Месяц

— Я думал, что это будут просто обычные посиделки, – фыркает Эдди, отодвигая принесённую коробку под стол: – а не вечеринка. Ненавижу вечеринки. На них скучно. Время ещё даже не перевалило за шесть вечера, а ребята уже почти всё доделали для предстоящей «вечеринки», если это событие вообще можно так назвать: Билл никогда не зовёт слишком много людей и не устраивает централизованный хаос, но всё же, думается Эдди, такого рода мероприятия совсем ему не по вкусу. Каспбрак и правда надеялся, что они соберутся своей компанией и посмотрят кино или, может, сыграют в настолки. Но, наверное, это слишком по-детски для них. Все вокруг так спешат повзрослеть, что Эдс совсем не поспевает; спотыкается на каждом шагу, отстаёт и будто смотрит на всё со стороны. — Это лучше, чем сидеть дома, Эдди-спагетти, – Ричи разваливается на диване, полностью игнорируя Билла и все его поручения. Это же вечеринка, зачем готовиться? Как-нибудь сымпровизируют, тем более, что всё нужное у них есть. – Ставлю двадцать баксов, что ты бы сейчас сидел у телека и в сотый раз смотрел «Вестсайдовскую историю». Эдди демонстративно закатывает глаза, но ничего не отвечает, присаживаясь на противоположную сторону дивана, стараясь избегать вездесущие ноги Тозиера. — Сегодня крутят «Вестсайдовскую историю»? – Урис на соседнем кресле, пролистывающий до этого какую-то книжку, грузно вздыхает: — Так и знал, что надо было оставаться дома. Нарочито оскорблённый вздох Ричи оба парня игнорируют. — Стэн. Стэнбой. Стэнмэн. – Тозиер перекатывается, усаживаясь посредине до жуткого нелепым и забавным движением, и сгребает со стола стаканчик со спиртным. — Не разочаровывай меня так. — Чем тебе так не угодило это кино? – Снова фыркает Эдди. У него самого в стаканчике только яблочный сок, без каких-либо примесей алкоголя. Не то что бы Каспбрак совсем против спиртного; да вот только прогорклый привкус всегда неприятно вяжут язык и горло, поэтому парень никогда не брал в рот больше, чем пары глотков лимонного пива, вечно отнекиваясь, что ему уже хватит. К тому же, он наслышан о том, как опьянение срывает самоконтроль к чертям, а этого не хочется совсем; только не сейчас, когда в голове такая жуткая неразбериха. — Оно девчачье и глупое. – Тозиер усмехается, довольно наблюдая за тем, как друг недовольно хмурится и вздыхает; Ричи знает же, какую реакцию ждать и выводит специально. Плевать ему на «Вестсайдовскую историю», он её даже не досмотрел ни разу до конца. Но Эдс это кино любит; а раз любит, то и рычаги давления найти к Каспбраку ой как просто сейчас. — Сам ты девчачий и глупый! – Эдди фыркает, Стэн закатывает глаза, а Ричи, кажется, улыбается так, что того и гляди, сейчас лицо треснет. Как же хорошо, что Каспбрак не знает о том, как мило он выглядит, когда возмущается, – думает Ричи, – иначе никогда бы не позволил так на себя пялиться; не позволил бы засматриваться на то, как забавно сдвигаются к переносице его брови; и на то, как кровь приливает к щекам, как горят шоколадные глаза и как морщится веснушчатый нос. Сколько лет подросток наблюдает это зрелище, и каждый раз – как первый. — О, вау, Эдс. – Тозиер удивлённо вскидывает брови, выставляя перед собой руки в примирительном жесте, и откидывается на спинку дивана. – Ты своим искромётным ответом меня сейчас уделал просто. Прям разгромил в пух и прах, даже не знаю, как я после такого поражения в остроумии оправлюсь. — Ой, да пошёл ты. – Морщится парень, пихая друга ногой в бедро и возмущенно занимая добрую половину дивана. Они сидят по разные стороны, далеко друг от друга, но из-за дурацкой привычки Тозиера залезать на диван с ногами, которую Эд сейчас зеркально копирует, кажется, что сидят они слишком близко. Наверное, Эдди просто накручивает себя. Они же друзья, ничего странного нет в том, что они так без зазрения совести сидят, касаясь друг друга ногами. И абсолютно точно нет ничего такого в том, что одной пяткой Эдс касается чужого бедра; и в том, что они в принципе так много соприкасаются тоже. Нет. Ничего. Странного. Грёбанная мантра, которую Каспбрак повторяет про себя раз сто. — Вы с-собачитесь друг с другом, прямо как старые с-супруги. – Кидает Билл, наконец, возвращаясь с кухни. В руках у него тарелка с чипсами, а до начала вечеринки ещё добрых полтора часа. Бен, возвращающийся следом за Денбро, тихо хихикает, присаживаясь на пол, рядом с диваном. — Супруги хотя бы развестись могут. – Эдди шипит сквозь зубы, не замечая, как резко краснеют его щёки, и смотрит так пронзительно-грозно, что Ричи не удерживается и принимает самый обиженный вид, на который только способен. — А вот теперь я оскорблён! – Охает Тозиер, за что получает очередной пинок в бедро. Ричи морщится, чисто для виду, но на деле – ему не больно, и он не злится, не обижается даже. Даже лёгкие тычки от Эдди – это уже контакт! Какое-никакое, а прикосновение, хоть и через пару слоев джинс. Глупо и по-детски как-то, но Тозиеру сейчас достаточно и этого, поэтому парень не может удержаться от лёгкой улыбки на собственном лице. Как мало для счастья надо, оказывается. Или, скорее, «как мало нужно для счастья, когда ты уже кучу лет как смирился и перестал надеяться на что-то большее», верно, Ричи? Тозиер кивает собственным мыслям и сгладывает горечь на корне языка, вставшую комом, заливая всё это алкоголем с соком. — Давайте сыграем пока во что-нибудь? – Денбро выдыхает, глядя на то, как Эдс и Ричи обмениваются взаимными пинками, усаживается на подлокотник кресла, совсем рядом со Стэном и протягивает ему миску с чипсами. Урис хмыкает, пожимает плечами, но берёт несколько и запихивает в рот. — Только не в «Правду или действие», пожалуйста. – Тут же ноет Эдди, откидывая голову на спинку дивана и пялясь в потолок. — О, да, именно в неё. – Ричи хихикает и, не услышав ни слова против от ребят, продолжает: – К тому же, Майка пока нет, а значит можно спокойно поиграть. – Стакан медленно пустеет, и Тозиер чувствует, как голова наливается приятной пьяной тяжестью. — Да уж. – Вздыхает Стэн. – Если мне ещё хоть раз придётся придумывать ему действие, то я с ума сойду. Ребята смеются, соглашаясь. Никто из них так и не смог придумать задание, которое Хэнлон не смог бы выполнить; и, думается, если бы в этой игре вообще можно было выиграть, то Майк давным-давно стал бы чемпионом и получил чёртову медаль. Сначала игра проходит суховато и скучно, но после того, как Эдди заставляет Бена признаться в том, что тот знает почти все песни ABBA наизусть, и после того, как сам Бен заставил Денбро дать им написать у него что-нибудь на лице, все вливаются; появляется какой-то детский азарт; кто-то раззадорен алкоголем, кто-то просто помирает со смеху, а комната наполняется каким-то щемящим дружеским уютом. Эдди будет не хватать этого, когда все закончат школу и разъедутся по разным городам. В каких-то заоблачных мечтах они все надеются, что всё равно будут дружить и поддерживать связь друг с другом, но Каспбрак знает, как это бывает. Знает, потому что помнит Беверли. Знает, потому что боится того, как их отношения могу раствориться во времени, оставаясь всего лишь воспоминаниями о «далёком детстве». Знает, поэтому и ценит каждый момент. Билл терпит испытание достойно, и даже не пытается убежать к зеркалу, чтобы увидеть выведенное шариковой ручкой «ретард» на лбу, пару криво нарисованных цветочков где-то у виска и целый анекдот в несколько строк про «твою мамку» на щеке. А после, Денбро заставляет Стэна выпить целый стакан виски с колой залпом. Урис хмурится и ворчит, но послушно делает, потому что быть первым, кто заваливает задание за всю игру – это быть лузером среди лузеров. Горечь едва идёт не в то горло, и парень закашливается, но после, мягко улыбаясь, поворачивается к Ричи. — Ричи, – Стэн мягко прочищает горло, – правда или действие? Тозиер несколько секунд думает; скорее просто для вида – все и так знают, что он вечно выбирает одно и то же. — Действие. – Щерится парень и замечает, как Урис хмурится и смотрит в его сторону так подозрительно долго, как будто выискивает что-то. Но потом – быстро и мягко, в своей манере, улыбается. — Расскажи-ка нам о слухах, которые сегодня прошлись по всей школе. — Каких слухах? – Недоумевает Бен, оглядывая парней. — О. Он знает о каких. — Нет, уверен, что не знаю. – Ричи фыркает на замечание Уриса, малость напрягаясь. Мысли под воздействием алкоголя слегка тянутся, но всё же складываются в одну чёткую и ясную картину; потому парень и кидает беглый взгляд на Эдди: тот сидит, невинно хлопая своими глазками, как будто и не понимает о чём речь. А, может, действительно не понимает. Поэтому Ричи и разыгрывает из себя совсем дурачка. Знает же прекрасно, что за слухи. С тем, что он сегодня в школе вытворил на виду у всех, слухов не может не быть. — О том, что ты поцеловал своего фейкового парня прямо посреди школьного коридора. Расскажешь? – Не в бровь, а в глаз. Каспбрак бледнеет. — Что? – Произносят Билл с Беном в унисон. У Денбро едва стаканчик не падает, но тот успевает его подхватить. — Я уверен, что в эту игру играют не так, Стэн. – Ричи улыбается. Глядит на Уриса в упор, как будто играя в гляделки, и, почему-то, чувствует себя очень довольным. Хоть и понимает, что он не должен себя так чувствовать. Не должен чувствовать радость от произошедшего сегодня днём, по очевидным причинам, но… чувствует. И нихрена сделать с этим не может. Давит, давит, давит в себе это, да только терпит позорное поражение сам перед собой же. Да и перед Эдди, должно быть, тоже. — Да. Ты прав. Не так. Ну? – Чёрт знает откуда у Стэна столько наглого любопытства и прямолинейности. Может, из-за принудительно выпитого алкоголя. А может потому что Урис сам по себе такой. И потому что волнуется, вот только проявляет это до жуткого странно. Ричи фыркает, ощущая, как рядом под боком напрягается Каспбрак. Эдди молчит, даже не издаёт ни звука. Тозиер даже не знает, дышит ли он вообще, но проверять не решается. — Так было надо. Мы друзья. И Эдс просто, скажем так, подставил мне дружеское плечо, когда это было нужно. – Вскидывает брови Рич, когда все смотрят на него, как на идиота. Что? Технически, он рассказал всё как есть, к чему эти недоверчивые взгляды? — Хм. – Заключает Стэн. – Мне друзья тоже плечо подставляли, но никогда так, чтобы мой язык проваливался в их рот. — Да мы без языков. — О боже, можете просто завалиться, пожалуйста. – Эдди тараторит это на одном дыхании и прячет покрасневшее лицо в ладонях. Круто. Если теперь и вся школа об этом знает, то это просто конец света. Хорошо, что им выпускаться уже скоро, честное слово. Билл нервно хихикает. — А, я понял, Стэн. – Усмехается Тозиер: – Ты просто ревнуешь. Стэнбой, знаешь, если ты так хотел встречаться со мной первым, то надо было просто сказать, понимаешь? Я же не знал, ты не намекал толком. Ну, или намекал, но значит как-то по-тупому. Евреи намекают как-то по-особенному, да? В любом случае, я понимаю, что ты меня так сильно любишь, что не можешь просто смириться с тем, что я целуюсь с кем-то другим. — Лучшая защита – это нападение, да, Ричи? – Скептично кидает Урис, на что балабол только поджимает губы. — Туше… – Тихо фыркает Тозиер. – Этот раунд за тобой, так уж и быть. Они проходят ещё три круга, пока за окном не начинает темнеть, а некоторые гости начинают подтягиваться к обусловленному времени. И всё-таки, думает Эдди, вечеринки – это совсем не для него. Даже если людей не так много, а музыка не долбит в уши, дискомфорт всё равно пробирается куда-то под кожу, усаживаясь тугим нервным узлом в животе. Хочется сбежать. Куда-нибудь. Куда угодно, если честно. Потому что Каспбрак уже устал изображать, что ему интересно. Устал выискивать среди толпы школьников своих друзей, увиваясь за ними, как собачка, лишь бы не чувствовать себя так угнетенно и зажато. Но окончательно он устаёт, когда битый час не может найти в толпе Тозиера. Да и чёрт с ним. Эдди плевать. Абсолютно точно плевать. В конце концов, Ричи не его нянька, чтобы возиться с ним всю вечеринку. И Каспбрак не должен чувствовать себя так хреново и одиноко в этой куче людей. В какой-то момент Эдвард даже пытается заставить себя немного выпить – совсем чуть-чуть, просто потому что делать уже нечего. Да вот только горечи в нём и так достаточно, а заливать горькое горьким – так себе идея. Парень закашливается, так и не отпив нормально, и бросает эту идею сразу же. Плевать. Всё равно от спиртного толку никакого: думаешь, что тебе будет круто и весело, а на деле тебе грустно и плохо. В собственных мыслях Эдс и не замечает даже, как едва не сталкивается с какой-то девушкой. Но реагирует мгновенно, подхватывает её так, чтобы та не упала, и аккуратным движением, придерживая за локоть, помогает сохранить равновесие. Каспбрак узнаёт в ней Бетти Рипсом с уроков по биологии не сразу. Школьница выглядит немного иначе с распущенными волосами и в платье, но весёлое, слегка задетое веснушками лицо, Эдди не узнать не может. — Ой. Эдди! – Радостно выдыхает та, немного неловко поправляя выбившуюся прядь волос за ухо. – А я и не знала, что ты здесь. – Рипсом улыбается так по-девчачьи мило, что Каспбрак не может не улыбнуться ей легко в ответ. Пусть и из банальной вежливости. — Да, но я, вроде как, уже уходить собрался. – Эдс прочищает горло, ловит на себе вопросительные взгляды одноклассницы и медленно, но верно начинает улавливать в её карих глазах пьяный азарт. Странно, она ведь никогда не казалась Каспбраку девушкой, которая выпивает на вечеринках. Или вообще ходит на эти самые вечеринки. Школьный образ разрушен в пух и прах, и парень сам себе улыбается от этого. Забавно. — Ох. Погоди, нет, оставайся. – Бетти широко улыбается и хватает Каспбрака за руку, притягивая поближе. Руки у неё маленькие и мягкие, но… «Но не такие как у Ричи», да? О, боже, Эдди, нет, нет-нет-нет, даже не смей думать об этом. Каспбрак едва мотает головой, отгоняя ненужные мысли и слегка напрягается от внезапных прикосновений. Рипсом легко проводит пальцами к его запястью и тепло улыбается. — Я просто тут ни с кем близко не общаюсь, поэтому мне немного некомфортно. – Хихикает девушка, но руку не отпускает, смотрит Каспбраку прямо в глаза и совершенно не кажется напряжённой. А вот кто действительно чувствует себя некомфортно, так это Эдди. Музыка, почему-то, стала бить в виски гораздо громче, хотя парень уверен, что никто громкость и не прибавлял. — Ох. – Эдс выдыхает и снова поджимает губы. – Но… разве мы с тобой близко общаемся? – Горло малость саднит, хочется сбежать, но и грубым показаться не хочется тоже. Тем более с одноклассниками, ему же ещё доучиваться какое-то время в этой чёртовой школе. — Ну, мне хотелось бы. – Пожимает плечами Рипсом и допивает остатки алкоголя из своего стаканчика. — А вообще, я просто, кажется, себя не очень хорошо чувствую. Можешь мне помочь? Итак, Эдди совершенно перестаёт понимать ситуацию. Выдыхает нервно и рвано, и выглядит, должно быть, как полный идиот со стороны. Но Бетти, почему-то, всё равно строит глазки и смотрит так заискивающе, с нагнетающим пьяным интересом. Каспбраку хочется в кой-то веки поступить честно: отрицательно помотать головой, закричать и вылететь на улицу, срывая к чертям входную дверь с петель. Но вместо этого он просто молча кивает. Всё, как всегда. Когда девушка тянет его за руку на второй этаж, Эдди вообще не слышит ничего. Только Aerosmith из проигрывателя отдаётся глухим ритмом в висках, а на деле – полный вакуум и пустота. Звенящая и всеобъемлющая. Ладно. Бетти, должно быть, просто очень много выпила, да? Сейчас он… принесёт ей стакан воды или что-нибудь в этом духе. Покажет, где можно прилечь и уйдёт. От него же больше… ничего не требуется, верно? По крайней мере, такими наивными мыслями Эдс себя успокаивает, снова и снова прокручивая их в голове и проклиная то, что он не ушёл пораньше. — Вот здесь у них гостевая спальня, ты можешь остаться тут, если чувствуешь себя… – Каспбрак напрягается, когда девушка обхватывает его руку полностью, прижимаясь ближе, и томно улыбается; парень прикусывает губу со всей силы и пытается улыбнуться сам, но только не получается, как обычно, нихрена: – Если чувствуешь себя не очень. Тебе принести воды? Бетти легко кладёт голову на его плечо и кивает, после чего усаживается на аккуратно застеленную кровать. Воду Эдди пытается налить в стакан дрожащими руками. Чертыхается, едва не роняет всё, вздыхает тяжело и протяжно, после чего всматривается в зеркало над раковиной. — Пиздец. – Шепчет парень собственному отражению. У Эдди Каспбрака из зеркала такой вид, как будто он только что вернулся с войны, и его снова посылают в горячую точку. Поджатые губы, напряжённые плечи, лицо всё бледное, а в глазах немая паника. Да быть не может, чтобы Бетти Рипсом просто повела его в спальню, чтобы тот ей принёс водички, что за бред. Голова кружится, хочется на воздух. Ну почему? Почему ему всё время нужно загоняться о таких вещах? Чёрт возьми, будь на его месте любой другой старшеклассник, он бы только обрадовался такой ситуации, разве нет? Девушка сама ведь лезет, делает первые шаги, пытается флиртовать с тобой уже два месяца на уроках, а ты что? — Просто пиздец. Воды одноклассница отпивает едва ли, скорее просто для вида, и убирает стакан на прикроватную тумбочку. — Спасибо. – Улыбается она, подходя почти вплотную к подростку. — Ты очень обходительный. Эдди бы сам сейчас этот чёртов стакан осушил в два больших глотка – настолько пересыхает в горле. — Правда? – Немного выше положенного спрашивает Каспбрак и пытается пойти на попятную. — Ну, если тебе ещё что-нибудь будет нужно, то ты зови. — Парень нервно вздрагивает, когда его снова берут за руку. Стоит признать, что Рипсом действительно очень симпатичная, тем более с этим своими порозовевшими щеками и задетым алкоголем взглядом карих глаз с густыми ресницами. Вот только тревожит Эдса не то, что он волнуется из-за стеснения, хоть и смущается он жутко, и даже не то, что она вся такая к нему льнёт, а он сам как истукан неопытный. Плевать. Дело в том, что Эдди она, почему-то, совершенно не привлекает. Это и пугает, пожалуй, его больше всего остального. Девушка мягким движением кладёт ладонь Каспбрака себе на талию, а сама медленно обвивает руками его шею. — Бетти, мне кажется, что ты перебрала. — О, тебе тоже так кажется? – Шепчет Рипсом и тянет парня на себя; да так, что оба они валятся прямо на кровать; Каспбрак путается в ногах, своих и чужих, но в итоге находит себя, вжимающимся обеими руками и одним коленом прямо в кровать, нависая над Бетти, которая всё ещё мягко цепляется за чужие плечи и шею. — В этой плоскости нам будет удобнее разговаривать, не думаешь? Эдди не думает. У Эдди в голове сейчас полнейший штиль. Парень весь как каменный, пялится перед собой, не дышит даже. Боже, – думает Каспбрак, – да что с тобой не так, Эдди? Вот же она, прямо перед тобой. Что тебе опять не так? А кажется, что не так абсолютно всё. Голова начинает гудеть так резко и сильно, что, кажется, сейчас взорвётся, и Эдди рвано выдыхает, когда Рипсом сама тянется ему навстречу. Утягивает парня в пьяный поцелуй; размеренный и мягкий, но… Совершенно никакой. Каспбраку кажется, что он вообще ничего не чувствует, кроме пугающего отчуждения и твёрдого желания уйти. И не потому что ему не нравится сама Бетти. Она милая девушка, правда, красивая и обаятельная, но... Просто. Что-то. Не. Так. Девушка пытается укусить его за губу, а в голове у Эдди проносится разом столько всего, что становится больно. Почему-то вспоминается глубокое-глубокое детство; когда сам Эдс был ещё мелким ребёнком. Но без привкуса ностальгии, без щемящей нежности прошлого. Всё какое-то вымученное, больное, как удар под дых. Белёсые стены, душный воздух. Криков так много, что уже в ушах звенит и заломаные руки онемели так сильно, что уже даже не болят. Холодно только и пусто, а по телу разливается глубокое чувство вины, хотя он уверен, что ничего плохого не сделал. А если и сделал, то не понимает, что именно. Резкий вскрик. Ещё один. Потом удар. Не по лицу. По лицу слишком заметно. Бьёт в живот. Должно быть, за дело, раз он получает. Не может же быть не за дело, просто так ведь детей не бьют. Воспоминание как фальшивая дымка. Вроде его, а вроде и незнакомое совсем, и Эдди осекается, смотрит пронзительно-прямо, когда Бетти, наконец-то, отстраняется и падает головой на мягкую ткань покрывала; и, наконец, находит в себе силы, чтобы произнести очень убедительно: — Побудь пока здесь, хорошо? Я скоро приду. – Улыбается даже, настолько, насколько может. Отталкивается от кровати, поскорее отводя взгляд от улыбающейся одноклассницы, и старается побыстрее скрыться за дверью. Что это было, Эдди не знает. Честно? И знать не хочет. Тревога клокочет внутри, закипает в лёгких и даже не пытается дать форы, чтобы подумать и прийти в себя. Это не паническая атака, что удивительно, учитывая то, что произошло, но что-то другое. Вымученное, более длительное, измученное. И Каспбрак матерится тихо себе под нос, быстро спускаясь с лестницы на первый этаж, откуда долбит музыка, и почти подлетает к столу с выпивкой. В выпивке Эдди разбирается не слишком. Поэтому, когда заливает в себя целый стакан виски, громко давится и кашляет, стараясь вдохнуть. Горло жжёт, а на языке горчит так, что хочется сблевать, но всё это – лучше, чем то, что произошло сейчас. И гораздо лучше, чем то, что происходит в его голове. Боже. Он так запутался, что сам не понимает, что ему думать, а уж тем более, как поступать. Всё вмиг оказывается таким сложным и странным. Парень жмурится, залпом выпивая второй стакан, но на этот раз хотя бы разбавив его с соком. Горько. Мерзко. Страшно. Дико. Говорят, если залить в себя сразу много алкоголя, то опьянеешь резко и быстро. И Эдди чувствует, как оно начинает работать. В голову ударяет, ноги становятся ватными, но вот только в мыслях всё тот же кавардак. Тело пьянеет, а мозги – нет. Ну и какого чёрта? Парень вздыхает, наливает себе ещё стакан и пробирается через толпу школьников. Кто-то уже успел напиться и сидит на улице, пытаются отдышаться; кто-то сидит вокруг кофейного стола целой кучей, что-то обсуждают, несмотря на громкую музыку; кто-то просто сидит в полудрёме, пялясь на тех немногих, кто ещё пытается танцевать или совершать хоть какие-нибудь телодвижения. Сам же Эдс, выходя из гостиной и обойдя кухню, находит небольшую комнату с роялем, который принадлежит миссис Денбро. В углу пустует софа, и очень радует то, что здесь никого нет. Что за бешеный день вышел. Каша в голове, наконец-то, начинает захлёбываться влитым алкоголем. Эдди кажется, что он сходит с ума. Ловит панические атаки тут и там. Вспоминает вещи, которые и близко не кажутся ему знакомыми. Пугается девчачьих прикосновений, и уж тем более… Каспбрак дотрагивается тыльной стороной ладони до собственных губ. Едва касается, аккуратно проводит костяшками, а после – трёт губы так, как будто пытается от чего-то оттереться. С какой-то отчаянной злобой и обидой на самого себя, глубоко засевшей промеж рёбер. — А я тебя обыскался. Ты куда пропал? – Спрашивает внезапно подлетевший Ричи, отчего сам Каспбрак чуть не завизжал. В голову ударяет окончательно, и парень понимает, что комната перед ним медленно, но верно начинает расплываться. Плывёт-плывёт-плывёт и резко встаёт на место. И по новой. – Погоди, а что в стакане? – Тозиер косится с деланым подозрением, отбирает у друга стакан даже до того, как сам Эдди это понимает, и принюхивается. – Эй, ты же не пьёшь. — От-ва-ли. – Выдыхает Каспбрак, отбирая стакан обратно. Благо, координация пока не подводит; да и язык не заплетается, а вот кровь к щекам приливает ощутимо сильно. Явно не из-за присутствия же Ричи рядом, верно? Просто из-за алкоголя, не более. — Да ты уже в говно, я смотрю. – Ричи коротко усмехается и присаживается рядом, совсем близко, задевая колено Каспбрака своим собственным. — Что, мамина детка решила сегодня взбунтоваться? Эдди смотрит на это место их соприкосновения несколько долгих секунд, после чего всё-таки изрекает: — Ты придурок, Ричи. — На душе так паршиво. Вот он, алкоголь. Красивая и горькая обманка, которая скрутит тебе шею и задушит в собственном горе. — И я ненавижу тебя сейчас. — Ну, это ничего нового конечно. – Тозиер усмехается, смотрит на этот пьяный взгляд дружеских глаз и совершенно не может не веселиться. – Из-за чего ненавидишь на этот раз, Эдди-спагетти? — Уф… – Выдыхает Эдс, после чего с трудом вдыхает полной грудью: – Ненавижу, когда ты зовёшь меня так. Это так тупо. Ты тупой. Ты меня бросил. Каспбраку кажется, что он недостаточно раз сказал «тупо» и «тупой». Надо было впихнуть этого больше. Может тогда это его «ты меня бросил» не звучало бы так побито и даже интимно. Они же не сиамские близнецы, чтобы не отлипать друг от друга. — Оу. Так ты из-за этого так расстроился и напился? – Улыбается Ричи уже мягче, даже немного неловко. Опять накручивает себя слишком много. Скорее всего у Эдса просто пьяный бред, и к Ричи это не имеет никакого отношения. Они друзья. Ни больше, ни меньше. Тозиер и не может надеяться на большее; давно уже не надеется. Смирение – отличная штука, вот только не всегда удаётся эту щемящую нежность в груди придушить и оставить валяться мёртвым грузом. Всё время что-то стучит и рвётся. Как глупо. – Это так мило. Ричи пододвигается ещё ближе; расстояния между парнями не остаётся совсем, и Эдди, напрягаясь даже сквозь пелену опьянения, снова подносит стакан к губам. Жжётся и горчит уже меньше. Может, потому что Эдс привык, а может потому что слишком сильно сосредоточен на том, как Тозиер прижимается к нему сбоку плечом. И коленом. И бедром. Боже. — Ты так меня бесишь, просто пиздец, Ричи. – Бубнит парень даже без нотки злобы в голосе. Убирает стакан на кофейный столик и откидывается на спинку софы, к Тозиеру. Жарко. Почему-то так невероятно и жутко жарко; должно быть, из-за алкоголя, и парень расстёгивает рубашку, под которой скрывается чёрная футболка. Дышать тяжело. — Прям вот. – Эдс скидывает руки, обводит комнату и выдыхает: — Бесишь. — Это я понял. – Усмехается Тозиер, увлечённо наблюдая. Пьяный Каспбрак – это зрелище на миллион. На памяти Эдс напивался только однажды, но и то не так сильно. Они тогда слегка перебрали с пивом, и Эдди тогда, разморенный и лишённый чувства самосохранения начисто, чуть не соскользнул с обрыва в озеро прямо в одежде, а на дворе была глубокая осень. — Что ещё расскажешь? — Что ты дурак. И волосы у тебя дурацкие. И очки. А ещё в химии ты полный лох, и я готов поставить сотню на то, что ты завалишь годовую контрольную. И «Звёздные войны» меня твои тоже бесят. А «Империя наносит ответный удар» вообще отстойный фильм. А ещё, кажется, Бетти Рипсом меня поцеловала. — Произносит это всё на одном дыхании, вжимаясь в мягкую диванную ткань. И смотрит перед собой прямо, даже не оборачивается на друга, который, вскинув брови, едва не теряет дар речи. Но когда всё же решает повернуть голову, то встречается с Тозиером практически носом к носу, и не видит на родном лице привычной ухмылки. Эдди думал, что он сейчас заржёт или скажет что-нибудь обидное, но нет. Ричи сидит, как в воду опущенный, и смотрит на Каспбрака немигающим взглядом. — То есть она тебя… поцеловала, да? Хм. – Выдыхает парень, качая головой. — Эдди. Я оставил тебя на час, какого чёрта тебя уже успела засосать какая-то девчонка? — Я не знаю! – Почему такое чувство, будто он накосячил и пытается оправдаться? Вины самого Каспбрака здесь нет, да и перед кем испытывать вину? Перед Ричи? За что? Но Тозиер только выдыхает удручённо и тяжко. Мотает головой пару раз, но после – сразу натягивает на себя мягкую улыбку: — Как ты себя чувствуешь? Не было, ну… Как сегодня днём? – В голосе Тозиера столько заботы, что Эдди хочется удушиться. Так тепло внутри, и щемит невероятно сильно и больно, что аж глаза щиплет. Алкоголь окончательно ударяет в голову, а комната продолжает плыть перед глазами. — Нет. Не совсем. Всё нормально. – Выдыхает парень, опуская взгляд в пол. Ох. Надо же. Значит, дело всё-таки не в самой близости, думается Ричи. Может, дело и было в нём. И эта Бетти Рипсом действительно неплоха, раз Эдди не словил паники от того, что поцеловался с ней. Мысли тяжёлые. Давят изнутри. Становится, отчего-то, так обидно и прогоркло. Ричи казалось, что проблема в самом Эдди. Каспбрак и сам так утверждал. Но, похоже, что это не так, и все проблемы в Тозиере. Охеренно. Молодец, Ричи. Можешь и дальше продолжать тешить себя этими идиотскими надеждами, чтобы каждый раз падать с большим треском. Чтобы, чем дальше – тем больнее. Несколько лет ведь недостаточно для того, чтобы рвать себя на куски раз за разом, да? — Ричи? – Эдди легко тянет парня за рукав, и Тозиер дёргается. Снова поднимает на Каспбрака тяжёлый и удивлённый взгляд из-под больших очков. – Я, кажется, пиздец запутался. И мне плохо. – Выдыхает подросток, устраивая тяжёлую от алкоголя голову на чужом плече. Утыкается носом в рубашку Тозиера и рвано выдыхает. Ричи затаивает дыхание. Эдс сам ластится к нему, трётся носом о плечо и говорит так тихо и жалобно, что у парня поперёк горла ком встаёт. Хочется к волосам его прикоснуться. Погладить, проводя пальцами к его шее. Притянуть к себе, заглядывая в грустные пьяные глаза. Коснуться чужих губ, но не так, как сегодня, в школе. По-другому. Куда более лично, интимно, голодно. Но вместо этого Ричи только хлопает его пару раз по спине и, ухмыляясь, произносит: — Совсем плохо? Может, тебя до туалета довести, неженка? Эдди мотает головой. Несильно, потому что и так всё перед глазами плывёт и дрожит. — Нет. Я не об этом, блин, Ричи. – Фыркает Каспбрак, утыкаясь носом другу уже куда-то в шею. От Ричи пахнет так приятно. Несмотря на то, что одеколон у Тозиера дурацкий совершенно. Эдди знает. Эдди же ему его и подарил когда-то. Но есть в этом что-то такое интимное, что Каспбрак совсем не понимает даже, когда по телу разливается приятная теплота. Тянется рукой дальше, обхватывая чужое предплечье. Подумать только, а когда так делала Бетти с ним, то Эдвард был готов из окна выпрыгнуть. — А о чём тогда, Эдди-спагетти? – Тихо произносит Тозиер. Так, это уже перебор. Эдс явно пьяный, сам не понимает, как липнет к другу и наверняка точно не отдаёт себе отчёт. И Ричи хочет его легко оттолкнуть, усадить нормально на диван. А лучше – увести домой и уложить спать, чтобы тот перестал срывать и без того едва работающие тормоза. Ричи ведь не железный. — Она ведь сама меня поцеловала. – Бубнит парень, часто выдыхая. – Как с Гретой год назад, только это уже было не так пугающе. Просто… – Каспбрак на секунду осекается. Думает, что ему бы заткнуться по-хорошему, но пьяный язык не останавливается: — Чёрт, я чувствую себя так неправильно, понимаешь? Я не должен себя так чувствовать. — Не совсем понимаю, Эдс, но с чего ты взял, что ты не должен себя как-то чувствовать? – Ричи друга от себя всё-таки отталкивает. Держит за плечи, чтобы тот не завалился, и пытается взглянуть ему в глаза. Цвет, и без того тёмных глаз, в слабом освещении и с пьяной дымкой, кажется совсем чёрным. И Эдди хмурится. Смотрит куда-то в бок, потом опять на Ричи. Тозиеру всё время кажется, особенно в последнее время, что Эдди ведёт себя так, как будто его собираются наказать за что-то. За то, что он делает, за то, что он чувствует, за то, что он думает. Глупо конечно, но Каспбрак выглядит настолько загнанным в угол, что на это смотреть больно. Но вся задумчивость пропадает, когда Эдди слегка подаётся вперед. Так, что Тозиеру приходится отпустить его плечи. И на секунду Ричи кажется, что друг просто снова начал клевать носом, почти засыпая, как вдруг до него доходит: между ними совсем нет места. — Эдс, что ты делаешь? – Совсем тихо спрашивает Ричи, выдавливая мягкую ухмылку и пытаясь отстраниться. Эдди не слышит. Не хочет слышать, если честно, сердце грохочет так, что заглушает собою всё вокруг. Даже мысли. Но мысли, впрочем, не стыкуются совсем. В пьяном сознании не происходит ничего противоестественного, когда Каспбрак приближается слишком сильно. И парень понимает: ему совсем нечем дышать. Нет, не так. Ему нечем дышать рядом с ним. Кажется, что Тозиер сейчас просто повсюду. Вокруг. В нём. Распори грудь и вытечет вместе с кровью, толчками заходящегося сердца. И Каспбрак уверен, что это всё не он сам делает. Не он тянется к Ричи ближе. Не он прижимается и рвано выдыхает в чужие приоткрытые губы. Не он аккуратно проводит языком и пытается толкнуться дальше. Уже совсем не так по-детски, как тогда, в школе. По-другому, совершенно в иной плоскости, настолько голодно и интимно, что подчистую сносит крышу. Это всё делает не он. Он просто не может. Не может себе такого позволить. На поцелуй Тозиер отвечает не сразу. Сначала теряет возможность вдохнуть, после хмурится, закрывая глаза и проклинает и себя, и Каспбрака. Потому что знает, что всё это – только фальшивка пьяного Эддовского сознания. И ошибка влюблённого до одурения Тозиера. Ричи выдыхает в чужой рот, шипит, ругается, а после, зарываясь одной рукой в чужие волосы на затылке, а второй – нажимая на чужое плечо, совершенно окончательно срывается. Выдыхает уже через нос и берёт всю инициативу в свои руки, Эдди даже пытается что-то пропищать в этот поцелуй, но Ричи только резко кусает его за нижнюю губу, оттягивая, а после – зализывает. Голодно и рвано, почти рычит, толкается глубже языком в чужой рот; громко, пошло. Голова кружится, и Эдс глухо стонет, не успевая толком отвечать. Руки Тозиера просто повсюду, кажется, обхватывают его со всех сторон, и чёрт возьми, Эдди Каспбрак ещё никогда в жизни не чувствовал себя настолько на своём месте. Они едва ли не падают с дивана, когда Ричи пытается уложить пьяного Каспбрака на лопатки: сами не замечают этого. А вот голоса, громкие, доносящиеся совсем рядом, замечают. Ричи останавливается, округляет глаза и одёргивается с таким взглядом, будто совершил что-то противозаконное. В его голове это именно так и выглядит. — А вы чего тут? – Спрашивает Урис, удерживая малость шатающегося Билла за плечо. Каспбрак никогда в жизни так быстро не трезвел. Смотрит сначала на Ричи, точно так же ничего не понимающего, и краснеет так сильно, что, кажется, начинает сливаться цветом с собственной красной рубашкой. — Ничего. Сидим просто. – Выдыхает Тозиер, пару раз откашлявшись. Посмотреть в сторону Эдди сил он в себе не находит. Стэн только хмыкает, слегка хмурится, но в итоге уводит Денбро немного подышать свежим воздухом. Тишина. Каспбрак дышать не может, только пьяно пытается сфокусироваться на чём-нибудь одном. Не выходит. Нихрена у него не выходит, боже. Что он сейчас наделал? Это вообще он был? Нетрезвый мозг до сих пор не до конца переваривает информацию, и Эдди недовольно проводит ладонью по лицу. Губы горят. От укусов, от слишком жаркого поцелуя, от всего. А в груди так горячо, что, кажется, парень вот-вот с ума сойдёт. Хорошо, что он всё ещё пьян. В трезвом виде это перенести было бы совсем невозможно. — Забудем? – Мягко произносит Ричи куда-тот в бок. Он сорвался. Это плохо. Это пиздец просто. Так быть не должно. Чёрт возьми, он же не хочет рисковать его с Каспбраком дружбой ради этого, так? Только не снова. Эдди коротко кивает и очень надеется, что не вспомнит сегодняшний вечер завтра утром.