Крылья за твоей и моей спиной

МАКСИМ Сегодня алгебра последним. Я поразмышлял, может, уйти, но потом взвесил выгоды и невыгоды, решил остаться, а то Литкиного ора не оберёшься. Она долго у доски что-то объясняла, чиркая маркером, то красным, то зелёным. Я абстрагировался и повернулся назад, к Захару. Он был в печали — Данька отказался сесть с ним, потому Захар сидел один и никого не пускал на пустующее место, хотя кое-какие наши тёлочки хотели присоседиться. Мы быстро через наушники посмотрели ролик в Тик-токе, но поржать не удалось, Тимур сигналил позади Захара, поднимая брови и показывая ручкой на доску. Я обернулся и обнаружил Литку с её волосяндрами перед носом. Она склонилась на мою парту, оттопырив необъятный зад, на который уже были нацелены факи почти всего класса, и быстро-быстро рылась в моей тетради. Что искала? Порноарты что ли? Так я их в тетради не рисую. Сразу в учебнике, надо же нести искусство в массы. — Где домашнее задание? Я решил притвориться путешественником во времени: — Шта? Задание? Какое? От ярости она начала медленно сливаться лицом с цветом своих волос. Я понял, что сейчас будет смертельно опасный ультразвук. — Страшно. Выключай, — сказал ей, потому что терять было нечего, и заткнул уши наушниками. Наушники у меня качественные — она, бордовая, открывала рот и быстро делала им разные упражнения: растягивала в стороны, сужала, округляла. Нос у неё при этом раздувался и шевелился, как живой. Щёки дрыгались и вращались. А уж глазками своими она жгла меня, как лазерным лучом. И пальцем долбила по парте. А мне стало интересно. Почувствовал себя философом, каким-нибудь бочковым Диогеном, отклонился назад и с задумчивым любопытством засмотрелся на Литку. Опомнился, заметив на периферии движение. Кто-то выдернул наушники. Тишина. Страшнислав. — Следуй за мной, Максим, — физиономия каменная, будто он лидер отряда из войнушки и решает, как вывести своих из окружения. Литка, поджав узкие губы так, что они исчезли совсем, стояла у своего стола и пялилась с ненавистью. Страшнислав ждал у парты. Я неторопливо — а чего спешить, всё равно люлей дадут — собрал тетрадь, учебник и ручку в рюкзак, застегнул его и шагнул в проход между партами. Страшнислав стоял, сжав челюсти, но молчал. Я обошёл его и направился к дверям. — Продолжайте урок, Лидия Ивановна, — услышал и закрыл за собой дверь. Впрочем, она тут же открылась. — Пойдём в кабинет, Максим, — Страшнислав быстрыми шагами скрылся впереди. Я медленно поплёлся за ним. Сейчас будет воспитывать и как завуч, и как будущий любовник. Он же спит и видит, как бы поскорее это дело обстряпать. И комиссию придумал, и свидетельства. Не замечу, как замужем за ним окажусь с членом в заднице. А вроде как и не собирался. Доплёлся до кабинета, толкнул дверь и вошёл. Он уже сидел за столом и указал мне на кресло. Физиономия его немного разгладилась. — Максим, что случилось? — он смотрел устало. Я молчал и пялился в окно напротив. — Максим, ты же понимаешь, что алгебру придётся сдавать. Это обязательный экзамен. А ты только скатываешься ниже по этому предмету. Не проходит дня, чтобы Лидия Ивановна не жаловалась на тебя, — он говорил спокойно, без наездов. — Она влюбилась в меня, вот и терроризирует, — нахально ответил я. Он усмехнулся. — Максим, ты, конечно, красивый парень, но Лидия Ивановна не похожа на влюблённую женщину. Скорее наоборот, и я её понимаю. — Она скрывает свои чувства за маской ненависти, чтоб над ней не ржали, — я говорил серьёзно. — Ты фантазёр. Ладно, проблему с алгеброй надо решать. Думаю, без репетитора не обойтись. Я поговорю с твоими родителями. Возможно, смогу найти время на занятия с тобой. — На занятия со мной чем? — Алгеброй, Максим, только алгеброй, не фантазируй лишнего. — Очень надо. Но я не согласен на занятия с вами алгеброй. Я против. Слышали? Не хочу. — Ты ведёшь себя как глупый ребёнок, а между тем время идёт и экзамены приближаются. Как ты будешь сдавать их? — Вам что за дело? — Максим, во-первых, я завуч этой школы и заинтересован, чтобы все ученики сдали экзамены и никому не доставляли лишних проблем, во-вторых, тебе известно, я заинтересован в тебе лично, хочешь ты этого или нет. Я понял, что он не отстанет. — Ладно, можете перетереть с родителями. — Вот спасибо за милостивое разрешение, — он усмехнулся вновь. Тут прозвенел звонок с последнего урока. Ура, могу не возвращаться на алгебру. — Иди домой, Максим. Я ближе к вечеру заеду к вам. Охуеть, он уже, как родственник нам, захотел заехал, захотел забежал. Я взял рюкзак и вышел в коридор. Дождался Артёма, мы собирались сегодня поиграть вместе. — Литка притихла чето, нервы, наверно, сдали, — Артём засмеялся.— Так до конца урока и не орала больше. — Макс, надо почаще Литку выводить, может, приступ какой словит, — Захар тоже был довольный. Всем нравится, когда Литка молчит. — Да, а потом, пока нам нормального учителя найдут, уже и экзамены начнутся. Очень умно, Захар, — Тимур тоже подошёл к нам. — Разнылся старый татарин, — Захар начал одеваться. — Не все такие тупицы, как ты. Кто-то и о будущем думает, — Тимур тоже натянул куртку. Мы все вместе вышли из школы. Потом за воротами попрощались и разошлись, кому с кем по пути. Мы с Артёмом пошли ко мне. Дома я отправил его разогревать обед, а сам пошёл в комнату и хлебнул сироп от кашля «Доктор Мом». Меня с него всегда выносит. С полфлакона. Упал на кровать, полежал. На голодный желудок процесс пошёл, ментоловый доктор начал лечение. — Макс, пошли, — Артём заглянул в комнату. — Чем пахнет? — он прошёл к столу. — Ты сироп выпил? Нах так много? — он поднял флакон и посмотрел на просвет. — Пошли есть, — я поднялся с кровати и направился на кухню. Меня пошатывало и тошнило. Зашёл в ванную, вымыл руки и лицо и посмотрел на себя в зеркало. Физиономия усталого от жизни вурдалака. Да ещё Страшнислав вечером припрётся, мне придётся сидеть с ним и родителями. А потом он будет заниматься со мной. Алгеброй. А чем бы ты хотел? — спросил я у самого себя и хмыкнул. — Да уж не алгеброй точно! Чем бы я хотел заниматься с ним? Играть, например. А так, если бы он не хотел меня трахнуть, я бы не против и жить с ним. Только чтоб на разных кроватях спать. И чтоб он не слишком заставлял меня упахиваться с уроками. Да, я бы тогда переехал к нему, не задумываясь, если уж он мой соулмейт. Мы с Артёмом пообедали и вернулись в комнату, сели за комп. Артём заболел что ли, ещё на кухне заметил, будто простуженный. — Температура что ли? — Сам не пойму, чето мне жарко. — В комнате норм, это тебе кажется. Он стянул с себя кофту и кинул на кровать. Я искоса взглянул на него. Артём, хоть и симпатичный пацанчик, но я никогда не обращал на него внимания, я же по девочкам. А тут невольно задержался взглядом. У него губы опухли и покраснели, он их то и дело облизывал. На скулах появился румянец, будто только с мороза. Он сглотнул и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. — Макс, дай попить, — сказал хриплым голосом. Я, не сводя с него взгляда, поднялся, достал из шкафа бутылочку воды — у меня стратегический запас, чтобы не отвлекаться, не бегать на кухню, когда играю — подал ему. Он дрожащими пальцами — пиздец, у него руки дрожат, точно заболел — открутил крышку, уронил её под стол и начал пить, жадно, взахлёб, будто пересох от жажды, хотя мы только что за обедом пили чай. Я полез за крышкой и, достав её, посмотрел на него снизу. Он был охуительно красивый. Я сидел у него между ног и пялился. Он пялился в ответ полуприкрытыми глазами и облизывал губы. Выбравшись из-под стола, я положил крышку перед ним. Он отставил бутылку и уронил руки на подлокотники, откинув голову на спинку. Я потрогал ему лоб тыльной стороной ладони, кожа горячая и шелковистая. Артём блондин, как и Ромка, только Ромка весь такой брутальный качок, а Артём, как школотрон, совсем ребёнок. Тут он внезапно, к моему изумлённому охуеванию, взял мою руку своими и прижал к своей щеке. Ладони у него были горячими. — Ма-акс, — протянул он и начал вставать, не выпуская мою руку. Я, прихуев, молча ждал. Что происходит, вообще? Он встал, не глядя, задвинул кресло подальше. Я засмотрелся, хоть и не собирался. Его глаза, обычно просто голубые, затуманились что ли, что-то было с ними не так, взгляд такой, шальной, будто Артём пьяный. Щёки покраснели, губы покраснели и припухли, как будто он долго сосался. Между раскрытых губ блестели зубы. Кончик языка снова высунулся и лизнул нижнюю губу. А ещё от него охренительно пахло. Мне и так всегда нравился запах Артёма, но я особо не задумывался и не принюхивался, не противно и ладно. А тут хотелось прижать его к себе и вдыхать. Он всё ещё держал мою руку. И снова это протяжное «Ма-акс». Его качнуло, и он оказался вплотную ко мне. Я сам не понял, как и почему, но обхватил его обеими руками и прижал к себе. Он уткнулся лицом мне в грудь, а я — в его волосы. Пахло одуряюще чем-то не то кондитерским, не то цветочным, что я не мог оторваться, вжимал его в себя сильнее. Он постанывал, беспорядочно водя пальцами по моей спине. — Макс, пожалуйста, — хрипло прошептал он, подняв голову. Его припухлые красные губы были раскрыты. Он смотрел так горячо, что я не выдержал. Склонился к нему и поцеловал, сначала осторожно, но у него было так жарко и влажно во рту, и мягкий язык скользил навстречу так жадно, что я потерял голову. Что-то во мне голосило, как сирена, что Артём мой друг и нельзя с ним так. А другой части было всё равно, кто это, лишь бы поцелуй не прекращался. Целовать хотелось его всего, его шею, плечи, стянув школьную рубашку, но из-за разницы в росте было неудобно. Да ещё этот аромат сводил с ума. Пахло от волос, кожи, одежды. Его запах обволакивал меня. Он начал расстёгивать свою рубашку. Не дождавшись, я толкнул его на кровать и, распахнув в стороны ещё нерасстёгнутые до конца полочки, оторвав часть пуговиц, бросился на него сверху, покрывая беспорядочными поцелуями его шею и грудь. На белой коже тут же расцветали розовые пятна. Он постанывал, откинув голову, и тёрся пахом, лёжа подо мной. Я пытался расстегнуть ему брюки, просунув руку между нами, но было неудобно. Тогда я сполз ниже, скользя губами по его подрагивающему животу, и быстро расстегнул ремень, замок и начал стягивать его школьные чёрные джинсы. Он помогал, шевеля бёдрами. И стонал, сводя с ума. — Макс, скорее, — шептал. Я сам хотел скорее, стояло до боли. Джинсы его снял до колен и уткнулся лицом ему в пах. Здесь аромат просто бил по всем рецепторам. Сунул ладони ему под попу. Ткань трусов была влажной. Я начал стягивать их, торопясь и попутно трогая его везде. Он был влажный и вкусный. Трусы я тоже оставил на коленях и просунул руку ему между ног. Было мокро и скользко. Он протяжно застонал и выгнулся. Я нашёл пальцем его дырочку между булочек. Она текла. Мокрая и ароматная. Палец легко скользнул внутрь. Было ощущение, будто я сунул его в баночку с гелем. Горячо и гладко. Скользкие нежные стенки пульсировали. Артём со стоном начал поднимать бёдра и нанизываться на палец. Он выглядел безумно прекрасно. Раскрытый весь, готовый отдаться, нетерпеливый. Я быстро встал и принялся стаскивать с него тесные джинсы и промокшие трусы. Они оставляли влажный след на коже. Отшвырнул в сторону комок из его одежды. Он лежал, раздвинув согнутые ноги. Попа раскрылась и хлюпала от малейшего движения. Если до этого оставались зачатки сомнений, то теперь они испарились. Я быстро разделся, ухитрившись за секунды снять такие же тесные джинсы и всё остальное. Артём истекал, источая сумасшедший аромат, и стонал, стонал, оглаживая себя ладонями везде. Я встал коленями на кровать и посильнее развёл его ноги, поднимая их повыше. — Максим! — кто-то схватил меня за плечо и резко дёрнул назад так, что я чуть не свалился с кровати. Страшнислав. — У него течка! — он начал набирать номер. Артём стонал и выгибался, пытаясь всунуть в себя пальцы. Он тёрся об покрывало, извиваясь и кусая губы. Я снова рванулся к нему и схватил его за колено, отводя ногу в сторону. — С ума сошёл?! Ты что творишь?! — Страшнислав опять отшвырнул меня назад. На этот раз я упал на пол, быстро вскочил и бросился на него. — Как ты смеешь?! Кто тебя звал?! — Первая течка у подростка! — быстро сказал он в трубку, удерживая меня одной рукой, и назвал адрес. Потом кинул телефон на стол, схватил меня за руку, выволок из комнаты и потащил в ванную. Я сопротивлялся изо всех сил, отбил себе руки и ноги об дверные косяки, упираясь в них, но бесполезно, взяв за шею, он сунул мою голову под кран с холодной водой. Я заорал от неожиданности. Тогда он затолкал меня в пустую ванну и, включив напор посильнее, обрушил сверху ледяной душ. Я орал, как сумасшедший, но выключил воду он лишь, когда у меня зубы застучали. Потом включил горячую. На контрасте она казалась обжигающей. — Ты, сука, садист! — орал я, корчась от прикосновения раскалённых струй. Он резко повернул кран. И в возникшей тишине сказал: — Запомни, Максим, быть альфой, значит, взять на себя ответственность за омегу, в том числе и в течке. И вышел. Когда отогревшись под тёплым душем, я вернулся в комнату, Артём спал, укрытый одеялом, а Страшнислав сидел в кресле, уставившись в окно. Я был и раздосадован, и мне было стыдно. Конечно, Страшнислав прав, но как можно было удержаться, если Артём — сам соблазн? Даже сейчас, глядя на него, я почувствовал шевеление в душе и не только. — Представь себе, что ты бы изнасиловал друга, — глухим голосом проговорил Страшнислав, не оборачиваясь ко мне, — он бы забеременел от тебя, будучи школьником. Как тебе такая перспектива? — Почему сразу «изнасиловал»? Он сам хотел, вы видели! — В течке омега не может адекватно оценивать ситуацию, и ты это знаешь, — он повернулся ко мне. — По закону то, что ты хотел сделать, воспользовавшись беспомощным состоянием несовершеннолетнего омеги, считается изнасилованием. Он имел право подать иск против тебя. — Ну нихрена себе «беспомощное состояние»! Это я был в беспомощном состоянии, когда увидел такой концерт! — Максим, как мужчина и альфа, я тебя понимаю, но закон защищает права и свободы несовершеннолетних омег. Было бы ему восемнадцать лет, вы между собой могли решить этот вопрос. И даже возможная беременность не стала бы проблемой. Но он школьник, как и ты. В случае судебного иска ответчиками пришлось бы выступить твоим родителям. — Артём не поступил бы так со мной, мы дружим с детства. — Он, возможно, нет, но его законные представители вполне могли бы. Потому все ведомства настоятельно рекомендуют родителям подростков, и альф, и омег, иметь дома подавители течки, как средство первой помощи в таких случаях. То есть не членом своим лечить, как хотел сделать ты, а специальным препаратом. На ближайшем родительском собрании я вновь уделю внимание этой проблеме. Одевайся, пошли на кухню, я проголодался уже. Артём пусть пока спит. Родителям его я позвонил, они позднее заберут его. А скоро твои вернутся, будем решать насчёт репетиторства, великий математик ты наш.