***
В Колону Адриан влетел зверем. Сорвался на Бушеми, который всего-навсего предложил ему кофе, пока арестованного приведут в допросную. — Где он? — рявкнул Адриан, не собираясь ждать. Хотел увидеть предателя за решёткой. — Веди меня к нему! Бушеми, взяв рядового сотрудника с ключами, повёл. Держал рот закрытым, быстро перебирал ногами. Обстановка была нервозной: третий политический заключённый за месяц, притом высокородный и друг короля. Если с фаворитом и его американской женой всё было хоть щепетильно, но просто и ясно, то участие в заговоре шута придавало ситуации совсем иной коленкор, лучше притихнуть. Короля дважды обвели вокруг пальца, дважды подставили близкие люди, и стоило ждать беды, остерегаться. Адриан накручивал себя, что любимца публики и неприкосновенного палача разместили в люкс, пока его вели совсем не в то крыло со стандартными камерами, где находился Рауль, но оно состояло из минималистичных клетушек. Каждая была размером не больше пятнадцати квадратов, отделённая от коридора решёткой и с зарешёченным же узким окном, с покрашенными белой краской стенами, полами и потолками. Из мебели — жёсткая кушетка-кровать и загороженный ширмой унитаз. — Правильный выбор камеры, — процедил Адриан, рассматривая крыло от входа. — Простите, сир, не моё решение, — пряча глаза, сообщил Бушеми, — маркиз настоял разместить его без роскоши. Адриан завёлся ещё хлеще. Без роскоши? Настоял? Командует? Какого хрена?! — Ты больше не нужен, — сказал он Бушеми и вошёл в крыло. Сзади, закрываясь, лязгнула дверь, запорный механизм не провернулся. Камера Фабиана тоже была не заперта. Она находилась в середине коридора. Шаги звучали гулко, но тот даже не подошёл к решётке, посмотреть, и голос он наверняка слышал. Сидел на кушетке у дальней стены под окном, вытянув вдоль неё одну ногу и согнув другую, прислонившись спиной к стене. Всё в тех же красных палаческих балахоне, штанах и тупоносых сапогах. В руках держал свёрнутый в трубку журнал. Голову, однако, соизволил повернуть. Адриан одарил его презрительным взглядом сквозь прутья, затем распахнул дверь и шагнул внутрь. Фабиан только передвинул глаза. — Не думаешь слезть и упасть передо мной на колени? — Ты этого хочешь? — Я твой король. — Я помню. Фабиан не встал, только отложил журнал на подоконник и подогнул другую ногу. Его манера говорить с ним как с хищником спокойным, уверенным, смелым голосом без резких интонаций, неотрывно глядя в глаза, бесила. Но и уравновешивала. Чёрт с ним, пусть сидит. — Ты сделал это с Шарлем? Ты похитил его? Ты подставил Рауля? Отвечай! Морелли наклонил голову набок, сузил глаза, буравя. — Я уже отвечал. Разве ты не помнишь? — Хватит дерзить! — сорвался Адриан. — Кто, если не ты? У тебя были возможности, был повод! Ты знаешь Шарля, имеешь к нему доступ! Ты вернулся заранее, околачивался здесь, справлял свои делишки! Ты ненавидишь Рауля. Ты всегда повторял — я или твой, или ничей! — Я и сейчас повторю. — Хватит! Достаточно! Ты мне всю жизнь врал! И ты — палач! — Палач, — подтвердил Фабиан ровным тоном дрессировщика, хотя Адриан ждал от него вспышки, отпирательств, нападок, ругани. Жаждал их, чтобы сцепиться. Он отступил, взял себя в руки. Бранью дела не решить, есть конструктивные методы. — Где ты находился во время маскарада с восьми тридцати до десяти? Фабиан глянул серьёзно, на миг задумался. Ответил чётко. — Я был с Лайзой. В восемь мы приехали, прошлись по парку, танцевали в Испанской зале. В начале десятого Лайзу осматривал придворный врач, потому что она на ригодоне подвернула ногу, и к нему в кабинет я нёс её на руках. Сидел там с ней, пока действовал холодный компресс. Ближе к половине одиннадцатого, когда ей стало легче, мы пошли на площадь к фонтанам, встретили Изабеллу и гуляли втроём, ты нас видел. Они подтвердят мои слова. Я всегда был на виду. Попал на многие фото. Адриан прикусил губу, отвернулся. Это не Фабиан. Не Фабиан. Слава богу. Зря бросил в него обвинение. Но всё же он собирался обезглавить Рауля. Хладнокровно. — Дри, — примирительно позвал Фабиан, понимая, что оправдан, свесил ноги. — Что за алиби у Бьёрди? Это произошло на маскараде? Что сказал Шарль? — К нему в покои приходил похититель, — неохотно ответил Адриан, смотрел на неровные плитки пола. — В девять часов. Играл. Заставлял залезть в грузовик. — Почему ты подумал на меня? Шарль не узнал его? — Он оделся как Дарт Вейдер. Маска, механический голос… И кстати, — теперь Адриан обернулся, ужалил взглядом, — Шарль — мой сын. Фабиан выдержал укол, не дрогнув ни мускулом. — Твой, — выговорил он, не разрывая контакта глаз. — Чей же ещё? Адриан вспыхнул. Резко развернулся, взмахнул рукой. — Ты даже не отрицаешь! Ты знаешь, что я знаю! — А зачем мне отрицать, Дри? — не повысил тона Фабиан. — Меня Изабелла предупредила на следующий день после похищения. Сказала, ты бесишься. — Бешусь? Ты, блять, трахнул мою невесту, а я узнаю об этом только сейчас! — Во-первых, не твою, а невесту инфанта. Твою бы я не трахнул. Я вообще никого после знакомства с тобой не трахал. — Похеру! Ты мне врал! Ты четыре года мне врал! Ты меня обвинял, что я скрываю про Бьёрди, а сам сколько скрывал?! — Ну извини, — Морелли насупился, на секунду опустил голову. — Но почему ты-то тянул? Когда узнал, спросил бы с меня. — Не до тебя как-то было! — Ладно, я виноват, извини, — согласился Фабиан, строя раскаявшиеся глазки. Подвинулся на своей кушетке. — Присядь, Дри, ты устало выглядишь. Ты ел сегодня хоть что-нибудь? Смелость Фабиана поражала. Или это была безрассудность? Он единственный не боялся его. Заботился. Дрессировал на свой страх и риск. Усмирял. И получал результаты. Адриан вынужден был это признать. Нахмурил брови, ещё раздражённо, но сел. — Нет. Какая разница? Я на ногах со вчерашнего утра, почти не спал. А ещё ты нервы мне мотаешь… — Ну прости. Я не хотел… Насчёт Изабеллы… Я не мог тебе сказать, это была не моя тайна, Дри. Это была тайна моей королевы. Её величество взяла с меня клятву, что я никогда не расскажу тебе. Это дело чести, Дри, я вынужден был молчать. — А я — твой король, я выше королевы. Я твой… любимый… я думал, у нас нет тайн. — Думаешь, я не хотел рассказать? Хотел. Я решил так: если ты меня спросишь… как король… я буду иметь право нарушить клятву. Но ты не спрашивал, Дри. — Меня Изабелла не интересовала. Я думал, что её лишил девственности кто-то совсем посторонний, знать не хотел. И сюрприз — это ты. Как тебе это в дурную башку пришло? — Ну вот как-то пришло, — развёл руками Морелли. — Я не планировал. — Ты знал, что она моя невеста? — Ещё бы! О свадьбе инфанта столько разговоров было! Фотографии Изабеллы даже из микроволновки сыпались! Да, я узнал её. В клубе… В элитном закрытом клубе на проспекте Монархии. Меня туда один знакомый привёл, самого бы не пустили… элитностью не вышел. Адриан внутренне улыбнулся: сейчас-то баронский сынок второй человек в государстве. — Белль мне приглянулась сразу. Красоточка же. Стройненькая, миленькая — ну куколка. И не дурочка вроде. Вот, думаю, истукану такое счастье достанется… Ты же на фотках весь пафосный был… Но я к ней не клеился. Наблюдал со стороны. Пока она сама со мной флиртовать не стала. Мы потанцевали, выпили… Меня образумить пытались, что она будущая принцесса, что инфанту этот флирт не понравится, а я всё равно поехал её до дома проводить. Белль пригласила меня поболтать…Воля короля
23 апреля 2021 г. в 00:09
Фабиан. Вырвавшееся имя подхватили микрофоны и разнесли вокруг. Беатрис и все стоявшие рядом синхронно подались вперёд, вскидывая голову на высоту эшафота. У толпы сорвался изумлённый вдох. Рауль распахнул глаза шире.
— Морелли? — удивилась королева-мать.
— Драный Гульфик? — воскликнул Рокарди.
— Шут? — подхватили другие. — Друг вашего величества? Маркиз?
Да, это всё он.
Адриан смотрел, не отрываясь, в прорези маски. Фабиан смотрел на него. Жёстко, не улыбаясь. И крепко сжимал серебристый эфес меча.
Пазл сложился. Последняя недостающая деталь встала на место. Вот кто подставил Бьёрди. Кто ненавидел его с первой аудиенции, а наверняка и с детства. Кто считал его жалким и опасным. Кто всегда повторял: «Ты или мой, или ничей». Кто точно знал, что не дрогнет отсекающая голову рука.
Кто ни разу не сказал «прощаю» на тысячу искренних «прости».
Фабиан Морелли. Фабби. Фаб.
Фабиан, который всегда был неуправляемым. Который своевольничал на каждом шагу.
Гнев закипал одновременно с проникающим в душу страхом за Рауля. Палач в своём праве, одно неосторожное слово, и он обагрит эшафот кровью. Он же для этого провернул такую сложную, хитрую операцию.
Нет же, это не про Фабби, нет. Фабби не мелочный, не мстительный. Фабби светлый и чистый как душа младенца. Он подкупил или прогнал настоящего палача, чтобы тот не совершил непоправимое, он всегда за всех заступается. Фабби взял в руки меч, чтобы спасти невиновного. Не мог же в самом деле компьютер отобрать Фабби?
Или мог?..
— Я отменяю казнь, ты слышал, — сказал Адриан. Казалось, сердце заглушает слова. — Твоя работа окончена, спускайся. Рауль, встань. Помогите ему подняться.
Стоявшие на эшафоте гвардейцы и начальник службы дёрнулись на помощь, но увидев запрещающий жест палача, растерянно остановились. Бьёрди не сделал и этих движений, снова закрыл глаза, крупно дрожал, рубище развевалось.
Палач оторвал от настила острие меча и шагнул к плахе.
— Приговор не имеет обратной силы. Таков закон.
Микрофона у него не было, но как минимум один был вмонтирован в помост, частично усилил голос.
— Я отменяю этот закон. Твои услуги больше не нужны. Пожалуйста, положи меч.
— Где указ, отменяющий закон?
— Я напишу его позже. Фабиан, правда, не собираешься же ты казнить невиновного?
— Собираюсь.
Прозвучало так твёрдо и неотвратимо хладнокровно, что рухнули надежды на светлую искру внутри Фабиана. Палач поднял острие меча выше.
— Взять его! — рявкнул Адриан, не сознавая, что кричит. Обуял такой ужас, что всё вокруг померкло. — Схватить!
Народ заволновался. Королева-мать рядом зашипела. Гвардейцы из оцепления, к которым относился приказ, побежали исполнять, но у ведущей на эшафот лестницы затормозили.
— У палача неприкосновенность, ваше величество, — смятенно сказал Криали, и его тоже на площади услышали все, — нижайше прошу простить.
Но эффект был достигнут: палач повернулся. С неприкрытым неповиновением. Рука не дрожала, в лезвии над шеей графа отражалось холодное облачное небо.
— Обычаи нельзя менять. Бьёрди виновен, он заслужил смерть.
Морелли обращался только к нему, увещевал, как всегда любил делать. У Адриана куда-то подевалась жалость.
— Взять, — процедил он. — Я отменяю неприкосновенность. Арестуйте его. Он настоящий похититель.
Взгляды скрестились. Секунду над площадью стояла тишина, подчёркивая противостояние. В эту короткую секунду подданные решали, что значит для них король. Выказать доверие или послать прочь. Может, даже затащить на тот же эшафот и упереть лицом в кусок старого бревна, обагрённый ещё горячей кровью любовника. Гвардейцы — часть его армии, — от действий которых сейчас зависел исход, колебались.
Короткую секунду.
Один-единственный удар сердца.
Но Адриан знал результат.
— Да здравствует король! — крикнул кто-то в толпе, и тотчас клич подхватили десятки, сотни голосов. — Да здравствует король! Да здравствует король!
Воскликнули Криали, Девони, Рокарди, королева Беатрис, все, кто стоял рядом, охрана, репортёры. Молчали только склонённый к плахе, одеревеневший Рауль и палач. Фабиан смотрел в глаза, даже когда гвардейцы окружили его. Смотрел ещё несколько мгновений.
И опустил меч.
— Да здравствует король, — произнёс он тихо, обращаясь только к нему, и добавил во всеуслышание: — Я подчиняюсь воле короля. — Отдал оружие ближайшему гвардейцу, стянул палаческий колпак и бросил на помост. Тряхнув рассыпавшимися по плечам кудрями, заложил руки за спину. — Ведите, господа, я не окажу сопротивления.
Он развернулся и первым пошёл к лестнице. С достоинством и статью. Человек с пожизненной неприкосновенностью. Гвардейцы догнали и построились в предписанном порядке — впереди, по бокам и сзади. Но если бы Фабиан сейчас заупрямился, они, вероятно, отступили бы. Он облегчал им задачу.
Внизу присоединились ещё несколько гвардейцев, обеспечивали охрану при проходе через толпу. Но они напрасно беспокоились — толпа безмолвствовала, глядя, как конвоируют лучшего друга короля, бывшего шута и всеобщего любимчика маркиза Фабиана Морелли, палача, в которого только что бросили обвинение в государственной измене. Никто не бросил в него камня, никто не сослался на попирание священного права неприкосновенности. Гул улёгся, было слышно, как по брусчатке стучат каблуки армейских сапог.
Сжав губы, Адриан наблюдал вместе со всеми. Конвой шёл в его сторону, вернее, его сюда направлял палач. Пройдя вдоль эшафота, они свернули за оцепление королевского пятачка и через два метра поравнялись. Морелли не сбавил шага, не поклонился, намереваясь демонстративно пройти мимо, но Адриан повернулся к нему.
— Рауль невиновен, — зло кинул он. — Рауль не похищал, и ты прекрасно это знаешь.
Морелли остановился. Медленно развернулся, глядя только на него, прямо в глаза.
— Он виновен. Он государственный преступник, жаль, ты этого не понимаешь. Он устроил переворот в твоей стране и чуть не лишил тебя власти.
— Да? И где ты видишь революционно настроенные массы? — Адриан махнул рукой на толпу. Морелли фыркнул, будто услышал что-то весёлое. Прищурился, наклонил голову набок. Взгляд, однако, при этом оставался серьёзным.
— А ему не надо поднимать народ, достаточно одного человека. Бьёрди совершил революцию у тебя в голове, Дри, — Фабиан постучал пальцем по его виску, указывая. — Ты сам готов всё разрушить.
Не дожидаясь реакции, он зашагал дальше, конвой потянулся за ним. Адриан в досаде сжал кулаки и пообещал припомнить эту дерзость позже, воздать за неё. Никто из свиты и тех, кто видел бесславную сцену, не проронил ни звука. Никто никогда не смел лезть в отношения государя и шута, сейчас тем более не было желающих лезть между государем и палачом.
Адриан проводил макушку Фабиана взглядом, покуда видел, и повернулся к эшафоту. Голова Рауля всё так же лежала на плахе, он дрожал — от холода ли, усталости или осознания миновавшей смерти. Слёз с расстояния Адриан не различал, но граф с силой жмурился и закусывал губу.
— Рауль Бьёрди, ты помилован… Вы слышали? Помогите графу встать!
Гвардейцы, находившиеся на эшафоте, мгновенно кинулись исполнять приказ. Подняли Рауля, с этой минуты вновь возведённого в ранг фаворита, и, поддерживая под руки, повели вниз. Рауль еле передвигал затёкшие, замёрзшие ноги. Уходил не гордо, как Фабиан, а с поникшей головой.
— Дайте ему одежду, — Адриан снял с себя пальто и сунул ближайшему гвардейцу, тот поспешил вдоль ограждения и накинул его на плечи спустившемуся на брусчатку Бьёрди.
— Тьфу, — произнесла Беатрис и ушла. За ней никто, кроме охраны, не последовал. Адриану подал своё пальто Рокарди, он надел.
— Как быть с графом, ваше величество? — спросил министр Криали, всё ещё формально командовавший организацией казни.
Сложно сказать.
Адриан махнул прессе выключить камеры и микрофоны.
— Отвезите домой, отправьте к нему психолога… Нет, лучше пусть с ним будут мать и сёстры, отвезите их тоже. И психолог на всякий случай пусть дежурит… Охрану выставите.
— Позвольте уточнить: она нужна для охраны графа от возможных посягательств недовольных или он помещён под домашний арест?
— И то, и другое, — признал король. — До окончания разбирательств или до моего особого распоряжения граф Бьёрди не должен покидать своего дворца. И приглядывайте за ним: однажды он уже пытался совершить самоубийство, не допустите повторения.
— Не допустим, ваше величество, — поклонился Криали. — А графиня Грэйс Бьёрди?
— Мера пресечения остаётся в силе. Морелли — в Колону. И арестуйте Девони.
— Филиппа Девони?
— У тебя плохо со слухом? — нахмурился Адриан.
— Прошу прощения, ваше величество, — поклонился министр, наверняка испугавшийся и за себя. — Разрешите исполнять?
— Иди.
— Ваше величество! — кинулся в ноги обезумевший Девони, но Адриан не удостоил его и взглядом, а Криали немедленно отдал приказ гвардейцам увести его. Безопасник был ему хорошим знакомым, но, когда король на взводе, лучше повиноваться не раздумывая. Уже бывшего исполняющего обязанности директора госбеза подняли и увели той же дорогой, что и Морелли.
Свита молчала, ожидая новых гонений, инстинктивно отступила, будто расстояние уберегало. Рот закрытым держал даже Рокарди, который обычно не преминул бы вставить пару комментариев. Сбежать без распоряжения они не могли, а то бы сбежали.
Адриан обвёл их хмурым взглядом и повернулся к телевизионщикам.
— Снимаем обращение к подданным.
Перед ним мгновенно выстроился десяток камер, протянулись микрофоны с логотипами телеканалов.
— Простите! Пропустите! Мне надо к королю! — раздалось сзади, когда Адриан собирался начать, и он узнал звонкий голос Матье Аранни. Повернулся.
— Пропустите.
Запыхавшийся секретарь пробрался сквозь гвардейцев и дворян и, низко поклонившись, передал кожаную папку с теснёнными золотом магнолиями.
— Указ о помиловании, сир. Так быстро, как только смог.
Адриан открыл папку и пробежался глазами по тексту на гербовой бумаге. Всё, как он диктовал, приведённое в божеский вид. Молодец Аранни, учится. Тот уже протягивал перьевую ручку и печать. Адриан подписал и поставил именной оттиск. Теперь Рауль помилован официально.
— Мои верные подданные, — обратился Адриан в объективы, — сегодня я исправил чужую ошибку и даровал жизнь графу Раулю Бьёрди. Мой сын, принц Шарль, который, к моему великому счастью, вчера очнулся от комы, предоставил сведения, дающие неопровержимое доказательство организации похищения другим лицом. Кроме того, вчера мне стало известно, что следствие велось с грубыми нарушениями, чему имеется видеоподтверждение. Есть и другие нюансы. Таким образом, причастность графа Бьёрди к похищению опровергнута. Своей королевской волей я отменил приговор.
Адриан акцентировал внимание операторов на указе. Перевёл дух и продолжил. Вся площадь следила за выступлением, транслировавшемся на экранах.
— Закон и традиции запрещали мне вмешиваться, но я не мог допустить казни невиновного человека. Считаю решение правильным. При этом мне прискорбно сознавать, что среди моих подданных есть люди, ненадлежаще исполняющие свои обязанности, обманывающие меня и вынуждающие отправить на смерть человека, того не заслужившего. Они были заняты фальсификацией доказательств вместо поисков настоящего изменника, который, не исключено, до сих пор находится среди нас и готовит следующее вопиющее преступление.
Поднялся гул с требованием найти и судить саботажников.
— Обещаю, все преступники понесут наказание, — произнёс Адриан после выдержанной паузы, — а устроитель похищения лишится головы на этом самом эшафоте. Расследования возобновляются, мне нужны честные, неподкупные люди, надеюсь, среди моего народа таких подавляющее большинство. Благодарю вас за понимание и поддержку.
Он отошёл от камер, давая понять, что запись окончена. На экранах возникли панорамы толпы.
— Да здравствует Адриан Третий! Мы любим тебя, Адриан! Да здравствует наш милостивый король! Поддержим короля! Воля короля! Свободу Бьёрди!
— Слышите, ваше величество, таких подавляющее большинство, — заискивающе сказал Паоло Рокарди, который практически один и остался возле него. Мать ушла, Криали убежал исполнять распоряжения. Предшественник арестованного Девони, генерал Стив Ланшери, помалкивал в сторонке. Аранни, отвернувшись, разговаривал по телефону, заткнув пальцем второе ухо.
— Слышу, — буркнул Адриан, суя папку под мышку. Окинул взглядом площадь поверх голов и не увидел Рауля. — Извини, Паоло, мне пора идти. Голова от шума разболелась. Не провожай. Пальто потом заберёшь.
Он пошёл в выстроенный гвардейцами коридор, но его догнал Аранни.
— Сир, прощения прошу… срочная новость!
— Что ещё? — От взволнованного голоса секретаря сердце нехорошо дрогнуло. День ещё не перевалил за вторую половину, а тревог выпало на год вперёд.
— Даррелл прилетел…
— Кто?
— Отец графини Бьёрди. Помните, звонил? Томас Даррелл, из США, который просил…
— Понял уже, — прервал Адриан, хмурясь. В висках ломило. — Дальше.
— Ну, он прилетел, — сбился с мысли Аранни. — В аэропорту сразу назвался, кто он, и сказал, что хочет видеть вас. Его задержали, там же, в аэропорту, оттуда дозвониться ни до кого из начальства не смогли, только до секретариата, а из секретариата уже мне… Какие приказания, ваше величество?
— Какие-какие… — Лоб, сука, трещал от раздумий. — Летают тут на мою голову… Пусть разместят его в гостинице и ограничат передвижение.
— Встречу запланировать?
— На будущее десятилетие, — хмуро съязвил Адриан. — Много чести. Встречусь, когда сочту нужным, ничего не планируй. В его интересах сидеть тихо, помещение не покидать, телефоном, интернетом не пользоваться. Будет нарываться — депортирую без всяких встреч.
Отдав секретарю папку, Адриан отправился дальше. Любопытство распирало, однако он догадывался о цели прилёта американца — защитить дочурку, вряд ли его трогала судьба зятя. Слушать очередное враньё не было никакого желания, ждали заботы поважнее. И он был зол. Зол, сука, и раздражён.
Люди уже начали расходиться с площади, лишённые кровавого зрелища и ставшие свидетелями сразу нескольких прецедентов — отмены казни, раскрытия личности палача и, фактически, усиления абсолютизма. У лимузина собрался кружок зевак, решивших поглазеть на монарха, на почтительном расстоянии их удерживали гвардейцы.
— До здравствует ваше величество! Здоровья инфанту! Я верен вам! Мы верны вам!
От выкликов и гама трещала черепная коробка. Адриан механически кивнул в благодарность и сел в машину. Закрытая водителем дверь отсекла надоевший шум. Адриан откинулся на спинку дивана и смежил веки, устало выдохнул… Господи, неужели… неужели у него получилось? Неужели конец… хороший конец его кошмару, аду, в котором он варился месяц?
Шарль жив, очнулся и здоров.
Рауль непричастен.
Непричастен, значит, любил. Не использовал — любил.
Рауль жив. И будет жить.
Кошмар окончен. Сложный выбор окончен. Муки совести окончены.
Неужели он вспомнит, как это — жить нормально, просыпаться и засыпать без постоянного напряжения? Не сходить с ума, что ребёнок в коме? Не страдать, что любимый и обласканный оказался хладнокровным иностранным агентом?
Адриан чувствовал себя истощённым, выжатым до корки. Схватка за Бьёрди иссушила силы. Злость давала немного энергии, но перед ним лежала хренова куча задач, и все как назло первоочередные. Рауль, Морелли… и к сынуле хочется.
С кого начать?
Блять, он ведь даже не ел и не переоделся. И вообще в пальто Паоло ходит.
Ладно, желудок пока не урчит, а пальто вообще ерунда.
— Во дворец Бьёрди, — приказал он водителю и, как только машина тронулась, позвонил Изабелле. — Милая, как сынуля?
— Спит. Заснул час назад, устал. Сил ещё не хватает, да и лекарства… Сказали, до вечера проспит. Я сейчас домой поеду, а потом снова сюда.
— Хорошо, — кивнул Адриан. — Вечером я тоже приеду.
— А сейчас?
— Уйма дел.
Изабелла угукнула.
— Адриан… — интонации стали шепчущими, слова растянутыми, — мне уже сообщили… Это правда? Фабиан — палач?
— Правда. Ты не знала?
— Нет.
— И я не знал…
— Это он похитил Шарля? Чтобы подставить Бьёрди? Мне не верится. Похитить, думая, что он твой сын, но чтобы подставить… Фабиан не способен причинить вред Шарлю.
— Я тоже не верил, Белль, — вздохнул Адриан, размял пальцами переносицу. — Хотел, чтобы это было не так, и Фабиан мне клялся. Но у него есть веский мотив, Белль. Мотив отомстить мне.
— За что? — ужаснулась жена.
Сказать всю правду было нельзя.
— За… связь с Раулем. За то, что пришлось уехать, оставить двор. Что потерял влияние на меня. Масса причин. Он Рауля с первого взгляда невзлюбил. Похищением Шарля убивал сразу двух зайцев: и Рауля к себе на плаху наверняка отправлял, и меня побольнее жалил. А я ведь называл его другом. Считал больше, чем другом.
Второй половинкой.
— Я не могу поверить, Адриан…
— А я уже ничему не удивляюсь. После твоего признания, что вы переспали, уже не знаю, сколько у него ещё тайн и что у него на уме.
Белль промолчала.
— Ладно, милая, я подъезжаю к дому Рауля, до вечера.
— До вечера. Это правильно, что он жив.
— Спасибо, — счёл нужным поблагодарить Адриан. Изабелла понимала, что порочная связь возобновится, что её снова задвинут на задний план, ей это не нравилось, но она всё же произнесла эти слова. Она заслуживала благодарности и уважения.
Кортеж въехал в ворота дворцовой территории. Здесь хаотично стояли пять машин с маркировкой полиции и гвардии. У парадной лестницы и бокового выхода дежурили люди в форме. Заметив королевский автомобиль, вытянулись по стойке смирно. Слуги, занимавшиеся уборкой двора, низко кланялись. Похоже, выскребанием сухих листьев с газонов и формовкой вечнозелёных изгородей они занялись только сегодня, узнав о помиловании своего господина. Вряд ли Эмме в предыдущие дни было до красоты.
Пока машина ещё катилась, Адриан набрал секретарю. Тот находился уже где-то в тихом месте.
— Матье, подготовь приказ о назначении подполковника Марио Терби исполняющим обязанности директора государственной службы безопасности. Пусть сегодня же входит в курс дела, а завтра явится ко мне.
— Будет сделано, ваше величество, — с подавленным вздохом сказал Аранни, у которого был потерян целый выходной. Королю до его вздохов и выходных не было дела, он сам работал двадцать четыре часа в сутки круглогодично.
Машина остановилась у первой ступени широкой лестницы, мотоциклисты выключили проблесковые маячки, подбежавший водитель открыл дверцу, впуская в салон декабрьский холод. Адриан вышел на подметённую плитку и, щурясь на отражающееся в окнах солнце, окинул взглядом четырёхэтажный фасад. Он был здесь единственный раз, на свадьбе.
Встречать никто не вышел. Адриан, пользуясь помощью одного из своих гвардейцев, поднялся по ступенькам и вошёл в тёплый сумрачный холл, а там уже наткнулся на спешащую к нему женщину в лакейской ливрее. Она сильно нервничала и всё время посматривала на его корону.
— Графу и графине Эмме немедленно доложат, — запинаясь, сообщила служанка.
— Не надо докладывать. Проводи меня к ним.
Служанка повела через залитую светом залу к витой, устланной красным ковром лестнице, а по ней на третий этаж. Адриан следовал за ней, рассматривая картины и мебель с безделушками, представлял, как здесь проходило детство Рауля, как он резвился с сёстрами, возможно, съезжал по перилам, как потом целовал здесь Грэйс… как скандалил из-за шпионажа.
Бедный Рауль…
Служанка впустила его в гостиную, где всё было в голубых и синих тонах, через высокие окна проникало достаточно света. Рауль, подперев лоб руками, сидел на софе у дальней стены справа от камина. На нём были брюки и расстёгнутая рубаха, ступни оставались босыми. Одна из сестёр, кажется, старшая Мари, обнимала его за плечи, гладила по гриве волос, что-то шептала. Вики и Эмма сидели перед ними на полу, тоже успокаивающе проводили руками — по бёдрам, икрам. Они ещё не успели переодеться из тёмной траурной одежды, в какой были на площади.
Услышав шаги, все четверо повернулись. Женщины мигом вскочили, застыли в реверансах. Рауль дёрнулся, но остался на софе, растерянно опустив голову. Как только король приблизился, Эмма рухнула на колени, движением руки сигнализируя дочерям повторять за ней. Девушки без разговоров выполнили просьбу.
— Ваше величество! — Графиня склонилась до самого пола, распростёрлась у его ног, как тогда, в Летнем дворце, когда пришла просить за сосланного в провинцию сына. По рыхлым щекам текли слёзы. Голос срывался на плач. — Нижайше благодарю! Спасибо за милость вашу! Всю жизнь вашей доброты не забудем! Я молилась за здоровье нашего дорогого принца Шарля… Рауль оступился, он молодой, глупый, но он верный ваш вассал…
Графиня бормотала что-то ещё, благодарности и оправдания, не унимаясь, намеренно или нет избегала тему интимной связи сына с королём. Пыталась поцеловать ботинки. Рауль только один раз бросил на неё взгляд — скорбный, сожалеющий, что матери приходится за него унижаться, — и снова уставился в покрытый паркетом пол. Сёстры беззвучно плакали. Никто из них сейчас не знал настроения и намерений, с какими сюзерен пришёл в их дом. Все сегодня пережили сильнейший стресс и вряд ли хотели противостояния.
Адриан его тоже не хотел, поэтому радовался разумности Эммы.
— Достаточно, графиня, встань. Встаньте, лади.
Девушки быстро вскочили, помогли матери. Даже заплаканные, они были симпатичными — белокурые, тонкие. Адриан вспомнил, как прикрывался расположением к ним, пряча от двора свою одержимость их братом. Сегодня они могли лишиться не только имущества, но и дворянской чести.
— Ситуация должна послужить всем нам уроком, — произнёс он снисходительно. — А теперь выйдете, мне надо поговорить с Раулем наедине.
Сёстры сделали реверансы и увели плачущую мать, которая всё ещё бормотала благодарности и мольбы за выздоровление инфанта.
Двери закрылись, они остались одни. Рауль поднял затравленный взгляд и, опустив его, сполз с софы на пол.
— Ваше величество…
Адриан кинулся к нему, упал на колени и с силой прижал к себе.
— Господи, Рауль…
Горячий, живой.
Стиснув до хруста и разжав, он поймал голову в ладони и принялся покрывать поцелуями губы, лоб, шею, скулы, глаза. Живой, господи! Он не надеялся! Он боялся! Спасибо!
Щетинки на подбородке. Сухая кожа с привкусом пота. Любимый нос. Любимые губы. Любимый запах. Тепло.
Адриан обнял крепко-крепко, как только получилось, прижался ухом к виску, зажмурился.
— Прости меня. Пожалуйста, прости. Прости. Я не смог бы жить без тебя. Прости.
— Я прощаю, Адриан. — На спину нерешительно легла широкая ладонь. Провела от лопаток к пояснице и исчезла. — Всё понимаю. Я сам виноват. Прости меня.
Бесцветный голос. Заученные фразы.
Адриан в плохом предчувствии отстранился, посмотрел в глаза.
Потухший взгляд.
А ты чего хотел?
Бурного воссоединения? Объятий? Секса? Парень день провёл на эшафоте и месяц в тюрьме. Над его головой палач меч заносил, и палачом был Морелли — это обстоятельство что-то да значит.
Рауль смотрел в глаза. С пронзительной обречённостью уже умершего. С безнадёгой потерявшего смысл. С отчаянием не владеющего своей судьбой. С глубокой болью и подступающими слезами.
Рауль не хотел его видеть. Просто не мог прогнать короля.
Любил, понимал, но не хотел видеть. Надломился. Потух.
Адриан убрал руки, опустился задом на пол, прислоняясь спиной к упругому изгибу софы. Не знал, что сказать, на душе лежала тяжесть. Жизнь спасена, а любовь потеряна.
Рауль сел в ту же позу, легко касаясь плечом. Глядели в окна, помаленьку впускающие в гостиную сумрак. Молчали. Во дворце стояла могильная тишина.
— Рад, что Шарль выздоровел, — нарушил её Рауль.
Выздоровел и спас тебя.
— Он… — Адриан проглотил комок, — утром он сказал, что на маскараде был человек, который просил его залезть в твой грузовик. Это был не ты. Ты был со мной.
— Кто? — заинтересовался Рауль, глаза заблестели. Конечно, ему хотелось узнать имя человека, который его подставил. Адриан покачал головой:
— Не знаю. Дарт Вейдер. Высокий мужчина в костюме Дарта.
— Фабиан Морелли?
Адриан кивнул, пожал плечами.
— Не знаю. Я склоняюсь к этому. Он палач. Я не знал. Я… я испугался… Думал, он не послушает меня. Он никогда не слушает. У него есть мотив, и он палач — думаю, да, это он. Прости, что верил ему, а не тебе.
— В этом было самое ужасное, Адриан, — Бьёрди снова смотрел в окно, там летели редкие снежинки, — то, что ты не веришь мне. Улики были против меня, но это чужие улики, я надеялся, что хотя бы ты не откажешься от меня, будешь со мной до конца. Казнишь меня, но будешь верить в мою невиновность. И в мою любовь. Но ты не верил, и мне незачем было жить. После предательства Грэйс я нашёл свой свет в тебе, но когда ты перестал мне верить, я… уже тогда умер.
Адриан вспомнил, какими равнодушными к своей участи были глаза Рауля в их последнюю встречу, после прилёта американки. Сердце сжалось в комок. Он хотел бы сказать, что верил всегда и несмотря ни на что, но физически не мог кривить душой против правды, ложь сидела в печёнках.
— Именно из-за Грэйс я тебе и не верил.
— Я знаю. Я не обвиняю, ни в коем случае. Ты был честен, я врал.
— Если бы ты знал, сколько раз я срывался, сколько раз хотел прекратить следствие, освободить тебя, наплевав на все улики… Я был в раздрае. Верил и не верил. Сходил с ума. Я не знал, как буду жить без тебя. Я не хотел жить без тебя. Но ты не оставлял мне шансов, ты врал мне, Рауль, топил себя.
— Я боялся за Грэйс.
— Я что, похож на живодёра?
Отличный, сука, вопрос после эшафота на Речной площади! Адриан прикусил язык, но он уже был задан. Да и Рауль не подумал презрительно фыркнуть. Поёрзал и мотнул головой.
— Сложно сказать, когда речь идёт о тебе. Ты вспыльчив.
— Вспыльчив, потому что ты мне постоянно дерзишь и врёшь. Я к тебе с добрыми намерениями, а ты прекословишь. Всё, что сказала Грэйс, правда? Жучки расставляла она? Ты её ударил? Контролировал и держал взаперти? Рауль, богом прошу, скажи сейчас правду. Обещаю, я не казню Грэйс, ничего жуткого с ней не сделаю. Признайся мне.
Рауль провёл рукой по паркету между расставленных ног, посмотрел на пальцы, будто ища на них пыль. Отряхнул ладони.
— Да, — наконец выговорил он, куснул нижнюю губу. — Я ударил её. Возможно, поэтому и оберегал потом. Стыдился своего поступка. Но тогда не смог сдержаться. Удивляюсь, как ещё ограничился одной пощёчиной. Она меня подвела. Разочаровала. Опозорила мой род. Я собирался идти к тебе с повинной, правда собирался. Если бы не смог уничтожить жучки сам. Но я их снял. Все, которые указала Грэйс.
— Жучка в моих покоях она не назвала? — догадался Адриан. Он сочувствовал Раулю.
— Не назвала. Я узнал о нём только после похищения.
— И взял вину на себя.
— Хотя бы частично. Что мне оставалось делать? Топить беременную жену, выгораживая себя? Мужской поступок!.. У меня в Колоне было время поразмышлять. Нет, правильного ответа не существует. Как бы я ни поступил, выходило паршиво. Так я хотя бы умер, оставаясь мужчиной.
— Так ты бы умер, оставаясь изменником. Нет, Рауль, тебе с самого начала надо было идти ко мне. Я не поднял бы скандала. Замял бы всё тихо, и твои мужское и дворянское достоинства не пострадали бы, наоборот.
— Я пришёл бы, Адриан. Если знал бы про котёнка и чипы в других животных, обязательно пришёл бы.
— Извини, я сомневаюсь. Опять самодеятельность развёл бы. Котёнка у Шарля забрал бы, другим котам головы бы открутил. Не исключаю, что твои методы прокатили бы, не будь похищения. Морелли или кто-то другой знали про жучки и шпионаж?
Рауль сосредоточенно нахмурил лоб.
— Вряд ли. Я действовал тихо. Но наверняка не знаю. Может, Грэйс где-то подловили.
— Так или иначе, это сыграло на руку похитителю. Он собирался подставить тебя уже невообразимо серьёзным преступлением, а получил двойной бонус. Представляешь, как ликовал? А всё потому, что ты лгал мне. Узнав про одну ложь, я не поверил в правду. Ты чуть не погубил себя и Грэйс заодно. Ну и мне бы несладко жилось. Мы все стали марионетками в угоду преступнику. Если бы не Шарль…
— Я обязан его высочеству, — Бьёрди снова погрузился в уныние. Адриан взял его за руку.
— Пожалуйста, никогда больше не лги мне. Пообещай. Я ненавижу ложь, она опутала меня, что не размотаться. Сам, бывает, лгу. Лгал тебе, про ориентацию и брачную ночь, но мы тогда не были вместе. Когда мы стали парой, я был с тобою честен. Будь и ты. Пожалуйста, доверяй. Я вспыльчив, но я вспыльчив только от лжи. Давай все проблемы решать вместе?
Адриан отодвинулся от софы и повернул лицо Рауля к себе, придержал. Ему до одури хотелось сгрести в объятия и целовать, убеждаясь, что живой, что всё позади.
Но ничего не было позади. Рауль смотрел на него, и в пронзительных серых глазах не было ни капли жизни, а потом он их вовсе отвёл.
— Я не солгу тебе. Никогда не хотел тебе лгать.
Адриан ещё с минуту не отпускал подбородка. Внутри зрел холод. Что же ты сейчас творишь? Зачем обвиняешь? Парень был на волосок от смерти. Прошёл за месяц все круги ада. Распрощался с белым светом, натерпелся ужаса. Ему плохо. Он не хочет тебя. Он на тебя даже не смотрит. Не нужна ему пара — ему нужен покой, тёмная нора, где он мог бы свернуться клубком и тихо скулить, приходя в себя. Ты только напоминаешь ему о кошмаре, он боится тебя, боится повторения кошмара.
Он ждёт, когда ты уйдёшь.
Чувствуя, что собственные губы вот-вот начнут дрожать, Адриан провёл пальцами по щеке Рауля, цепляя пробивающиеся щетинки, запоминая, будто в последний раз, и опустил руку на колено, повертел ею в неловкости.
— Прости, я просто боялся тебя потерять. — Он встряхнулся, вздохнул и продолжил официальным тоном: — Ты, наверно, хочешь знать, что будет с Грэйс? Я не казню её. Вряд ли бы вообще казнил. Она иностранная гражданка, международный скандал мне не нужен. Для неё созданы хорошие условия в Колоне, ребёнку ничего не угрожает. Обвинения в похищении с неё снимут, в остальном… Я подумаю, что смогу для неё сделать. Сегодня прилетел Даррелл…
— Её отец? — Рауль поднял голову, до этого слушал безучастно.
— Да. Я с ним ещё не говорил, но посмотрим, что он скажет. Постараюсь выпустить её из тюрьмы как можно скорее, чтобы твой ребёнок родился на свободе.
— Спасибо.
— Что касается тебя… прости, я не могу целиком избавить тебя от наказания, на тебе остаётся покрытие шпионажа, это тоже государственная измена. Но с учётом того, что тебе неправильно вынесли вердикт, с учётом того, что ты уже пережил, раскаялся и извлёк уроки, я думаю, наказание будет условным. Пожалуйста, не покидай дворец до урегулирования формальностей.
— Спасибо, сир, вы добры.
Адриан вздрогнул. Повернулся. Стена. Между ними росла стена. Стремительно тянулась ввысь, выше и выше, следом покрываясь ледяной коркой.
— Рауль! — Он бросился в отчаянной попытке разрушить эту преграду, хотя бы сдержать, оставить брешь, провёл пальцами по его лбу, откидывая прядь, скользя ладонью к затылку, придвинул к себе, коснулся губами губ. — Рауль. Рауль, — выдохнул он, усилил нажим, зашарил другой рукой по телу, проник под рубашку, огладил грудь, ощущая волоски и сосок. — Рауль. Рауль.
Рауль отвернул голову, мышцы напряглись. Он был в объятиях, но его там не было.
— Рауль, — Адриан снова попытался найти его губы, но парень пригнул голову ниже, зарылся носом в своё плечо. Возвёл стену, спрятался за ней. Не радовался помилованию, не жаждал жить.
Адриан смотрел на него ещё несколько секунд — на покорную зябкую позу, на загнанный взгляд в никуда, читал напряжение и страх, что его заставят подчиниться.
Нет, он не будет заставлять, травмировать ещё больше. Если больше возможно.
Адриан отодвинулся, для верности сел на софу.
— Прости. Я всё понимаю.
Бьёрди поднял на него глаза и долго смотрел, потом покачал головой.
— Я не могу, Адриан. Люблю тебя, но не могу. Уходи.
На глазах Рауля выступили слёзы. Кажется, у него тоже — защипало. Адриан моргнул. Кивнул. Неловко поднялся на онемевших ногах, оглянулся, ища выход, и пошёл, ничего не видя перед собой сквозь заволокшую мутную пелену, не ощущая движений. Не ощущая ничего, кроме горького слёзного комка в горле.
Морелли добился своего.
Примечания:
Продолжение следует