Крылья за твоей и моей спиной

СТАНИСЛАВ Ситуация была крайне неловкой и очень несвоевременной. Не собирался так скоро и неожиданно делать достоянием общественности свои особые отношения с Максимом. Но директор ждал, и глаза его увеличивались до оправы очков. — Станислав Сергеевич, я жду! — оказывается, беты могут быть эмоциональными. — Леонид Александрович, это крайне деликатное дело, — плотно закрыв дверь кабинета, пригласил его сесть. По мере моего рассказа глаза его совершали невозможное — выходили за пределы оправы. — Станислав Сергеевич, я вам верю, — проговорил он наконец, справившись с собой, — но мне срочно требуется от вас документальное подтверждение ваших слов — официальное свидетельство от государственного органа. — Именно этим мы с родителями Максима и намерены заняться в самое ближайшее время, — успокоил его. — Непременно, Станислав Сергеевич, и как можно скорее, иначе я буду вынужден расценивать ваше поведение, которому стал свидетелем, как сексуальное домогательство к несовершеннолетнему и, соответственно принимать самые строгие меры. Ох, занудный бета, я бы развлёкся с тобой, если бы мне нечего было терять. — Уже сегодня поговорю с его родителями и на днях, полагаю, свидетельство мы получим. Он задумался. — Возможно, потребуется больше времени на его получение. Ведь вам предстоит пройти медицинские процедуры и психологическую комиссию. Думаю, следует рассчитывать решение этого вопроса на две недели. — Хорошо, но заявление в госорганы мы можем подать сегодня-завтра. — Да, Станислав Сергеевич, не затягивайте, — он встал, — поговорим об этом позднее, когда свидетельство будет у вас. Из этой двусмысленной ситуации удалось выйти. Теперь предстоит беседа с родителями Максима. Но не это напрягает меня. Самое сложное и с неизвестным результатом — это разговор с самим Максимом. Подросток с неустойчивой эмоциональной сферой, гипертрофированным самолюбием, обострённым чувством собственного достоинства и категоричными искажёнными понятиями о мужественности. Скажем прямо, нетолерантный, не самый умный подросток-гомофоб. И это мой соулмейт. Вечером по предварительному звонку отправился к родителям Максима. Его матушка относилась ко мне и факту существования таинственной могущественной силы, что связывала нас с её сыном, очень лояльно. Отец был настроен более холодно, но будучи человеком разумным и образованным, препятствий не чинил. Так и сейчас произошло. Когда я объяснил скорую необходимость получения официального документа, мама выразила готовность начать процедуру с утра, а папа был вынужден согласиться с этим. Теперь можно разговаривать с Максимом. Его мама пошла к нему в комнату сообщить о моём визите, а папа счёл необходимым предупредить: — Только не думайте, Станислав Сергеевич, что этот документ даст вам право жить с моим несовершеннолетним сыном. Я вам этого не позволю. Для папы Максима я сродни педофилу. — У меня нет такого намерения, — ответил ему. — Свидетельство требует администрация школы. — Разве не вы являетесь ею? — усмехнулся он. — Не я один. Вошла мама. — Станислав Сергеевич, проходите, пожалуйста, к Максиму. Папа проводил меня не самым добрым взглядом. Мой соулмейт сидел на кровати с хмурым челом. Ожидает подвоха, и он прав. Не надеясь на приглашение — а его бы и не последовало — я сел на крутящийся стул. — Максим, нам с тобой нужно получить свидетельство, что мы являемся соулмейтами, — решил обойтись без предисловия. — Так и знал, что вы готовите подлянку, — отозвался он, взглянув с негодованием. Правда, эмоций маловато, видимо, выдохся за день. — Нет, это на пользу нам обоим. — Это только вам на пользу, чтобы иметь право мацать меня, — свернул он глазами. Я вздохнул. Он прав. Но не могу же признать это вслух. — Максим, скоро лето, мы с тобой не можем сидеть в городе. Благодаря официальному документу я смогу взять тебя с собой в путешествие. — А с чего вы взяли, что я хочу с вами провести лето? — тон не предвещает ничего хорошего, — Я, может быть, хочу с родителями путешествовать. — Максим, тебе скоро исполнится семнадцать лет, — стараюсь говорить спокойно, — не поверю, что ты не хотел бы самостоятельности. — Какая самостоятельность с вами? — он сразу надулся. — Конечно, я буду контролировать тебя, но не ограничивать слишком.