Hope and Legacy

— Хён, я не чувствую свою руку, — хрипит Чонин. — О, мне очень жаль, — Кёнсу внезапно отпускает другого и начинает играть своими собственными пальцами, сжимая и разжимая их, прежде чем начать возиться с кольцом на шее. Затем, к большому беспокойству Чонина, он продолжает оглядывать кабину диким взглядом. Последний хмурится и смотрит на человека, сидящего рядом с ним. Странное поведение Кёнсу началось примерно через полчаса с момента их вылета на Хоккайдо, и с тех пор он пытается выяснить, что делает другого таким беспокойным. Даже его лицо неестественно бледное, и Чонин клянется, что видит пот, покрывающий линию волос Кёнсу. Зрелище настолько нехарактерно для тренера, что заставляет младшего волноваться. — Ты в порядке, хён? — снова спрашивает он, наклоняясь, чтобы положить ладонь на лоб старшего. По крайней мере, физический контакт заставляет Кёнсу стать неподвижным, и его темные глаза сразу же переключаются на Чонина. Самолет вздрагивает из-за турбулентности, и Кёнсу издаёт громкий визг, после чего испуганно ныряет в сторону, чтобы зарыться лицом в плечо Чонина — единственное безопасное место, которое приходит на ум в короткие сроки. Упс. Чонин тупо моргает. — Так это из-за турбулентности ты ведёшь себя так, да? — Он слегка посмеивается. Слышится приглушенное «Я убью тебя, если ты продолжишь смеяться», но прежде, чем Кёнсу может продолжить вернуться обратно, самолет слегка наклоняется, и начинает мигать знак ремня безопасности. — О, боже, — хватка другого на руке Чонина значительно усиливается, и он начинает бормотать про себя — слишком тихо, чтобы Чонин мог что-то уловить, — в то время как бортпроводница делает объявление. Они сидят в бизнес-классе только потому, что рейс не полный, и авиакомпания решила модернизировать сиденье Кёнсу (и неумышленно его), чтобы у него было больше пространства. Попробуйте спуститься по проходам эконом-класса на инвалидной коляске, и вы поймете. Это практически невозможно. Чонин беспомощно оглядывается. Он думает, что начинает терять чувствительность в руке, но никто не обращает на них внимания. Младший не понимает, что на него нашло, когда он начинает нежно поглаживать голову Кёнсу. — Эй, все будет хорошо, — Чонин наклоняется, чтобы прошептать это на ухо старшему. Он думал, что Кёнсу уже привык к полётам, учитывая, что тот каждый месяц вылетал на соревнования, когда был фигуристом. Кто ж знал, что у могучего Кёнсу такой страх? Чонин размышляет над тем, чтобы достать свой телефон и снять видео на случай шантажа, но он знает, что другой не оценит этого. Он также предпочитает оставаться на хорошем счету у своего тренера, так что… — Это просто турбулентность. И это обычная вещь во время полета. Она пройдет через некоторое время, я обещаю. Не похоже, что самолет просто упадет с неба, — он пытается улучшить ситуацию, но вместо этого получает тяжёлый взгляд. — Откуда ты это знаешь? — огрызается Кёнсу. Чонин вздрагивает, когда другой крепко сжимает руку в ответ на внезапно дергающийся самолет. — Я ненавижу летать. Это все твоя вина! — Старший, в конце концов, стонет и неохотно отпускает Чонина, когда замечает дискомфорт на его лице. Конечно, Чонин ничего не говорит после этого. В конце концов, младший знает, что их поездка в Японию — для него, поэтому он даже не может протестовать. Трофей NHK должен состояться в Саппоро в течение следующих нескольких дней, и Кёнсу действительно настаивал на том, чтобы его посмотреть. Он сказал, что это будет положительным опытом в обучении Чонина — смотреть все лучшие выступления конкурентов. Серебряная медаль фигуриста на этом небольшом местном соревновании в Пусане была получена еще до конца дня. Чонин считает, что Кёнсу также пытается подготовить его к официальному дебюту в «Регионалсе» и, после этого, «Националсу», поэтому он охотно следует за тренером; как щенок за своим хозяином. Приятно, что он смотрел, как Бекхён и Ёрим катались на коньках. Он всегда готов поболеть за своих друзей. — Тебе нравится чизкейк, хён? Я люблю это. Это отвлекает Кёнсу от очередной короткой волны турбулентности, и младший мысленно себя хвалит. — Что? — Другой смотрит на него, словно у него только что выросла другая голова. — Есть место, где продают лучший в мире чизкейк на озере Тойя… Ты там был? — На самом деле, я впервые на Хоккайдо, — говорит Кёнсу. — Ты шутишь! — задыхается Чонин и недоверчиво смотрит на старшего. Тот не притворяется. — Ты никогда не был на Хоккайдо — в одном из самых красивых мест в мире? Я бывал здесь почти каждое лето, когда был еще ребенком. Моя мама приводила меня к озеру, и она танцевала для меня вдоль… — он резко останавливается, боясь погрузиться глубже в воспоминания. Кёнсу молча смотрит на него. Его мать отправлялась с ним туда, чтобы они могли больше времени проводить вместе, танцевать вдоль кромки воды на фоне потрясающих голубых высоких гор… Это далекие, но счастливые воспоминания, которые Чонин хочет сохранить при себе. Но когда губы Кёнсу растягиваются в маленькую, успокаивающую улыбку, как будто он понимает, что это тема ему неудобна, и ему не нужно углубляться, Чонин принимает решение за доли секунды доверить другу эту память. Все эти истории обрушиваются на старшего, и Кёнсу не прерывает парня. На самом деле, Чонин удивлен, что другой может быть таким хорошим слушателем; ни разу не перебивая его, и все же, он делал достаточно, чтобы дать понять, — Кёнсу слушает. Это напоминает ему об их разговоре три года назад — то время, которое они провели вместе в душе после того, как он бросил хоккей. Когда Чонин устает, Кёнсу берет на себя инициативу продолжить их разговор. Тренер говорит о своих золотых годах и проскальзывает здесь и там воодушевлениями, которые Чонин действительно ценит. И по блеску в глазах Кёнсу, который непрерывно рассказывает, видно, что он скучает по своим дням в фигурном катании. — Так что я действительно благодарен за то, что тренирую тебя сейчас, Чонин, — тихо говорит Кёнсу. — Я не знаю, что случилось со мной, я так много говорю… Думаю, что это недостаток кислорода на такой высоте. Я могу точно гарантировать, что ты больше не услышишь этого, так что запомни этот день. — Подожди, ты можешь повторить эту строчку еще раз, чтобы я мог снять видео на память? — Чонин в шутку тянется к своему телефону и улыбается, когда другой стучит рукой по его карману. Сердце младшего трепещет, когда ладонь Кёнсу задерживается над его бедрами. — Я серьезно, — говорит тренер. — Я знаю, что могу быть очень невыносимым во время тренировок, и то время, когда было видно, что ты расстроен и истощен. Но я горжусь тем, как далеко ты продвинулся. Я верю, что скоро увижу тебя на большой сцене. — Спасибо, хён, — шепчет Чонин и смотрит на свои колени, желая, чтобы румянец на его лице исчез. Потому что он чувствует себя тронутым так, как не чувствовал себя раньше. Ему кажется, что он только что упал в глубокий источник эмоций, от которых ему не обязательно спасаться. Внезапное появление стюардессы в проходе поражает их. — Сэр, мне нужно, чтобы вы вернули свое сидение в вертикальное положение для посадки. Спасибо. Чонин смотрит в окно и моргает, когда видит землю. Как долго мы разговаривали? Он поворачивается к Кёнсу и видит, что у того такое же замешательство на лице. — Эй, по крайней мере, я заставил тебя забыть о своем страхе перед турбулентностью, — дразнит Чонин. Кёнсу закатывает глаза и тихо бормочет: «Я убью тебя, если ты когда-нибудь снова об этом заговоришь». Но его лицо скоро растворяется в улыбке, и Чонин смеется вместе с ним. Младший надеется, что их отношения останутся такими же дружелюбными и позитивными. Он думает, что долгая, а порой и личная, беседа, которую они только что провели, определенно была лучше, чем их жалкая попытка пообедать в том японском ресторане некоторое время назад. Подглядывая на боковой профиль Кёнсу, Чонин чувствует, что они сделали значительный шаг к сближению. Он краснеет и притворяется, что его отвлекает что-то еще, как только другой поворачивается и ловит его взгляд. ~ — Приятно снова видеть вас двоих после долгого времени, — Чунмён обнимает Кёнсу, прежде чем похлопать Чонина по плечу. — Смотрел клип с вашим выступлением в Пусане, и должен сказать, что Кёнсу и Тэмин хорошо поработали над тобой, — хвалит он. Чонин застенчиво опускает голову и следует за Кёнсу, который пытается найти их места. Когда они пробираются по катку к секции, удобной для инвалидных колясок, в толпе раздаются тихие перешептывания, и Чонин даже видит пару телефонов, поднятых, чтобы сфотографировать их. Он не знает, что делать, когда две девочки-подростки бросаются к нему с широкими улыбками и с энтузиазмом просят у него фотографию. Он думает уклониться от Кёнсу, чтобы выйти, но этот план проваливается, когда другой поднимает руку, чтобы махнуть кому-то. — Исин? Что ты здесь делаешь? Прежде чем он собирается пойти за Кёнсу, который уже на несколько шагов вперед, две девушки встают перед ним. У одной из них уже поднят телефон, поэтому Чонину приходится сделать фото. Кто такой Исин? Он не может не смотреть на красивого мужчину, говорящего с Кёнсу впереди. Они выглядят довольно близкими людьми, думает он, наблюдая, как Исин наклоняется, чтобы крепко обнять Кёнсу. Слишком близко, на самом-то деле. Он даже не замечает хмурого взгляда, подсознательно появляющегося на его лице, когда решает отвести взгляд от пары через секунду, чтобы подавить горечь, которая всплыла внутри. — Кто это, хён? — спрашивает он Чунмёна в тот момент, когда две девушки уходят, и тон, который он использует, должно быть, сильно позабавил другого, потому что он поднял бровь в намеке на ухмылку. — Почему ты спрашиваешь? — Н-нет, ничего особенного… просто любопытно, потому что они кажутся довольно б-близкими, — Чонин краснеет и проклинает себя за заикание в ответе. — Они хорошо выглядят вместе, не так ли? Чонин не улавливает дразнящий тон в голосе Чунмёна. Вместе? В смысле, как… Лицо Чонина тускнеет. Он не знал, что Кёнсу встречается с кем-то. Все эти месяцы, проведенные рядом с ним, тренируясь изо дня в день, он не заметил, как тот ходил на свидания. Он также думал, что Кёнсу не был эмоционально готов, учитывая, что случилось с Чанёлем. — Да, они оба очень красивые, — коротко отвечает он. — Это Исин, ​​его доктор. Они знают друг друга целую вечность. Давай, иди скажи «привет». Мне нужно присоединиться к Бэкхёну на его разминке. — Чунмён хлопает его по плечу и подталкивает парня вперед, с удивленным выражением лица. Чонин до сих пор не может понять смысл этого. Ему всегда нравилось, как Кёнсу улыбается, но ничего из этого он не одобряет, когда видит, как старший сияет перед Исином и даже игриво толкает его в бок. — Вы оба здесь! — Кёнсу жестом зовёт Чонина выйти вперед, когда видит его. — Это Чонин, Исин. — Ах! Протеже! — Исин протягивает руку и приветствует его улыбкой. — Рад наконец встретиться с тобой, Чонин. Я так много слышал о тебе от Кёнсу. Чонин подозрительно переводит взгляд с одного на другого, когда Кёнсу ловко щипает Исина и заставляет последнего вскрикнуть. Что, черт возьми, это было? — Надеюсь, только хорошие вещи? — Конечно, — улыбка Исина искажается. — Ух ты, у тебя действительно сильная хватка. Они прерывают рукопожатие, и Чонин находит радость в том, как другой массирует свое запястье. Это должно проучить его! На этот раз Кёнсу смотрит на них подозрительно. — У нас еще есть около часа до того, как Бэкхён выйдет на лед, — говорит Чунмён, следуя за ними на их места. — Он идет вторым с конца. — Как его состояние сегодня? — спрашивает Кёнсу. — Хорошо. Сейчас он чувствует себя довольно уверенно. К всеобщему удовольствию (и растерянности Кёнсу), Чонин практически прыгает вперед, чтобы занять место рядом с зоной инвалидной коляски, как только они находят свои места. Ха! Он надменно смотрит на Исина. Угадай, кто только что потерял шанс сесть рядом с Кёнсу. — Что, черт возьми, ты делаешь? — Кёнсу прищуривается. — Н-Ничего… Я просто с нетерпением ждал, когда смогу отдохнуть в ногах? — пытается он. Кёнсу с сомнением смотрит на младшего, пока Чунмён и Исин скрывают свои улыбки. Оставшись немного поболтать с ними, тренер в конечном итоге извиняется, чтобы присоединиться к Бэкхёну для разминки. — Ты идешь, Исин? -Да. — То вскакивает на ноги, снимает свое пальто и кладет его на свое место. — Бэк писал мне без перерыва. Я вернусь до первого выступления, — говорит он Кёнсу и одаривает Чонина легкой улыбкой, прежде чем уйти с Чунмёном. Как только их друзья исчезают в толпе, Кёнсу поворачивается к Чонину. — Почему ты ведешь себя так странно? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сглатывает младший. Кёнсу издевательски вскидывает руки над головой. — Отлично! Можешь быть таким всю поездку. Мне все равно. Чонин чувствует себя немного плохо из-за того, что расстроил старшего, но это гораздо лучше, чем признать, что раньше он чувствовал себя зеленоглазым монстром. — Он здесь. — Именно Кёнсу первым видит Бэкхёна среди моря фигуристов и тренерского штаба и указывает на него Чонину. — Под наблюдением камер. — Сверху оживает система громкой связи, и женщина с большим энтузиазмом объявляет о начале разминки на льду. — Я хочу, чтобы ты обратил внимание даже на его разминку. Чонин мычит. — Знаешь… в последний раз, когда я смотрел соревнования по фигурному катанию, я не мог оторвать глаз от тебя, — произносит он. На щеках Кёнсу появляется подозрительный оттенок розового. Чонин моргает. Подождите. Он воспроизводит свои слова в голове. Это имеет двойной смысл. — Я хотел сказать, что уделял тебе внимание все время, пока ты катался, — быстро поправляет он. — О… — Кёнсу издает тихий звук после мучительно неловкой паузы. — И тут я подумал, что ты восхищаешься моим катанием и называешь меня завораживающим или что-то в этом роде. — Он усмехается, чтобы рассеять тишину. Но ты был завораживающим! Чонин хочет признаться. Он ловит себя сразу же, когда слова пробиваются к кончику его языка. Кроме того, внезапное рвота Кёнсу полностью выбивает его из колеи. — Что?! Что случилось? — Чонин поглаживает другого по спине в беспокойстве. — Я сказал им убить чрезмерный КПК, уфф… Чонин оглядывается в поиске причины такой реакции Кёнсу, и его тоже начинает тошнить, когда он видит Бэкхёна, обвившего ногами талию Исина, их губы слились, и казалось, что они боролись языками за господство. — Бэкхён всегда говорит, что это его ритуал удачи перед катанием на коньках, но я называю это ерундой. — Подожди, они вместе?! — Чонин почти визжит. — Да, невероятно, правда? — Кёнсу усмехается. — Исин слишком милый. — Я рад. — Чонин оседает на своем месте. — Подожди, почему ты рад? Чонин сразу же стирает улыбку с лица. — Хм… просто рад за них, — говорит он в конце концов. — Разве ты не рад за своего лучшего друга? Другой покупается на это и отводит глаза. Уф. Он снова может дышать спокойно. Они смотрят остальную часть разминки в тишине. Чонин на самом деле заставляет себя сосредоточиться. Они приехали на Хоккайдо по какой-то причине, и он не хочет упускать этот шанс. — У него такая красивая форма на тройном акселе. — Да, — кивает Кёнсу. — Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь сделать это так же блестяще. — Чонин, посмотри на меня. — Младший обнаруживает, что делает то, что сказал твердым голосом Кёнсу. — Ты сможешь, Чонин. Я верю в тебя. Я хочу, чтобы ты тоже верил в себя. Хочу, чтобы ты посмотрел на Бэкхёна как на цель. — Глаза Чонина переместились на конькобежца на льду. — Однажды ты будешь кататься на одном льду с ним. Верь в себя. Но я хотел бы кататься на льду именно с тобой в один прекрасный день, хочет сказать Чонин. Вместо этого он улыбается Кёнсу и шепчет: «Хорошо». «Хорошо», — повторяет старший после короткой паузы, просто изучая лицо Чонина, который дарит ему тёплую улыбку. ~ — Почему ты следишь за мной? — вздыхает Кёнсу. — Я сказал тебе, что могу сам вернуться в отель. — Я не слежу за тобой, — отрицает Чонин и сует руки в карманы пальто. Ночью здесь так холодно, и он думает, что без перчаток может обморозить руки. По крайней мере, Кёнсу выглядит тепло и уютно, одетый в кучу слоев одежды. Чонин завидует. Другой еще выглядит и как пухлый зефир (он же милый). Чонин совсем не в порядке. Возможно, ему следовало принять предложение Бэкхёна выпить во втором раунде, чтобы отпраздновать его лидерство в короткой программы. Бесплатные выходные запланированы на субботу и воскресенье, поэтому Чунмён решил немного дать отдых фигуристу. Чонин останавливается, когда Кёнсу снова притормаживает и оборачивается, чтобы посмотреть на него. — Ты определенно следишь за мной!  — Мы остановились в одном отеле! — кричит он в ответ. — Тогда почему ты не идешь впереди меня? У тебя длинные ноги… ты должен быть далеко впереди. Ты мне не нужен, чтобы привести меня обратно, Чонин. Ладно, может, он действительно хотел отвести Кёнсу обратно в отель. Но младший чертовски уверен, что не собирается этого признавать. Серьезно, слишком холодно для всех этих детских аргументов. Чонин вздыхает, пересекает расстояние, отделяющее его и Кёнсу, и берет контроль над ручками коляски, как ни странно, без звука протеста со стороны другого. Он видит, что руки Кёнсу были красными от того, как долго он держался за металлические колёса, подвергаясь воздействию холода. Поэтому он полагает, что причина в этом. Однажды Чонин спросил старшего, почему он не ездит на моторизованной инвалидной коляске, ведь это сэкономит ему столько энергии и усилий. Он не поднимает эту тему снова после того, как Кёнсу дал ему свой ответ. — Это потому, что я все еще хочу чувствовать себя, Чонин. Утомляет все время полагаться на свои руки, но боль напоминает мне, что некоторые части старого меня остаются. Я не собираюсь полностью зависеть от своей инвалидной коляски. Я все еще могу быть собой. — Хорошо. Я следил за тобой, потому что не знаю, как вернуться, хорошо? — он блефует. — О, ну, почему ты тогда просто не сказал? — Кёнсу закатывает глаза и указывает на здание вдали. — Это там. Чонин хмыкает в знак признательности и начинает идти. Примерно на полпути он останавливается и смотрит на знакомое обозначение. — Что случилось? — Кёнсу оглядывается. — Почему мы остановились? — Этот знак. — Глаза Чонина расширяются, когда он замечает знакомую бревно и гравийную дорожку. — Это бревно и этот путь! — Он делает шаг в сторону от Кёнсу в их направлении. — Я помню это место, — говорит он, оборачиваясь и уставившись на другого. — Это место у озера, которое использовала твоя мама? — тихо спрашивает Кёнсу.  — Да… — Чонин тяжело сглатывает, глаза следуют за едва освещенной дорожкой, которая, как он знает, приведет прямо к краю воды. — Ты должен пойти посмотреть. Я могу подождать здесь. — Ты знаешь… Почему бы тебе не пойти со мной? — Предлагает Чонин. Он думает, что было бы неплохо, если Кёнсу сопроводит его. — Не будь глупым, Чонин. Я не могу ехать по гравию. — Тогда я понесу тебя. — Младший улыбается и подходит к Кёнсу, настойчиво сгребая того в свои объятия, несмотря на все протесты и колебания. — Теперь перестань дергаться, пока я не бросил тебя в озеро. — Смертельная хватка на его шее сразу же усилилась. — Я убью тебя, если ты это сделаешь, клянусь богом, я… как же холодно. Чонин переступает через бревно и поднимает Кёнсу выше в своих руках, прежде чем продолжить путь. — Ты довольно тяжелый, — комментирует он. — На мне четыре слоя одежды! — огрызается Кёнсу. В конце концов, они добираются до набережной, которую Чонин узнает, и ему нужно время, чтобы собрать все прошлые воспоминания назад. — Раньше она танцевала для меня на тротуаре. — Он высовывает подбородок, чтобы указать точное место. — И я всегда пытался ей подражать, — смеется Чонин. — Ну, почему ты не танцуешь сейчас? Я уверен, что она знает, что ты здесь… Я думаю, что она смотрит на тебя с самой широкой улыбкой на лице. Кёнсу внезапно вскрикивает, когда вместо того, чтобы положить его, Чонин разворачивается вместе с ним в подобии пируэта. Старший несколько раз бьет парня по груди, прося, чтобы тот его посадил. — Мы упадем, если ты не опустишь меня, Чонин! Остановись… Но Чонин продолжает дурачиться, без сомнения, еще сильнее смеясь над ворчливым выражением лица Кёнсу. Слава богу, нет никого вокруг, чтобы засвидетельствовать все это. Прошло всего несколько секунд, прежде чем они оба почувствовали головокружение, и вес Кёнсу в его руках обрушил их на гравий. — Ох, черт! — ругаются оба — Чонин! Что я тебе сказал… — Кёнсу стонет и принимает сидячее положение. Его куртка вся испорчена. На лице может быть даже синяк, или порез на подбородке. Тем не менее, собственное благополучие — наименьшее из беспокойств Кёнсу. — Ты повредил лодыжку? Клянусь богом, если ты что-нибудь сломал, я сломаю тебе шею! До Регионалов всего пара месяцев… Точно так же Чонин сразу зависает над другим, с тревогой кусая нижнюю губу. — Я в порядке, но с тобой все нормально? Мне очень жаль! — Он пытается погладить Кёнсу и осмотреть его на предмет травм, но его руки разбиты, и вместо этого он получает сильный удар по плечу. Возможно, младший наслаждается тем, что Кёнсу слишком много суетится над ним. Когда последний убедился, что Чонин не причинил себе вреда во время падения, они медленно возвращаются туда, где покинули инвалидное кресло Кёнсу. Чонин немного грустит, его время с воспоминаниями о матери оборвалось, но он чувствует себя более уверенно, зная, что ему еще осталось пару дней в городе. Завтра он может снова спуститься к озеру на рассвете. Гораздо позже, когда он помогает Кёнсу лечь в постель, а тот прикладывает пакет со льдом к своей ушибленной челюсти, Чонин замечает пропажу. На самом деле, он не заметил бы этого, если бы не засмотрелся на обнаженную грудь Кёнсу через рубашку. — Твоё ожерелье не на месте? — Что ты имеешь в виду? — бормочет Кёнсу. — Это верно, оно… ох. Вместо привычного холодного металла обручальных колец его пальцы соприкасаются с теплой кожей. — Я не знаю, где оно, — в конце концов, признается старший мягким голосом, глядя на Чонина с гораздо более спокойным выражением лица, чем ожидал последний. Что немного странно само по себе. Кёнсу также немного удивлен своей слабой реакцией. Год назад он уже погрузился бы в полномасштабный режим паники. — Как думаешь, оно порвалось, когда мы упали? Или, может быть, оно снова в ресторане… Я могу пойти проверить прямо сейчас! — Чонин помнит о значении ожерелья для Кёнсу; последний носит его все время, что они знакомы. Возможно, это объясняет, почему он испытывает беспокойство при мысли о том, что его сейчас не хватает — он думает, что Кёнсу не может без него обойтись, и он думает, что частично ответственен за это. Чонин чувствует себя виноватым. Сильная рука сжимает его запястье в тот момент, когда он решает отправиться в путь. — Не будь глупым, Чонин. Уже поздно. — Глаза младшего встречаются с пустыми взглядом Кёнсу; нечитабельные, так как они абсолютно черные. — Но твое ожерелье… — Все в порядке, — говорит старший. — Это не твоя вина. Я мог потерять его где-нибудь в течение дня. Не особо обращал на это внимание сегодня. На самом деле, прошло уже некоторое время с тех пор, как он чувствовал кольцо Чанёля на шее, отмечает Кёнсу. Он задается вопросом, почему. — Тебе не нужно выходить на улицу. Может быть, это знак… может, он говорит мне, что пора мне отпустить. Даже с этим заверением Кёнсу может прочитать именно то, о чём думает Чонин. Лицо парня могло бы быть раскрытой книгой с тем, насколько оно выразительно. Поэтому он прибегает к использованию своего тренерского авторитета. — Я запрещаю тебе выходить сейчас, — подчеркивает Кёнсу. — Отдохни, и я увижу тебя в лобби отеля на завтраке в 6 утра. Утренняя пробежка в 7:30. Не опаздывай. Понял? Чонин поднимает голову, когда другой сильно сжимает его руку, и проходит около минуты, прежде чем он слегка кивает головой. Кёнсу не знает, почему он не может спать хорошо этой ночью. ~ Он в ярости. Кёнсу вкатывается в лифт и абсолютно убивает кнопку 14-го этажа с той скоростью, которой нажимает на нее. Он не может поверить, что Чонин пропустил завтрак! — Какая наглость, — рычит Кёнсу, — он же не может спать в такое время, верно? Я сказал 6 утра! Сейчас уже почти семь! — Он быстро замолкает, когда лифт останавливается на другом этаже, чтобы забрать другого гостя. Кем он себя считает?! Я покажу ему его место! Продолжает внутренне проклинать Чонина старший. Когда Кёнсу, наконец, оказывается перед комнатой Чонина, а также пустым коридором (он проверил, дважды!), то бессовестно стучит в дверь кулаком. — Проснись, Ким Чонин! Тебе лучше впустить меня прямо сейчас! Ты, сукин сын… тебе нужно объясниться. Проходит пара минут, прежде чем он слышит автоматический звуковой сигнал отпирания двери. — Наконец-то! — врывается Кёнсу. — Поднимай свою задницу, Ким Чонин! Я предупреждал тебя не опаздывать. Ты знаешь, который сейчас час?! — Он тянется вперед, чтобы беспощадно ткнуть кокон на кровати, игнорируя все приглушенные скулящие протесты, которые он получает взамен. — Назови мне одну вескую причину, почему я не должен наказать тебя на тренировках позже… Кёнсу делает паузу, когда из-под одеяла выскакивает грязная лохматая прическа, и его встречают сонные, опухшие глаза. Или, может быть, Чонин просто щурится из-за утреннего солнца. В конце концов, с его балкона можно увидеть восход. — Боже, ты такой громкий… Кёнсу сдерживает задыхающийся вздох и «прости, что?» — Извини, что проспал. Вчера я лег поздно вечером. — Чонин с трудом вырывается из своего кокона и садится на край кровати, лицом к Кёнсу. В его голосе тоже что-то не так — он не просто спит… он звучит так, словно заболел гриппом. Кёнсу получает подтверждение этому, когда Чонин чихает ему в лицо. Фууу… тренер отчаянно обмахивается. По крайней мере, у другого хватило приличия выглядеть извиняющимся, когда он понимает, что сделал. — Ты заболел? Почему ты поздно лег? Я думал, что сказал тебе отдохнуть? — Ты действительно властный родитель, не так ли? — Чонин вскакивает на ноги. — Я опоздал, потому что искал это, — произносит он. Прежде, чем Кёнсу успевает взять маленькую коробочку, Чонин уже бросается в ванную и захлопывает за собой дверь. Что это? Кёнсу смотрит на руки, прежде чем открыть коробку, и то, что он находит там, ошеломляет. Кольца. Обручальные кольца Чанёля — те, которые, как он думал, он потерял прошлой ночью. Кёнсу не может поверить, что Чонин действительно снова вышел, чтобы найти его ожерелье, поздно ночью и в суровую зимнюю стужу, несмотря на неоднократные предупреждения не делать этого. Не потому ли младший проспал? Как много времени он провел в поисках? Кёнсу изящно берет кольца и прижимает их к груди. Почему? Почему ты сделал это для меня? Он смотрит в сторону ванной комнаты. Кёнсу вполне мог бы напрямую задать этот вопрос Чониру, но, судя по тому, сколько времени прошло с ухода младшего, он понимает, что тот, скорее всего, скрывается от него. Опять же, почему? По какой причине Чонин решил избегать его? Кёнсу знает, что у него много мыслей. В конце концов, он решает уйти, потому что иначе Чонин не выйдет, пока на горизонте не будет чисто. На этот раз он снова удивляет себя, когда вместо того, чтобы надеть свое ожерелье обратно, он возвращает его в коробку и убирает в свое пальто. Кёнсу не знает точно, почему это делает. Он просто знает — нужно двигаться дальше. ~ Май 2017 ЗВЕЗДЫ, НА КОТОРЫХ ОБРАЩЕНЫ ВЗГЛЯДЫ НА НАЦИОНАЛЬНОМ ЧЕМПИОНАТЕ ПО ФИГУРНОМУ КАТАНИЮ Как всегда, начало нового сезона, как ожидается, вернет старых фаворитов и принесёт нам новые лица. После принудительного ухода на пенсию нашего национального героя До Кёнсу более года назад мы с нетерпением ждем нового фигуриста, который присоединится к Бён Бэкхёну, серебряному призеру чемпионата мира, и Ча Джухён, бывшему бронзовому призеру Олимпийских игр, в качестве представителей мужской команды Республики Корея. Кто победит сегодня на национальном чемпионате по фигурному катанию? Опрос фанатов, проведенный популярным новостным изданием Sports Chosun, показывает, что между Ким Чонином (21 год) и Ким Ёнвоном (18 лет) будет борьба. В марте оба фигуриста показали невероятные выступления на Регионале. Тем не менее, Ким Ёнвон имеет гораздо больший опыт участия в соревнованиях, несмотря на свой юный возраст. Сможет ли он получить первое место? [.JPG] [.JPG]

отправьте ответ: [+898] [- 401] Оригинальный пост: здесь

[+692] [-414] Вы шутите? У Чонина имеется До Кёнсу в качестве тренера… Сценарий в основном уже прописан! Он восполнит пробел, оставленный Кёнсу в сборной. Мои деньги определенно на него претендуют… [+390] [-766] Ты смеешься?! ЁНВОН-ОППА катается на коньках с 7-ми лет. Он заслуживает этого места больше, чем этот идиот. Не уверена, что за глупая удача у Ким Чонина… возможно, Кёнсу все еще не в порядке после несчастного случая, если он согласился тренировать этого парня, хаха. [+15] [-1] Сестренка, это не так… [+661] [-102] Заткнись. Как ты смеешь говорить о Кёнсу-оппе вот так? Ты знаешь, через что он прошел? Просто не надо. Я слышал, что у Ким Ёнвон действительно плохая репутация. Тогда это должно быть правдой… его фанаты такие же отвратительные. Сделай одолжение и отвали! [+239] [-99] Я не мог поверить, что Чонин-щи начал заниматься фигурным катанием в прошлом году из-за его выступления в Regionals. Повсюду он выглядел очень спокойно, почти как опытный фигурист. До тех пор, пока он не позволяет давить на себя… Я думаю, он будет хорош позже. Ничего не имею против Ёновона-щи. Я просто здесь, чтобы посмотреть хорошее катание на коньках [+198] [-11] Все эти драмы о мужской команде в комментариях… Я единственный, кто здесь для Ким Юны? Лол ~ — Ты в порядке? Я не помню, чтобы ты когда-нибудь нервничал, кроме того времени, когда тебе приходилось кататься после дедули, — посмеивается Кёнсу, чтобы поднять настроение. По крайней мере, кто-то считает, что пора шутить. Ха. Ха. Чонин смотрит на своего тренера. Ему кажется, что он собирается выблевать свой ужин. — Давай, будь уверенным Чонином в Regionals. Ты так хорошо справился в прошлый раз… ты всех нас удивил! — О, не напоминай мне. Я сказал тебе, что был в бреду от всех лекарств от гриппа… Я почти не помню, как прошел программу. Кёнсу фыркает и протягивает руку, чтобы поправить воротник Чонина, прежде чем отвлечь его от съемочной группы, задерживающейся на краю зоны разминки. Он знает, что фигурист, вероятно, оценил бы время для себя сейчас. — Хорошо, давай будем серьезны сейчас. Чонин делает глубокий вдох и медленно выдыхает, глядя в глаза Кёнсу и позволяя голосу старшего успокоить его. — У тебя все получится, Чонин. Ты очень усердно тренировался, чтобы добраться туда, где ты находишься сегодня. Тэмин сделал для тебя блестящую хореографию, — Кёнсу улыбается. — Верь в свои способности, верь в себя и доверься мне. Это последнее место твое. Это напоминание о том, насколько важно его выступление здесь, на Национальных соревнованиях, — он все еще нервничает, но теперь в его жилах еще больше адреналина и решимости. Потому что он знает, что поставлено на карту. Каждый фигурист, который выйдет сегодня на лед, знает. Осталось одно последнее место в сборной, и Чонин надеется, что у него будет достаточно сил заполучить его. Теплая рука, прижимающаяся к его собственной, вызывает улыбку на лице, а нежное поглаживание от Кёнсу, почти заставляет его покраснеть. Этот жест ласковый, но ещё и граничит с неподходящим для тех, кто утверждает, что они просто тренер и ученик. На самом деле, они больше не уверены в этих ярлыках. Нельзя отрицать, что что-то изменилось прошлой зимой на Хоккайдо. То, что Чонин потратил время, чтобы найти потерянное ожерелье Кёнсу, на самом деле рассказывало о чувствах, которые он испытывал к последнему, и Кёнсу полностью осознает это. Он признает это внутри, но просто не знает, как с этим справиться. Чонин также не говорит об этом, так что именно так они превратили недосказанность в то, чем она является сегодня. — Спасибо, — искренне говорит Чонин, сжимая руки Кёнсу и поглаживая их большим пальцем. Он чувствует себя намного лучше. Громкие выкрики имени Кёнсу разлучают их, и Чонин хмурится, когда видит, что Ёнвон и его тренер приближаются к ним. Бёмсу был фигуристом с плохой репутацией в отставке, и в улыбке Ёнвона и в выражении его взгляда всегда было что-то, когда он фальшиво здоровался. Чонин не считает, что другой фигурист может называться его соперником. — Так приятно видеть тебя! Это правда? Ты вернулся и тренируешь Чонина, из всех фигуристов, которых ты мог бы выбрать? — Бёмсу приветствует Кёнсу с объятиями, но все в окрестностях могут почувствовать вражду между ними. Чонин задается вопросом, была ли у них плохая история. Из всех фигуристов, которых ты мог бы выбрать? Он хочет закатить глаза. Они играют с тобой в интеллектуальные игры, говорит себе Чонин. Не поддавайся на это. — Не могу сказать, что чувствую то же самое, — кратко говорит Кёнсу, немного отступая, чтобы освободить место между ними. — Удачи тебе и твоему фигуристу позже. Давайте кататься на коньках чисто и справедливо на этот раз, хорошо? Скрытый смысл не потерян для всех из них, и Чонин может сказать по тому, как ожесточается лицо Бёмсу, что он готовится отомстить за это. К счастью, внезапное появление съемочной группы отбрасывает его, и вместо этого он разражается громким смехом и хлопает Кёнсу по плечу. Бёмсу явно устраивает шоу, и Чонин хочет сам посмеяться, потому что, очевидно, Кёнсу плевать на медиа; он даже не пытается скрыть свою угрюмость. — Давай, Чонин. Уже почти пора. Вскоре после этого к ним приходит сотрудник сообщить, что они находятся в режиме ожидания, и Кёнсу возвращается к краю льда. Чонин сегодня катается на втором месте из десяти, и ему очень нравится этот порядок — он предпочитает быстро покончить с этим, а не позволить нервам накаляться в ожидании, пока другие фигуристы закончат. По пути они замечают Тэмина. — Тэмин! Хватит флиртовать и иди сюда, — кричит Кёнсу. Они не видели танцора с тех пор, как они прибыли в зал. Тэмин крикнул что-то вроде: «Ву! сочные бедра» и исчез. Они не могли пойти за ним или ставить под сомнение его приоритеты. — Я вернулся! Скучали по мне? — спрашивает Тэмин. — Хорошо выглядишь, Чонин, — он тихо свистнул, схватив Чонина за руку, чтобы прокрутить его, как модель. Фигурист одет в темно-черный кружевной топ и обтягивающие брюки, которые подчеркивают все, что он предпочитает не акцентировать; серебряные драгоценности в форме слез, оцепляющие его талию. — Так сексуально. — Тэмин подмигивает. Чонин чувствует, что сейчас сгорит от смущения. Его лицо пылает, и он не может не вдавить голову в свои плечи, — его личность слишком застенчива, чтобы принять комплимент такого рода. — Перестань дразнить его. — К счастью, вмешался Кёнсу, чтобы спасти его. — Но он прав, Чонин… ты выглядишь очень сексуально. Или нет. - Чонин краснеет еще больше из-за слов Кёнсу. Боже ты мой!!! Он хочет взмахнуть рукой и сбросить себя с вершины горы. — Выпрямись. — Чонин получает сильный удар по спине, который заставляет его тело трястись. — Улыбнись. Нет, стой, пускай это будет лучше ухмылка. Вот, отлично… Чонин думает, что его ухмылка выглядит жесткой и неловкой. — Соблазни аудиторию своим очарованием, Чонин. — Тэмин выбрасывает руки. — Ощущение, будто MOVE была создана для того, чтобы ты выставлял напоказ эти бедра и задницу, — он обязательно делает акцент на последнем слове. Руки фигуриста сразу же закрывают задницу. Она же не выглядят такой большой в этих леггинсах, верно? Он вполне осознает, как он выглядит. — Но я не знаю, как кого-нибудь соблазнить, — скулит он, едва слышно, потому что не хочет привлекать к себе больше внимания. Тэмин уже хорошо справился с этим — отвлекал всех, кто находился поблизости, от первого фигуриста, который только что вышел на каток. — Просто будь собой, — заверяет Тэмин. — Ты здесь — большая миска свиных котлет, чтобы покорить всех зрителей и разбить их сердца. Продай историю, Чонин. Они даже не знают, откуда взялось это странное сравнение. Вероятно, из какого-то японского аниме, которым танцор всегда одержим. — Не думай слишком много, Чонин. Просто делай то, что делал в Регионалах, — говорит ему Кёнсу, и это последнее, что он слышит, прежде чем громкая музыка наполняет зал, а фанаты подбадривают стадион. ~ — Я здесь большая миска свиных котлет, чтобы покорить всех зрителей и разбить их сердца. Я здесь большая миска свиных котлет, чтобы покорить всех зрителей и разбить их сердца, — Чонин повторяет заклинание Тэмина снова и снова перед тем, как остановиться в центре льда. Блять, Тэмин. Он знает, что, возможно, есть лучшие и более подходящие мотивационные цитаты, но он слишком нервничает, чтобы вспомнить их. У него есть три секунды, прежде чем начнут играть знакомые мелодии MOVE, и он использует это время, чтобы последний раз взглянуть на Кёнсу. Тренер припаркован у ворот на льду и уже смотрит прямо на него, стройные плечи едва различимы за стенами из-за его роста. Чонин мог бы засмеяться, но он контролирует себя. Кем я был? Он думает. О, верно. Большая миска свиных котлет. Чонин почти идеально исполняет свою первую четверную петлю под музыку. Небольшое колебание при приземлении не сильно влияет на остальную часть его катания, вместо этого он черпает энергию толпы и продолжает, уверенность растет скачкообразно, когда толпа аплодирует во время исполнения сложной хореографии и вращений. Появляется искушение посмотреть на Кёнсу и Тэмина, когда он проезжает мимо них на повороте; найти в них уверенность в том, что он все делает правильно. Но Чонин никогда не поддается этому. Он делал эту процедуру много раз на тренировках и на небольших соревнованиях, и знает, что они там — наблюдают. Им лучше бы улыбаться, думает парень, потому что он чувствует себя живым больше, чем когда-либо; он чувствует себя непобедимым. Два других лица, которые всплывают у него в голове, когда Чонин готовится к финальному прыжку, — его родители. Чонин знает, что его мать гордилась бы им сегодня, не зависимо от того, наберет ли он баллы или получит ли когда-нибудь квалификацию, потому что даже получить возможность выступать здесь — нелегко. Он уже достиг того, чего не смогли другие. Как бы я хотел, чтобы отец мог видеть меня сейчас, — думает Чонин, приземляясь после четверного лутца и вытягивая руки в воздух в знак уважения к своей матери на небесах, после чего начинает готовиться к тулупу. Он прошел долгий путь, чтобы доказать старшему — его мечты достижимы. Коллективный рев толпы, который приходит, когда он останавливается, и цветы, брошенные на его пути, вызывают ликование. Но когда Чонин, уходя со льда, замечает гордую улыбку Кёнсу, он начинает плакать. Его не волнует, много ли здесь камер, документирующих этот момент (хорошо, возможно, его будущее «я» будет ненавидеть его за то, что он не сдерживал всхлипывающие рыдания и, казалось бы, преувеличенно глубокие вдохи). Кёнсу тихо вздрагивает, когда Чонин практически выпрыгивает вперед, чтобы обнять того у двери. Неудивительно, что тренер не упускает возможности посмеяться над его безобразным плачем. — У тебя на подбородке сопли, — Кёнсу хлопает младшего по спине, прежде чем насильно оттолкнуть того назад, чтобы они не могли сейчас дойти до поцелуя и слёз. На диване рядом почти десять снимающих камер. Просто отлично подходит для его публичного имиджа, думает он. Чонин садится на подлокотник дивана, чтобы Кёнсу уселся прямо рядом с ним в инвалидной коляске, а Тэмин пододвинулся к нему с другой стороны. — Что я тебе говорил… — Кёнсу замолкает. — Что у меня получится? — Чонин отводит взгляд от электронного табло, чтобы улыбнуться. — Да, ты молодец. И результаты, которые они видят, подтверждают это, вызывая очередной приступ ужасного плача. — Хорошо, достаточно. Вытри лицо. Никто не заслуживает того, чтобы выглядеть вот так. — Чонин кричит, когда полотенце, которое бросает на него Тэмин, ударяет ему по носу. — У нас все еще есть свободное катание через два дня. Мы можем отпраздновать после этого. ~ — Я так рад, что ты здесь, Чонин, — Бэкхён приветствует его с широкой улыбкой и тянет к себе, чтобы быстро обнять. — Эта четверная-тройная комбинация, которую ты выполнил к концу своего выступления в понедельник… Смело. У тебя должна быть довольно хорошая выносливость, чтобы продержаться так долго, а? — Скажи мне, Бэкхён, твой парень позволяет тебе делать такие непристойные и сексуальные намеки любому симпатичному парню, которого ты видишь? — стонет Кёнсу. Фигурист хихикает, прежде чем ударить своего лучшего друга по плечу. — Блять, пожалуйста. Исин ценит милых парней больше меня. Иногда я так завидую. Позвольте мне рассказать вам о том времени, когда я увидел… — Вот почему ты при каждой возможности засовываешь язык ему в горло? — Именно так! Нельзя, чтобы он смотрел на других, если вы понимаете, о чем я. — Ты же знаешь, что он уже сражен, Бэк? Чонин едва слышит, как Чунмён присоединяется к разговору Кёнсу и Бэкхёна; их голоса нахлынули на него и теперь рассеиваются над ним, потому что разум продолжает возвращаться к тому, что Кёнсу сказал ранее. — Ты думаешь, что я милый? — перебивает он, по щекам быстро расползается румянец. Это заставляет его замолчать. — Что? — Кёнсу поворачивается к нему. — Ты сказал, милый парень… — Чонин застенчиво указывает на себя, прежде чем быстро спрятать руки за спину. — Я никогда этого не делал. — Отказ приходит быстро и яростно, но тренер посылает недоверчивый взгляд, когда они оба кричат ​​в ответ, — ты это сделал! — Я… ты… — бормочет Кёнсу, прежде чем нахмуриться, обращаясь к Чонину. — Иди согрейся. Кыш! Где твои коньки? — Он указывает, положив руку на бедро. — Я оставил их в зоне ожидания, — легкомысленно отвечает Чонин, прежде чем уйти. — Я пойду за ними. — У тебя, кажется, проблемы с этим, — говорит Чунмён Кёнсу, когда фигурист исчезает из виду. — Не могу его винить, — вмешивается Бэкхён. — у этого мальчика такая хорошая задница. — Что… ты Тэмин версии 2.0? — Хм… что за вопрос? Этот красивый мужчина мечтает быть похожим на меня, — усмехается Бэкхён. — Не бери в голову! — Кёнсу быстро отклоняет тему. — Тебе не нужно согреться тоже? Кыш! — Я катаюсь последним, поэтому у меня еще есть время. — Его лучший друг пожимает плечами. — Но я думаю, мы оставим тебя наедине с твоим милым мальчиком. — Он обменивается дерзким взглядом с Чунмёном, который кивает в знак подтверждения, прежде чем помахать на прощание. И вот как Чонин находит Кёнсу, когда возвращается пару минут спустя, по-прежнему с красным лицом. Тренер заметно пугается, когда тот стучит ему по плечу. — Чего ты так долго? — Кёнсу смотрит на лед, избегая зрительного контакта. Зал постепенно заполняется, и в секции, ближайшей к фигуристам, толпится все больше людей, пытающихся привлечь внимание своих любимых звезд. Чонин возвращает некоторые выкрики его имени вежливыми улыбками. — Прости, — бормочет он, прижимая коньки к груди. Младший видит, как глаза Кёнсу бросаются в сторону. — Я думал, что оставил свои вещи в зоне хранения, но вместо этого нашел их возле медиацентра. — Медиа-центр? — Да, должно быть, оставил их там после нашего собеседования. — Чонин опускает свои коньки и занимает место справа от Кёнсу. — Сейчас я начну растяжку. Тренер мычит, и теперь задумчиво смотрит на его лицо. Чонин может только вздохнуть и упасть на пол. Сфокусируйся, Чонин, говорит младший себе. В конце концов, он привык к случайным перепадам настроения Кёнсу. Есть более лучшие дни, чтобы погрузиться во все сложности, которые называются чувствами. Мышцы его левой лодыжки все еще чувствуют стеснение, и чувствуется небольшая боль. Чонин массирует ее. Он надеется, что это только временно, и что его разогрев сделает свое дело; он не может в такой момент провалиться. ~ — С тобой все в порядке? — Кёнсу на этот раз не скрывает своего беспокойства и осторожно кладет руку на поясницу Чонина, пока фигурист наклоняется, затягивая шнурки левого конька. — Твои приземления были немного неаккуратными, и во время тройки был небольшой шаг. — Да, я в порядке. Просто нужно больше напрячься. Младший выпрямляется, прежде чем ступить на лед. Он надеется, что ему удастся скрыть легкий волнение, которое появляется, когда он переносит вес на левую ногу. — Хорошо… — Кёнсу наклоняется вперед на своем месте, когда Чонин поворачивается к нему лицом. — Это оно. Это оно. Младший кивает. Над головой объявлено его имя и песня, под которую он будет выступать, и вскоре за ним следуют громкие возгласы зрителей. Он наклоняется ближе к Кёнсу, чтобы слышать его лучше. Последний бодрый разговор. — Тебе не нужно нервничать, Чонин. Ты много тренировался и хорошо подготовился к сегодняшнему дню. Ты знаешь все это вдоль и поперёк. Просто повеселись там. Ты должен гордиться собой, независимо от результата. Быстро и точно — он не ожидает ничего другого от Кёнсу. Чонин еще раз улыбается другому, прежде чем направиться к центру льда. На самом деле, он не в порядке. Это была ложь. Что-то явно не так с его коньками, особенно с левым, но он не может понять, в чем проблема. Даже после многократного затягивания шнурков он все еще не чувствует себя в нем комфортно. У него нет времени, чтобы подумать об этом, потому что начинается музыка. Ему просто придется смириться с этим. Как и ожидалось, быстрый темп и энергичные последовательности шагов Чонина с самого начала раскачивают толпу. Для него было честью попросить одного из друзей Тэмина, действительно известного композитора, написать для него эту оригинальную пьесу. Это равные части, темные и драматичные, в сочетании с дымчатым макияжем на глазах и красно-черным нарядом. Так набор ошеломит кого угодно. Чонин с трудом справляется со своим первым четверным лутцем. Но кривое прикосновение конька ко льду, когда он опускается после прыжка, помогает ему сразу определить проблему — его правое лезвие слегка ослаблено. Он должен был увидеть это во время разминки; несмотря на бесчисленное количество раз затягивая шнурков, его коньки продолжали сотрясать лодыжки. Вероятно, именно это усиливало боль в правой, о которой по праву следовало позаботиться при разминке. Это огромная проблема. Чонин озадачен, потому что он всегда заботился о своих коньках. Если это не саботаж, нет никаких других причин, по которым его совершенно прекрасная пара коньков была сломана. Ну, теперь он ничего не может с этим поделать. Он не может остановить свою программу на полпути и попросить повторить. Чонин стискивает зубы и собирает силы через остальные элементы — большинство его вращений довольно легки для лодыжки, и он даже довольно твердо приземляется после четверного сальхова, только потому, что делает небольшую регулировку положения своих ног для уменьшения удара, уже предвидя боль. Исправление неустойчивое, он это знает. Во всяком случае, это только усугубит боль в долгосрочной перспективе. Больше всего Чонина беспокоит оставшаяся комбинация прыжков в кульминации песни — тройной аксель, одиночная петля и тройной сальхов. Переход и выход происходит так быстро, что он не уверен, сможет ли справиться с этим так же хорошо, как на тренировках, с разбитым коньком и больной лодыжкой. Конечно же, он не восстанавливается после тройного акселя достаточно быстро, едва успевая исполнить одиночную петлю после того, как выскакивает из тройного сальхова на первом обороте, потому что не получает достаточную высоту под коньками. Это было ужасно, и, вероятно, выглядело так же. Зал стал тихим, за исключением нескольких утешительных хлопков после. Чонин знает, что он определенно будет плакать в конце этого выступления. Ему удается втиснуть незапланированную тройную петлю в конце. Чонин не уверен, как сильно это поможет его результатам, но, по крайней мере, он действительно делает все возможное. И, как и ожидалось, шум в зале, когда музыка выключается, приглушен, несмотря на громкие хлопки и возгласы, которые он до сих пор получает от публики. Он знает, что дал обещание гордиться собой, независимо от результатов, но трудно игнорировать сожаление, которое он испытывает. Чонин кланяется и быстро уходит. Кёнсу и Чунмён уже ведут жаркую дискуссию, когда он сходит со льда и приближается к ним. Когда они замечают его, Кёнсу сразу же просит его снять коньки и передать их Чунмёну. Он знает, понимает Чонин. Конечно, он заметил… и теперь он злится. Младший вешает голову, думая, что Кёнсу злится на него. — Пойдем, — коротко говорит Кёнсу, заставляя фигуриста следовать за ним, как щенка за своим хозяином с хвостом между лап после того, как он сделал что-то не так. — Мне… Жаль, хочет сказать он, когда другой перебивает его и указывает на камеры вокруг. — Не сейчас, Чонин. ~ — Ты идиот! — Кёнсу не прекращает свою тираду проклятий и ругательств; он не останавливается уже полчаса. Чонин просто вздыхает и прячет лицо в ладонях. — Почему ты не сказал мне, как только узнал, что что-то не так? Я убью Бёмсу. Здесь написано его имя! — Пожалуйста, не сердись на меня. Я и так чувствую себя плохо, — говорит он тихо. Это заставляет Кёнсу сразу замолчать. Обеспокоенный отсутствием ответа, Чонин отрывает голову от рук и вопросительно смотрит на другого. — Я не злюсь на тебя, — в конце концов говорит Кёнсу с нежным выражением лица, когда он поворачивается ближе к тому месту, где Чонин сидит на краю своей кровати. — Я злюсь на себя за то, что не заметил раньше. Если бы я обращал на тебя больше внимания, а не закрывал глаза, потому что был трусом, я бы заметил. Я бы помешал тебе выйти на лед или, по крайней мере, попросил бы отсрочить старт. Нет смысла разрушать твое будущее в спорте из-за этой упущенной возможности. Тренер берет его за руки и слегка сжимает. Чонин думает, что его сердце сейчас почти остановится. — И на Бёмсу я не злюсь, потому что было предсказуемо, что он может сделать это. Я попадался на эти трюки раньше. Я должен был знать, что что-то случилось, когда ты сказал, что нашел свои коньки в другом месте. — Кёнсу качает головой. — Не волнуйся. Чунмён уже передал твоё дело в Совет для расследования. Мы проверим догадки и соберем все доказательства, указывающие на саботаж. Они получат то, что заслуживают. — Карма уже ударила по ним, — Чонин пытается беззаботно посмеяться. — Ёнвон упал не один раз, а дважды во время своего выступления, — отмечает он. — Да, так что не беспокойся о квалификации. У меня хорошее предчувствие. — Кёнсу улыбается, но улыбка исчезает с его лица, когда Чонин смещает ногу, занимая лучшее положение. — Хватит вертеться! — ругается он и отступает. — Давай я принесу тебе полотенце, чтобы мы могли положить немного льда на твою лодыжку. — Подожди, я сам могу сделать это, — предлагает Чонин, обеспокоенный тем, что другой не сможет должным образом маневрировать по комнате, но Кёнсу усаживает его обратно, когда тот встает. Вскоре старший возвращается с полотенцем из ванной. — Положи ногу вот сюда. — Он постукивает по своим коленям. — Что? — Чонин широко открывает глаза. — Положи ногу на мои колени. — Я и сам могу положить лед на свою лодыжку. — Чонин… — и это единственное предупреждение, которое он получает до того, как Кёнсу берёт на себя инициативу и хватает его ногу. — Не двигайся, — бормочет тренер, закатывая спортивные штаны и осторожно опуская мешок со льдом. — Почему ты не сказал мне, что у тебя болит лодыжка? Слава богу, Исин сказал, что это просто растяжение связок. — Просто было неподходящее время, — отвечает младший. — Начиная с этого момента я хочу, чтобы ты рассказывал мне обо всем, что касается тебя и твоего благополучия, хорошо? Есть определенная близость в том, чтобы находиться в этом положении, когда человек, которого ты любишь, заботится о тебе, так сильно сконцентрировавшись. Чонин уверен, что он не единственный в комнате, кто может чувствовать напряжение в воздухе. Он наклоняется ближе и смотрит на то, как волосы Кёнсу мягко обвивают его лоб, привлекая внимание к этим большим прекрасным глазам. Старший слегка сжимает губы, сосредоточившись на льде в своих руках. Чонин определенно растворяется в этом моменте. — Всё? — Всё, что угодно, — рассеянно отвечает Кёнсу. — Даже сердечные вопросы? — Сердечные вопросы? Почему ты так глупо это сказал? Что ж, если тебе… — Старший колеблется, когда поднимает голову и лицо Чонина находится на небольшом расстоянии от него. -…достаточно комфортно, тогда, конечно. Чонин не упускает того, как Кёнсу сглатывает. На этот раз именно он говорит старшему не двигаться, после чего сокращает расстояние между ними. И тот не двигается. ~