«Молодые вампиры безумны. Ими повелевает жажда крови. Это чем-то напоминает бешенство, их голодные припадки. Кто знает, возможно, вампиризм имеет отнюдь не магические причины. Что, если это болезнь?» Говард Мортимер. Алхимик ордена «Красный рассвет». «Нет более омерзительных, хитрых и коварных тварей, чем вампиры. Рубите, режьте, колите их без жалости, братья мои. Не щадите ни мужчин, ни женщин, ни их ручных варгов. Ибо за душой каждой твари сотни загубленных жизней. Пощады никому!» Валдис Салливан. Гранд-мастер ордена «Красный рассвет». Речь перед штурмом крепости Великого Лорда вампиров Моровара Людвига. «Редкий вампир выдерживает бессмертие. Страсть уходит, оставляя тебе лишь страдания и бесконечную вину. Какая жестокая трагедия: лишь в старости ты понимаешь в полной мере, каким омерзительным чудовищем был все эти годы. Если бы смерть могла исправить все то, что я творил… Если бы могла». Хаокин Ллорд. Глава клана «Борагроу». За день до самоубийства.
Тиран медленно поднимался над миром, и золотистая полоса рассвета загнала чудовищ в темнейшие коридоры, в пыльные склепы и катакомбы, под землю — прочь от ужаса золотой смерти. Клан «Карнеги» готовился ко сну в фамильном склепе лорда. Шумели дверцы гробов, звенели окованные замки дверей, скрипели старые, но все еще прочные решетки. Пахло плесенью, ламповым маслом и свернувшейся кровью. Генриетта не спешила ложиться и хмуро сверлила взглядом все еще распахнутые двери в склеп. Члены «Круга» зевали, болтали о чем-то пустом и укладывались по гробам, скрещивая руки, но лорд все еще не появился. «Где же вы», — горько подумала вампирша, бросив взгляд на часы. Прошло пять часов. Обычно Карнеги приходил уже через час, с улыбкой на окровавленном лице и странным, яростным огнем в прекрасных глазах. А его жертвы — эти бездарные, никчемные, не заслуживающие жизни куски плоти — тихо хныкали, валяясь голыми на каменном полу. — Эй, Генри! — крикнул татуированный. — Чего не ложишься? — Где лорд? — с легкой дрожью в голосе спросила она. — Уже рассвет. — Может, решил погулять? Он может, ты же знаешь. — Обычно он не гулял после развлечений со смертными наложницами! Что-то не так! Что, если она с ним что-то сделала?! — Расслабься. Что может жалкое ноющее мясо сделать с лордом? — Я пойду проверю. — Не вздумай, дура! — крикнул Бартоломью, садясь в гробу. — Солнце тебя обожжет. До хрустящей корочки. Потом месяцами кровью отпиваться будешь. Уже рассвет. Генриетта сжала кулаки, порываясь выбежать из склепа под жестокий огонь тирана, и она бы рванулась, если бы в арке дверей не появился знакомый силуэт. Лорд вышел из тьмы… Без следов крови, со странной, задумчивой ухмылкой на лице. — Хозяин! — облегченно воскликнула Генриетта. — Мы переживали! Вас не было так долго! — Да, задержался, — ответил Карнеги, жестом приказывая слуге запереть двери и решетки. — И как она? — спросил Бартоломью с легкой зевотой. — «Как она» что? — Ну… Хозяин… Как она в койке? — Я с ней не спал. Пока что, — ответил Дрейк, залезая в гроб, украшенный резной слоновой костью. От сказанного все замолкли. Генриетта недоуменно округлила взгляд, не зная, что и думать. — А ее кровь? — Не пробовал. Все завтра. Все завтра, — повторил вампир, закрывая глаза. — Тихих снов, хозяин, — сказала Генриетта. И не получила ответа. Как и всегда. Закрыв глаза, вампирша попыталась уснуть, но назойливые мысли лезли в голову, жаля сердце. Хозяин не надругался над наложницей, не выпил ее кровь… Почему? Что такого могло произойти, что он ее пожалел? Но, не найдя вменяемого ответа, вампирша тяжело вздохнула и, закрыв глаза, позволила себе долгий сон без снов.***
Новый день принес новые хлопоты. Дженни могла провести его сидя в комнате, плюя в потолок, сетуя на тяжелую судьбу, либо тихо хныкая в подушку. Но подобная преступная безынициативность — не в ее натуре. Едва проснувшись и спешно уничтожив остывший завтрак, воровка продолжила сбор информации о замке. На этот раз объектом пристального внимания стала территория вокруг логова вампиров. Выбравшись из холодных пропахших смертью и плесенью чертогов, Дженни принялась бодро обходить старинные укрепления, высматривая каждую мелочь, каждую деталь, что, в теории, может помочь при побеге. Варг недовольно следовал за ней, повинуясь приказам хозяина. Громадный черный волк никак не мог понять, чего этой странной девице не сидится на месте. И почему она, раз уж шило в заднице покоя не дает, не пытается сбежать. Как оказалось, замок несколько меньше, чем кажется в черноте ночи. Воровка заметила узкий карниз, соединяющий высокие окна двух замковых территорий. Доступ к карнизу был лишь у нескольких окон, и пришлось прервать прогулку и вернуться в замок, чтобы отметить в памяти эти благословенные участки. Глядя на узкую полосу камня, Дженни криво улыбалась и почесывала почти заживший ушиб бедра. «А я смогу по нему пройти, — подумала она, чувствуя, как ветерок приятно ласкает волосы. — Если как следует выдохнуть и замотать грудь». Воровка отметила нужные оконные рамы и продолжила обход, на этот раз уделив особое внимание старым складским помещениям, солдатскому плацу, заросшему плющом и вьюнком, а также пыльным старым конюшням, даже спустя столетия источающим запах навоза и животины. Но самые странные области замка все еще оставались закрыты для нее. Все западное крыло и старая церковь с покосившимся символом солнца манили ее своими тайнами, нашептывали, провоцировали на нарушения приказов. И Дженни пришлось приложить титанические усилия, чтобы подавить этот порыв. Не оттого, что смирилась с ролью наложницы, и уж точно не из уважения к местным запретам. Во-первых, она побоялась лезть в запретные области на глазах у варга. Все-таки, громадный разумный волк с зубами-кинжалами и способностью перекусить пополам — не та животинка, с которой уместно шутить. Во-вторых, нарушение правил — это не тот карт-бланш, который дают незнакомкам. Если она хочет выбить вольности у твари, жаждущей ее крови и только и ищущей повода эту кровушку отсосать, нужно играть по правилам и быть очаровательной. Настолько, насколько возможно. «Задумавший побег каторжник на надзирателя не кидается и тюремщикам не хамит», — подумала Дженни, проходя через высокую арку западных ворот, по каменному мосту, столетия назад сменившему на посту подъемный деревянный. Волкх, как всегда, шел позади и раздражающе пыхтел теплом на утянутый красивым сукном зад. Дженни остановилась, «воровской глаз» скользнул вдоль пострадавших каменных плит на высокий дом, утопленный в стене, с покосившимся символом солнца. «Церковь важна… Чем-то. Нужно пробраться в нее. Есть причина, не позволившая твари снять с ее макушки солярный знак. Может быть, это ключ к моей свободе!» Порыв ветра противно щекотал поясницу, заставив воровку подтянуть талию штанов чуть повыше, отчего ткань впилась в ягодицы, делая их визуально более округлыми и соблазнительными, чем те были на самом деле. Это натолкнуло на хмурые мысли: «А у меня еще и риск изнасилования на горизонте маячит… Не то, чтобы я не хотела немного жаркой любви… Но уж точно не с холодной мерзкой зубастой тварью, больной непонятно какой заразой. Да и как мужчина лорд… Такой себе. Прилизанный мрачный, зловещий, угрюмый какой-то. Кому-то нравится, но не мне. То ли дело Хосе! Нос с горбинкой — член дубинкой… Господи, ну и мысли. Что-то я уж слишком порочна, — воровка поджала губы и продолжила полезный обход периметра ее «тюрьмы». — Нда. Впрочем, тут можно достаточно легко выкрутиться, если умело сыграть по правилам мужчин. Насилуют чаще всего не из похоти, а ради чувства превосходства. Я сделаю так, что возможный факт изнасилования будет выглядеть для него унижением. Это сработает… Да. А может, и нет. Если нет — я сама на него напрыгну. Оседлаю с насмешкой на мордашке и трахну так, что он будет чувствовать себя раздавленным ничтожеством. И вот это точно сработает… Боже, Дженни! Вымой рот… Мозги с мылом!» Рядом с западным крылом замка цвели темно-зеленые живые изгороди. В нескольких десятках метров от замковой стены медленно покрывались плесенью фонтаны и статуи, заплетались ветви декоративных деревьев, обработанных умелой рукой садовника. В тени одного из них, на потертой временем скамейке, Дженни присела отдохнуть и подумать. Волкх лег рядом, положив массивную морду рядом с ее черными сапожками. Пахло летней листвой, жужжали маленькие пчелки, атакуя пышные лилово-зеленые цветы лунной магнолии. Птичье пение и шум древесных крон наполняли мир музыкой, бесконечно далекой от хаотического ада улиц чудовищно древнего Эрхэйма. — Сад рядом с замком, — сказала она. Уши волка дернулись, но сам он не шевельнулся. — Стра-а-анно, волчара, все это. Крепость выглядит как черт-знает-что, местами чисто — местами грязища, говнище… Плесневище, а западное крыло все прям вылизанное. А теперь и тут. Как думаешь почему? Да, я знаю, что он вампир, мне-то не рассказывай, — ответила Дженни на несуществующие слова варга. Тот от неожиданности вздрогнул, но поленился встать. — Это не объяснение. Что? Романтик? Вампир-романтик?! Ха-ха-ха! Ну ты скажешь тоже, блохоносец! Романтик. Хотя… Может, и романтик. Раз женщин ненавидит. Такие на любую пакость реагируют так, будто им на голову насса… — У? — Волкх поднял морду и, наклонив в бок, бросил на воровку недоуменный взгляд. — Слушай, я не знаю, насколько ты умен и как много ты понимаешь, просто… Ты волк! Громадный волк! Не мешай девушке фантазировать, будто ты умеешь говорить, — фыркнула воровка, убирая челку с левого глаза. Завязанные в хвост волосы местами поблекли, и даже невооруженный глаз мог заметить корни ржавого цвета. Несколько непослушных волосков падали на высокий воротник оливковой рубахи с завязками, подшитой Сивиллой по талии. Краска конгломерата выцветала слишком быстро — плата за функциональность. — Это помогает… Ну, знаешь, привести мысли в порядок. Я вообще часто сама с собой говорю. Бывает, задумаюсь, ляпну, а потом прихожу в себя, а рядом парочка долбеней с глазами-монетками и взглядом укушенного в зад петуха. И все думают: «Сумасшедшая! Сумасшедшая». Ну да, неприятно, но и их можно понять. Я вообще понимающая. Приучили. — У, — фыркнул Волкх, опуская морду. Это прозвучало как: «Думай как хочешь, ненормальная. Мне плевать». Дженни коварно улыбнулась и, нагнувшись, запустила пальчики в густую шерсть волка, почесывая холку. Тот тихо рыкнул, но не двинулся, смиряясь с причудами странной бабы. — Кто у нас здоровенно-милый блохоносец? Ты здоровенно-милый блохоносец! Жира нарастил… Наверное, хозяин тебя на убой кормит! А какая холка! Ну все, сегодня спишь со мной! В замке холодно, а такая шерсть… — У! — раздражился, скалясь, варг. — Ладно-ладно! — Дженни убрала руки и, откинувшись на скамейке, принялась разглядывать статуи. — Неженка. Знаешь, у меня как-то была собака. Большая уродливая с плохой шерстью, но зато моя. Ее звали Пуговица, она прибилась к нашему работному дому поздним вечером, и мастер-вор Саланда оставил бедняжку у нас. Ее не очень любили, но для меня… Для меня она была настоящей отдушиной. Бывало, сядем мы у потухшего камина и болтаем о том да о сем, пока мальчики учатся бить морды. Я пропускала тренировки в определённые… Дни. Ну ты понимаешь, пёсель. Я все ей рассказывала. Все секреты. Говорила, как мне тяжело тренироваться, как болят раны и синяки, как я ненавижу Саланду и его чертову плетку… И как мне противно спать с другими девочками. А она слушала, положив мордочку на лапки, и только ушки вздрагивали всякий раз, как промозглый Эрхэмский ветер швырял в окна мокрый мусор. Она хорошо слушала… А потом я ее съела. — У?! — Волкх резко встрепенулся, глядя на воровку взглядом, полным недоумения. Дженни тяжело вздохнула и пояснила: — Она сдохла, а в Эрхэйме был голод, так что… Не выбрасывать же мясо, в самом деле. Для тебя жутко, для меня — нет. Да и чего ты смотришь так на меня?! — вдруг разозлилась Дженни. — Ты же меня заживо сожрешь, растерзаешь в клочья, если я брошусь бежать! Сидишь такой, смотришь с осуждением, а сам только и думаешь, как оторвать от меня левое полужопие! Иди ты лесом, Волкх! Воровка сложила руки и, деланно надувшись, отвела от варга взгляд. Через миг широченная морда легла на колени Дженни. Та улыбнулась и, фыркнув, запустила пальцы в шерсть, почесывая ему за ухом. — Ладно, разве можно злиться на такого красавчика? Ты красавчик, даром, что грозный и людей жрешь. Ну ладно, не иди лесом. Но больше не смотри на меня как на монстра. Можно подумать я, а не твой хозяин — клыкастая бестия, пьющая кровь.***
Ночь принесла новые тревоги. Дрейк Карнеги медленно бродил по личным покоям, то и дело неаккуратно налетая на столик и кресло. Дженни где-то там, готовится ко встрече, что должна закончиться для нее укусом и ужасом, но Карнеги и думать про нее забыл, настолько сильно его ошарашило письмо, что лежало сейчас на столе, рядом с черным конвертом. То, что сказал Салливан… Не укладывалось в голове, возмущало и одновременно пугало древнего вампира. Оранжевый свет ламп отражался от позолоченных завитков мебели, рождая густые причудливые тени. Книги в шкафах казались черными, портреты с картин, казалось, наблюдают за ним, напряженно ожидая дальнейших действий. — Неужели он не понимает?! — воскликнул вдруг вампир, падая в кресло. — Неужели не понимает?! Ладно он… Великий Лорд еще молод, но на совет кланов-то что нашло?! Мы же все пришли к выводу, что война была ошибкой?! О, мать-ночь, неужели только меня не коснулось это безумие?! Неужели только я помню костры Великой охоты? Клинки и топоры «Красного рассвета»? Рев оборотней, мутные глаза избранных, грохот ружейных выстрелов и пороховых бомб! Карнеги закрыл лицо руками, пытаясь привести мысли в порядок. Не получалось. Разум полыхал от ярости, недоумения и боли, порожденных неминуемым повторением катастрофы прошлых дней. Война привела к истреблению многих кланов, погибло больше половины вампиров, ликантропы теперь мирно живут среди людей в своих общинах, и все это из-за Людвига, решившего, что хищник ночи имеет право стать хозяином на планете. А теперь Салливан идет по его стопам. — Уж Салливан-то должен знать, к чему это приведет! — вспыхнул Дрейк, подрываясь с кресла. — Это он убил Людвига! Это он командовал орденом! И он опять гонит нас на убой! Гонит… На убой? «Нельзя начинать новую войну. Распустили охотников или нет — появятся новые. Всегда появляются новые. И всегда лучше предыдущих. Более умные, сильные, жестокие… А потом эти ублюдки, натренированные войной, пойдут сквозь мирные кланы как коса по пшенице!» — О, мать-ночь, пошли нам разум. Усмири жажду крови… Карнеги встрепенулся, чувствуя приближение живого сердца. Калеб снова вел Дженни к нему через роскошные коридоры западного крыла. Еще пару мгновений, и она будет здесь. Вампир злорадно улыбнулся и, встав между шкафами, позволил живым теням опутать его, искажая телесный облик. «Она корчит из себя особенную, не такую как все. Что ж, испытаю. Если она прочтёт мое письмо — значит, на самом деле она такая же, как и все остальные шлюхи!» — …будь паинькой и бери глубже. Иначе пожалеешь. — Я предпочитаю давать… Любовь, ласку и в зубы. Калеб, вот скажи: ты налысо бреешься потому, что залысины, или ради красоты? Просто с такой белой кожей твоя лысина выглядит ну прям как куриное яйцо. А, если кровь брызнет, так на яйцо прямо из задницы! Серьезно, я не шучу. Из задницы! «А ведь и правда, — хохотнул Карнеги. — Вот почему Дмитрий покрыл голову татуировками». — Однажды я вырву тебе язык, — усмехнулся Калеб. — Вырву, а потом прижму и буду целовать, выпивая поток хлещущей из раны крови. — Романтично… До дрожи, — мрачно протянула воровка, входя в личные покои. — Эй! — крикнула она. — А его здесь нет! — Значит жди! — ответил Калеб. — Что значит жди?! Мне бы не понравилось, если бы в мою комнату зашел кто-то без моего ведома, лысая башка! Калеб не ответил, нарочито громко захлопнув за ней дверь. Он знал эти игры, знал, что хозяин поджидает жертву в тени, готовый напасть и растерзать. Это инстинкт охотника, жажда крови, делающая вампира изобретательным в своей жестокости. Карнеги улыбнулся, и уголки рта дошли до мочек ушей, обнажая два ряда зубов-игл. Она не видит его. Такая хрупкая, беспомощная, в этих забавных облегающих штанишках, в светлой рубашке Патрока с высоким воротником. Идеальная добыча. Дрейк уже представил, как бросится на нее, стоит шлюхе открыть письмо. Как сорвет с нее, умоляющей и хнычущей, одежду, как вопьётся в ее плоть, упиваясь горячей сладкой кровью. Представил, как будет двигаться в ее стройной крепкой попке гимнастки, и мысли эти создали напряжение в штанах. «Ты вещь. Ты моя вещь, шлюха!» — Есть тут кто? Ваша светлость? Хм. Воровка подошла к столу и опустила взгляд на письмо. Карнеги напрягся, поигрывая когтями. — Печать странная, — буркнула воровка и взяла… Не письмо, а конверт. Покрутив его, посмотрев на марки и замысловатые рисунки, воровка пожала плечами и вернула его на место, даже не посмотрев на лежащее рядом письмо. «Что ты такое?! — удивленно подумал вампир, возвращаясь в человеческий облик. Эрекция пропала вместе с яростной жаждой крови. — Даже я бы не удержался!» Сердце вампира упало, когда Дженни отошла от столика и, сняв со стены одну из роскошно украшенных ламп, принялась бродить вдоль книжных шкафов, разглядывая аккуратно расставленные тома. — А вы мыслитель, — буркнула под нос Дженни, остановившись у книг по философии. — Но Кроули зря читали. Он изнасиловал мне мозг… Эм-м-м. Ух ты! «Кроули труден в понимании, да, — подумал вампир. — Но у него много дельных мыслей об экономическом базисе…» Воровка присела, глядя на ряд особых томов. Вампир удивленно нахмурился проявленному ей любопытству к эзотерике. — Парл Плойд… — воровка вдруг засмеялась, причем совершенно искренне и звонко. — Парл, мать его, Плойд! Эх, ваша светлость, ну вы даете. «Я знаю, что он мошенник! Это для коллекции, дура!» Широко улыбаясь, воровка вернула лампу на место и, сев в кресло, закинула ногу на ногу. Сложив руки, она явно начала мирно ждать хозяина покоев. Дрейк медленно вышел из тени и, грациозно скользнув сквозь мрак, оказался прямо позади ее кресла. Замысел провалился, но идеи оставались. — Дженни? Воровка вздрогнула, едва не подпрыгнув в кресле. — Господь милостивый! — вскрикнул воровка. — Ох… Ваша светлость, нельзя же так подкрадываться! Я чуть тройню не родила! О боже… Ох. — Я думал, воров конгломерата не застать врасплох, — засмеялся Дрейк, садясь в кресло напротив. — Ну… О боже, ваша светлость, я же человек, а не железная дева. Я тоже боюсь и много чего. Пауков, ядовитых змей, черных крыс, вампиров, беззвучно подкрадывающихся из-за спины. — Было бы странно, если бы ты ничего не боялась, — усмехнулся вампир, вновь чувствуя голод и возбуждение. — Страх — то, что отличает жертву от хищника ночи. — Возможно, но я не верю в бесстрашие. Я убеждена: даже такой свирепый и могущественный вампир, как вы, чего-нибудь, да боится. Пару лет назад я обворовывала военный гарнизон. Нужно было внедриться туда как уборщица и тайно подменить приказы… — Это ведь шпионаж? — удивился вампир. Разве воры занимаются такими вещами? — Ваша светлость, конгломерат финансируется Императорской Короной. Ну так вот, я внедрилась и свела знакомство с несколькими офицерами. Они так кичились своим бесстрашием, рассказывая истории о подавлении бунтов диких племен Северной Марки. Рассказывали, как отважно они бились в строю против визжащих мамлюков пустыни. Я слушала и мотала на ус. — Уборщица свела знакомство с военными офицерами? — Карнеги поднял бровь. — Да, и вы понимаете, каким образом, — с легкой горечью в голосе сказала Дженни. — Нас с детства учат относиться к телу как к вещи. Еще одному инструменту выполнения задачи. Нас заставляют спать с мальчиками и девочками, со стариками и подростками. Это самая противная часть обучения, но такова философия. Догмат: «Вор должен уметь пользоваться всеми инструментами. Необходимыми для достижения цели. Даже если этот инструмент — он сам». И мальчики тоже через это проходят. — Сочувствую, — хмыкнул вампир. — Нет нужды. У этой философии есть свои плюсы, причем весьма весомые. Вы слышали о краже золотого потира? — спросила воровка с блеском в глазах. — Конечно слышал. Знаменитое осквернение Святого собора Дрэдхэма. Вор украл главное украшение алтаря… Неизвестно как. — Я знаю как, — загадочно улыбнулась Дженни. — Крала не я, но я знаю того, кто крал. Он тоже из конгломерата. Смазливый худой и жилистый вор по имени Марджерин. Хотите, расскажу, как он это сделал? — Весь во внимании, — Дрейк чуть подался вперед. — Он соблазнил архиепископа. Вампир кашлянул, недоуменно глядя на воровку. — О да, и страх раскрытия мужеложства и привел к «непостижимости» способа кражи. У меня тоже есть пример такой кражи. Я должна была украсть документы и расписки у богатой работорговки. Меня продали ей в рабство, пару недель издевались, пока я не втерлась к ведьме в доверие, не взломала кандалы и не осуществила задуманное. И на следующий день меня у нее выкупили. Она так и не поняла, кто ее ограбил, и продавать меня не хотела, дура! — Дженни опустила взгляд, а затем заглянула ему в глаза и грустно продолжила: — Плоть — это просто плоть, ваша светлость. Как бы ни пострадало тело, это не осквернит душу. «Вот она! Ее гниль! — торжествующе подумал вампир. — Я разоблачил тебя, лживая сука! Переиграл в твоей же игре!» — А меня ты так же обводишь вокруг пальца? — зловеще спросил вампир, готовясь напасть. — А вы злобная старая уродливая стерва, отравившая своего мужа? Вы похищаете мальчиков и, кастрировав, продаёте пустынникам? Вы заставляете своих громил насиловать рабынь, чтобы те рожали детей… А потом лично душите кричащих несчастных малышей, после продавая ублюдкам, делающим из их косточек воровские свечи? Вы смотрите с наслаждением, как дегенераты сдирают кожу с маленького мальчика, за то, что его отец — обессиленный раб, не сумел подняться и лизнуть вашу туфлю? — Н-нет, — растерянно ответил вампир, глядя в омут ее глаз. Вампир вдруг ощутил укол вины, понимая, что эта красивая крепкая девушка видела и терпела много больше мучений и зла, нежели он. Но она улыбается, она шутит, сохраняя самообладание. Она непостижимо странная, неправильная… «Не такая как все?» Огоньки ламп бойко отплясывали, порождая тени, что искажали лицо воровки. Она казалась вампиру порождением темных фантазий, воплощением сна, пришедшим из царства погибших сожалений. Ее губы, ее лицо, будто отлитое из белого золота, ее глаза, полные потаенной мудрости, боли и ума. Карнеги хмыкнул и откинулся в кресле. Сердце упиралось, разум упирался, ненависть скреблась о задворки сознания, но вампир все равно понял, что не хочет ее насиловать. А хочет поцеловать. И сделать это так, чтобы не оскорбить. Взгляд коснулся волос, челки, что непослушно лезла в левый глаз. Вампир заметил рыжие корни. «Рыжая?» Воровка грустно улыбнулась и, поправив волосы, сказала: — В мире много чудовищ. Но человек, не вампир, человек — самое ужасное из них. Да вы и сами это знаете, чего я вам рассказываю. И, предвидя вопрос, отвечаю: нет, я бесплодна. Мы все бесплодны. А вы говорите: «обвожу вокруг пальца». Вы гостеприимный хозяин и замечательный собеседник. И мне не нужно вас грабить, — засмеялась воровка. — Это аргумент, — усмехнулся вампир. — Так… Что там с теми офицерами? — Точно! Армия Веллгрейна совершила дерзкий налет на гарнизон. С пушками, мортирами, кавалеристами и двумя полками линейных фузельеров. И все офицеры дезертировали, едва фузельеры дали залп. Бесстрашные солдаты Империи… Пф-ф, видимо, их бесстрашие просто никто не испытывал. — Хм, а что насчет… — Погуляем? — спросила Дженни, вставая с кресла. — Дождя нет, небо звездное, а в парке весьма и весьма уютно. — Почему бы и нет? Они бродили среди черных изгородей, наслаждаясь легким прохладным ветерком летней ночи. И хоть комары и донимали воровку, прогулка доставляла ей куда больше удовольствия, нежели унылое сидение в креслах да болтовня о пустых, хоть и интересных лорду вещах. Тронутые временем статуи ангелов, львов и женщин с кувшинами провожали их хмурыми взглядами вдоль парковых аллей. Шлеп. — Уф. — Донимают? — Ага. Не верят своему счастью, — усмехнулась Дженни, стирая с шеи черные останки комара. — Ваша светлость… — Дрейк, — поправил ее лорд. — Можешь звать меня Дрейк. — Дрейк, в вашем замке есть библиотека? Честно, я небольшая любительница почитать, но днем так скучно, что можно с ума сойти. Волкх, он… Не хочет играть в мячик и бегать за палочкой. — И не будет, — засмеялся лорд, останавливаясь у высокой статуи рычащего льва. — Варги — разумные существа. Умнее многих людей. — А мне интересно, почему он служит вам? Я не претендую на роль знатока, но вроде бы волки не любят вампиров? — Оборотни не любят вампиров. А варги ненавидят оборотней. Их союз с кланами — это дружба против. Волкх — вожак местного племени варгов, живущих в этих лесах. Если бы я позволил — они растерзали бы вас на подходе к замку. «Ага, а вот и третий рубеж обороны», — хмуро подумала Дженни. Перехитрила бы Волкха, убежала бы в лес и была бы съедена. Нужно придумать, как пройти мимо диких варгов, прежде чем бежать. А значит, детка, нужно выбить у него путь в библиотеку. — Дрейк, насчет почитать… Вампир кивнул. — В западном крыле. А дам тебе ключ. Но учти: никуда больше не проникай. Во многих комнатах спят низшие вампиры и их гули… Они голодны и разорвут тебя на куски без задней мысли. — Предупреждена — вооружена, — улыбнулась воровка. Шлеп. Дрейк заметил черный развод от комара на ее шее и, улыбнувшись, подошел к ней. Дженни чуть смутилась, когда холодные пальцы вампира коснулись шеи, стирая след кровососа. Миг, и руки обвились вокруг талии, дыхание перехватило, сердце отчаянно забилось о ребра. Дрейк заглянул ей в глаза и, улыбнувшись, попытался поцеловать, но вместо этого она сама прильнула к нему. Мягкие. Теплые губы коснулись его щеки, глаза воровки блеснули огоньком. Она улыбнулась и нежно отстранилась от вампира, касаясь пальчиками предплечий. — Я не думаю, что… Но Дрейк не собирался сдаваться. Решительно прижав воровку к себе, он коснулся губами ее губ, наслаждаясь давно забытым чувством кипящей крови. Дженни не отстранилась, неловко ответив на поцелуй. Биение ее сердца, шелковая кожа, нежный язычок сводили с ума. Ладони вампира скользнули по талии на ягодицы, обтянутые дорогой тканью. В душе взорвалась огненная бомба, чистой лавой растекаясь по венам, когда пальцы чуть впились в нежную теплую попу наложницы. Дженни медленно отстранилась. Ее взгляд: нежный, понимающий и грустный, пригасил порыв похоти. Наслаждение и желание разбавил укол вины. Вампир убрал руки и отвел взгляд. «Нет, ты… Заслуживаешь большего». — Дрейк… — Да, прости. — Скоро рассвет, да? — спросила воровка, поправляя непослушную челку. — Да. Я его чувствую. Тиран идет, — с горечью ответил вампир, изнемогая от желания вновь обнять ее. Прижать к себе и никогда не отпускать. Дженни прильнула к нему и, поцеловав в щеку, сказала: — До завтрашней ночи, Дрейк. — До ночи… Воровка ушла, оставив вампира наедине с последними минутами царствия тьмы. Он стоял, чувствуя, как ветерок треплет складки одеяния, слушая шум древесных крон и тихое жужжание комаров. Мимо пролетел светлячок, отбрасывая желто-зеленые блики на бледное лицо вампира. «Да что это со мной? — спросил себя Карнеги, садясь на землю, спиной к холодному камню статуи. Его не волновала грязь, налипшая на дорогую ткань, не волновала легкая золотистая рябь на горизонте. Только ее лицо, ее запах, тепло ее губ и взгляд, какого не видел никогда и ни у кого. — Четыреста лет, тысячи женщин… И неужели влюбился? Прошло всего два дня, а я в нее влюбился?! Дегенерат! Держал красоток при себе годами, валял в койке как хотел, а влюбился в ту, которую ни разу не попробовал! Безумие… Настоящее безумие. Болван. Какой же я болван. Она же наверняка играет со мной. Ждет возможности убить или сбежать… Зачем ей такое отвратительное чудовище, как я? Может, отпустить ее? Но тогда она приведет охотников, и они уничтожат мой клан… Или предложить ей темный дар? Нет… НЕТ! Мне ли не знать, что это такое! Обречь ее… Это удивительное, уникальное создание, милую Дженни на проклятие… НИКОГДА! Да что со мной?!» Поднявшись, он спешно двинулся в замок и вскоре уже шел к склепу, где вампиры снова шептались, обсуждая его задержку. — Ну и пусть шепчут. Ну и пусть…