Фаворит короля

      Бушеми и Девони вскочили при его появлении в дверях кабинета — один из-за своего стола, второй с кресла для посетителей. Поклонились. Адриан прошёл три шага и остановился, не садясь, задерживаться здесь не собирался.       — Какие распоряжения, сир? — Глаза начальника тюрьмы блестели любопытством.       — Принесите графине ужин, и пусть отдыхает. Девони, допрос начнёшь в восемь утра.       — Будет сделано, — почти в один голос кивнули они, явно расстроенные отсутствием подробностей об откровениях Грэйс. Девони наверняка приступил бы к допросу прямо сейчас и взялся за дело рьяно. Но оба видели отсутствие настроения у короля и не смели лезть. Плохое расположение духа говорило ещё красноречивее, просто кричало: фаворита не обелить!       — Ваше величество, — подал голос Девони, — казнь отменяется?       Адриан сверкнул глазами.       — А разве её можно отменить? Да и с чего бы вдруг? Отправьте к графу следователей, он признался в похищении инфанта.       У подданных открылись рты, Девони довольно улыбнулся, будто это его работа принесла плоды.       — Наконец-то. Стоило артачиться…       Адриан окинул обоих мрачным взглядом и развернулся.       — Не провожайте, — приказал он и ушёл. Ярость кипела, а за докучливые вопросы или, наоборот, беззаботное щебетание он легко мог сорваться. Всё раздражало. Чёртовы Бьёрди! Чёртова служба безопасности, которая всё это допустила!       Двери перед ним открывали тюремные сотрудники. Адриан машинально кивал им, идя на автомате, в голове роились суетливые мысли, одна несноснее другой, все паззлы мозаики показаний никак не могли состыковаться. Почему, нахрен, он должен лично расследовать это дело? Почему он вообще должен вмешиваться? Он, сука, король, а не детектив! Разжалует всех к чертям!       Надо было срочно что-то предпринять, чтобы успокоиться.       На улице было темно и сыро. Свет фонарей и окон отражался в мокром асфальте. Сев в прогретую машину, Адриан вынул из кармана телефон, открыл мессенджер. В списке контактов верхним, часто используемым попался Рауль. Белозубо улыбающееся лицо на круглой аватарке. Теперь так и будет маячить укором?       Удалить контакт или оставить? Оставить на два дня или навсегда?       Вычеркнуть парня из списка, как вычеркивает его жизнь?       В воскресенье Рауль Бьёрди перестанет существовать.       Парень, обняв которого, он засыпал счастливым.       Или парень, использовавший его, предавший свою страну, лгущий своему королю, готовый умереть ради шпионки?       Эй, твоё грёбаное величество, очнись! Хватит печалиться о придурке, который тебя не ценит! Хватит думать, как его спасти! Он сам загнал себя в яму, не будь дураком, не прыгай за ним!       Адриан вызвал меню контакта и кликнул «удалить чат». Улыбающееся лицо исчезло, как и имя «Рауль», вместо них появилась надпись: «Восстановить».       Если бы так запросто восстанавливалась человеческая жизнь…       Да о чём он? Такое возможно.       Жизнь Шарля, например, восстановлена умелыми действиями Фабби. После того, как подельники Бьёрди отняли её.       Адриан ещё раз посмотрел на надпись, а потом кликнул на крестик, стирая. Открыл следующий, поднявшийся теперь наверх чат.       «Фабби, привет. Где ты?»       После отправки пришла мысль, что звонком связаться быстрее, однако галочки тут же окрасились прочитанным и появился значок набора сообщения собеседником.       «По дворцу шастаю, скукота».       «Привет, Дри».       «Я тебе нужен?»       «Возьми бутылку — посидим в твоих апартаментах».       «Я с Лайзой».       «Так избавься от неё! Возьми коньяк и жди меня».       «Ладно, ладно, сделаю, не ворчи».       «Я подъезжаю, поторопись».       Адриан собрался посмотреть, что пишут про ситуацию в интернете, но передумал. Во-первых, не хотел бередить себе раны, во-вторых, боялся ещё больше запутаться, в-третьих, ещё больше разозлиться. К тому же лимузин въехал в дворцовые ворота и катил к парадному входу вдоль вечнозелёных самшитовых кустов. От каскадов фонарей светло было как днём, а ажурные скамейки пустовали, холодная погода загнала придворных под крышу.       С полсотни придворных толпились на лестнице, встречая его. Дворяне пританцовывали, согреваясь, дамы жались к ним. «Да здравствует Адриан Третий! Да здравствует наш любимый король!» — донеслось, как только машина остановилась у ступеней. Громче всех кричал Рокарди, он же подбежал открыть дверцу.       — Спасибо, — кинул Адриан, вылезая. Свита сразу сгрудилась вокруг него, ища каплю монаршего внимания. Фабиан один остался стоять на месте, у самых дверей. На нём к пижонскому белому пальто был колпак, из-под которого вились кудри. Губы изгибались в шутовской ухмылке. Из подмышки знаком странной покорности выглядывало горлышко бутылки. Он приветствий не выкрикивал.       — Ваше величество, — отвлёк Рокарди, — можем ли мы надеяться на вашу компанию в картах?       — Не сегодня, — бросил Адриан и, кивнув придворным, направился к Фабиану и дверям.       Морелли, не сводя глаз, медленно взмахнул головой, изображая вольный поклон. Вёл себя как ни в чём не бывало. Адриан прошёл мимо в открытые прислугой двери, лишь дёрнул бровями, приглашая следовать за ним, начиналась их обычная игра в прятки. Фабиан пластичным котом скользнул за ним, оттесняя других. Занял привычное место при королевской особе, помог снять пальто и отдал слугам.       В залах шло вялое веселье. Выводил скрипучие мелодии виолончелист, которого никто не слушал. Королева с фрейлинами играла в настольные игры. При появлении короля они прервались, встали и сделали реверансы.       — Ваше величество…       — Оставьте нас, — приказал Адриан, подходя, стал напротив встревожившейся Изабеллы. Дождался, чтобы все ушли. — Милая, укладывайся спать без меня, я посижу с Фабианом.       — Всё возвращается на круги своя? — она просветлела, стрельнула глазами в маячившего в обществе фрейлин Морелли и снова напряглась. — Адриан, я правда говорила ларду Девони про Грэйс.       — Говорила, значит, это учли. Уже не важно: Рауль Бьёрди признался в похищении Шарля. Они всё делали вместе, теперь выгораживают друг друга. Забудь про них, главное — наш сын. Остальное меня не заботит. Сегодня он был бледнее обычного.       — Да, я тоже заметила, — куснула губу Изабелла. Пальцы вертели цветную фишку от игры.       — Ладно, я пойду, — Адриан тоже оглянулся, на слишком увлечённо флиртующего маркиза. Сжал руку жены. — Не расстраивайся, всё будет хорошо.       Только он отошёл от столика, Морелли тут же раскланялся с девушками и пристроился к нему. Под поклоны и здравицу они направились на второй этаж. Фабиан сунул бутылку в колпак и нёс в руке, как сумку, звякая бубенчиками о паркет.       — Соскучился по двору? — уколол Адриан. — Ещё упрямился возвращаться.       — Ты про этих девок, Дри? Так я не ради них вернулся.       Взгляды встретились, скрестились. Адриан промолчал и дальше, до самых апартаментов шли в тишине. Внутри, пока Фабиан зажигал ночники и включал телевизор перед кроватью, он развязал галстук, расстегнул все пуговицы на рубашке, скинул туфли, не такие тесные, как те злополучные «Прада», но уже надоевшие, и носки.       — Раздевайся уж совсем, — подначил Фабиан, принося стаканы и ставя их в изножье. — Нас с тобой в гомосексуализме никто не заподозрит. Вся страна убеждена, что я натурал и гомофоб. Разденься.       Адриан открыл рот его послать, но брюки тоже порядком надоели, ремень сковывал движения, пряжка впивалась в мышцы… Однако же щеголять голым значило дарить напрасные надежды.       — Дай мне халат или штаны, — нашёл он компромисс и принялся стягивать брюки. Фабиан бессовестно попялился на его обнажённые бёдра и ушёл в гардеробную. Снова появившись в двери, кинул через всю комнату светло-синий сверток с весёленьким геометрическим рисунком.       — Извини, я здесь не живу, есть только пижамные. Когда всё закончится, перевезу вещи обратно.       Закончится?       — Не стоило и увозить, — вспыхнул Адриан, чуть не швырнул штаны обратно. Содрал с себя рубаху и брюки, с психом плюхнулся на кровать и вдел ноги в мягкие цветастые штанины, встал, поддёрнул на задницу. Ноги у Фабиана были стройнее, но, к счастью, пижамный низ имел достаточную ширину, а то бы терпение лопнуло как узкая тряпка.       — Нормально? — спросил Фабиан, открывая коньяк, глянул оценивающе. Будто не замечал агрессию.       — В самый раз, — буркнул Адриан, опустился на ковёр, откинулся спиной на матрас, взял стаканы, подставляя. — Лайза уже в состоянии из дома выходить?       — Ревнуешь? — Фабиан сел рядом, налил, отставил бутылку в сторону, забрал стакан.       — Перестань, я не в настроении.       — Позвал, чтобы оторваться на мне? Отличный выбор козла отпущения… Болезнь Лайзы легко поддалась лечению. Извини, что пропадал у неё, но я думал, ты во мне не сильно нуждаешься.       Глаза Фабиана были пытливыми. Он глотнул коньяк. Адриан машинально сделал то же самое. По телевизору шёл хоккей, авирский «Лев» против ковинской «Звезды». А он с придворной командой ещё ни разу не вышел на лёд в этом сезоне.       Когда всё закончится.       — Прости, как-то всё навалилось… Авгиевы конюшни.       — Требуется Геракл?       — Даже он не сможет разгрести.       Фабиан понимающе кивнул. Устроился затылком на кровати.       — Слух прошёл… американка явилась?       — Да, и это, блять, тоже… Явилась, облегчила задачу. Наговорила… Слёзы, сопли… Этот виновен, этот невиновен. Меня казните, его милуйте.       — И что ты насчёт неё решил?       — А что я могу решить? Она, сука, беременна и иностранная гражданка. Пусть суд разбирается. Вот родит, тогда…       — Казнишь?       — Я же сказал — суд!       — Суд здесь ты, — напомнил Фабиан, не давая увильнуть от ответственности. — А с ребёнком что будешь делать?       Вот пристал!       Адриан повернул к нему голову. Оглядел всего. Вопрос, конечно, был с подвохом.       — Не придумывай, ребёнка я себе не оставлю. Это только в книжках бывает: оставляют, воспитывают, а потом он вырастает и мстит. Нет, на хер мне это не надо. И я мстить не буду — отдавать в какой-нибудь приют или приемную семью. У него есть бабка, отдам Эмме, пусть воспитывает. Только лучше, чем сына.       Фабиан удовлетворился ответом. По крайней мере внешне. Дотянулся до бутылки, налил им ещё.       — Хуже уже просто некуда. Графёнок с детства не отличался воспитанием, дерзил учителям…       — Не знаю, как там в детстве, — Адриан заёрзал, садясь прямее, — а сегодня он… Он, сука, признался мне, Фаб. Признался, что похитил Шарля! В глаза! Блять, у меня зла не хватает! Он на Грэйс валил, пока она в Америке была, отмазывался, чтобы оба сухими из воды вышли, сейчас всю вину на себя взял. Всю. Абсолютно. По всем пунктам. Боится за жёнушку. Он её любит, её.       — Не расстраивайся.       — Да не расстраиваюсь! — Адриан гневно дёрнул руками. Коньяк расплескался. — Я… я, сука, запутался! Господи, я свихнусь… — Он закрыл глаза, глубоко вдохнул. Продолжил спокойнее: — Мне многие вещи покоя не дают. Грэйс прилетела без доказательств, но она прилетела. Понимаешь — прилетела?! Не испугалась. Мне иногда кажется, что Рауля действительно подставили. Очень качественно подставили, и я казню невиновного.       — В тебе говорит любовь, Дри, — Фабиан похлопал его по коленке. — Попробуй относиться к Бьёрди как к обычному преступнику. По постороннему ты не стал бы страдать и бегать в тюрьму.       — Тебе, блять, хорошо говорить…       — Знаешь, когда бы и ты заговорил по-другому? Если бы Шарль умер на твоих руках. Знаешь, как у меня в груди колотилось, когда я его сердце запускал? Ну? На чью могилу ты предпочёл бы ходить — своего сына или Бьёрди? Если бы меня в ту минуту не оказалось рядом, ты сейчас тоже жалел бы убийцу?       Адриана подмывало спросить, как же так удачно получилось оказаться рядом, но он подавил ехидный и даже злобный порыв. Следует благодарить судьбу, что сложилось именно так. Он лишь кивнул, что выбор очевиден, и снова не стал устраивать разборки из-за отцовства, держал данное себе слово до выздоровления Шарля.       — Я пытаюсь не жалеть. И после сегодняшнего признания, наверно, уже не жалею. Не за что жалеть. Он меня не жалел.       Морелли накрыл ладонью его лежащую на ковре кисть и сжал.       — Я рядом, Дри. Нам с тобой жить дальше. Оставь Бьёрди палачу, не сокрушайся, теперь это его юрисдикция. Ты поступил, как велит долг.       Тон ли был правильным или слова, а может, подействовало прикосновение, которому всегда привык доверять, или сработал рефлекс на непогрешимость Фабиана, но Адриан почувствовал себя легче. Кивнул, отвернулся к телевизору, следил, как «львы» рьяно уделывают «звёзд», уничтожал коньяк. Веки тяжелели, глаза слипались.       Он вздрогнул, когда из пальцев вынули стакан. Моргнул, понимая, что задремал, клюнул носом, а рука со стаканом давно стоит на бедре.       — Ты спишь, — сказал Фабиан.       — Вижу, прости.       — Тебя проводить?       Адриан зевнул, поморгал. Голова была чугунной, в теле налилась лень. Идти далеко, а рука опирается на такую мягкую кровать…       — Можно я здесь посплю? Не хочу одеваться и к Изабелле.       — Разве я вправе тебе отказать? Спи, а я на диване лягу. — Фабиан встал, убрал покрывало, откинул угол одеяла. — Влезай.       Адриан без королевской грации влез, подоткнул под щёку подушку. Маркиз накрыл его.       — Спасибо, Фабби.       — Спокойной ночи, Дри, — Фабиан выключил свет и пошёл к двери. Что-то было в этом неправильное. Всё. Раньше они спали в одной постели, обнявшись, натрахавшись. Диван в смежной комнате не использовался никогда. Теперь Фабиан тёмным силуэтом шёл туда.       — Фабби, — Адриан поднял голову, увидел, как силуэт остановился, замерли шаги. — Прости, что не зову к себе. Я не могу. Ещё не могу.       — Да ничего, Дри, — почесал бровь Фабиан, за бодростью скрывая разочарование, — я подожду. Я умею ждать. Только не подбери другую игрушку, ладно?       Он ушёл, не дожидаясь ответа. Адриан опустил голову на подушку, закрыл глаза, поёрзал, устраиваясь. Постель не была чужой, он в ней спал много раз и не так уж давно, месяца три-четыре назад, но она была пустой, слишком большой для одного.       Сможет ли возобновить отношения с Фабианом после всего произошедшего? Сколько времени понадобится забыть Рауля и казнь, зарастить дыру в душе? И какая, к чёрту, другая игрушка?       Адриан уснул, вообще не чувствуя в себе способности любить, сердце словно онемело.       

***

      Завтрак проходил в широком кругу. Настроение было субботним, гости будто забыли волнения или старательно делали вид. Шутили, смеялись, льстили, делали комплименты королеве. Изабелла общалась, дарила улыбки, хотя в позе стояло напряжение, и к еде она едва притрагивалась. Фабиан спал или куда-то умотал, по привычке игнорируя святую обязанность придворного приветствовать короля с утра. Видимо, посчитал долг исполненным, когда сонно разбудил на рассвете и выдворил из своей спальни.       Адриан ел не спеша, ни с кем сверх меры не разговаривая. День был расписан полностью с посещением открывшейся выставки Пикассо в Гелдерском музее искусств и визитом в пансионат для престарелых в честь Дня пожилых людей. Ни к одному из мероприятий интереса не было, думы были направлены на завтрашний день — казнь назначена на два часа. Тревожное томление сидело в мозгу болючей занозой, но боли определённо было меньше, чем вчера и весь месяц.       Вероятно, у него просто опустились руки.       Задетая гордость, поруганная любовь вкалывали анестезию.       Сразу после завтрака, когда он в окружении свиты шёл в Зелёную гостиную, чтобы присесть и сделать несколько контрольных звонков, под ноги выскочил секретарь.       — Ваше величество, позвольте доложить? — прижимая к тощей груди планшет, протараторил он.       — О чём? — Адриан с некоторых пор недолюбливал парня, но никак не находил времени его заменить.       Аранни зыркнул по сторонам, убеждаясь, что дворяне тактично отстали.       — Полчаса назад поступил звонок из США, — он посмотрел в планшет. — Некий Томас Даррелл, бывший сенатор, отец лади Бьёрди…       — Я знаю, кто он, — нахмурился Адриан. Они вошли в Зелёную гостиную, и он сел в своё кресло по центру дальней стены. Секретарь остановился напротив. Свита рассеялась по диванам и софам.       — Даррелл сказал, что звонит в частном порядке. Не нашёл ваш личный телефон, поэтому позвонил на секретариат. Просил разговора с вами, ваше величество, сказал, что у него есть информация в защиту дочери. Важная информация. Доказывающая, что её вина сильно преувеличена.       Адриан ухмыльнулся: активизировались, сволочи, забегали. Папаша тоже возьмёт вину на себя или будет шантажировать, угрожать, учить его жить и управлять государством?       — Он будет перезванивать скоро, ваше величество, — продолжил секретарь. — Вы поговорите или что-то ему передать?       — Я поговорю, — решил Адриан. — Только на следующей неделе. Сейчас у меня выходные, а я и так сильно загружен. Передай мистеру Даррелу, я выделю ему десять минут в качестве телефонной аудиенции. Пусть позвонит в понедельник и уточнит время, в которое я смогу его выслушать.       Аранни быстро тыкал пальцем по экрану.       — Передам, ваше величество, в точности передам. Ещё повеления?       — Ещё, Матье?.. Касательно Даррелла ничего. Напомни расписание на будущий уикенд. Рабочий визит… куда?       — В провинцию Ангрин, ваше величество, — отчеканил секретарь, — конкретно в Лерутту. В городе всё готово к вашему визиту, насыщенная, интересная программа. Население с нетерпением ждёт вас, будет фестиваль ремёсел, зимняя ярмарка и финал конкурса красоты «Мисс Гелдер».       Очень увлекательно. Самое оно для короля-гея после казни любовника — походить по ярмарке и попялиться на полуголых баб.       — А в пятницу свадьба виконта Брини, — добавил Аранни.       Ещё лучше. Но жизнь королевства идёт своим чередом, надо втягиваться.       — Если всё — иди, — разрешил Адриан. — Доложишь про Даррелла.       — Хорошо, ваше величество, — парень поклонился и скрылся за дверью. Адриан сразу достал смартфон, набрал Филиппу Девони. Тот долго не брал трубку, но наконец ответил.       — Простите, сир, находился на допросе графини.       — Как раз о нём и собираюсь спросить. Понятно, что приступили. Графиня говорит или артачится?       — Как вам сказать?.. Говорит, деваться ей некуда, но рационального зерна в её словах пока мало. Сквернословит, плачет, угрожает всеми известными международными судами, требует встречи с мужем, требует отпустить его, а в перерывах даёт показания по крупицам. До весны такими темпами растянется. Если можно было бы на неё надавить…       — Нельзя, — отрезал Адриан. — Без физического насилия. Давите психологически. Аккуратно. Тем, что её показания помогут спасти графа.       — Хорошо, — вздохнул Девони, явно недовольный связанными следствию руками, — будем обманывать. Не сомневайтесь, вытащим всё, что касается американских агентов, исправим свою оплошность и впредь не допустим.       — Уж постарайтесь. Отчёты мне на стол.       — Обязательно, сир.       Адриану нравился жёсткий, бескомпромиссный подход этого шпика к делам, бульдожья хватка. Возглавляй Девони государственную службу безопасности сразу, возможно, и инцидента бы не случилось.       — Что там граф? Уточнили показания?       — Да, много времени это не заняло. Граф сознался в похищении и прочем.       — Назвал цель? Раскрыл схему? Как он это делал?       — Увы, нет, сир. Сознался и замолчал. Он более крепкий орешек, чем его баба. Правда, и мы не слишком настаивали без вашего распоряжения… Он всю ночь метался по камере, сейчас вроде уснул.       Думал, как вызволить Грэйс.       Или ему просто нечего было сказать следователям, если всё, как с жучками, провернула американка.       Мысли метались как бешеный маятник: сомнения — уверенность, сомнения — уверенность.       Адриан стиснул подлокотник, досчитал до пяти. Выдохнув, спросил, сердце слегка колотилось:       — При обыске у графа найдены детекторы подслушивающих устройств?       — Да, — ответил Девони с запинкой, — был один. Того же диапазона, что и жучок в королевских покоях. Граф точно знал, какой нужен. Вероятно, забыл, куда втыкал в волнении, подстраховывался.       Логично.       Адриан почувствовал, как кровь уходит с лица. Кивнул, потёр лоб, унимая жгучее разочарование. Хватит кидать спасательный круг человеку, который сам себя топит, которому ты не нужен. Хватит лезть в чужую сферу, занимайся экономикой, социальной политикой, будь жесток к изменникам.       — Продолжай допрос, Филипп. Пусть граф расскажет всю схему похищения, от и до, покажет, назовёт телефоны, сервера, контакты, все мелочи. Что откажется говорить добровольно, выбей. Помни, у тебя всего сутки. И да, граф по традиции имеет право на последнее желание, осведомись, как он хочет реализовать его.       — Он уже спрашивал. Просит попрощаться с женой наедине.       Адриан вспыхнул, как от удара. С женой? Не с ним? К чёрту!       — С женой? — выцедил он, особо не пряча эмоций. — Что же, пусть прощаются. Десять минут. Нет, пять. И слушать, о чём они говорят.       — Принято, сир. Буду докладывать.       Адриан опустил смартфон и, посидев пару минут в задумчивости, дал знак собираться в музей.              Работа вытеснила из мыслей казнь и сомнения. Адриан время от времени ловил себя на этом, радовался и снова с головой нырял в работу. Живописью как таковой он никогда не увлекался, мало в ней смыслил, но его задачей было общение с организаторами выставки, посетителями, произнесение речей, выслушивание всяких интересных фактов от экскурсовода и позирование перед камерами. Со всем этим он прекрасно справлялся. Мероприятие проходило на позитиве, Адриан не слышал, чтобы кто-то шептался о его ориентации, бросал косые взгляды, называл убийцей. Однако подданные дружно желали выздоровления инфанту и выражали надежду, что это произойдёт в самом ближайшем будущем.       Адриан искренне благодарил.       В пансионате для престарелых после официальной части на праздничном обеде, уже без прессы, пропустив по рюмке, старики со всей присущей возрасту непосредственностью завели разговоры о завтрашнем событии.       — Говорят, трансляция по телевизору будет, надо заранее включить, чтобы не пропустить…       — Нельзя спуску преступникам давать. Одного отпустишь, так сразу как у гидры десять голов разрастётся. Король эту шваль в страхе держать должен…       — Наша страна испокон веков завистникам покою не давала…       — Вот на род Бьёрди ни за что бы не подумал. Хорошо знал и деда, и прадеда, за одним столом едали. Но гниль она теперь везде, молодёжь уже не та…       — Во все времена короли любовниц казнили, такая уж у королей судьба, к ним всегда только гадюки и подбирались…       Разговаривали между собой, поедая отварную рыбку и паровые котлеты, не обращаясь к королю и вряд ли подозревая, что он вообще слышит. Адриан слышал, и слышали придворные, руководство, сидевшие за тем же длинным столом. За другими двумя столами, вероятно, велись подобные разговоры. Директор пансионата Жиль Трентони покраснел до пурпурного, зашикал, занёс ложку над бокалом, чтобы постучать, но не решился наделать шуму. Адриан успокоил его жестом, хотя разговоры его коробили.       — Уважаемые ларды, — обратился он к старикам, навесив улыбку, — что вы скажете с высоты своих лет мне, молодому монарху: не слишком ли жестоко казнить преступников отрубанием головы? Быть может, в двадцать первом веке пора перейти на гуманные способы, такие, как смертельная инъекция, например?       Раздались смешки, старческие «кхе-кхе».       — Гуманные? Инъекция? Да инъекций никто из сволочей бояться не будет. Нет, отрубание головы — в самый раз. Держите своих врагов в напряжении, ваше величество.       — Спасибо за совет, ларды, — кивнул Адриан, незаметно для них закатил глаза. К нему, слегка потеснив Изабеллу, наклонился веселящийся Рокарди.       — А говорят ещё, наше поколение с катушек слетело, нравственность потеряло… Сир, не слушайте маразматиков, жалко вам Бьёрди, замените палача на медсестру.       Изабелла кивком поддержала.       Адриан не ответил. Он любил Рауля, несмотря на то, что Рауль не любил его. Чтобы поступить, как предлагал Паоло, ему не требовалось ничьё одобрение, хотя догадывался, что, если провести опрос, добрая часть населения выскажется за усыпление. Так же как немалый процент наверняка проголосует за четвертование лошадьми с предшествующим потрошением.       Всем не угодишь.       Поэтому всегда решает король. И традиции.       Традиции как своеобразная индульгенция.       Адриан вернулся к еде, однако поковырялся для вида и уже через десять минут приказал подавать машину. Извинился перед стариками за спешку, сославшись на плотный график, дал поцеловать руку, некоторым пожал и ушёл. Свита потянулась за ним.              Из-за особенностей засаженной кустарником дворовой территории машину нельзя было подкатить непосредственно к двери, она ждала метров через сто на подъездной площадке, транспорт свиты парковался ещё дальше — за воротами. Туда вела вымощенная дорожка. Вдоль неё на параллельных дорожках и на пожелтевшем газоне на почтительном расстоянии стояли слуги, гвардейцы, персонал пансионата, всякие зеваки — мужчины, женщины, дети, пришедшие поглазеть на королевскую семью и вельмож. Кланялись, выкрикивали приветствия.       Адриан представил, что за толкучка будет завтра на Речной площади.       Только бы никто не пострадал.       Он помахал рукой подданным и подал её Изабелле, задавая быстрый темп ходьбы. Пообедавшая знать лениво поспевала.       — Милая, переоденемся и сразу к Шарлю, или ты хочешь отдохнуть?       — Сразу, если ты не возражаешь. Сейчас темнеть начнёт.       — Нет, не возражаю, — ответил он и повернулся к идущему по другую руку директору пансионата. — Спасибо, лард Трентони, всё было замечательно, моя благодарность коллективу.       Опасавшийся за инцидент за столом Трентони расцвёл. Поклонился:       — Что вы, ваше величество, это мы благодарны вам, что нашли время осчастливить нас своим присутствием. И коллектив, и наши подопечные…       Договорить директору помешала внезапно пришедшие в движение зеваки. Из толпы, расталкивая людей, прямо перед Адрианом выскочил мужчина в чёрном пальто и кепке. В толпе вскрикнули, Изабелла вздрогнула, к смутьяну тут же со всех сторон метнулись гвардейцы и дворяне из свиты, но он успел упасть на колено и покорно склонить голову.       — Ваше величество, умоляю, выслушайте!       Адриан сжал руку жены, успокаивая. Перед ним выскакивали не в первый раз — поклонницы, просители, разного рода неадекваты. Для их отсечения и существовала охрана, уже скрутившая баламута.       — Ваше величество! — он особо не сопротивлялся, но не давал себя утащить. — Пожалуйста! У меня информация по Бьёрди! В расследовании нарушения! Я назову! Выслушайте! Я подполковник Терби!       Фамилию Адриан знал, она принадлежала баронскому роду с владениями в Авире. Слова подполковника тоже достигли цели. Мужчина упирался, не проявляя агрессии, и выглядел благородно. Одежда на нём была дорогая, правда, гражданская. Пыльное пятно на штанине в расчёт не шло.       Свита галдела. Гвардейцы медлили, видя, что государь заинтересовался.       — Выслушайте, ваше величество! Улики сфальсифицированы!       — О чём он, Адриан? — оторопела Изабелла, вцепилась в руку.       — Провокатор, — шёпотом возмутились за спиной, — из приспешников Бьёрди.       — Да вряд ли, — ответили ему, — он из госбезопасности, был в следственной группе.       У плеча возник Рокарди.       — Вот и повод пересмотреть дело, ваше величество.       — Казни не отменяют, — возразил ему директор Трентони. Адриан заткнул его взглядом.       — Отойдите, — махнул он гвардейцам и обратился к сопровождающим. — Все свободны.       Пространство вокруг начало пустеть. Люди откланивались и уходили, работники пансионата возвращались в здание, свита потянулась к машинам, гвардейцы выпроваживали зевак. Осталась Изабелла, которую Адриан придержал, шепнув, что это разговор ненадолго, и охрана.       Терби уже снова стоял на колене со склонённой головой.       — Ваше величество, покорнейше благодарю.       — Встань, — разрешил Адриан, — и расскажи мне, что за балаган здесь происходит. Почему ты, дворянин, офицер и сотрудник серьёзной службы, кидаешься ко мне как разбойник? Если у тебя есть сведения, замечания по следствию, которое давно прекращено, куда ты должен обращаться? В секретариат с прошением о приёме. А ещё лучше доводить информацию через своё начальство. Почему Девони не знает о нарушениях, а ты знаешь?       Поднявшийся на ноги Терби воровато оглянулся. Поблизости никого, кроме трёх гвардейцев, не было.       — Сир, нарушения допустил Девони.       — Девони и нарушения? Звучит неправдоподобно.       — Он слишком спешил сдать дело в суд. Он хочет их скрыть. Позвольте по порядку? Я расскажу всё, что знаю. У меня есть доказательства.       У Адриана вновь вспыхнула надежда, которую он быстро загнал вглубь, избегая разочарований. Миллион раз уже мелькало что-то важное, что при детальном рассмотрении оказывалось пустышкой. Сначала надо собственными глазами увидеть доказательства, потом радоваться.       — Говори, — сказал он, переглянувшись с Изабеллой. — Только пойдёмте к машине: холодно.       Начинало смеркаться, и температура упала на пару-тройку градусов, близилась к нулю. На Терби и гвардейцах были головные уборы, а на них с Изабеллой только короны. Проще простого подхватить простуду.       Господи, о чём он думает, когда любимый человек завтра перестанет существовать?       Не терпелось услышать про нарушения и доказательства, но незачем это делать на холоде во дворе дома престарелых.       Впрочем, шаг Адриан выбрал прогулочный.       — Ваше величество, меня зовут Марио Терби, мне сорок три года, из них пятнадцать я служу в госбезопасности. Начинал с низов и дослужился до руководителя антитеррористического центра, но всё это неважно… Имеет значение, что меня привлекли к расследованию похищения его высочества, конкретно к мероприятиям по обнаружению и аресту непосредственных исполнителей, тех висельников.       — Помню. В чём нарушение? Они были живы?       — Нет-нет, они были мертвы. То есть двое, а вот с третьим как раз нарушение. Как помните, допрос проводили в больнице, я на нём присутствовал. Я, четверо следователей и Девони. Состояние задержанного, мягко говоря, было не очень. Не жилец он был. Боялись, вообще в сознание не придёт, но врачи что-то там наколдовали, и он очухался. Еле-еле признаки жизни подавал, взгляд блуждающий… Может, он и не понимал, где находится и что от него хотят.       — Но показания с него сняли, — с неприятным предчувствием догадался Адриан. Вспомнив, как Девони бодро докладывал о проведённом практически в экстремальных условиях допросе, о вытащенных буквально на последнем вдохе именах организаторов. В чём мог признаться полутруп? Да в чём угодно!       Сука!       — Сняли, — подтвердил Терби, сделал движение, будто собрался сплюнуть, но рядом были король и королева. — Задержанный этот хрипел, бормотал, как в бреду, членораздельных звуков и не произносил. Разве что односложно. Допрос срывался. Я напоминал Девони, что показания в таком состоянии человека недействительны, но он приказал мне заткнуться и не мешать, и вот что вышло, посмотрите сами, сир, рассудите… есть видео.       Терби достал из кармана мобильный и стал в нём искать. Они уже достигли машины, водитель открыл дверцу, но Адриан не думал садиться, ему уже на улице стало жарко, нервозность, пробуждающийся гнев гнали кровь по венам. Изабелла тоже стояла, прижавшись к нему, встревоженно смотрела на Терби и движения его пальцев по экрану. Она тоже понимала, какого рода ролик сейчас увидит и что он значит.       Может означать.       Что одно из главных доказательств — пшик.       Не алиби, но повод для пересмотра дела.       — Вот, ваши величества, — сказал Терби, раскрасневшийся то ли от холода, то ли от нервов, и повернул к ним смартфон. Там уже проигрывался ролик. В светло-голубых стенах больничной палаты перед камерой ходили мужчины в штатском и форме, периодически загораживая спинами обзор. Мелькал там и Терби. Всё их внимание было приковано к лежащему на единственной койке, обвешанному капельницами и датчиками пациенту — мужчине средних лет с чёрной мочалкой волос и бледной кожей. Адриан попытался вглядеться в лицо этого человека, урода, который усыпил, выкрал, держал в холодном подвале и колол транквилизаторы его сыну. Жалости не было, о нет. Эту мразь он разрезал бы на куски собственными руками, тупым пластиковым ножом.       Государственный изменник лежал слишком далеко от камеры, чтобы можно было разглядеть что-то кроме длинного носа, фиолетовых губ и такого же цвета полосы поперёк шеи — следа от верёвки.       Следователи кружили вокруг него как коршуны, что-то говорили, больше всех напирал Девони. Пациент почти не реагировал, бестолково поворачивал голову, пялился невидящими глазами, шевелил пальцами и шлёпал губами. В углу палаты стояли две женщины в медицинских халатах, на тумбочке в лоточке лежали шприцы, ампулы, жгуты.       — Сейчас, простите… звук, — спохватился Терби и сдвинул сенсорный ползунок. Из динамиков понеслись звуки, правда, в большей степени помехи — шелест шагов, скрип ножек пинаемых стульев, голоса на фоне, дорожный шум и чириканье за открытым окном. Вопросы тоже стали слышны — на разный манер требования назвать имена организаторов, заказчиков вперемешку с руганью и чертыханием. Висельник мычал, периодически выдавая слабо разборчивое «не знаю», «дайте», «не надо», «мне», «да», «нет» и в этом роде.       — Где нарушения? — спросил Адриан, устав смотреть на очередную пустышку. Всматриваясь и вслушиваясь, он так сжался, что сейчас мышцы пошли иглами.       — Ещё секунду, — ответил Терби, не убирая смартфона. — Простите, сир, сейчас… сейчас будет. Вот…       Адриан и Изабелла уставились на экран.       — Мы так ничего не добьёмся, — сплюнул следователь, оставшийся за кадром. — Сдохнет сейчас, сука, без имён останемся.       — Сам вижу, — рявкнул Девони и заходил перед камерой. — Блять, надо что-то делать. — Он развернулся и подошёл к кровати. — Ты, собака вонючая, мне всё скажешь…       Висельник открыл рот и пробормотал что-то похожее на «во» и «дай», Адриану некогда было разбирать, хотя он наблюдал за происходящим с меньшим энтузиазмом.       — Обойдёшься без воды, тварь. Говори, вас наняли граф и графиня Бьёрди? В записке были Бьёрди. Это они? Это Бьёрди?       — Да, — прохрипел наёмник, но из последующих звуков было ясно, что он снова просит дать воды. Однако Девони тут же взмахнул рукой, восторжествовал:       — Слышали? Он подтвердил! Зафиксировали? Это Бьёрди! Готово!       — Но это не является… — донёсся из-за кадра голос Терби.       — Заткнись! Спорить будешь!.. — перебил Девони, и вдруг громко запищала аппаратура, врачи бросились к пациенту, расталкивая силовиков, и запись оборвалась.       — Ваше величество, — Марио опустил смартфон, поклонился, — простите моё недостойное поведение, мою непростительную дерзость, но вы должны были видеть… Девони на подлог идёт, лишь бы выслужиться, лишь бы получить должность. Он и раньше Ланшери подсиживал, а теперь ему отличный шанс выпал перед вами отличиться, раскрыв преступление.       Он бы ещё больше отличился, доказав невиновность Рауля.       Адриан сохранил хладнокровие, хотя, конечно, хотелось засуетиться и кого-нибудь покарать. Кивнул замёрзшей Изабелле, чтобы садилась в машину, но она отказалась, держала его под руку, прижималась.       — Почему мне не показали эту запись раньше? Почему она не фигурировала на суде?       — Потому что её уничтожили, ваше величество. Естественно, Девони обезопасил себя. Всех убедил, что допрос шёл по букве закона, а я придираюсь и мечу на его должность. Отстранил меня, угрожал карьере. Флешка с копией видео «случайно» утонула в чашке сладкого кофе, только три дня назад удалось восстановить. Ваше величество, я не мог ждать официальной аудиенции, и не уверен, что Девони не помешал бы мне…       — Ты напугал королеву.       — Покорнейше прошу простить меня за дерзкое поведение, ваши величества, — Терби склонился перед Изабеллой, — но время на исходе, это был отчаянный шаг…       Он волновался. Сильно волновался. Лицо шло красными пятнами. Руки тряслись как с похмелья. Голос срывался.       Адриан переглянулся с Изабеллой. Она, как любая женщина, не вмешивалась в мужской разговор, но отчаянно следила за ним. Её очень впечатлил эшафот. Его тоже впечатлил. И он с не меньшим отчаянием, в бессчётные разы большим, жаждал спасти от страшной участи Рауля, ухватиться за подкинутую соломинку, переиграть сценарий, но… но… но…       Он должен быть трезвым. Должен быть скептиком, прагматиком… блядским жестоким королём.       — Чего ты хочешь, Терби? — осведомился он.       — С вашего позволения… — подданный сглотнул. — Справедливости для Рауля Бьёрди, ваше величество.       — Какой справедливости? — делано вздохнул Адриан. — Твоё доказательство ничего не доказывает. Одно нарушение против десятка других улик. То, что наёмник не назвал имени, не говорит о невиновности Бьёрди. Мне необходимо чёткое, однозначное алиби, а его нет.       Подполковник смотрел в глаза как побитая собака, даже склониться забыл. Он и так превзошёл себя, впервые разговаривая с королём, а теперь будто вспомнил, что вдобавок имеет дело с обманутым любовником приговорённого, а такие люди очень обидчивы.       И всё же Терби был смел.       — Ваше величество, — прервал он молчание и наконец поклонился, — прошу, сами посудите… Если было одно нарушение, вероятно, есть и другие. Проверьте…       — Подожди, — Адриан взмахнул рукой, — ты не ответил, зачем тебе заступаться за Бьёрди? — От ответа многое зависело, его решение, например. — Офицерская честь или… Напомни, барон Ален Терби кем тебе приходится?       — Двоюродным дедушкой, — нехотя отозвался он. — Я внук его младшего брата.       — Ага. А барон, насколько мне известно, состоит в родстве с маркизом Луисом Сванти, дядей Эммы Бьёрди. Не в этом ли кроется причина?.. Правду!       Терби опустил глаза.       — Эмма вместе с отцом и дядей обращались ко мне, да. Просили помощи. Они уверены, что Рауль непричастен к похищению. Обвинение и приговор запятнали честь нескольких родов, казнь лишит Эмму с дочерями всего. Прежде всего единственного сына. Она недавно потеряла мужа.       Ответ короля не устроил. Лихорадочное возбуждение билось в груди, руки чесались действовать, но родственные связи, желание очистить пятно с рода… Всё это пахло новой подставой, враньём, укрывательством, подтасовкой фактов. Он проще поверил бы в желание отомстить Девони, меркантильный порыв.       Что делать?       Он не знал! Не знал!       Да плевать! Хватайся за возможность и спасай Рауля!       Нет, а если Рауль изменник? Он же лжёт на каждом шагу. Факты упрямы, и все указывают на него. А он предпочитает прощаться с Грэйс.       Господи, что творилось в душе. Врагу не пожелаешь.       — Мы тоже можем потерять сына, — сказал Адриан, погладил Изабеллу по плечу, обретая хладнокровие. — Передай Эмме мои соболезнования. Родственные связи не помогут. Не попадись на злоупотреблении служебными полномочиями, Терби. — Он повернулся к машине. Терби кинулся в отчаянном жесте.       — Но ведь нарушение было! Не я из-за родственных связей его подстроил! Мне дела нет до графа Бьёрди, я помню его лишь маленьким мальчиком и многие сегодняшние поступки осуждаю. Но ваше величество! Следствие гнали галопом! Проверьте все материалы! Почерковедческая экспертиза предсмертной записки проведена халатно. Писал наёмник, но будто под давлением — наклон другой, окончания скачут. Похоже, ему диктовали, с дулом у затылка.       — Может, ему подельник угрожал? Или он петли боялся? Или так сильно раскаивался, что рука дрожала?       — Ваше величество, перепроверьте! Отправьте все материалы на повторные экспертизы без спешки, половина даст другой результат.       — Половина? — фыркнул Адриан, но губы уже онемели, мышцы лица не слушались. Он думал. Метался. И Терби видел эти бешеные скачки в его глазах.       — Сир, назначьте проверку. Сир, проверьте действия Девони. Он мог переусердствовать. Сир! Ваше величество! Восстановите справедливость! Не дайте себя обмануть! Девони слишком усердствовал…       Терби смотрел и говорил с ярым убеждением, желанием пробить стену, достучаться. Изабелла тоже смотрела и ждала от него решения. Решения правильного, но вряд ли сама знала какого. А как будто он знал!       Адриан открыл рот возразить: «Девони скорее бы переусердствовал в доказательстве невиновности из желания угодить мне», но… чёрт!       Дёрнул головой, зажмурился, усилием воли перестраиваясь, ломая панцирь.       — Ладно! — рявкнул он, отворачиваясь, вынимая смартфон. — Хоть кому-нибудь в этой стране можно верить?..       Всё злило. Тело трясла нервная дрожь. Мысль, что всё закончится благополучно и без смертей, ещё пребывала на задворках сознания, не успев затопить радостным тайфуном, но он уже нёсся на расставленные заслонки и дамбы.        Подрагивающим пальцем Адриан быстро, пока не передумал, вызвал секретаря. Пока шли гудки, осмотрелся, как впервые заметив, что ещё находится во дворе пансионата, что стемнело и зажглись огни, а водитель закрыл дверцу, но стоит у неё.       Чёрт! Чёрт! Дьявол! Отвечай же!       Адриан прошёлся по площадке, развернулся. Изабелла и Терби напряжённо смотрели на него.       Ответил Аранни, что-то спешно дожёвывавший и удивлённый поздним звонком.       — Слушаю, ваше величество. Дарреллу я сообщил...       — Сейчас сколько времени? — перебил Адриан, сам посмотрел на часы. — Восемнадцать десять. Сейчас я поеду в клинику… Значит… Потом… На… На девять, да, собери всех силовиков. Криали, Девони… Всех. В малом зале. Совещание.       — Тема?       Адриан едва не рявкнул, какая, нахер, тема, однако он имитировал спокойствие, чтобы раньше времени не дать повод «переусердствовавшим» занервничать и выстроить защиту.       — Подготовка к казни. — Поиск способов её отмены. — Проконтролирую, всё ли учли, обеспечили ли безопасность. Тоже будь рядом, Матье, понадобишься.       Пока он говорил, у Изабеллы в сумочке тонкой мелодией зазвонил телефон. Она его вытащила, посмотрела на экран, помрачнела, поднесла к уху, послушала и снова переменилась в лице — округлила рот в потрясённой улыбке, распахнула глаза, на которых через секунду выступили слёзы, и вся как-то выпрямилась, задрала голову к небу, почти смеялась.       — Будет сделано, ваше величество, — ответил Аранни, но Адриан уже опускал руку, шёл к Изабелле. Сердце билось в хорошем смысле тревожно. Изабелла увидела его, засмеялась, прижала телефон к груди, подпрыгнула и бросилась на шею.       — Шарль очнулся! Шарль!..       Шарль? Адриан мгновенно забыл обо всём. Господи, Шарль! Он не ослышался — Шарль?.. Слава тебе!.. Слава!..       — Едем, я хочу его видеть!       Изабеллу не пришлось упрашивать. Она впереди него влетела в поспешно распахнутую водителем дверцу, Адриан влез за ней. Едем! К сыну! К сынуле! Слава богу.       Он притянул к себе Изабеллу, страстно поцеловал, выпуская напряжение.       Машина поехала. Терби остался стоять в темноте.