В стенах своей черепной коробки

      Они сочли меня безумцем. Они сочли меня… опасным для общества. Они решили спрятать меня в четырёх мягких стенах, нацепив смирительную рубашку и ширяя транками. Я совершил ошибку. Беспечность. Это моя ошибка. Что ж. Посмотрим ещё, кто будет сверху. — Чезаре! — А-а-а, это вы, Эмилия! — я услышал заветный щелчок дверного замка. Пришла мой психиатр. Эта девушка примерно тридцати трёх лет, с каштановыми волосами под каре и большими зелёными глазами, всегда приходила в одних и тех же туфлях на высоком каблуке, цокот которых слышен через три палаты от меня. — Сегодня вы припозднились. У вас есть хорошие новости? — К сожалению, усыпить мы вас не можем, потому хороших новостей нет, — сострила она. — Опять собираетесь напичкать «колёсами»? - постарался я изобразить грусть на лице. — Нет. Сегодня я хочу с вами поговорить. — О чем же вы хотите поговорить с безумцем? О том, что я чувствовал, делая то, из-за чего сюда попал? — Нет... а впрочем, да. Отчасти. Я хочу начать понимать лучше таких людей, как вы. — «Таких, как вы»? Что же вы имеете в виду под этой фразой? — а вот это уже интересно. — Таких в некоторой степени гениальных. У нас хватает здесь обычных психов, у которых попросту срывает башню. Но вы же, да и не только вы, подходите к своему делу с намерением... создать искусство. Хоть это и больное искусство. В отличие от прочих, вы не выскочите с автоматом на площадь и не откроете пальбу по всем вокруг. Но вы гораздо опаснее. Пользуетесь своим внутренним гением. Слушаете свой… разум.       Интересно. Очень интересно. Что ж, почему бы не помочь ей? Всё равно, когда я выберусь отсюда, она увидит весь мой гений в действии. — Что ж. У каждого есть своя цель. Даже те, «обычные», преследуют свою миссию. Кому-то что-то внутренний голос приказал делать, кому-то что-то померещилось. И надо сказать, подавляющее большинство это делает либо на благо себе, либо «на благо» окружающих. Наверняка слышали про случай пять лет назад, когда один гондольер распял своего сына? Кажется, он до сих пор находится в венецианской психушке. Все ужаснулись этой трагедии, а он свято верил, что таким способом сможет сдержать пришествие сатаны. Он пожертвовал собственным сыном для спасения всего человечества. Так он считал. Такова была его цель, — я выждал секунд десять, смотря на Эмилию, давая ей время обдумать слова. — Но это всё приземленное. У «таких, как мы» цели более возвышенные. Зачастую вы смотрите на всё слишком… Тривиально. Считаете, что убийство есть лишь убийство. Какой-то «серийник» опять режет девушек ночью, верно? А зрите в корень. Попытайтесь понять, чего хочет добиться этот человек. Допустим, этот гениальный психопат вырезает жертвам глаза. Почему? Просто для развлечения? Нет. Ничего подобного. Быть может, он не хочет, чтобы они видели наш ужасный мир? Или же он не хочет, чтобы кто-то видел его «творения»? Допустим, съехавший с катушек художник, у которого интеллект выше нашего с вами, — я хрустнул пальцами, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. — Вы же знаете, что высокий интеллект и сам играет с нами злую шутку? Чем острее ум, тем больнее он пронзает душу человека. Конечно, вы знаете. Каждый нужен для чего-то. И даже такой психопат. Он избавляет людей от «видения» зла. Причём, готов поспорить, он не всех будет подвергать этому. Лишь «достойных», понимаете? У него своя философия для понимания того, кто достоин, а кто — нет. У меня тоже своя философия, — чуть подался вперёд на стуле и указал пальцем на девушку. — Вы знаете, что такое «счастье»? А вы видели лица людей, которые, стоя на коленях перед смертью, видели луч надежды? — я не смог сдержать ухмылку. — Именно в тот момент человек и испытывает счастье. А вы видели хоть раз, стоя над своим умирающим врагом, его лицо? Вот тогда-то счастье испытываете уже вы. Вы хотели знать, почему у меня дома столько кассет с запечатленными на них ликами умирающих? Глядя на них, я чувствую себя счастливым. Как минимум потому, что на этих кассетах — не я. А ещё знаете, на что способен человек из любопытства? О-о-о, дорогой мой доктор, из любопытства человек способен на всё! Именно оно есть двигатель прогресса! Не будь человек любопытным, мы бы не научились использовать огонь, добывать нефть, создавать машины. Мы бы так и застряли в каменном веке. А во мне заключено животное любопытство, — я был перевозбуждён, посему не мог усидеть на месте и встал, оперевшись руками на стол и подавшись чуть вперёд. — Я хочу знать. Всё. Я хочу, как и вы, понимать других. Особенно то, на что они способны из любопытства. Но из тех, кто «такой, как мы», на самом деле, любопытных не так много. — На лице девушке возникла тень беспокойства. Нужно держать себя в руках, и я уселся обратно на стул, расслабившись. — Как я уже говорил ранее, у каждого своя цель. Они следуют ей, не сходя с курса. Они не покажут себя раньше времени. Меня бы тоже не поймали, если бы не… Впрочем, не важно. Если хотите понять их, то смотрите либо в самую глубь, либо на настолько лежащее на поверхности, что никому бы «нормальному» не пришло в голову. А если хотите контактировать… Дайте им то, что они хотят, тогда они полностью в вашем распоряжении. — Хм. А что же заставило вас пойти на контакт со мной и всё это рассказать? Я же ничего вам не давала? — Эмилия повела бровью. — О, мой дорогой доктор, дали, ещё как дали… — Хм… Что ж, я к вам ещё загляну. — С нетерпением жду! — ощерился я.       Что-то мне подсказывает, неспроста она ко мне пришла и стала задавать такие вопросы, ох, неспроста. Что ж, посмотрим, что будет дальше. Скоро я вырвусь отсюда.