***
В тюрьму Адриан приехал через три часа в сумерках, предварительно перехватив ужин в ресторане. Бушеми и Девони выдохнули, устав от напряжённого ожидания. По всему было видно, что у них руки чешутся устроить допрос графини, но приказа не поступало. Король и сейчас его не отдал — прежде собирался пообщаться с Грэйс сам. Велел привести задержанную в комнату для свиданий. Бушеми послал конвой. — Графиню поместили в женское крыло — впервые за двадцать три года туда кто-то попал, — сообщил он. — Она не сопротивлялась, однако же словесно огрызалась, хамила, требовала отвести её к вам, ваше величество. — Что-нибудь говорила о муже или похищении? — Только то, что он не виноват и его нельзя казнить. — Значит, прилетела защищать. Что в её вещах? — При ней была только дамская сумочка. Документы, витамины для беременных, помада, тушь, смена нижнего белья, банковские карты и подобная мелочь. — Жучки? Проверяли? — Чисто. — А на ней? — Её обработали, переодели. Врач осмотрел. На вживлённые чипы проверили. До более фантастической техники, надеюсь, в ЦРУ ещё не доросли. — Уничтожить всё, кроме документов. — Витамины отправим на экспертизу… У Бушеми зазвонил мобильный, Адриан кивнул, разрешая ответить. Начальник тюрьмы приложил трубку к уху, сказал «алло» и почти сразу опустил руку. — Графиню привели, ваше величество. — Тогда проводите меня. Кабинет они покинули вдвоём, Девони остался, не получив приглашения. Их сопровождал отмыкающий двери сотрудник. Сейчас Адриан не замечал ни давящего света коридоров, ни эха, его волновало, что скажет Грэйс, помогут ли её показания или усугубят. Боялся услышать ещё более ужасную правду о мотивах похищения, о своих поруганных чувствах, обо всём. Молил бога о втором чуде, сотворил же он уже одно — направил Грэйс в Гелдер. Хотелось бы считать её возвращение знаком свыше для спасения Рауля. В комнату он вошёл один. Наткнулся на двух конвоиров. Когда они спешно расступились, увидел позади них стоящую на коленях американку. Верх оранжевой робы на ней натянулся, обтягивая круглый живот, хотя одежду ей дали на размер, а то и два больше. Роб для беременных в Гелдере не шили, женская преступность вообще колебалась на минимуме. Поверх живота лежали скованные руки, на ногтях краснел лак. Поза явно была непривычной для гражданки демократического общества, Грэйс не знала, как правильно в ней стоять перед королём. Задрала голову, всем видом показывая, что её заставили опуститься на колени и она подчинилась грубой силе. Светлые глаза смотрели нагло, макияжа не было, за исключением накрашенных ресниц. Блондинистые волосы свободно лежали по плечам. Казалось, она готова вскочить и вцепиться ему в лицо. — Его величество здесь! — левый из конвоиров надавил Грэйс на затылок, вынуждая опустить голову. — Милостиво прошу меня простить, — пробормотала американка не свои слова. Адриан махнул рукой конвоирам. — Выйдите. Те поклонились и вышли из помещения, а судя по шуму шагов и лязгу дверных петель, и из крыла. Грэйс мгновенно задрала голову, глаза сверкнули ненавистью. — Вы не можете казнить Рауля! Вы не можете!.. — Я всё могу, — оборвал Адриан. Осмотрел комнату. Всё было как в прошлый раз: кресло для него, стул для заключенного, стол, графин с водой, пластиковый стакан. Он сел. — В отличие от избираемых глав твоего государства, моя власть безгранична. Изменников я казню, шпионов тоже. Надо было оставаться дома, Грэйс. Удивлён, что ты прилетела. — Я люблю Рауля! Он ни в чём не виноват! Можете казнить меня, но не троньте его! Он не виноват! Смелость? Или глупость? Выстроенная ЦРУ система обороны? — Я казню вас обоих, — сообщил Адриан. Намеренно жестоко, но в конечном итоге это была правда. — Однако с удовольствием послушаю, какие аргументы ты заготовила. Потом тобой займётся следствие. Сядь, — он указал взглядом на стул. — Проявлю уважение к твоей беременности. Грэйс, опираясь о стол, поднялась и, сделав неловкий шаг назад, грузновато опустилась на стул, потёрла колени. — Полагается меня поблагодарить, — напомнил Адриан. Грэйс зыркнула на него. — Спасибо огромное, — выплюнула она и пустилась в нападение: — Рауль не виноват. Совершенно ни в чём. Ни в чём! Ни в этом чёртовом похищении, ни в шпионаже! Он не виноват. Не смейте трогать его! Он же любит вас! Грэйс разрыдалась, уткнувшись лицом в лежащие на столе руки. Затряслись плечи, волосы разметались в беспорядке, наручники звякали по металлической столешнице. Зато она, по счастью, не заметила, какое впечатление произвела последними словами — Адриан вздрогнул, подался вперёд, охваченный волнением. Но уже через секунду он снова откинулся на спинку кресла. Недальновидно сходу принимать её слова за чистую монету и покупаться, слезы и давление на чувства могут быть хорошо отрепетированным спектаклем. — Кто тогда виноват? Ты? У тебя есть доказательства невиновности Рауля? Желательно такие, которые нельзя поставить под сомнение. — Я всё расскажу, — шмыгнула носом Грэйс, повозила им по рукаву. — Рассказывай, будь добра. Графиня подняла голову, громко, на неровном дыхании всхлипнула, бросив затравленный взгляд из-под слипшихся ресниц, с которых потекла краска. Нос и веки припухли, порозовели. Она вытерла влагу с глаз и щёк, сильнее размазывая чёрные разводы. Адриан мысленно подгонял её, взывая к Господу, чтобы доказательства действительно оказались неопровержимыми. Он налил воды и подвинул стакан Грэйс. Та взяла, но не спешила пить. — Рауль не предавал вас, мистер Лаконси, — начала она с отсутствующим видом, смотрела на голую стену, — он чуть не убил меня, когда узнал про ЦРУ. Он ударил меня. Дал пощёчину, от которой у меня в голове зазвенело, и швырнул на кровать, когда нашёл в моей косметичке жучки. — Разве не ты их ему показала? — Я? Я бы сроду ему не показала, он слишком зациклен на своей дворянской чести. — Американка фыркнула. — С самого знакомства по своим аристократическим кодексам жил, а уж после возвращения в Гелдер!.. Ослушаться, видите ли, короля не мог, меня хотел под вас подложить, а потом сам лёг — где это видано? Дикость и раболепие. Не мог даже от грёбаного приглашения на праздник отказаться, ходил, страдал. «Его величеству не отказывают, личная открытка от короля — почётно», — передразнила Грэйс. — Тьфу. Я не могла больше этого терпеть, собрала вещи, пока он свой вассальный долг во дворце выполнял, и улетела. Уже тогда подозревала, что ему понравилось с мужиками. С мужиком. Только с одним. С ним. — Ты отклонилась от главного, дорогая. Как ты пришла к сотрудничеству с ЦРУ? Знакомство с Раулем было спланировано? Грэйс замотала головой. — Нет. Рауль первым подсел ко мне. Милый и обаятельный, красиво ухаживал, денег не жалел. Он понравился мне, мы долго встречались, прежде чем появились эти злосчастные агенты… Я только вышла из больницы после выкидыша, была подавлена, несмотря на то, что Рауль позвал замуж… Со мной разговаривали отец и один из цэрэушных боссов. Они обрисовали ситуацию в Гелдере — что у людей нет конституционных прав, что большое классовое расслоение, что всем заправляет один божок, женщины считаются вторым сортом, действуют средневековые обычаи. Они сказали, что мне выпал счастливый билет дать жителям Гелдера свободу и равноправие. — Наивная дура. Зачем ты втянула в эту грязь Рауля? — Я не втягивала! — Грэйс дёрнулась, стукнула кулаками по столу. — Мне вообще было запрещено с кем-то говорить об операции! Особенно с ним! Не было уверенности, что он не побежит докладывать. Он всегда так носился со своей преданностью короне!.. А уж когда графом стал!.. — Она аж сцепила зубы от злости. — Рауль не знал. Он был лишь инструментом пробраться в верха. — Почему ты сама не возлегла со мной? Пробралась бы в верха без посредников. Соблазнила бы, очаровала, напросилась в фаворитки. — Я не шлюха! Я соглашалась на сбор информации, а не ублажать всех подряд! Я люблю Рауля, я вышла за него замуж! — Ты продала родину Рауля, — произнёс Адриан. — Ладно, проехали… Что произошло, когда ты вернулась в Америку? Рауль сказал, тебе поставили жёсткие условия. — Мне предъявили нарушение контракта. Куратор от ЦРУ отчитал меня как сопливую девчонку и потребовал вернуться! Но Рауль мне изменил! Я даже видеть его не хотела. Но отец и куратор насели на меня. Отец раскрыл тайну, что ему пообещали поддержку на выборах в конгресс, а после и на президентский пост. Я стала бы дочерью президента, а моя мама первой леди. А Рауля пообещали привести к власти в Гелдере. Не на трон, конечно, — трон сохранялся бы за вами, мистер Лаконси, а в кресло премьер-министра после принятия конституции и перехода к парламентарной монархии. Лет через десять это бы случилось. Адриан похолодел от уготованных ему и королевству перспектив. — Вы с Раулем, верно, расстроились, что так долго ждать? Инфанта выкрали, чтобы ускорить? — Никого мы не крали! Чем вы слушаете? Рауль ни при чём, а у меня было задание только вернуться ко двору и расставить жучки. Я их расставила, а потом только слушала разговоры и немного расспрашивала… — Погоди, ты их расставила? — прервал Адриан, выхватив из торопливого потока противоречивую вещь. От излишне эмоциональной манеры речи, не присущей гелдерским женщинам, да и всем подданным в общении с ним, голова шла кругом. Однако призывать к соблюдению этикета он считал нецелесообразным, пусть говорит — лишь бы не молчала, потом разберётся в её сумбуре. Грэйс уставилась на него как на барана. — Я. А кто ещё? — Рауль сказал, что жучки расставил он по твоей просьбе. — Рауль защищает меня. Берёт вину на себя, разве не ясно? Боится за ребёнка… Устройства расставила я. Постепенно, не все, а те, что не успела, носила в косметичке, чтобы при удобном случае… А Рауль их увидел. Сначала вопрос задал, что это, за булавки принял, но я даже поддакнуть не успела — он сразу понял. Они на булавки не очень-то похожи… Уже другие вопросы задавать начал. Пришлось рассказать. Он ударил… Опять полились слёзы. Грэйс схватила стакан обеими сцепленными руками и выпила воду до капли, задирая голову. — Ещё? — спросил Адриан. Грэйс замотала головой, вытерла слёзы о рукав, мазнув лицом по предплечью. Адриан всё равно наполнил стакан. — Мне плохо представляется Рауль бьющим женщин, — продолжил он. — Тем более беременных женщин. — Я тоже не представляла, но он взбесился!.. Как узнал про моё сотрудничество с ЦРУ, из себя вышел! Все мои шкафы перевернул, всю одежду, книги, сумки, всё перетряс, искал что ещё я прячу. Орал как сумасшедший, что я его подставляю, что позорю его род, сделала из него клятвопреступника, что теперь обязан сдать меня в полицию. — Очевидно, что не сдал. — Я его жена, он ещё любил меня. Запер меня в комнате, ходил где-то — думал, наверно. Потом выпытал у меня, в каких местах я жучки воткнула, и снял их за несколько дней. Детекторов разных для этого накупил. Бешеный ходил, как чёрт. Сказал, что всё исправил и поэтому прощает меня из-за ребёнка, но если продолжу знаться с разведкой, утопит в ванной. Контролировал каждый мой шаг, мордоворота ко мне приставил, типа охранника. По вечерам сам со мной сидел, даже когда у вас интрижка началась. Думаете, почему он ночи дома проводил? Чтобы я с агентами не связалась. Спал со мной в кровати, но чисто в качестве цербера. Уже месяца три со мной сексом не занимался, с той самой находки. Сердце Адриана частило, но старался не поддаваться эмоциям. Напоминал, что надо относиться к словам американки со скептицизмом. Усиленно сопоставлял её рассказ с показаниями графа и реальными событиями. — Послушай-ка, Грэйс, но ведь Рауль приводил тебя во дворец. Каждую неделю. На вечеринки и праздники. — И что? — хрипло рассмеялась она. — Рауль же повсюду со мной ходил. Отпускал, только когда вы его забирали или королева меня звала. Он изображал перед вами хорошую семью. Чтобы вы не догадались, что он скрывает шпионку. Он был помешан на вашей интрижке и дико боялся быть брошенным. А вам что он говорил? Что до сих пор привязан к тебе. Обман. Кругом обман. — Сокрытие шпиона — тяжкое преступление, Грэйс. В любой стране. — А вы, мистер Лаконси, выдали бы на растерзание правосудию свою беременную жену, лади Изабеллу? Адриан промолчал. Не знал, как бы поступил. Вот уж поистине, прежде чем осуждать человека, поставь себя на его место. Американка знает толк в вопросах. Но и у него есть что спросить. — Грэйс, а когда ты успела побывать в Рыбацком домике и моих покоях? — В каком смысле? — Там были жучки. — В Рыбацком домике я только на территории была. Зашла через боковую дверь, прогулялась вдоль пруда и гаражей, и тут меня охрана выдворила. Жучок заткнула в первую же попавшуюся деревяшку — какую-то дверь. Внутри я не была, не переживайте, а снаружи в закоулках построек… можно и не считать этот жучок. Там собака или кошка если раз в год пробежит… — В покои ты через какую дверь вошла? — Через обычную, — заявила Грэйс. — Меня королева пригласила. Посмотреть её вышивку. Адриан куснул губу. Изабелла ему про свою гостью не говорила. Кто-то из Бьёрди врёт. Рауль выгораживает Грэйс, а Грэйс выгораживает его. Специально запутывают? Адриан снова воздержался от выводов. — Хорошо, с жучками выяснили — допустим, их устанавливала ты. Но они меня интересуют намного меньше, чем похищение сына. Тут вы с Раулем оба утверждаете, что не организовывали и вообще знать не знали. Однако суд признал вас виновными по совокупности доказательств. — И что это за доказательства? Самолёт в Даллас? Его может любой нанять! Неужели мы стали бы себя подставлять? Тем более я давно живу в Нью-Йорке, а не в Далласе. Какое-то там помещение, вокруг которого даже забора нет, — тоже доказательство? Адриан шевельнул бровью. Сел удобнее. — Ладно, с этими уликами спорный вопрос. Но есть доказательства, которым я верю. Твой визит в покои принца, чип в котёнке и показания подельников. Ты ведь знаешь, что они перед смертью указали на вас? — Я читала всё, что направляли в Америку, — кивнула Грэйс. — Но я не знаю, почему эти наёмники назвали наши имена. Вдруг им заплатили? Я не знаю этих людей. А в покои принца я попросилась, чтобы интерьер посмотреть и своему ребёнку такой же сделать, я же сразу объяснила. Раз он наследник королевского фаворита, то и жить должен как принц. Имею же я право извлечь выгоду из интрижки своего мужа и утереть нос тем, кто надо мной смеётся? Адриан повёл плечом. — Имеешь, конечно. Но чип, Грэйс. Ты вживила его, чтобы следить за Шарлем. Или скажешь, котёнок родился с ним? Грэйс замерла, впервые растерявшись в поисках ответа. Замешательство, однако, продлилось не больше пяти секунд. Затем лицо озарилось превосходством. — Да, это я занималась вживлением. Выбрала котёнка покрупнее, поздоровее и отнесла, куда сказали, через час забрала, на следующий день отдала Раулю. Не очень-то знала, что там с этим котёнком делали, но за принцем точно следить не собирались… Котёнок предназначался вам! Вам! Адриан встрепенулся, не удержал поражённый возглас. Удар пришёлся под дых, выбивая из лёгких воздух и почву из-под ног. Вот что не сходилось в блядской истории с котёнком! Вот что терзало! Да-да, Рауль подарил котёнка ему, лично ему, никакой речи о передаче его инфанту не шло, Шарль сам вцепился в живую игрушку и забрал к себе. — С помощью чипа должны были следить за вашими контактами, мистер Лаконси, — с жаром продолжила Грэйс. Теперь она видела его смятение и накручивала. — Котёнок должен был жить с вами. Вы благоволили к Раулю, добивались его дружбы, поэтому предполагалось, что его подарок вы оставите при себе. Котёнок перемещался бы за вами, сидел у вас на коленях, пока вы разговариваете по телефону. Все ваши встречи в домашней обстановке, разговоры с женой… Трах с Фабианом. Этот компромат иностранная разведка могла нарыть легко, не случись тогда перемены в чувствах и отношениях. Шарль практически спас папулю, забрав полосатого шпиона. Адриан встал, прошёлся за креслом, хотя знал, что надо сидеть и сохранять хладнокровие. Одним полушарием мозга фиксировал, что говорит Грэйс, вторым суматошно думал. Вспоминал, о чём говорили с Морелли, пока котёнок находился в покоях, обсуждали ли отношения? Да, скорее всего, обсуждали. Вот чёрт! Ладно, ни к чему печалиться, когда гейская сущность давно уже не секрет. Интереснее другое — следили не за Шарлем. Бьёрди не собирались его похищать. Рауль невиновен? Адриан остановился и повернулся к американке. — Хорошо, котёнок предназначался для слежки за мной. Но, когда чип попал к принцу, твои кураторы могли скорректировать план. Грэйс взметнулась, аж ножки стула заскребли по полу отвратительным лязгающим звуком. — Не было такого приказа! Никому ваш принц не нужен! — Грэйс стукнула по столу и зарыдала, громко всхлипывая. Глаза закрыла руками, сверху повисли пряди волос. — Задание с чипом признали проваленным, меня опять отчитали. План скорректировали, чтобы попробовать позже с каким-нибудь другим подарком. Рауль ещё не знал обо всём. Потом я ему тоже не сказала, иначе бы он меня убил, а мне надо было, чтобы он находился рядом с вами. — Это ты толкала его ко мне в постель? — Толкать своего мужа на измену? — Грэйс глянула из-под каскада волос. — Вы с ума сошли? Я настраивала только на дружбу! Но вы слишком «сдружились». Боже мой, если бы я только знала!.. Я послала бы этих кураторов подальше, чтобы сами с вами трахались! Рауль разлюбил меня. Зато о вас думал каждую секунду — фотографии рассматривал, сообщения строчил, улыбался сам с собой, в облаках витал. А что это был за прикол с бананами? — Не твоё дело, — сказал Адриан, сжал губы. Счастливые беззаботные времена бананов прошли бесконечно давно, оставили боль и разруху. Претензии американки взрывали руины ковшом грейдера, выворачивая на поверхность погребённые надежды. Так всё-таки Рауль любил? — Рауль был одержим преданностью, и чем вы ему отплатили, мистер Лаконси? Соблазнили, влюбили, поиграли и отправили на смерть? Хороша же благодарность королей! И помешать вам нельзя! Вы не избранный президент, не отвечаете перед народом, вы творите, что хотите! Мы не похищали ребёнка! Отпустите Рауля! Не смейте его казнить! Отстаньте от нас! Грэйс рыдала, колотила ладонями по столу, звеня наручниками, подпрыгивала на стуле, орала, притопывала. Адриан подошёл к столу, взял стакан с водой и выплеснул ей в лицо. — Успокойся. — Ему самому было впору биться в истерике и требовать, чтобы кто-нибудь разгадал наконец долбаную загадку — любил Рауль или нет. Грэйс вздрогнула всем телом и замерла, глядя на него красными распахнутыми глазами, под которыми до самых скул всё было чёрным от туши. С растрёпанной чёлки капала вода, влага с лица собиралась бусинами на подбородке и падала вниз. Оранжевая роба промокла брызгами на груди и животе, потемнела. Адриан нашёл в кармане платок и положил на сухой край стола. Вернулся в кресло. — Значит, ты не знала, что готовится похищение, Грэйс? — спросил он мягко. Грэйс замотала головой, отведя пустой взгляд, положила ладонь на платок. — Значит, не знала, — истолковал Адриан. — Но при этом за три дня до преступления так удачно улетела в безопасную Америку. Совпадение? Грэйс кивнула. Подняла воспалённые глаза. — Я же вернулась, — произнесла она тихо, скомкала в пальцах платок. — Просто соскучилась по родителям. Устала наблюдать, как Рауль крутит с вами, устала от его неприязни, постоянного контроля, устала притворяться весёлой, жить в клетке. Мне нужен был глоток воздуха, немного свободы. Ну и в ЦРУ изнервничались, отец говорил, надо было объяснить им ситуацию, а для этого вырваться от Рауля. Он даже с вами в Париж не поехал, чтобы меня одну не оставлять, убедился, что я в самолёт села. Он даже рад был, что я убралась из Гелдера — так точно шпионить не смогу. А если бы не ребёнок, он развёлся бы и выпроводил меня навсегда. События открывались с новой стороны. Надо было переварить услышанное, обдумать, но прерывать допрос казалось неблагоразумным, Грэйс могла и закрыться. А пока она говорила, промокая глаза и лицо, необходимо её слушать. — Что принц пропал, я узнала от Рауля. Он позвонил и стал требовать сказать, где Шарль. Я ничего не понимала, я только проснулась. Знаете, как обидно, когда любимый человек обвиняет тебя ни за что? Когда из всех преступников на свете сразу думает на тебя, хотя прекрасно знает, что я не могла подготовить такую сложную операцию, потому что всегда была под присмотром у него или секьюрити? Да и не нужен нам в США ваш чёртов принц! Сказать, какой скандал после заявлений Гелдера поднялся? Правительство и ЦРУ переругались, обвиняя друг друга! — Меня этот факт не расстраивает: будут знать, как совать нос в чужое королевство, — проговорил Адриан. Посмотрел на часы в смартфоне, шёл десятый час вечера и третий с начала разговора. — Зачем ты прилетела, Грэйс? Тебя заставили? Грэйс опять замотала опущенной головой, рассыпая по плечам светлые волосы. Скомкала платок. Наручники до красных полос натёрли кожу на запястьях. — Они не знают. Никто не знает. Ни родители, ни кураторы, ни те, кто меня охранял, — целый отряд копов. Я сбежала. Сначала в Филадельфию, потом сюда. Я была как под арестом. На меня повесили ответственность за раскрытие планов разведки, обязали сидеть дома, мотивируя, что охраняют меня от возможных провокаций Гелдера. Но как я могу прятаться дома, когда Рауля приговаривают к смерти? Я люблю его. Несмотря на всё ужасное, что он мне сделал, я люблю его. У нас будет ребёнок. Пожалуйста, освободите его, он ни в чём не виноват. Грэйс слезла со стула и неуклюже, как всякая беременная на большом сроке, бахнулась на колени. Дошагала на них, переваливаясь как утка, до ног Адриана, села на пятки. Руки держала над животом, боясь задеть его острыми краями браслетов. Плакала, слёзы капали на грудь, добавляя тёмных пятен на оранжевом материале, и без остановки бубнила, глотая всхлипы. — Пожалуйста… Пожалуйста… Я люблю его… Отпустите… Он не виноват… Как вы можете невиновного?.. Пожалуйста… Я не хочу, чтобы он умирал… Не смогу без него… Пожалуйста… Он же ваш фаворит… Пожалуйста, ваше величество, вы же любили его, вы спали с ним, вы же ради него открылись… Неужели вам его не жалко?.. Меня казните, но только не его… Он ведь любит вас… В конце она уже бормотала, согнувшись и обняв живот, потом замолчала и только всхлипывала. Зрелище раздирало душу. Дворянское достоинство бунтовало. Адриан думал всего секунду. Подал графине руку, встал и помог ей подняться, довёл до стула, помог аккуратно сесть. Забрал платок и сам вытер распухшее лицо. Присел на стол. — Мне жалко всех. Мне жаль Рауля, потому что он хороший парень, лишь связался не с той женщиной. Мне жаль тебя, потому что ты глупа и позволила задурить себе мозги обещаниями, чем сломала жизнь всем нам, включая меня. Мне жаль себя, потому что я люблю Рауля и точно так же не представляю, как жить без него. Мне жаль своего сына, который стал жертвой ваших «операций». Мне жаль мой народ, которому люди из-за океана пытаются навязать конституцию. Мне жаль Изабеллу, которая тоже плачет, только у постели умирающего сына. Мне жаль Эмму Бьёрди… Мне всех жаль, даже твоего ребёнка, который уже родится обречённым расплачиваться за грехи родителей. Но я король, Грэйс, в мой профессиональный арсенал не входит жалость. Правители обязаны быть жестокими. В жестокости наша сила, если мы её утратим, место займут другие жестокие. Кошмар, который нас сейчас окружает, начался с тебя, Грэйс, с твоего согласия «улучшить» Гелдер. Ты предала Рауля, ты привела его на плаху, не я. Ты и сейчас начала разговор не с раскаяния, а с претензий. Твой отважный прилёт на защиту мужа однозначно вызывает уважение. Как король, я доволен, что ты избавила моих дипломатов от нудной работы по твоему возвращению, как человек, я посоветовал бы тебе оставаться на родине под охраной отряда копов. Грэйс смотрела на него большими влажными глазами, губы подрагивали. По правой щеке скатилась крупная слеза. Адриан вытер оставленную ею дорожку аккуратным движением от уголка глаза вниз и встал, отошёл от стола. — Получается, у тебя нет других доказательств, кроме собственных слов? — Рауль невиновен. Освободите его. Адриан слышно вздохнул. — Тебе дадут отдохнуть до утра, Грэйс, принесут еду и витамины. Утром будет допрос. Расскажи всё, что знаешь о долгосрочных операциях ЦРУ, о чипах в животных из приюта, о планах на принца, обо всём. Сделай это, пожалуйста, добровольно — не хотелось бы применять жёсткие методы дознания к беременной женщине. Адриан повернулся уходить. — Дайте мне увидеться с Раулем, — спохватилась американка. — Боюсь, это невозможно. Спокойной ночи. — Вы не можете… Адриан вышел в коридор. За спиной раздался грохот по металлической поверхности стола. Он помедлил секунду, а потом закрыл дверь. Никаких свиданий сообщников, сейчас он пойдёт к Раулю сам.***
Идя к выходу из крыла, он набрал Изабелле. Сотовая связь в тюрьме была слабой, но гудки пошли. Жена взяла трубку. — Адриан? Ты закончил допрос? Она призналась? — Белль, милая, скажи мне, ты приводила графиню Бьёрди в наши покои? — Да, — запнулась Изабелла. Вот тебе на! — Почему ты мне не сказала? — Я думала, это неважно, — протянула Белль испуганным голосом. — Милая, в наших покоях расставляют жучки, а ты говоришь «неважно». — Граф же признался… И я говорила об этом Девони, когда он меня опрашивал. Адриан сбросил звонок не прощаясь. Стукнул в дверь, до которой дошёл, ему тут же открыли. Снаружи ждали дежурный и два конвоира. Бушеми отсутствовал, но в нём и не было необходимости. Адриан отправил одного конвоира отвести Грэйс в камеру, дал дежурному распоряжения насчёт заключённой. Со вторым конвойным пошёл к Раулю. Взрослые мужчины радовались как дети, что их государь обращается к ним напрямую, а не через начальника. А кому-то мерещится, что они хотят конституцию и парламент. В секции было темно и беззвучно, словно она пустовала. Звуки они принесли с собой. Конвойный щёлкнул выключателями, зажигая лампы в коридоре и в камере, лязгнул ключом, отпирая дверь. Привыкнув к свету, Адриан глянул через решётку и не заметил движения. Маленькое помещение со стулом, столом и шкафом казалось безжизненным. Затем увидел Рауля на кровати. Тот лежал на боку, задом к двери, весь подобравшийся. Спина была голой, а нижнюю половину туловища и ноги укрывало тонкое белое одеяло, поэтому он отчасти сливался с постелью и стеной. Рауль не пошевелился. Возможно, спал, но от яркой вспышки любой бы проснулся. Конвоир распахнул дверь, вытянулся. — Жди снаружи, — приказал Адриан. — Слушаюсь, ваше величество, — поклонился конвойный и пошёл прочь из секции. Адриан не видел, как он выходит, смотрел на Рауля. При звуках голосов тот оторвал голову от подушки. Вероятно, соображал не ослышался ли. Адриан шагнул в камеру и решительно направился к кровати. Подошвы стучали по кафельной плитке. Бьёрди поднялся на локте, чуть повернув голову от стены, замер на секунду и резко развернулся, сел. Глаза впились в посетителя, выясняя, что он реален и с каким настроением пришёл. В зрачках лишь на мгновенье мелькнула радость, а потом её заслонило чувство опасности. Взгляд потух, Рауль опустил голову, свесил босые ноги в оранжевых штанах и соскользнул на колени. — Не надо, сиди, — остановил Адриан и, метнувшись на три последних шага вперёд, поднял Рауля, усадил на кровать. От прикосновений к прохладным плечам нахлынуло что-то жгучее, родное, сосущее под ложечкой томительной болью. Эти плавные линии мускулов он сотни раз поглаживал в полудрёме, целовал изгибы шеи, кадык, ключицы, живот… Адриан неловко убрал руки, взглянул в лицо. Оно было… бесцветным. Уставшим, измождённым, понурым… Каким ещё оно должно быть у человека, которому осталось жить два дня? Глаза запали, на щеках мелкая щетина. Адриан отвёл взгляд, отвернулся, но тут же повернулся обратно. Сел на кровать напротив безмолвного Рауля, тронул его за запястье. — Скажи мне правду… кто расставил жучки? — спросил он сразу, потому что здороваться — желать здоровья — было как-то неуместно. Он и этот вопрос выговорил-то еле-еле. Рауль, сначала вздрогнувший от ласки, вскинул голову. Пытливо впился в глаза и молчал, будто только это и умел — впиваться и молчать. — Рауль, — терпеливо повторил Адриан, сильнее сжимая его руку, — кто расставил жучки? Рауль, мне нужен ответ. Рауль снова молчал и, когда Адриан собирался потребовать третий раз, спросил безразлично: — Для чего? Звук вырвался глухой, хриплый, будто Рауль много дней не разговаривал. Наверно, так и было. Адриан облизал сухие губы. — Грэйс… Грэйс прилетела и говорит, что это сделала она, — сообщил он, наблюдая, как граф вмиг заволновался: дёрнулся, отпрянул, в глазах появился лихорадочный блеск. — Грэйс прилетела? — Сама. Днём. — Где она? — Рауль вскочил и широко прошагал до стола, стремительно развернулся. Дверь камеры была открыта, он в неё не пошёл: побег невозможен. Адриана больно кольнула ревность. Ответил он всё же спокойно: — В женском крыле. С ней хорошо обращаются. Рауль, кто из вас кого покрывает? Бьёрди отвернулся к окну, запустил пальцы во взлохмаченные от подушки волосы. Прятал от него эмоции. Соображал, как быть. Рельеф спины изменился, чётче выступили лопатки, углубилась линия позвоночника, проступили контуры рёбер. Адриан встал, приблизился, влекомый тягой прикоснуться, медленно провести от округлых плеч к плавному изгибу поясницы. Постоял секунду за спиной и грубоватым движением развернул Рауля к себе, тряхнул за локти. — Говори. Скажи. Мне надо знать. Рауль, ты взял вину Грэйс на себя? Скажи! Это она всё организовала? Пожалуйста, Рауль, скажи мне правду. Понимаю твоё благородство, но сейчас не время. Скажи, и я отправлю твоё дело на доследование. Я хочу, чтобы ты жил, Рауль. Ты должен жить. Я люблю тебя. Пожалуйста, скажи… Адриан сжимал его локти, потряхивал, пытаясь убедить, внушить. Видел, что Рауль хочет признаться, хочет жить, что в нём идёт внутренняя борьба… и жажда жить проигрывает, стирается. — Казнь не отменить. — Я отменю. Что-нибудь придумаю. Я король, издам указ, ты выйдешь на свободу… Это Грэйс? Бьёрди молчал, взвешивая честь, правду, любовь. Адриан нервничал, кипел, но ждал, держа за локти. Времени прошло немного. Рауль поднял уголки губ, хотя они тотчас дрогнули. — А для Грэйс отменишь? Вопрос застал врасплох. Адриан опустил руки, отвернулся, прошёл два шага. Провёл ладонью по лицу. Рауль просит невыполнимое. Можно соврать, пообещать, но ложь… опять ложь! Везде ложь! Она и так бед натворила. Адриан посмотрел через плечо. На Рауля вскользь, в остальном на стену. — Её будут судить, — сказал он, давая долю надежды, но Рауль не провёлся. Зло хмыкнул. — Судить… знаю я… Её приговорят к смерти. А ты не вмешаешься. — Она шпионка! — вспыхнул Адриан, развернулся на каблуках, взмахнул руками по сторонам. — Посмотри, до чего она тебя довела! До чего она довела Шарля и всех нас! Признайся и будешь жить, воспитывать ребёнка! — А что я ему скажу? Что предал его мать? Да, я хочу изменить показания, зови следователей! Это всё я. Я расставил жучки, я вживил чип, я похитил принца. Я, только я. Грэйс ничего не знала. Адриан не верил ушам. — Ты дурак! — Мне уже нечего терять, — с холодной обречённостью произнёс Бьёрди и сразу успокоился, осунулся. — Мне всё равно уже незачем жить. Нижайше прошу позвать следователей, ваше величество, — он опустился на колени. — Перед смертью я облегчаю душу и признаю, что похитил инфанта. Благородный идиот! Адриан сжал кулаки. Потом медленно их расслабил. Постоял ещё с минуту и ушёл. Чёрт с ними, пойдут на плаху оба.