанавливали каркас под трибуны. Периметр огораживала красно-белая лента.       Увидев королевский лимузин с сопровождением гвардейцев, работники сбились с ритма. Некоторые разрозненно кланялись. Адриан собирался посмотреть из машины, но потом заметил появившихся из-за статуи министра Криали и начальника тюрьмы Бушеми.       — Пройдёмся? — предложил он Изабелле, которую зрелище ввергло в шок. Теперь казнь стала не мстительными рассуждениями, а неумолимой реальностью. Через три дня на их глазах, по их воле человеку отсекут голову, убьют болезненно и постыдно. И не маньяка, потрошителя, педофила, а оступившегося парня, с которым они близко знакомы. Некоторые — ближе некуда.       Водитель открыл дверцу, они вылезли, и как раз подоспели Криали и Бушеми.       — Ваши величества! — воскликнул министр и добавил после приветствий с довольной улыбкой, рукой обводя площадь: — Как докладывал, успеваем. К вечеру закончим. Смотрим с лардом Бушеми, с какой стороны удобнее приговорённого доставлять, как лучше охрану порядка организовать, полицию и гвардейцев расставить.       — Думаете, кто-то попытается сорвать казнь? — спросил Адриан.       — Маловероятно. Скорее наоборот — как бы изменника не растерзали раньше времени.       — Не настолько же наш народ озверевший…       Они продвинулись ближе к эшафоту. Изабелла не сводила глаз с чёрной громадины в два метра высотой, вокруг которой суетились драпировщики. С реки дул пронизывающий ветер, в воскресенье тоже обещали холодную мрачную погоду. В свой последний день Рауль не увидит солнца.       — Как Бьёрди себя ведёт?       — Спокойно, — ответил Бушеми. — Молчит, лежит, почти не ест. От священника отказался.       Адриан не представлял, что Рауль должен сейчас чувствовать. Что вообще может чувствовать человек на пороге казни, когда вся жизнь была впереди. В последнюю встречу наговорил ему гадостей, пожелал мучений, но… но… но!..       Но как же хотелось последовать совету Рокарди — освободить, простить!       Не убивать!       Бушеми и Криали делали вид, будто эшафот возводится не для фаворита, а король не богопротивный гомосексуалист.       — Бьёрди упрямый, — продолжил Бушеми, — по-человечески жалко его — молодой парень ещё, родовитый, а ведь так и не признал вины. Девка его сгубила, повёлся у неё на поводу, теперь вот… — Он красноречиво кивнул на эшафот, о который постукивали молотки. — Надо бы её сюда, чтобы посмотрела, как мужа по её милости казнят. А ещё лучше сначала её бы казнить, чтобы он посмотрел и подумал, стоила ли их смерть повышения показателей в ЦРУ.       — Американке наплевать, — покачал головой Криали, — она теперь за свою шкуру трясётся. Пусть мужа тут хоть пять раз подряд четвертуют, она сюда носа не покажет. Тем более беременная. Она уже про любовь свою давным-давно забыла, если существовала та любовь. Но уведомление о казни графа мы на её адрес отправили, хоть будет знать, когда станет вдовой.       Изабелла слушала их болтовню с ужасом. Адриан размышлял, а что сделала бы она на месте Грэйс? Что сделал бы он сам — для Фабиана, для Рауля? Если виновны поровну, а попался только один, вернулся бы разделить участь, оставляя ребёнка сиротой, или радовался спасению?       Пойти на эшафот добровольно — требуется мужество, требуется любовь.       — Наверно, хорошо, что Леон Бьёрди не дожил до такого позора, — сказал Бушеми. — Уважаемый был человек, сын не в него уродился. Хотя и Эмма строгих правил. На днях её встретил, почернела от горя. Дочери из дома даже не выходят…       Его прервала мелодия из кармана пальто Адриана. Мобильники правда зло — никакого покоя с ними.       Бушеми замолчал, вместе с Криали отступил на три шага. Изабелла осталась, зябко переступая ногами. В белом приталенном пальто она контрастно оттеняла траурный цвет эшафота.       — Это Девони, — сказал ей Адриан, принял звонок. — Слушаю.       — Ваше величество, — взволновано протараторил безопасник, — отличные новости! Грэйс Бьёрди полчаса назад приземлилась в аэропорту Верены, рейсом из Филадельфии. Требует аудиенции. Её задержали и конвоируют в Колону. Ждём ваших распоряжений.       Адриан потерял дар речи. Он настолько уверовал, что Грэйс не выманить из Америки, что растерялся.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.