***
Было велико желание послать всё к чёрту и уехать, затвориться на неделю-другую в горах или на берегу моря, но короли не имеют права на слабость. В том, что касается благополучия королевства. Утром Адриан собрал себя воедино и провёл полноценный рабочий день по заранее запланированному графику. Плотному, как всегда в конце года — с подбитием предварительных итогов, бюджетным планированием на следующий период, прогнозом социально-экономической ситуации. Рауль прислал сообщение в двенадцать: «Доброго дня, Адриан. Ты окажешь мне честь своим визитом». Ну хоть так, отстранённый ответ лучше никакого. Адриан постарался не зацикливаться на плохом и, расправившись с делами, поехал к нему. Правда, шёл уже пятый час, на улице сгущались сумерки. Смотреть в окно, однако, было некогда, ждали другие острые вопросы. Он набрал Терби. — Марио, что Даррелл? Рассказывает? — Очень хорошо рассказывает, ваше величество, — подтвердил Терби. — Ещё вчера рассказал. Сведения переданы в министерство иностранных дел, насколько владею информацией, американцы уже согласились на сотрудничество. Их устраивает версия частного лица. Из своих источников мне стало известно, что этот «революционер» ещё на прошлой неделе арестован и на нём ещё как минимум две «инициативы» по другим странам. Каким — не знаю… Я собирался доложить вам, ваше величество, однако секретарь, лард Аранни, сказал, что вы сильно заняты. — Не было свободной минуты, — потёр лоб Адриан. — Ладно, спасибо. Работай дальше. Строгой секретности нет, пусть следствие будет публичным, просто согласовывай информацию, которая уходит в СМИ. Всё ясно? Услышав утвердительный ответ, он убрал смарт от уха, но тот сразу ожил мелодией. Адриан подумал, что безопасник забыл что-то сказать, однако звонил Шарль. На сердце стало теплее. — Привет, милый. — Привет, папуля, — голосок звучал звонко, почти не болезненно. — Папуля, а ты приедешь ко мне? — Конечно. Разберусь немного со своими взрослыми делами и приеду. Потерпишь? — Да, папуля, — недовольно засопел Шарль. — Потерплю, папуля. Я за другим тебе звоню… Папуля, а когда Фабби ко мне придёт? Все приходят, а Фабби нет. Он опять уехал на битву с драконом? Фабби заточил себя в пещеру дракона. Фабби потерял смысл жизни. Адриан потёр переносицу. — Нет, милый, Фабби в Верене. — Почему он тогда ко мне не приходит? — расстроился принц. — Он больше меня не любит? Фабби любит папулю и поэтому страдает. — Он очень сильно любит тебя, — сказал Адриан, понимая, что больше не чувствует ревности. — Я уверен, Фабби скучает по тебе. Дай ему тоже немного времени. — Ладно, — Шарль совсем поник, и Адриан был готов развернуть машину и ехать к нему, но на том конце линии заговорила Изабелла, утешая, и раздался гомон детских голосов. — Пока, папуля, — быстро бросил Шарль. — Ко мне ребята пришли! Трубка замолчала. Адриан обескураженно покачал головой: ох уж эти дети, молниеносно меняют настроение. Ему бы так. До сих пор не верилось, что всё закончилось благополучно, что сын идёт на поправку. Маленький любимый мальчик. Стал пешкой в руках кукловода, невинной жертвой больного ублюдка. Такого нельзя прощать. Адриан не знал, как поступит с Рокарди. Но не простит — это точно. Мысли о сыне он отложил, как об удачно разрешившейся проблеме, а вот с Раулем предстоял сложный разговор. Из-за Рокарди все разговоры с Раулем превратились в сложные. Они уже достигли графского дворца, машина, как всегда, подъехала к парадной лестнице. Двор, тёмные самшитовые кусты и здание девятнадцатого века окрасились в синие цвета проблесковых маячков мотоциклистов. Горели всего несколько окон на разных этажах, ярче всего был освещён первый. Кругом чувствовалось уныние, запустение. Или так лишь казалось. Встречать никто не вышел, Адриан, не дожидаясь, пошёл ко входу. Последовавший за ним гвардеец открыл массивную дверь. — Король прибыл! — услышал Адриан, переступив порог. Кричала несущаяся прямо на него одна из сестёр, старшая, Мари, на ходу накидывая меховой палантин. Увидев, что опоздала, затормозила и мгновенно присела в реверансе, опустив голову и глаза. Она была миленькой. Совсем без косметики и с завязанными в хвост русыми, как у брата, волосами. Мечтала ли сейчас о роли фаворитки? На зов появились уже знакомые слуги, поклонились, держась в стороне. Адриан отдал ближайшему пальто, снять которое помог гвардеец, поправил корону, когда из бокового коридора появился Рауль. В джинсах и тёмной футболке с длинным рукавом, в спортивных тапочках. Длинные волосы лежали плавными волнами, щёки покрывала трёхдневная щетина. Последний раз он брился перед эшафотом. Адриан впился в него взглядом в желании выгнать всех и подбежать, обнять, стиснуть, зацеловать. Можно и на виду у всех, не беда. А беда состояла в том, что Рауль не хотел. Приближался, не отводил глаз, но смотрел без восторга и эйфории, не так, как смотрят соскучившиеся люди после долгой разлуки. Он исполнял вассальный долг, всего лишь. Пришёл приветствовать монарха. Мари напряжённо замерла. Слуги предвкушали узнать, как себя поведут бывшие любовники. Если бы был верный ответ, как себя вести… — Добрый день, Адриан, — дойдя, граф склонил голову и опустился на колено. — Добрый, Рауль, — ответил Адриан в том же сухом тоне. Протянул руку для поцелуя, а когда Рауль вынужденно коснулся её тёплыми губами, легко придерживая пальцами, едва не сорвался на порывистые ласки. — Встань, пожалуйста. Пойдём в твой кабинет. Он подал руку, помогая подняться, и Рауль снова вынужден был принять милость. Ухватиться, сжать ладонь, перемещая центр тяжести. Адриану пришлось довольствоваться таким контактом. Хотя, естественно, этого было мало. Но он не чувствовал права давить морально сильнее. Прибежали Эмма и Вики. Адриан кивнул в ответ на их приветствия, идя за Раулем. Обрадовался, когда дверь кабинета отрезала их от взволнованных домашних. Интерьер был классическим — громоздкий стол с ноутбуком и ручками на подставке, пресс-папье и этажерками для канцелярии, шкафы снизу доверху вдоль двух стен, почти все с книгами, диван между окнами, растения в горшках и кадках, многорожковая люстра, зелёный ковёр на полу. — Кабинет твоего отца? — полюбопытствовал Адриан. — Да. Присаживайся, пожалуйста. Что-нибудь выпьешь? Кофе или коньяк? — Кофе с коньяком, — пошутил Адриан, садясь в правый угол дивана. — Коньяк. Если выпьешь со мной. Бьёрди направился к одному из шкафов, за дверцей которого обнаружился бар, вернулся с бутылкой и двумя стаканами. Разлил на столе. Подал и сел со своим стаканом в другой угол. Он был как робот, заводной манекен с потухшими глазами. — Рауль… — слова застряли в горле. — Как ты? Тебе легче? Адриан попытался взять его за руку, но Рауль сделал вид, что поправляет брючину на щиколотке. — Я нормально. Не волнуйся. — Ладно, — притворился поверившим Адриан, отбросил намерения прикоснуться. — Ты, наверное, слышал, что арестован похититель. Человек, подставивший тебя. Рауль кивнул, глядя в коньяк. — Рокарди. — Рокарди, — куснул губу Адриан. — Я сожалею. — О чём? — О том, что не верил тебе. Что допустил ситуацию, в которой ты чуть не погиб. Это моя вина. Рокарди мстил мне. Мне, а не тебе. Ты, как и Шарль, лишь инструмент мести. А я не понял. Повёлся на уловки, пошёл по ложному следу. Дал собой играть. Прости, если бы я послушал тебя… Пригрел змею… Рауль, трудно описать, как я сожалею. — Тебя искусно обманули, твоей вины нет. Есть моя вина. Не скрой я шпионажа, будь с тобой честен и откровенен, ты бы поверил мне. Ты и так верил. Знаю, что верил. Ты делал всё возможное, чтобы уберечь меня от приговора. И ты уберёг. Обнадёживающие слова. Он бы успокоился, произноси их Рауль хоть с малейшей искрой в глазах, а так от ободрения веяло тоской. Адриан кивнул, посмотрел в стакан, не зная, что с ним делать — и пить нет сил, и поставить некуда. — Я должен был быть проницательнее, я глава государства, а не студент-первокурсник. Но меня ослепляла ярость… тревога за сына. — Поверить в подосланных шпионов всегда гораздо проще, чем в коварство друга. — Да, — бездумно согласился Адриан, потом встрепенулся. — Что? Нет! — Он соскользнул на колени, отставляя наконец стакан на пол, сжал пальцами бёдра Рауля, заглядывая ему в глаза. — Нет, Рокарди не был мне дороже тебя. Я его не подозревал, ну, как не подозревают… вот хотя бы кресло. Ты мне дорог! Ты! Я люблю тебя. Сильно люблю. Скучаю. Рауль… Рауль оставался безучастным. То есть в первую секунду безучастным, а потом задрожал. Постепенно, с мелкой дрожи, которая становилась всё крупнее и крупнее, пока не застучали зубы, пока не затряслись кисти и плечи, стакан заходил ходуном. Так, наверно, дрожит зайчонок или оленёнок, попав в лапы хищнику. — Рауль, неужели?.. Неужели это я вызываю в тебе такой страх, такое неприятие? Адриан, шокированный, отпрянул, сел на задницу прямо на пол. Рауль тут же поднялся и отскочил к дальнему окну, отвернулся, отшвырнул стакан на подоконник и зябко обнял себя руками. — Я… — голос тоже дрожал, как и плечи под натянувшейся футболкой. — Я лю… люблю тебя, Адриан. Я хочу быть с тобой. Где-то в душе хочу. Я знаю — ты не плохой, ты не со зла… Бьёрди сделал паузу, болезненно растирая ладонью лицо, топчась нервно на месте. Высокий, напряжённый до каменных мышц, надломленный. Адриан не радовался его словам, сидел и с ужасом ждал продолжения. Догадывался, каким оно будет, и в животе сворачивался узел, тошнота подкатывала к горлу, перекрывая кислород. Не надо, смилуйся, пожалуйста, молчи. — Я не могу, Адриан. Не могу… Не знаю, что со мной происходит… Страх… Панический страх… Я… Я пытаюсь жить… Осознать, что я живой. Что мне повезло, и я проживу ещё много лет, до старости. Что у меня появились дополнительные годы, те, которых быть не должно, с которыми я попрощался… Что я смогу работать, видеть рассветы и закаты, видеть, как взрослеют сестры, как растёт мой ребёнок. Что это будет долго-долго, и смерть… она не заберёт меня вот сейчас. И я ещё увижу фильмы, которые собирался посмотреть, узнаю, кто выиграет на чемпионате мира… — У тебя всё будет, Рауль. — В горле стояли слёзы. — У тебя будет долгая жизнь. Я хочу прожить её с тобой. Пожалуйста, позволь… — Ничего не будет, — прошептал Рауль, упёрся в стенку лбом. — Я заперт в камере. В постоянном ожидании смерти. Вот придут, наденут на тебя рубище и уведут, отдадут палачу. Ни за что. Невиновного. А никто не хочет меня услышать… Я боялся смерти, Адриан, — Рауль повернулся, кинул поникший взгляд. Скользнул на подлокотник дивана, закрыл лицо ладонью и волосами. — Боялся умереть. Боялся боли. Боялся небытия. Не хотел умирать. Мне только двадцать пять… Уговаривал себя, что так надо, что не мог поступить иначе, выдать Грэйс… Но я боялся. Неблагородно. Не по-дворянски. Я трус. И я заперт в той клетке. В кошмаре. В аду. — Прости, — сказал Адриан. Поднялся на колени и двинулся к графу, но, поймав вмиг воспротивившийся взгляд, остановился, не дойдя. Это он активатор кошмара. — Я тебя пугаю, извини. Сам в кошмаре. Не знаю, как его закончить. Не знаю, как вести себя с тобой. Боюсь, до жути боюсь, что наши отношения обречены… Я в отчаянии. Скажи, как помочь тебе? Что мне сделать? Проси, чего хочешь, я на всё согласен. Рауль покачал головой, не взяв ни минуты на размышленье. — Я не знаю. Может быть, время. Время и одиночество. Намёк был кристально ясен. По спине прошёл неприятный холод, сердце пропустило удар. Адриан встал. Ноги будто одеревенели, разгибались с трудом. Вовсе не от долгого сиденья на полу. — Ладно, я пойду. — Он развернулся к двери и вдруг вспомнил: — Грэйс… Мне нужно, чтобы ты дал ответ… Отниму всего пять минут. Кстати, ты был у неё? Бьёрди отрицательно покачал головой. — Нет. В груди Адриана запекло нечто вроде смеси ревнивого облегчения и ещё большей, жгучей тоски. — Не можешь или не хочешь? — Ты бы смог снова дружить с Рокарди? — Жгучая тоска была и в глазах Рауля, во всей его сгорбленной позе притулившегося на подлокотнике человека. — Не могу и не хочу. Она… — На лице появилось мучительное выражение. Больно было на него такого смотреть. Но утешить объятиями запрещалось. Адриан попытался сделать это словами. — Она предала, ещё до свадьбы, да, но сейчас вернулась, отстаивала тебя. — Загнала меня в ещё худший капкан. Сидела бы в безопасности… Точно, к собственным страхам Рауля с приездом Грэйс прибавился страх за её жизнь, за судьбу ребёнка. Защищая их, он проложил себе одну дорогу — на эшафот. — То есть, я правильно понял, ты не вернёшься к Грэйс? Не улетишь с ней в Америку? Рауль качнул головой, обозначая ещё одно отрицание. Головы не поднимал, почти с начала разговора о жене смотрел на руки, потирал пальцы друг о друга. — Честно, я боялся, что ты захочешь жить с ней и ребёнком подальше от Гелдера, — признался Адриан и ощутил потребность сесть и выпить, но, найдя взглядом свой стакан, остался стоять, подчёркивая официальную миссию. — Тогда надо обсудить вопрос, как быть с Грэйс. Даррелл дал показания, во многом решающие проблему конфликта с США. Задания он получал от частного лица, цэрэушника, однако действовавшего без ведома управления. Не владею всей полнотой информации, но, кажется, Америка приняла такой расклад и готова к уступкам. Я тоже не буду устраивать конфронтацию, предложу компромисс. Грэйс зачтётся добровольное сотрудничество, своей волей я её освобожу и после депортирую… И вот здесь мне нужно твоё решение. Ребёнок. Если ты захочешь, я оставлю его с тобой. Это будет условием освобождения Грэйс. Она улетит после родов, одна. Рауль поднял измождённые глаза. — Я лишу ребёнка матери, а Грэйс — ребёнка? — Ты лишишь ребёнка отца, а себя — ребёнка? Трудный выбор, Рауль, но его надо сделать. Он не самое сложное, из чего тебе уже пришлось выбирать. Извини, что настаиваю, политика — жестокая вещь, а здесь замешана именно она. Твой ребёнок — подданный Гелдера, потомок графского рода, возможный наследник титула. Подумай. Нужен ли он будет Грэйс после развода и всего произошедшего? А ты найдёшь в нём смысл жить дальше. Эмма поможет воспитать, сёстры, няни… Это не «лишение». Конечно, Грэйс будет запрещено возвращаться в королевство, а тебе в ответ, скорее всего, будет бессрочно отказано в визе США, но при желании вы втроём можете встречаться на территории третьих стран. Потом, когда осадок уляжется. Подумай. Можешь дать ответ завтра. Позвоню днём. — Не надо, я согласен. — Бьёрди встал, измотанный, разбитый. Сутулясь, сунул руки в карманы. — Только с условием, можно? Если родится мальчик, он останется со мной, а если девочка — её заберёт Грэйс. Так будет справедливо. Адриан не был доволен, но спорить с Раулем не собирался. Выполнил бы любое пожелание. — Хорошо, пусть будет так. Вопрос был решён, тема исчерпана, продолжать стало не о чем. Вернее, Адриану многое хотелось сказать, и сделать тоже, но в воздухе висела неловкость. Рауль, втянув голову в плечи, посматривая исподлобья, ждал, когда он уйдёт. Подогнать не смел, хоть и называл по-прежнему по имени и на «ты». — Пойду, — Адриан махнул на дверь, но не смог заставить себя сдвинуться с места. Будто уйдёт навсегда, будто возврата не будет, отношения обречены, сейчас последний шанс. Глядел на Рауля с мольбой, сам весь осунувшись, а Рауль, уставившись в пол, ждал его ухода, нервно покусывал губы. — Пойду, — повторил Адриан, будто это было его собственное желание, — иначе… Рауль, я жутко хочу тебя поцеловать. Пойду, иначе не выдержу и сделаю это. Он развернулся и стремглав покинул кабинет. Пронёсся по коридору, ничего не замечая, а в гостиной наткнулся на женскую часть семейства. Эмма и девушки вскочили с диванов, побросав смартфоны и вязанье, присели в глубоких реверансах, с тревогой косясь на него. Адриан притормозил, подал графине руку для поцелуя. — Он всегда в апатии? — Рауль успокоится, ваше величество, — уверила Эмма. — Всего два дня прошло. В милости своей дайте ему время. Месяц-другой. Он сегодня выходил в парк, бродил по холоду, размышлял. Ему бы выйти на работу, отвлечься. От мыслей от своих… что его все предали. — Эмма спешно закрыла рот, словно сболтнула лишнего. Исправилась: — Когда закончится домашний арест, станет легче. — Я отменю арест, — не раздумывая согласился Адриан. — Сегодня же. — Вы очень добры. Дай бог здоровья вам и королеве с принцем. Рауль успокоится, обязательно. Вернётся к вам, ваше величество. Эмма присела в неловком тучном реверансе, смиренно опустив глаза, дочери мгновенно повторили за ней. Как бы мать не относилась к порочной связи сына, ради его блага она предпочитала потворствовать перед королём. В этой семье хорошо выучили, что монарх разрушителен в гневе, да и в расположении приносит несчастья, с ним надо быть осторожным. Такое мнение о своей особе неприятно кольнуло самооценку, но Адриан признал правоту графини. Чувства вдруг стали чётче, он острее ощутил гнетущую атмосферу дома. Гостиная, освещённая ярко, как в солнечный день, с новой светлой мебелью, полнилась тяжёлой угрюмой энергией, четырёхметровый белый потолок давил. Даже дышалось душно, будто в затхлом чулане, Рождеством здесь даже не пахло. Заключение Рауля, казнь отразились на всех обитателях. Счастливому спасению они радовались осторожно, со страхом новых гонений. Король молча подал Эмме руку для поцелуя и ушёл. Ждавший у дверей гвардеец подал пальто. Во дворе встретил порывистый ветер, окончательно стемнело, на улицах загорелись тысячи огней. Кортеж находился наготове, беззвучно мелькали синие маячки. Спускаясь по порожкам к машине, Адриан разглядел на парковке у ворот, под фонарём полицейский автомобиль, который раньше не заметил, в суете запамятовав об аресте. Отправил гвардейца сообщить наряду о снятии контроля, а сев в лимузин, позвонил Криали и уведомил об отмене домашнего ареста. Вопросов, почему и на каком основании, не последовало — король всячески оправдывается перед фаворитом, это каждый знал. Адриан дал команду потихоньку ехать к клинике и набрал Фабиану, чтобы позвать его с собой, но телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети. Блять, Морелли до сих пор в Колоне? Он не шутил про желание запереться там? Бушеми на звонок ответил и подтвердил неприятную догадку. — Его сиятельство в камере. От завтрака сегодня отказался, обед почти не тронул. Листает журналы или смотрит в потолок. Хандрит. Расстроился, что нет помещений без окон, и приказал задрапировать его окно чёрным материалом. — А телефон? — Отказался, ваше величество. Просил беспокоить его как можно меньше и не сообщать новостей. Позвольте узнать, что с ним происходит? Он на себя не похож. На Драного Гульфика. Замкнутый и апатичный. Переживает, что едва не убил человека? Нет, по этому поводу Фабби переживает в последнюю очередь. — Да, примерно так, — соврал Адриан, устало потирая переносицу. — Это пройдёт, — посочувствовал Бушеми. — Время лечит. Адриан сомневался. Он попрощался с начальником тюрьмы и приказал водителю изменить маршрут. Откинулся на спинку кожаного сиденья. Мысли лезли паршивые — всех подвёл, всем жизни сломал, искалечил. Что же за человек он такой поганый? Хочет добра, а делает зло. Рауль как кровоточащая рана, Фабиан себя запер, Соранти… да, Соранти тоже чем-то там обидел. Хотя на него наплевать. Рауль — вот боль. Справится ли парень за месяц-два, как говорила его мать, отвлечёт ли его работа? Сколько ещё их встречи будут походить на сегодняшнюю — нескладные взгляды, пластмассовые движение, пафосные фразы, отчуждение, дрожь? А что делать, если теплота и страсть не вернутся? Брать Рауля силой? Любить его на расстоянии? Всю жизнь? Или спать с нелюбимыми? Дать желаемое Фабиану? Фабиан не был нелюбимым. У них была особая связь, которую трудно описать словами. «Вторая половинка» раньше подходило лучше всего. Близкая дружба, истинное влечение, пылкость, понимание с полувзгляда, азарт, восхищение, безграничное доверие. Может, тогда Фабби выйдет из заточения? Но сможет ли он быть с Фабианом, зная, что страдает Рауль? Сможет ли Фабиан быть с ним, зная, что он страдает по Раулю? Замкнутый круг, снова истерзанные жизни. И вместе невозможно и порознь страшно. Что он наделал? Что наделал? Адриан кусал локти. Зубы впивались в нижнюю губу, но по ощущениям это были локти — не помочь беде, не исправить, не обратить вспять, только сожалеть и корить себя. К Фабиану он пришёл с намерением попытаться отговорить от отшельничества. Маркиз одетым лежал на застеленной казённым пледом кушетке. На спине, скрестив на груди руки, взирал в потолок. В той же непритязательной полуспортивной одежде, что и вчера, может, носки другие. Спортивные тапочки — со шнурками — стояли под кушеткой. Окно закрывала плотная чёрная ткань, правда, за ним всё равно было темно, горели две люминесцентные полоски. На подоконнике высилась та же стопка журналов, один был раскрыт на страницах с фотомоделями. — Я не буду ужинать, оставь только чай, — произнёс он меланхолично. — Чая тоже не будет, — сказал Адриан, теряя отличную возможность подколоть и разыграть. Настроение было паршивым. Фабиан мгновенно повернул голову, глаза расширились, и он рывком сел, свешивая ноги. — Дри? Зачем?.. — Думал, ты давно дома. — Адриан сел с ним рядом, на прежнее место. Ущипнул за бок. — Не отлежал? — Дри, не начинай, — Фабиан отодвинулся, — я же твёрдо решил. Зря пришёл… — Шарль тебя зовёт. Скучает. — Ох, — Фабиан состроил крайне извиняющееся лицо. — Что, откажешь Шарлю? Фаб, он в клинике, после комы… Фаб, первое, что он спросил, очнувшись, — про тебя и твоего дракона. Лицо Фабиана стало ещё виноватее и непреклоннее. Наконец он отвёл глаза. Отвернулся, смахнул волосы со лба. — Я тоже скучаю. Но не хочу наружу. Я объяснял. — Помню. — Адриан робко провёл ладонью по обращённой к нему спине. — Помню и понимаю. Но неужели мне легко будет жить, зная, что ты похоронил себя здесь? Ты создан для придворной жизни, для славы. Возвращайся ко двору, по крайней мере, покинь Колону… А? — Для чего? Ты ведь не откажешься от Бьёрди? — Нет. Морелли молчал, возя ногой по кафельным плиткам, трогая тапочки. Адриан всё понял. Его достало. Он встал. — Ты не собираешься уходить отсюда? — Нет. — Отлично! Оставайся! Могу ещё Лайзу сюда прислать, чтобы тебя утешала! Вам же хорошо вместе! Адриан схватил с подоконника журнал и с психом отшвырнул в сторону. Тот взмахнул страницами, ударился о близкую стену и с шелестом рухнул на пол. Ошарашенный Фабиан привстал с кушетки, чтобы поднять, но Адриан не дал ему наклониться — сцапал ворот футболки, дёрнул к себе. — Давишь на мою совесть, Фабиан? Я сравняю с землёй эту чёртову тюрьму, чтобы тебе негде было маячить мне укором. Какого хрена каждый раз при разговоре с тобой у меня ассоциации с дрессировщиком и тигром? Хватит меня дрессировать. Осторожнее. Ты играешь с огнём. Пользуешься моим расположением, а я ведь могу и разозлиться. Посмотри, на ком из нас корона. Адриан сверкнул глазами. Слова вырывались тихой опасной скороговоркой. Морелли замер, как пойманный в тигриные когти дрессировщик и смело выдерживал хищный взгляд. Сука, опять! Адриан оттолкнул его. А потом снова схватил. — Ты прекрасно знаешь, маркиз, как я отношусь к тебе. Я предлагал тебе вариант. Не хочешь? Несчастлив? Тебе плохо? Как вообще ты смеешь думать о себе? Тебя должно волновать только, счастлив ли твой король! А сейчас будь добр, не заставляй своего принца ждать. Адриан разжал пальцы, выпуская футболку, развернулся и пошёл прочь из камеры, не интересуясь реакцией Морелли, не удостаивая его возможностью ответа. Пусть вспомнит своё место. Слишком долго с ним играл в поддавки, исполнял все капризы, носился как с расписным яйцом, заглаживал вину. Нет никакой вины! Король всегда прав! И пусть Морелли попробует не подчиниться, он правда снесёт Колону бульдозерами, а его прикуёт наручниками к себе и будет таскать по совещаниям и балам. Адриан стремглав прошёл по лабиринтам коридоров — сотрудники только успевали открывать перед ним двери — и сел в машину, приказал везти в клинику. Совесть не мучила. Нельзя, конечно, так жёстко с друзьями, но Фабиан заслужил и не обидится — на то он и вторая половинка, чтобы понимать мотивы и не сердиться за правду. К тому же Морелли всегда заводили отношения в стиле сюзерена и вассала — это было второй причиной, по которой Адриан позволил себе довлеющий тон. Фабиан прётся, когда с ним говорит король, командует им, отчитывает. Может, сейчас монарший гнев выведет его из депрессии, заведёт, а то в последние месяцы они только и делали, что подчёркивали друг другу свою дружбу, расшаркивались, вот Фаб и приуныл. Следовало его взбодрить. Но, действительно, горе ему, если опять вздумает своевольничать. Адриан и злился, и не злился, винил то себя, то всех подряд, всё искал какой-нибудь способ сойти с чёрной полосы, которая засосала его и его близких и которой не было видно ни конца, ни края. Думы переключились на позитив только в клинике, когда Марк Шинли доложил, что сутки прошли нормально, процедуры помогают и здоровье инфанта крепнет. С Изабеллой он разминулся, а у Шарля снова балаганили друзья. Поиграв с ними, Адриан ускользнул — время близилось к девяти. Выходя из здания, увидел паркующийся на стоянке для посетителей красный «Феррари». Морелли вылез из него, переодевшийся, в стильном пальто, шарфе и брюках, с уложенными волосами, вынул яркую коробку с игрушкой и, повернувшись, увидел его. Они обменялись кивками. Взгляд у Фабиана был как всегда после взбучки: «Видишь, я тебе повинуюсь, мой государь, только не ори». Адриан сжал губы и сел в машину, велел ехать во дворец. С души упал… камешек, средних размеров, а основные завалы там продолжали лежать, пригибая к земле. Заканчивался ещё один беспросветный день, заканчивалось четырнадцатое декабря, государственных дел в конце года невпроворот, да и надо бы узнать про Рокарди с Соранти, Даррелла с дочерью, прочих мерзавцев, но не было не то чтобы сил, просто желания портить себе и без того хреновый вечер. Однако в холле дворца ему всё-таки пришлось встретиться с Соранти и Рокарди. Не с виконтами, а их отцами. Графы скандалили, собрав возле себя большую толпу, и не угомонились, даже когда на них зашикали о появлении короля. — Ещё раз скажете, что мой сын втянул вашего, я на вас в суд подам! — кричал Брайан Рокарди. — Да я повторяю, — наседал запыхавшийся Сержио Соранти, — уясните — мой сын ни при чём. Он чист! А ваш очернил наше имя! — Ваш науськал Паоло! Плохо на него влиял! — Тео дворянин! Король простил его! Толпа расступилась перед Адрианом, склонилась. Скандалисты наконец обратили внимание, заткнулись. Оба, отталкивая друг друга, кинулись в ноги. Затараторили, перебивая: — Ваше величество!.. — Я пришел просить прощения за сына… — Благодарю вас за Тео!.. — Я сожалею… Мой род верен вам… Адриан слушал, пока пажи снимали с него пальто, потом обогнул, продолжая путь. — Проводите лардов до ворот и объясните, что мой дом не место для склок. Дежурные гвардейцы бросились исполнять. Адриан уже ушёл в анфиладу зал, желая поскорее добраться до покоев. Потянувшейся за ним свите доходчиво пожелал спокойной ночи, те отстали. В покоях было темно, свет выбивался из-под двери спальни. — Белль, я дома, — крикнул Адриан, скинул надоевшие ботинки и прошёл в гостиную, включил торшер и нашёл в ящике заначку сигарет и пепельницу. На балкон выйти не решился, чтобы совсем не травмировать подданных своими дурными привычками, оставить хоть что-то светлое, плюхнулся на диван, вытягивая гудящие ноги. Щелкнул пультом, включая новостной канал, потом, подумав, что он и сам сплошные новости, переключил наугад, попав на какой-то местный исторический сериал. Стряхнул пепел и закрыл глаза. Как всё достало. Как достало. Как хочется спокойной жизни. Обычной жизни. Рядом послышались лёгкие шаги. — Адриан? — Изабелла в кружевном персиковом пеньюарчике со стройными ножками испуганно смотрела на сигарету. — Ты снова куришь? Ужасный запах… — Прости, милая. Я так, иногда. День был тяжёлым. У тебя всё в порядке? — Да, — отмахнулась она, чем-то всё же озабоченная. Села к нему на диван, подобрав под себя ноги. Пеньюар задрался, открывая соблазнительные бёдра до самого паха. — Мне завтра спираль вынимают. — Хорошо, — кивнул Адриан, лениво затягиваясь. — Потом неделю или больше будет нельзя… — Хорошо. Белль надула губы. Неосознанно сменила позу, выставляя ноги ещё сексуальнее. Её тело манило, что уж скрывать, Адриан скользил по гладким загорелым лодыжкам и бёдрам глазами, но только глазами — член не шевелился. Он хотел не с ней. Да и похоть Белль была скорее всего вызвана нервами, потребностью чувствовать себя нужной. А на него навалилась прострация, смешанная с горечью и рефлексией. Тёплый вязкий дым расслаблял мозги. Белль, видимо поняв, что неуместна с заигрываниями, вдруг посерьёзнела, села как школьница на экзамене. — Адриан, что вокруг происходит? Я в шоке, что Рокарди похититель. Мы знали его столько лет! Особенно ты. А он мстил, да ещё используя Шарля… Одна ложь!.. — Он больше не навредит, забудь. Шарль выздоравливает, всё будет хорошо. — Да, слава богу, — Изабелла улыбнулась, посветлела. — Я провожу с ним по полдня. Сегодня он часто спрашивал про Фабби, пришлось выкручиваться — не говорить же, что его любимый шут в тюрьме. Почему ты его не отпустишь? Фабиан же не виноват, что палач. — Отпустил его сразу. Он сам не захотел уходить. — Почему? — вытаращилась жена. — Ну, — Адриан пожалел, что заикнулся, — Фабиан же у нас экстремал, ему приспичило попробовать себя в роли заключённого. Трёх часов ему показалось мало. Но он уже наигрался, уже у Шарля. — Ты не пойдёшь сегодня к нему? — В интонациях Белль явно слышалась просьба остаться с ней. Что Адриан и собирался сделать. Сигарета дотлела, он её затушил. — Нет. — А вчера? Ты ночевал с Раулем Бьёрди? Как он всё это пережил? Адриан заскрежетал зубами. Выпрямился, взял сигаретную пачку со столика — нервно, не планируя курить вторую. — Я ночевал один. Рауль меня отталкивает, он ещё не пережил ничего. И пожалуйста, не сыпь мне соль на рану. — Прости, я не хотела. Думала, вы помирились… Помиритесь ещё. А не помиритесь… Адриан, — Белль обняла его за плечи, прижалась щекой, — может, так и надо? Может, вернёшься в семью? Рана заживёт, ты забудешь. Больно, да, ты впервые полюбил с нашей свадьбы, тем более парня… — Не впервые, Белль, — вырвалось у Адриана. Он кинул пачку на стол и устало закрыл лицо ладонями. Голова была пудовой. — Я любил. Любил всё это время. Парня. Белль отпрянула, удивлённая и растерянная. — Любил? Я не замечала… У тебя ведь не было отношений… Безответно? Скрывал от него? — Ответно, — Адриан оглянулся на жену. Её глаза лихорадочно блестели, а мозг усиленно думал. А он сметал многолетнюю ложь. — У нас были отношения. Бурные и крепкие, но недостаточно — я их разрушил из-за Рауля. — Кто он? — Неважно. Пойдём спать, милая. Адриан встал, а Белль продолжала сидеть. Вся напряглась, взгляд ушёл в себя, глаза слегка бегали. — Пойдём, Белль. Она подняла голову. — Фабиан. Это Фабиан. О боже, вы спали?.. Адриан промолчал. Изабелла нервно расхохоталась, запустила пальцы в волосы. — Ты с ним… Я не могла подумать! Он же!.. Он же с девушками… Господи, я слепая. Вот почему Кэти тогда говорила, что он в твоей спальне голый под кроватью, одежда на стуле… Я не сообразила. Он же ни одну фрейлину не трахнул… Ты у него ночами пропадал… — Белль, прекрати, — настойчиво попросил Адриан. У неё начиналась истерика, открытие поразило её. Она хихикала и вспоминала новые и новые подробности. — Ты приходил от него потным, всегда под утро… Удовлетворённым. Как я могла не замечать? Вы же ходили друг за другом, уединялись. Все четыре года? С того самого приёма? — Пойдём, Белль. — Ты влюбился в него? — она никак не могла поверить. — Любил? — Ты же сама сказала, он — невозможный. — Но почему ты скрывал? Почему ты не объявил его фаворитом? — Фабиан не разрешал. — У Адриана лопнуло терпение. — Идёшь или я иду один? Белль качнула головой, точно сумасшедшая. — И… иду. Адриан не стал ждать, пока она придёт в себя, подхватил за талию, поднял на руки и отнёс в постель. После помылся и лёг. Обнял. — Тебя я тоже люблю, милая. Она сонно уткнулась ему в грудь. — Ты портишь жизнь всем любимым, дорогой. Наверно. Не поспоришь. Как только это исправить? Изабелла отодвинулась, засопела. Адриан немного покопался в интернете, потом выключил ночник, повернулся на бок. И своим последним вопросом, нашёл приемлемый способ. Приняв твёрдое решение, уснул.***
Днём Адриан вызвал в свой кабинет секретаря, велел сесть и фиксировать. Аранни устроился за столом, открыл блокнот в планшете и принял позу внимательного слушателя. — Я желаю встретиться с вельможами, — покручиваясь в кресле, сообщил король. — Готовь конгресс-холл на двадцать восьмое декабря и разошли приглашения всем главам родов. Престарелые могут прислать старших сыновей. Герцогу Сатори, у которого нет детей, разрешаю не присутствовать — простительно для его девяноста семи. Аранни забил в планшет и поднял глаза. — А графа Рокарди уведомлять? — Я же сказал — всех. — Простите, ваше величество, — смущённо поклонился Матье, — могу ещё кое-что уточнить? — Да. — Что обозначить в теме встречи? Пожилые вельможи — они ведь такие въедливые, начнут звонить, уточнять, брюзжать, что их на старости лет заставляют самих информацию добывать… Лучше не связываться и сразу указать. От греха подальше. Адриан усмехнулся — молодой человек ещё не заимел сноровки отшивать вредное старичьё. Даже эпитеты подбирает уважительные. — Ладно, если им нужна тема, напиши — моё отречение от престола. Матье застыл с занесённым над планшетом пальцем, изумлённо раскрыл рот.