«Вампиры — гуманоидные существа. Подвид: мутанты. Отличаются характерной бледной кожей, широкой пастью с двумя рядами длинных острых зубов, миндалевидными глазами оранжевого цвета, несколько удлинёнными конечностями, повышенной гибкостью и прочностью кожных покровов, костей и мышц. Исключительно сильны, быстры и практически бессмертны. Все, без исключения, вампиры умеют скрывать истинную сущность и получают тяжелые солнечные ожоги, сравнимые с воздействием открытого пламени. Наиболее сильные и старые чудовища обладают сверхъестественными способностями, такими как гипнотическое внушение, невидимость, телекинез и чутье крови…» Из книги Адама Моргана «Великий бестиарий Эранга». «…в принципе их сущность понятна, но как быть с так называемыми «Великими Лордами»? Их способности выходят за пределы законов физики! Они больше смахивают на магию, а не на психокинетику. Телепортация, левитация, управление кровью… Нет, дружище. Природа не могла создать нечто подобное. Я уже не говорю о том, что внешние отличия от обычных вампиров слишком сильны. Великий Лорд похож на простого вампира, как шербургский дикий варг на домашнего пинчера. Это выше моего понимания. Вне всяких сомнений, мы имеем дело с наследием Потерянной эпохи». Жульен Демар. Переписка с братом-охотником из Эрхэйма. «Да не умеют они читать мысли! И в летучих мышей они не превращаются! И сквозь стены не проходят! Не умеют, и точка! Они материальны, болван, как ты и я! Уясни это, параноидальный ты ублюдок! Еще раз ты ляпнешь такую чушь перед новобранцами, я тебя, как Господь черепаху, отделаю!» Валдис Салливан. Гневное письмо нерадивому охотнику.
Ночи сменяли дни, Дженни исследовала западное крыло, планируя, наблюдая, пытаясь спланировать побег так, чтобы вампир не сумел ее остановить. Делая вид, что праздно гуляет по коридорам и комнатам роскошного западного крыла замка, Дженни подмечала детали, запоминала планировку, пути карнизов, расположение водостоков и старых покрытых паутиной отхожих мест. Она обнаружила пороховой склад, закрытый на крепкий амбарный замок — на вид грозный, но примитивный и не способный задержать даже юного вора дольше, чем на полторы минуты. Вычислила по запаху помещения лабораторий лорда, где лежали, предположительно, забальзамированные тела. Добралась до заветных дверей в святая святых — подземный склеп, где мирно посапывали жадные до крови чудища. Черный дуб, украшенный роскошной резьбой, источал холод и смерть. Библиотека замка разочаровала воровку. Ни одной редкой книги, минимум полезной литературы, максимум художественного чтива и скучных устаревших философских трактатов, что, тем не менее, кое-что рассказали о характере Дрейка, его предпочтениях и слабостях. Воровка изучала книги, выискивая тематическую информацию, предварительно покрыв пальцы воском, дабы лорд Карнеги не смог понять, какие именно книги та смотрела. С каждым днем воровка все ближе подходила к осуществлению плана побега. И не обычного трусливого бегства, а феерического отступления под звук канонады, вопли чудищ и завитки пламени, вздымающиеся к небесам. Случайно наткнувшись на бестиарий, воровка выяснила, что вампиры очень уязвимы к крови мертвеца, а чеснок им не просто не вреден, а даже полезен, ибо в виде эликсира смягчает смертельную светобоязнь. Дни сменялись ночами, черная краска слезла, обнажив волосы цвета ржавчины. Дженни вновь встречалась с Карнеги, болтая о том и о сем. Она слушала его рассказы о пережитых приключениях, о дивных местах, в которых тому довелось побывать за свою бесконечно-долгую жизнь, о премудростях клановой политики. А она в свою очередь рассказывала о своих «делах» и тяготах жизни вора конгломерата. Разумеется, только о тех, что не были скрыты государственной тайной и выставляли ее в наилучшем свете, не давая вампиру повода усомниться в ее «нитаковости». Несколько раз она развлекала Дрейка, демонстрируя ловкость и гибкость различными акробатическими трюками, что тот, даже будучи ловким вампиром, не всегда мог повторить. И с каждым днем все сильнее она проникалась симпатией к этому мрачному чудовищу. Ей нравилось болтать с ним, нравилось слушать его тихий мелодичный голос, проникающий в самые глубины души, рождая причудливые образы. Игра затягивалась, побег все отодвигался и отодвигался. «А хочу ли я бежать? Не заигралась ли в свидания с самой смертью?» А Карнеги… Да, он был чудовищем. И не из тех сказочных чудищ с душой прекрасного принца, что после милого поцелуя обернутся мужиком с золотым сердцем. Нет, вампир был жестоким и ненормальным. Он любил пускаться в длинные монологи о природе души и разума, об отличиях человека и зверя, о превосходстве вампиров, пробалтываясь периодически о своих способностях и слабостях. И от некоторых его идей и размышлений кровь стыла в жилах. Особенно тех, что касались «других женщин». Он смаковал подробности расправ, рассказывая, какими никчёмными, одинаковыми и примитивными были его прошлые наложницы. И в его глазах горел звериный огонь. «Воровской глаз» Дженни заметил под языками этого пламени торф, состоящий из концентрированной боли. Женщины что-то сделали Дрейку, но воровка не решалась задать этот вопрос. Слишком личная тема, слишком непредсказуемый результат, слишком опасно. Общение с лордом принесло неожиданные проблемы. Однажды вечером, снова направляясь в его покои, Дженни столкнулась с вампиром Генриеттой. Бледная леди остановила воровку, бросив на нее взгляд, полный испепеляющей ненависти. Дженни едва сумела сохранить самообладание под тяжестью этого взгляда. — Ты… — с тихой ненавистью прошипела вампирша. — Вам что-то нужно, леди Генриетта? — попыталась спросить без издевки Дженни. Не получилось. О влюбленности зубастой твари она давно догадалась и не могла заставить себя подавить чувство злорадства от мысли об этом. — Считаешь себя лучше всех? Уродливая смертная сука! Посмотри на себя: у тебя ни лица, ни тела… Может, лорда ты и одурачила, но я вижу тебя насквозь. Ты гнилая шлюха! — Кхем, это обидно. — Ты играешь с ним… Ты разобьёшь ему сердце. Я знаю таких, как ты! — зло крикнула вампирша, напирая на воровку. Дженни ощутила противный холодок на спине от вида пугающе широкой пасти и когтей-кинжалов. Генриетта лишилась человеческого облика, потеряв контроль над чувствами. — У тебя сухая душа, ты не способна никого полюбить! Все только себе гребешь! Дженни не поняла, почему слова вампирши вдруг впились в сердце. Чудовище словно отвесило ей пощечину, заставив покраснеть от обиды и злобы. Генриетта заметила это и злорадно усмехнулась. — Ты пустое место для него. Игрушка на пару вечеров. Мясо, и он выбросит тебя, как наиграется. — Ну, со мной он хотя бы играет. А на тебя даже не смотрит, серая, унылая сука, — сказала как плюнула Дженни. Генриетта изумленно застыла. Сердце воровки стремительно забилось, в лицо ударил жар, пришлось напрячься, дабы не выдать нарастающую дрожь в коленях. Лик вампирши мог напугать, но ее глаза… Они внушали подлинный ужас. Дженни содрогнулась. Никто и никогда не смотрел на нее с такой ненавистью. — Я тебя на части разорву. Помяни мое слово, дрянь. Я тебя прикончу. Лорд Дрейк мой, — прошипела она и беззвучно прошла мимо, поигрывая сверкающими когтями-кинжалами. Воровку прошиб холодный пот. «А вот это точно обещание, — подумала она. — Ох, Дженни, язык — помело!»***
«Любовь — это жестокий порок, — говорил Саланда, глядя на девушку, стыдливо опустившую взгляд в пол. В помещении работного дома было ужасно холодно, нежная кожа покрылась пупырышками, зубы стучали, но стыд не давал даже пошевелиться. Она стояла перед ним на холодном каменном полу и слушала монолог того, кто только что вытащил ее из постели любовника. Того, с кем она собиралась бежать. — Любовь — страшный порок. И куда вы собирались бежать, Марина? В Восточную Марку? — Куда угодно, — горько ответила девушка. — Я люблю его. — Я знаю, — добродушно ответил Саланда. — Ты, наверное, думаешь: «А почему он не орет и не лупит меня, как обычно? Проступок-то серьезный!» Да? — Д-да. Мастер-вор тяжело вздохнул. На висках блестела седина, глубокие морщины делали его и без того суровое лицо подобием зловещей каменной маски. В глазах Саланды виднелось то, что обескураживало девушку. Она видела грусть и легкую боль в давно зарубцевавшейся на сердце ране. — Я тоже любил молодую красавицу, когда был в твоих годах. И тоже хотел сбежать с ней от конгломерата. План, правда, у меня был получше, и денег побольше. Но, как и тебя, меня нашли и объяснили то, что я попробую объяснить тебе: ты принадлежишь конгломерату, Марина. В твое обучение вложили громадную сумму в золоте. Кредит, что ты даже и близко еще не погасила. И вряд ли когда-нибудь сможешь погасить. Если ты не будешь воровать — тебя заставят, службу конгломерату тебе навяжут, не золотом так кровью. Я не поверил им, я боролся за любовь… И они повесили Алису у меня на глазах. Ее и… И нерожденного ребенка, — с болью в голосе сказал Саланда. Девушка застыла, глядя на мастера пораженным взглядом заплаканных глаз. Слезы текли по щекам, падая на обнаженную грудь. — И вы не отомстили? — Кому? — горько усмехнулся вор. — Ты знаешь, почему наша организация называется «конгломератом»? Нами руководит группа могущественных людей. Правители разных стран, имперские министры, лидеры торговых гильдий. Это гидра, с которой невозможно бороться. Даже таким фартовым ворам, как мы. Саланда продолжил: — Они сказали: «Мы будем убивать всех, кто станет тебе дорог. Ты убежишь, но не сможешь спрятаться. Мы будем рядом. Найдешь друга — мы отравим, построишь дом — мы сожжем, заведешь любовницу — повесим. Хочешь уйти? Есть только один путь — путь трусливого ничтожества. Примешь его — значит, мы в тебе ошиблись и тебе не место в конгломерате». Мастер-вор встал с кресла и, подойдя к девушке, вложил ей в руку острый нож с нефритовой рукояткой. Девушка побледнела, рукоять холодила ладонь, лезвие дрожало, отражая ее испуганный взгляд. — Только один путь. В могилу, — грустно ответил мастер-вор, садясь обратно. — Я не дам тебе время подумать. Решай сейчас. Ты моя лучшая ученица. Ты сокровище, и я не хочу, чтобы все эти годы пропали зря из-за какого-то сына местного купца. — Его зовут Майкл… — всхлипывая ответила девушка. — Да знаю я, — фыркнул мастер-вор. — И они тоже знают. Поверь, они знают. Пойми, Марина: любовь — не наш путь к счастью. Путей к нему много, но этот — не для нас. Мы должны были умереть детьми. От нищеты, чумы или болезни, но конгломерат купил нас, дал нам жизнь, дал цель, дал удивительные навыки. Ты не представляешь, насколько ужасна жизнь девочки в гетто. Тебя ждал краткий миг, полный насилия, глупости и болезней. Но ты жива, ты красива, ты здорова и сильна. Ты получила такое образование, что светские дамы и не мечтают получить. И за это приходится платить. Отказываться от любви тяжело, сам знаю. Но у нас есть долг. А долг — это одна из немногих вещей, что отличает человека от животного. Я уже восемь лет тебе это талдычу: будь человеком, а не животным, Марина. — Я… Я понимаю. Вы правы. Я… Я не должна была… Я больше не буду с ним… Я больше… — девушка тихо и сдавленно захныкала. — Как твое имя? Марина Валенге? — сурово спросил мастер-вор. — Нет… Дженни. Мое имя Дженни. — Просто Дженни? — Не просто Дженни, — ответила девушка, стирая слезы. — «Это имя весит больше, чем любая фамилия и титул». — Хорошо. С годами поймешь и, готов поспорить, будешь сидеть в этом кресле, убеждая очередного вора или воровку не делать роковых глупостей. А теперь отдай нож, иди в свою комнату и хорошенько выплачься. Я дам тебе день погоревать, а потом вернешься к тренировкам. И они будут жёстче. Намного. Чтобы дурь вышла, — засмеялся Саланда. — Бегом, чего стоишь? — А как же… Как же Майкл? Он будет искать меня. — Я с ним поговорю. «Да уж, поговорил так поговорил», — подумала воровка, вспоминая, как быстро Майкл бежал прочь, едва завидев ее на рынке. — Я не способна любить, — хмуро сказала воровка, отрываясь от чтения «Записок Корга». В библиотеке пахло сыростью — не лучшие условия для сохранности книг. Многие тома «зацвели», многие развалились, но многое осталось читабельным. В том числе многое из полезного. Дженни бросила взгляд на сидевшего рядом варга. Тот казался мрачно-задумчивым. — А ты, друже, как думаешь? — спросила Дженни, отрываясь от чтения. — У. — И ты туда же? Нет, я способна любить, кто-бы что ни говорил, просто… Я не так люблю, понимаешь? Я не сюсюкаюсь, не уважаю ужимки, ахи и охи… Понимаешь? Я… Я ценю в любви не страсть, а спокойствие. Когда тихо, романтично и красиво… Без бурных эмоций… Хотя чего я тебе это объясняю? Ты же варг. У вас, волков, все совсем не так, — Дженни тяжело вздохнула и добавила: — Да и у всех других девушек все не так. Я ненормальная какая-то. — У, — ответил варг, взглядом и движениями давая понять, что одобряет такой подход. — Люблю ли я твоего хозяина? Честно? Я не знаю. Я… Я могла бы попытаться бежать, но мне кажется… Я не знаю, — Дженни закрыла книгу и принялась массировать переносицу. — Все сложно, понимаешь? Я себе не принадлежу. И твоему хозяину тоже. Это тело… Оно принадлежит конгломерату, понимаешь? Когда любишь — посвящаешь себя кому-то без остатка, остаешься верна, живешь ради него, а я… Я не могу. Я должна воровать и шпионить, иначе никак. Любовь не мой путь к счастью, Волкх. И никогда не будет моим. Просто… Не знаю. Может, эта сука и права в какой-то степени? — У, — фыркнул варг, ложась на пол. — Да-да, «ох уж эти бабы», — засмеялась Дженни. — Ох уж мы. Ладно, читать мне надоело. Пойдем обратно в восточное крыло. Мне надо выспаться перед ночной беседой. Пошли.***
Карнеги сидел на пыльных скамьях не в силах отвести взгляд от покрытого мутной паутиной солярного знака. Сто одиннадцать лет он не был здесь, сто одиннадцать лет старался вычеркнуть это место из сердца, но все напрасно. Спустя века он вновь пришел сюда, под древние своды замковой церквушки, к каменному алтарю с истлевшей шелковой тканью. Черно-золотое одеяние казалось чуть мятым, воротник расстегнут, волосы чуть взъерошены. Огонь зеленых глаз касался каждой паутинки, опутавшей древний лик тирана. И он мог разглядывать его до скончания времен, лишь бы не опускать взгляд на колени, на блестящий черный конверт с гербовой печатью Дракхау — оскала летучей мыши. Приказ Великого Лорда Салливана обескуражил, выбил почву из-под ног, вонзил в сердце длинную раскаленную спицу. — Дрейк? Карнеги вздрогнул, услышав знакомый голос. Дженни стояла у входа в церковь, но он не решался заговорить. Слишком многое навалилось, слишком силен безумный ураган чувств, клубящийся в душе. Хотелось обернуться и посмотреть на самое прекрасное в мире лицо, но вампир не мог выйти из оцепенения, порожденного тяжестью вины и воспоминаний. — Дженни… Сядь рядом, — нерешительно приказал вампир. — Ладно, — протянула воровка и, сев на лавку, закинула ногу на ногу и сложила руки на животе в замок. Повисла всепоглощающая тишина. Сквозь толстые стены не проникал шум дворца, и даже дыхание воровки казалось мистическим порождением фантазии в столь всепоглощающей тишине. Вампир сжал кулаки и опустил взгляд на приказ Салливана. — У вампиров есть догматы. Законы. — Да? Я так понимаю, те же, что и у всех? Не убей ближнего, не кради и так далее? — Да, но есть особенности. Один из догматов гласит: запрещено обращать против воли. Это один из самых строгих законов. Я хочу предложить тебе этот… Дженни нахмурилась, глядя на мрачные тени, танцующие на лице Карнеги. Тот будто бы отчаянно боролся с сердечной болью. Не решаясь нарушить тишину, она ждала продолжения зловещего монолога. — Я… Нет, — тихо ответил он, сминая конверт. — Я не сделаю это с тобой. Только не с тобой. Не бери в голову. — Поздно, уже заинтриговал, — усмехнулась воровка. — Что случилось? — Салливан скоро начнет войну, — ответил вампир, поднимаясь с церковной скамьи. — Новую войну. Будет много крови, много смертей… Как и в прошлый раз. — О, господи, — прошептала Дженни. — И ты считаешь, что это правильно? — Не мое дело, — горько ответил Дрейк. — Я обязан служить Великому Лорду. Это Зов Крови… Перед ним не устоять. Ты знаешь… Здесь все началось. Для меня. Здесь я по-настоящему умер четыре столетия назад. — Расскажешь? Карнеги тяжело вздохнул и, коснувшись бледной ладонью истлевшей ткани алтаря, сказал: — Я был хирургом. Военным. Вся жизнь в походах. Я спасал десятки, сотни жизней ради будущего моей жены Элеоноры, — Дженни уловила нездоровую дрожь в его голосе. — Я любил ее больше жизни, а она говорила, что любит меня. Белокурая красавица с такими ясно-голубыми глазами, что позавидует небо. Я был готов ради нее на все, отдать жизнь, и я верил ее словам… Но потом… Потом меня заразили вампиризмом. Я умер, и мое тело перенесли в родовой склеп, где и завершилось превращение. Я очнулся, измученный и напуганный. И пошел к ней… — Дрейк… — Не перебивай, — зло ответил вампир. — Я должен рассказать… Это жжет меня изнутри не одно столетие. — Прости. — Я нашел ее здесь, рыдающую, в черном, траурном одеянии. Я вышел из тени и сказал: Элли! Это я! Я не умер! Я живой! Но она не обрадовалась, — зло прошипел вампир. — Она закричала: «Чудовище!» «Чудовище!». Я пытался успокоить ее, я показал ей, что я это все еще я! Говорил, что люблю ее, а она… Она смотрела на меня с ужасом и ненавистью, будто не было всех тех долгих лет преданной, щенячьей любви. Она закричала, пыталась ударить меня, и я… Я был так напуган, так зол… Я ударил ее, пытаясь образумить и… И я убил ее на месте. Прямо здесь. У этого алтаря. Понимаешь, почему я ненавижу женщин, Дженни? Она клялась мне в любви, я верил ей, а она отвернулась! — злобно крикнул Карнеги, глядя на воровку. Сдавленно вздохнув, он продолжил: — Она предала… Когда я в ней больше всего нуждался. Все, что она говорила — ложь. Она никогда меня не любила. Я уверен, стоило мне уйти на войну, как тут же приезжали местные любовнички! — О боже, Дрейк… — Не перебивай! Четыре столетия, и в каждой новой наложнице, в каждой жертве я видел ее. Ее кроткость, ее пугливость, ее лживую натуру! Я… Я… Я видел только ее! И тут пришла ты. Женщина, которая не может существовать. Безумная игра природы, чудесное исключение из непогрешимого, до недавнего момента, правила. Скажи мне… Скажи, разве они не заслужили моей ненависти?! Разве она не предала меня? Почему ты молчишь? — Дрейк… Господи, какой же ты наивный, романтичный дурак, — прошептала воровка. — Ч-что? — вампир застыл, словно пораженный молнией. — Все эти размышления… Это же бред! Твоя жена не предавала тебя! Она не могла поступить иначе! — Ты… Ты оправдываешь ее?! — вспыхнул вампир, теряя человеческий облик. Все казалось безумный сном, удушающим кошмаром. До этого момента Дженни вела себя идеально, ни одним действием не намекая на типичную порочность женщин, и теперь, когда он открылся ей, она обнажила клыки, куда более ужасающие. — Оправдываешь предательство?! — Не было предательства, Дрейк! Как ты не понимаешь?! — голос воровки дрожал, но она не замолкала. Встав со скамьи, она заглянула в оранжево-желтые миндалевидные глаза и заговорила: — Твоя несчастная жена просто… — Что просто?! — закричала вампир. — Я понял, это ваша поганая женская солидарность. Любые пороки смягчите, лишь бы своих сук выгородить! Или ты защищаешь ее, потому что сама такая же? Считаешь меня идиотом, смертная?! Я живу в десятки раз дольше тебя и знаю все твои уловки! Втираешься в доверие, притворяешься не такой как все, чтобы убить или убежать от меня! Теперь я не сомневаюсь в твоей сущности, «Дженни», или, вернее сказать, Марина? Я знаю твое настоящее имя. Больше ты меня не одурачишь… — Завали пасть, кровосос сраный! — злобно закричала Дженни, сжимая кулаки. Ярость, злоба и сила в этом голосе заставили вампира чуть отшатнуться. Он ожидал обвинений, оправданий, слез или уловок, но не настолько искренней и чистой агрессии. — Закрой свою пасть! Да что ты знаешь обо мне?! Что знаешь обо мне ты, эгоистичный ублюдок?! Хочешь правду? Правду! Твоя жена не предавала тебя! Твоя жена — суеверная дура, наслушавшаяся рассказов про вампиров! Про то, как они выходят из могил и убивают любимых! Она была глупа, и она испугалась, а ты убил ее, потому что считал ее гениальнее доктора Гракаре! Она была всего лишь глупой женщиной со своими страхами, суевериями, болью и горем! Она скорбела по тебе, а ты ее убил, говнюк! Я была с тобой честна, я думала, мы стали друзьями, уважала тебя, твое лично пространство, не читала твои сраные письма… Думала… Думала, ты уважаешь меня, а ты все это время только и делаешь, что провоцируешь меня на какую-нибудь «бабскую» ошибку… Ну так и катись к дьяволу, ублюдок! — Ты такая же, как и все, — отходя от оцепенения, прошипел вампир. — Да! Да, я такая же, как все! Я — женщина! Мне страшно, я ошибаюсь, мне бывает сложно логически мыслить, иногда я плачу от того, что конгломерат отнял у меня личную жизнь и женственную красоту! Я хочу любить и быть любимой, я хочу, чтобы меня обняли, ничего не требуя взамен! А ты… Ты и такие, как ты, сделали из меня это! Куклу для потехи, поганый… Инструмент! Инструмент, Дрейк! Я инструмент! У меня нет ничего и никого! Я думала, ты… — неожиданно для себя Дженни ощутила, как теплые слезы катятся по щекам, а голос из ровного стал рваным и чуть хрипловатым. В ушах звенело, сердце разрывала ноющая боль. В один миг годы тренировок, контроля эмоций и привитое хладнокровие исчезли, обнажив душу. Она не могла остановиться, будто некая сила, дремлющая в этих священных стенах, разрушила плотину ее разума. — Я думала, ты видишь во мне хотя бы друга… Ты… Ты… Можешь убить меня, сукин сын! Ты ведь хочешь этого, да? Крови хочешь? Для этого ты все эти ночи говорил со мной? Для этого пытался в себя влюбить? Все эти слова, прикосновения… Поцелуи… Любишь мучить, да? Доводить до слез? Поздравляю! Тебе удалось! Кушать подано! — Дженни со всей силы пнула скамью и та с оглушительным грохотом упала к ногам пораженного вампира. — Давай! Давай, убей меня! Докажи себе, что был прав! Ты смотришь и видишь только грязь… В женщинах, в людях, а знаешь почему? Потом что ты сам грязь! — Заткнись! — взревел вампир. Мгновенно оказавшись перед воровкой, зарядил ей пощечину. Удар оказался такой силы, что потемнело в глазах. Дженни внезапно вскрикнула, падая на пол, чувствуя, как на щеке выступает громадный кровоподтек. Волосы цвета ржавчины падали на глаза, прилипали к мокрым щекам. — Надеюсь, тебе полегчало, — злобно ответила Дженни, поднимаясь. — Понравилось, да? Звук удара о женское тело. По глазам вижу, что понравилось. Я такая же, как все… Ну так и ты тоже такой же, как вся та мразь, что пытала меня ради забавы в доме Анниты Барбейт. Снаружи мрамор — внутри дерьмо. — Убирайся в свою комнату и жди своей участи, — прорычал Дрейк, дрожа от ярости. Рассвет близился. — И молись, чтобы я подумал о милосердии… — Гори в аду, кровосос. Мне не нужно твое милосердие. Бросив на Карнеги испепеляющий взгляд, воровка развернулась и ушла резким, быстрым шагом, так и не обернувшись.***
Сердце Генриетты пело в предвкушении расправы. Наконец-то эта гнилая заноза Дженни получит свое. Спрятавшись в густых тенях, она дослушала безумный диалог и, дождавшись, пока воровка, утирая слезы, скроется из виду, а лорд в ярости вернется в склеп, двинулась по родным коридорам в комнаты вампиров-слуг. Она нашла его почти сразу. Идеальный инструмент, идеальный кандидат на вступление в «Круг» готовился ко сну в своей комнате. Черный дубовый гроб поблескивал в огне затухающих ламп, темные одежды пожирали свет, что, сверкая, отражался от лысого черепа. Генриетта бесцеремонно раскрыла двери и вошла. — Леди Генриетта?! — изумленно воскликнул Калеб, подскакивая в гробу. — Какая… Приятная неожиданность. Чем обязан? — Есть дело. Личное. — Ну… Кхем… Я всегда готов, ваше сиятельство, так сказать… — Болван! Я не об этом! — рявкнула вампирша. — У меня к тебе предложение. Хочешь войти в «Круг»? Вампир встрепенулся и кивнул. — Разумеется! А кто не хочет? — На что ты готов, ради этого? — В задницу ничего не запихаю… — Ч… Что? — смутилась Генриетта. — Я не… Убей Дженни! Убей, и я поручусь за тебя. — Убить наложницу хозяина? — пораженно переспросил вампир. — Это самоубийство. — Она прогневала хозяина, — злорадно улыбнулась Генриетта. — Убить ее будет легко как никогда. Сделай так: днем войди в ее комнату, убей варга, подстрой побег и скорми суку диким. Пусть лорд Дрейк думает, что она убила Волкха при попытке бежать и была съедена. Я дам тебе серебряный клинок и… — Погодите, миледи. Как я их днем убью-то, если тиран меня спалит ко всем чертям? — нахмурился вампир. — Еще раз перебьёшь — изувечу, — прорычала вампирша. — Я дам тебе серебряный клинок и чесночный эликсир. Я приготовлю особенно сильный концентрат. Тебе будет больно, но силы не исчезнут. Обоих растерзаешь. — Убить сучку, прирезать псину, посмотреть на мир под светом тирана и войти в «Круг»? Да сегодня лучший день в моей жизни, миледи! Считайте, что все сделано. — Хорошо, — ехидно улыбнулась Генриетта, вкладывая в массивную ладонь Калеба синеватый пузырек, источающий сильный запах, и серебристый кинжал длинной с предплечье. — Сделай. «Вот тебе и конец, тварь, — торжествующе подумала Генриетта. — Хозяин только мой!»