Не самый счастливый день

Меня трясло от страха и отвращения. Я вот точно не ожидала такого поведения от Карамацу — он никогда себя так не вёл, но этим вечером он… Он… Я плюхнулась лицом в подушку. Мне жуть как хотелось забыть то, что он и наговорил, и сделать пытался. Хотя, может, он и прав в чём-то — например, в своём идиотизме. Только идиот может обратить внимание на меня как на девушку. Я уже не говорю про то, как он клялся и божился в том, что чувствует ко мне. Проклятый алкоголь, он извратил его мысли обо мне, как о друге! Ещё и подтолкнул к тому, чтобы попытаться меня поцеловать. Мобильник звонит и звонит, даже когда я ему написала, чтобы он от меня отстал, но я в судорогах лежу, вжимаюсь в подушку и жду, когда же этот звон умолкнет. Ещё раз позвонит — и прекратит, точно знаю. Он звонит так до двух часов ночи. И ему не надоело? Видит же, что не возьму трубку, так почему продолжает? Я не хочу слушать про то, как он меня любит и что я у него вызываю у него стояк как минимум раз в неделю! Я не хочу знать, как его братья злятся, когда он говорит обо мне дома! Мне не интересно то, с какой теплотой отзывается обо мне его мама, даже будь она хоть сто раз хорошим человеком! Я не хочу попасть снова в эту ловушку. Я не хочу снова разрываться от того, что кто-то уйдёт. Я не хочу терять друга Я не хочу в принципе никого терять! Пусть он лучше уйдёт, чем сделает этот неправильный выбор, правда, я не хочу отдавать остатки сердца снова, чтобы получить ошмётки мяса в обратную сторону… Я даже не заметила, как заплакала. Чёрт, я ненавижу эту фигню — каждый раз начало срыва проходит мимо меня, и опомниться я могу только тогда, когда истерика уже началась. Так, вдох и выдох, медленно, Хикару, давай, ты можешь, ты умница… Пережила расставание с первой любовью — переживу расставание с человеком, который стал тебе дорог не меньше, это же не сложно? Звонить он прекратил под утро, ну, или немного раньше — я заснула на час раньше, чем засветило солнце, но попросту могла привыкнуть к этому надоедливому звону рингтона. Надеюсь, что он не будет пытаться встретиться, потому что теперь мне смотреть на него страшно. Пялюсь на потолок и почему-то вспоминаю то утро, когда с головной болью проснулась после долгой попойки. Тогда я удивилась, что у меня на диване спал Карамацу. Если переложить характер того Карамацу, которого я видела вчера, на него тогдашнего, то мною и моей беспомощностью попросту воспользовались бы, но этого попросту не было. У меня в голове это просто не складывается. Лениво перевожу взгляд на гитару, которая стоит в углу комнаты, в чехле. Как я поняла, гитару он выбирал долго, но не по внешнему виду, а по качеству, прочности, звучанию — я не думала, что покупка гитары или музыкального инструмента в принципе — дело муторное, затратное по времени, силам и деньгам. Я кое-как встаю с кровати и подхожу к этому углу. Руки тянутся к чехлу, расстёгивают его — клапан опадает, показывая красивый корпус, расписанный цветами и вьющимися стеблями, красивыми сочными листьями. Я не сразу заметила, но роспись была ручная, особенно хорошо это видно, если приглядеться к слою лака, которым пытались залить все шероховатости мазков. Он расписывал чёртову гитару вручную. Для меня. Чёрт, я просто тупа, но я не хочу больше быть идиоткой. Очень лениво идти хотя бы в ванную, да даже поесть — хоть живот и завывал семью китами, но я попросту не могла заставить ноги пошевелиться больше, чем они это сделали, когда я вернулась в кровать. Глаза всё так же раскрыты, пялюсь на потолок и плыву в этой бескрайней луже мыслей. Я не люблю постоянно думать, но тревожность постоянно подталкивала меня к этой извечной рефлексии. Чёртова рефлексия. Хикару раскрывает дверцу шкафчика для обуви. Девушка вытаскивает свою сменку оттуда и переворачивает их — на пол сыпятся кнопки. Она уже привыкла к таким «шуткам»… Да ни черта это не шутки, но кого это волнует? Учителя ничего не сделают, а родители… Да что родители? Им меньше всего хочется, чтобы их дочь была лузером и аутсайдером — если узнают, то Хикару лишний раз достанется на орехи, но не больше и не меньше. Математик нудно читает лекцию, в сон клонит не только её, но и добрую половину класса. Кто-то умудряется найти себе другое занятие, более интересное, чем решение уравнений и рисование функций по системе Декарта. Например, кое-кто подкидывает в сумку Хикару, которая висит на крючке на боковой стороне парты, комья бумаги, смятые, исписанные и заляпанные кто чем горазд изляпать — жиром от бутербродов, соком или молоком, кто-то прилепит жвачку. В каждом классе есть неудачник, который становится жертвой группы альфа-учеников, а те, кто находятся меж ними, попросту предпочитают занимать пассивную позицию, мол, не трогайте нас, у вас есть игрушка поинтереснее. Хикару не устраивало это, но что один человек может поделать против целого всемирного явления — и ежу понятно, что такое отношение выражается не в сторону только неё одной. В средней школе издевательства казались безобидными, по большей степени — серьёзнее колкого слова, игнора и прочих мелочей не было ничего, но вот в старшей школе всё куда изощрённее. — Не понимаю, почему ты никак не можешь дать им отпор, — сказала Химэри, потягивая сок через трубочку. Она была достаточно популярной в школе, но имела статус эдакой оптимистичной чудачки. Впрочем, её протекторат не спасал от нападок задир. — У родителей будут проблемы из-за меня, а я не хочу попасть под горячую руку. Химэ, ты знаешь это лучше, чем кто-либо ещё. — Знаю, но ты должна думать в первую очередь о себе. Не твоим родителям жить за тебя, а ты так и останешься мямлей, — буркнула девушка, сминая пакетик сока, после чего положила его в пакетик — потом выкинет вместе с другими фантиками. Затем она посмотрела прямо в глаза Хикару, пронзительно посмотрела. — Я тебя не за это люблю. — Он всё так же торчит на чердаке? — спросил Чоромацу у самого младшего. Тот кивнул головой. — Эх, рано или поздно это случилось бы, хотя всё равно обидно. Ладно, пойдёмте есть оден!.. Джушимацу повернулся в сторону лестницы на чердак. Оттуда доносилась игра на гитаре. Ночью там хныкали. За всё время оттуда он так и не спустился с чердака, а еду ему таскал как раз Джушимацу. — Я не пойду — кто-то должен приглядеть за Дерьмомацу, чтобы он не натворил глупостей, — сказал… Ичимацу. Осомацу удивился, но не сильно, а вот Чоромацу чуть не заорал в голос. «Я всегда знал, что он волнуется за Карамацу», — промелькнуло в голове Джушимацу, только появился страх того, что Ичимацу только усугубит ситуацию. Когда они ушли, Ичимацу долго сомневался, залезать ли ему на чердак. Никто не узнает о его беспокойстве, кроме Карамацу, но помимо этого он испытывал дикое раздражение по отношению ко лжи Карамацу. Почему он постоянно врёт? Долой пиздёж. По полу чердака разбросаны банки из-под безалкогольного пива и обёртки шоколада. У самого окна сидел, спиной к лестнице, второй брат. Он сложил руки на оконной раме, а голову уложил на них, глядя на улицу. Ноги сложил по-турецки, а спина сгорбилась. Обычно он так не сидел — за столом он держался несколько прямее, даже если и скучал за самолюбованием в зеркале. Гитара отложена в сторону — пока Ичимацу думал, Карамацу бросил игру, давая пальцам передохнуть, а мозгам — отключиться. Ичимацу покачал головой и залез на чердак уже полностью, а не выглядывая из люка. Карамацу услышал скрип половиц, но даже ухом не повёл. — Почему ты не пошёл с остальными? Кажется, они пошли развлекаться, не думаю, что ты хочешь пропустить всё веселье — Осомацу наверняка выиграет, жопой чую… — Заткнись, Дерьмомацу, — вздохнул Ичимацу, подойдя ближе. Он уселся у стенки с окном, но глядя уже в противоположную сторону — теперь четвёртый брат мог лицезреть весь бардак чердака. Он выудил початую пачку сигарет из кармана с зажигалкой, вытянул сигарету для себя, а саму пачку всучил в руки Карамацу. — Вот, покури. Не то что бы мне хотелось тратить на тебя их, но… Тебе это нужно. Прокурись. Карамацу чуть усмехнулся, но грустно. Он согласен с Ичимацу — ему точно стоит покурить. Ловко подпалив фильтр, но без лишнего пафоса, он вернул зажигалку и пачку младшему брату, после чего сделал мощную затяжку. Во всяком случае, он попытался — зашёлся кашлем. — Старший, а даже курить не умеешь. Совсем бесполезный. — Ну, таков уж твой старший братишка… — Прекрати принимать всё на свой счёт, а? Бесишь. — Чего?.. — Карамацу удивился, неподдельно удивился. — Ты всё время будешь винить себя, пока не закончишь, как я? — Ичимацу недовольно посмотрел на старшего брата. — Дерьмомацу, не разочаровывай меня совсем и полностью. Карамацу снова сделал затяжку и выдохнул большое облако дыма вместе с горьким смехом, таким же горьким, как и дым дешёвого табака. Он уже был на грани до этого, а сейчас кое-как успокоился, да и то — спокойствие было очень шатким, достаточно шатким для того, чтобы вновь сорваться в бездну истерики и скорби по своей тупости. — А как мне ещё реагировать на то, что я совершил самую большую ошибку? Я напился и бухой попёрся признаваться в любви, я ли не дурак? Я молчу про то, что домогался до Хикару! Теперь она ненавидит меня, не хочет видеть и даже выслушать мои извинения, и мне жаль, что я не могу попросить прощения у своего друга! Эх, my precious flower… — «На самом это ВАША вина, если бы не ваши советы, то я бы так и остался с Хикару друзьями, и ничего бы не было сейчас, — послышалось где-то с улицы. — Я безумно люблю её, и если бы всё раскрылось позже и не таким образом, то я бы смог наконец-то обрести того человека, который не считал бы меня больным идиотом, у которого на уме лишь лишение девственности и тунеядничество! Я даже не хочу оставаться тунеядцем и ниитом, я хочу быть простым парнем, с которым не было бы стыдно встречаться и который мог бы сделать свою девушку счастливой! Но нет, я остался один, снова и снова, и теперь навряд ли верну её!» Эспи сидел на карнизе и мяукал свою правду. — Точно так же, как и я, не можешь признать очевидное без пинка со стороны? Хм, я не один такой мусор, похоже, — выдохнул Ичимацу, затягиваясь. Карамацу ничего не ответил, а продолжил пялиться на снежную улицу, выдыхая пар и дым. — «Я не хочу быть мусором для своих братьев». — Эспи! Кот шуганулся и убежал куда-то, оставив братьев одних. — Научись признавать то, что виноват в чём-то не только ты. Если бы мы не посоветовали тебе что-то, то ты и правда остался бы рядом с ней. Она в самый раз для тебя, я даже завидую. «Он? Завидует?» — Карамацу поперхнулся дымом вновь, вызывая ехидную полуулыбку у Ичимацу вновь. Вот же нелепый брат. — Она позаботилась даже о таком мусоре, как я, подарив эту подушку. Если даже я получил каплю её внимания, то ты ей важен наиболее всего. Просто пережди и не иди напролом, как ты это делаешь обычно, дерьмоголовый брат. Ичимацу никогда не перестанет быть собой.