И грянул выстрел

Алиса взглянула на офицера, её сердце бешено застучало, видно, от страха. Оберфюрер спокойно снял пиджак, повесив его на спинку кресла и сел, внимательно изучая её. Девушка чувствовала запах его одеколона, но… откуда она знает, что это его одеколон?  — Не стоит волноваться, — спокойным голосом продолжил старик. Сомнений не было — это тот самый собеседник.  — Вы хорошо разговариваете по-русски, — заметила она. Офицер, до этого скучающе сидевший в кресле, оживился. Старик лишь мельком посмотрел на него и снова перевёл взгляд на девушку.  — Мне, в своё время, представился уникальный шанс и я учился в Москве, — пояснил он, — защищал докторскую. — старик замолчал, заметив, как девушка отстраняется. — Надеюсь, вы простите мне мою невоспитанность. Меня зовут Матиас. — он прошёл к маленькому дивану, где на кофейном столике ещё лежала пряжа бабушки. Алиса взглянула на дверь, путь к которой был открыт, но Матиас читал её, как открытую книгу, — не стоит совершать таких опрометчивых поступков, прошу, присядьте. Как мне вас называть?  — Алиса, — сказала девушка спустя какое-то время и присела на обычный стул, куда садилась бабушка, ей нравилось смотреть в окно и наблюдать за природой.  — Хорошо, Алиса… — он на время задумался, будто не знал, как объяснить ребенку умножение, — красивое имя, должен вам сказать. — девушка молчала, и Матиас продолжил: — Расскажи о себе, пожалуйста. — он быстро перешел на «ты», пусть и имел на это полное право, так как был старше Алисы в несколько раз.  — Зачем? Где бабушка? — она начала переживать, уже хотела встать, но Матиас остановил её жестом.  — Я уже сказал, с ней всё в порядке. Сейчас меня волнуешь лишь ты.  — Кто вы? Психолог?.. — предположила девушка.  — Нет, это не имеет значения. Сколько тебе лет? Девушка взглянула на календарь на стене. Её день Рождения должно быть в феврале и она уже было спохватилась, что пропустила его, она так долго лежала после того, как Тамара Васильевна спасла её.  — Семнадцать. — отчеканила девушка.  — Не привыкла к здешнему режиму? — Матиас немного улыбнулся, в то время как Алиса напряглась. — Чего ты так боишься?  — Вы пришли так поздно, куда-то дели бабушку и, — она прикусила губу, сказав тише: — Вы враги. От этого офицер будто бы вздрогнул, из-за чего Алиса резко дёрнулась, ожидая внезапной атаки. Всё ведь могло быть по-другому, и кто знает, как бы сложилась ситуация в ином случае. Однако, она всё ещё в хорошей форме, она готова.  — Так и есть, — признал это старик, заговорщически улыбаясь. — скажи, из-за чего, по-твоему, началась война? Алиса вся подобралась, сглотнув накопившуюся слюну. Сложный вопрос, вероятно, с подвохом.  — Германия напала на Польшу.  — Верно, — кивнул он, о чём-то задумавшись. — Но что движимо Германией? Почему они решили, что есть раса, отличная от остальных? Высшая раса? — Матиас говорил, как лектор, но не ждал ответа, — Это было оправдано. На самом деле, есть люди, которые имеют… — он хмыкнул, — настоящую пару. Нет, это необычная любовь, их партнёр выбран природой с самого рождения.  — О чём вы говорите? — те ощущения, тот разговор… пазл постепенно складывался, но в это не особо верилось.  — Прежде чем ты сделаешь необдуманные выводы, я хочу тебя предупредить. Твоя истинная пара после первого контакта может понимать ваш язык при наличии языкового барьера. — он следил за её взглядом, — Но только вас, никого больше. Поэтому то, что говорю я, он не понимает. «Это какая-то сказка?»  — Это какая-то чушь.  — Вопрос лишь в том, — продолжал Матиас, — почему же вы его не понимаете?  — Я не понимаю вас, — выделила девушка последнее слово. Они же не держат её за дурочку?  — У меня есть подозрение, что вы и так знаете немецкий, даже очень хорошо, — он скрестил руки, заглядывая девушке в глаза, — тогда фокус с языковым барьером работает только в одну сторону. Вопрос лишь в том, почему вы не сказали об этом раньше?  — Не понимаю о чём вы… — Что делать? Отрицать или оправдываться?  — Я вижу, когда люди врут, не стоит, Алиса. — он замолчал, выжидая, но пришлось добавить: — Так скажи, почему ты молчала раньше? — Всё стало ясно, он знал ответ с самого начала.  — Никто меня не спрашивал. — Оправдываться.  — Это спрашивали у вашей бабушки. Вы же… её родная внучка? — что делать? Как ответить? Страх засел в горле, отражаясь мурашками на коже. Он распознает ложь? Кажется, так и есть. Она почему-то верила ему, — Должно быть, не жили в деревни? Как же вы здесь оказались, если ваша бабушка о вас ничего не знает?  — Это не допрос, Матиас, не пугай её, — вмешался офицер. Он взволнованно посмотрел на Алису, но почти сразу же отвел взгляд.  — Ты скажешь ему сама? — старик дружелюбно улыбнулся, соединяя пальцы рук и направляя их в её сторону. — Видимо, это значит «нет». Никлаус, она знает немецкий, — произнёс он. Офицер поднял голову, удивленно посмотрев на девушку, в его вгляде читалась… обида? «Никлаус, значит — думала она, — какое необычное имя. Она слышит его впервые, в документах к заданию оно не было указано.» Матиас встал, полностью забыв о столь опасных для девушки вопросах, явно довольный проделанной работой. Он медленно прошёл мимо, и также вышел из комнаты, девушка слышала его удаляющиеся шаги. И что теперь? Что с ней будет? Они все сошли с ума, но как-то пришли к правдивым выводам. Или с ума сошла она?  — Меня ты тоже боишься? — спросил он, смотря на неё, говоря это осторожно, боясь спугнуть. Девушка отчего-то смутилась под таким взглядом, отводя свой. — Ну же, не молчи. Пожалуйста. Они ловят её на слабо? Весь этот цирк для этого? Но как она могли узнать?.. Не-е-ет. Дело не в этом. Так значит, это правда? Быть не может! Она же не немка.  — Вы правда меня понимаете? — спросила она.  — Да, — ответил Никлаус. Что за странное имя? Таких она не встречала даже в учебниках по немецкому. — Я рад, что ты ответила.  — Вы знаете русский?  — Нет, — он покачал головой улыбаясь каким-то своим мыслям, — Не обращайся так официально, я не слишком стар. Раньше он её не понимал, это было точно, и выучить так быстро язык он не успел бы. И на нём не говорит, только слушает, как она раньше. Это розыгрыш или всё взаправду? Почему-то так хотелось верить, хоть разум и пресекал всё попытки.  — Я понимаю, что для тебя это всё звучит дико, — Алиса заметила, что некоторые слова она никогда и не знала на немецком, но всё равно понимала речь, подсознательно, что пугало, будто она и правда сходит с ума, — Поэтому даю тебе время.  — Время на что?  — Привыкнуть, — сказал он после небольшой паузы, будто задумывал что-то. Алиса вспомнила тот разговор, и, если речь шла о ней, значит и увезут её? Нет, куда угодно, но в Германию она не поедет. Жить с мыслью о том, что предала свою страну… — Расскажи о себе, что угодно.  — Я ничем не отличаюсь от других.  — Все люди уникальны.  — И те, кого вы сжигаете? — Алиса вовсе не думала, что говорила, успев только прикрыть рот и с испугом посмотрев на офицера, но он не казался расстроенным или злым, наверное, слышал это не в первый раз.  — Я могу признать, что некоторые решения радикальны.  — Это жестоко.  — Ты хочешь обсудить войну? — он выгнул бровь, серьёзно смотря на девушку. — Я могу рассказать, если тебе интересно, разумеется. Алиса дёрнула плечом. Нет уж, она и сама знает о войне достаточно. Никому не надо доверять, это всё совпадения… по крайней мере, она надеется на это.  — Расскажите… расскажи ты о себе. — она и сама смутилась от такого предложения. Зачем ей знать больше? Чтобы лучше знать… но для чего? Убить? Она не сможет. Почему не сможет? Это же её цель, что изменилось? Или эти пары… они реальны? Никлаус удивлено вздёрнул брови, осматривая девушку. Он встал, но не сразу подошёл, будто боясь спугнуть. Никлаус решил сесть напротив, туда, где до этого сидел Матиас. Он хотел быть ближе? Или просто лучше видеть её? Наблюдать за реакцией? Алиса насторожилась, будто дикая белка, которой протягивали руку с орешками.  — Ты не похожа на деревенских, — заметил он, — одежда та, но… слишком много гордости.  — Я спрашивала о тебе, — такой быстрый переход на «ты» смущал девушку, он был старше и выше по званию, а ещё явно сильнее.  — Ты оказалась смелее, чем я думал, — девушка еле удержалась, чтобы остаться спокойной, ей казалось, что он говорит о той ночи… нет, тогда она была очень смелой. И тупой, раз пошла сюда одна и обрела новые проблемы на голову. А тогда в той комнате, — Я родился и вырос в Берлине. Ты знаешь такой город? Это столица. Мой отец был военным, поэтому я быстро дошёл до верхних чинов. Твоя очередь, — он закинул голень на колено другой ноги, облокачиваясь на спинку дивана.  — Ты хотел стать военным? — Алиса переводила тему, она не хотела говорить о себе, рассказать о том, что было в её жизни «до» или выдумать, что было «после».  — Да. Его голос успокаивал, какой необычный баритон… это из-за другого языка? Она не слышала такого даже в фильмах. Это всё из-за их «предрасположенности»?  — Ты жила здесь с начала войны?  — Нет, я приехала после смерти брата, — врать пришлось. На самом деле смерть брата стало тем моментом, который переломил её жизнь, тогда девушка и решилась уйти на войну. Точнее, она приехала в тот «лагерь», если его можно было так назвать. Почему она стала так открыто разговаривать с ним? Алиса поймала себя на мысли, что больше не боится, когда забывает о том, кто перед ней. Раньше ни в коем случае не забыла бы.  — Я соболезную, — он выдохнул в кулак, поджимая губы. Был раздражен? Расстроен? Почему она так плохо считывает его эмоции?  — Не стоит, к этому можно привыкнуть, я уже и вовсе не грущу.  — Ты врёшь. Алиса плакала каждую ночь. Она не верила в смерть брата, не признавала это очень долгое время. Он ушёл служить прошлой зимой, его отправили в какое-то тихое захолустье, где точно было безопасно и, вероятно, очень скучно. Тогда никто не верил, что война может дойти до СССР, никто не был готов. Летом его объявили без вести пропавшем, но все знали: он не вернётся. Мама повторяла это раз за разом, плача и проклиная армию, войну, отца… а папа пытался поднять на ноги всех знакомых, провести тело старшего сына по связям до Ленинграда и похоронить, но ничего не вышло. Алиса же считала это злой и коварной шуткой, никак не верила, пока о войне не стали говорить на улицах. Начался кризис, все скупали продукты, паника наступала не сразу, она была предшественником вражеских войск. Мужчин забирали, работы стало больше и одновременно наоборот, денег становилось всё меньше, люди шли на крайние меры, у семей больше не было защиты, а в городах оставалось всё больше не годных или злых и меркантильных мужчин, что скрывались от войны. Трусы…  — Да, — девушка выдохнула, всё вокруг начало расплываться от слёз, а веки чуть покраснели. — Его звали Сашей, — лицо стало словно каменным, но взгляд был слишком грустным, выражая вселенскую боль. Она уже давно не плакала, хоть раньше делала это каждую ночь. Алиса проморгалась и слёзы будто бы исчезли. Почему она рассказывает это? Александр был старше её на три года, он был немного заносчивым, казался даже отстранённым от сестры, но всегда делился с ней мороженым и защищал от ребят постарше, что она бессовестно не ценила, для осознания происходящего у неё были десятки бессонных ночей. Саша ходил на борьбу, учился на «хорошо» и готовился поступить в военную академию, но решил сначала отслужить, как гражданские. Он хотел пойти по стопам отца, который имел почетное звание инженер-майора и медали за заслуги перед отечеством, но в итоге умер, не получив и лейтенанта, что столь прискорбно: теперь на его месте Алиса. А ведь она и вовсе не хотела связывать себя с войной, это вообще не женское дело. Она была слабой, худой, никогда не дралась, да и больше сильного ушиба за жизнь не получала. Тот лагерь очень изменил её, временами казалось, что она не выдержит, но её семье нужны были продукты. Папу призвали почти сразу, через месяц после смерти сына, мама не могла сидеть на месте и ушла за отцом системным аналитиком, её отправляли обратно, но она всё равно возвращалась и в итоге отец сдался, отправив прошение об её официальном устройстве. Он очень злился, что она оставила детей одних, видимо, не рассчитывая на помощь бабушки. Это она узнала из писем мамы, которая также не хотела, чтобы Алиса шла на войну, говорила, бабушка одна не справится. Но так у бабули появились еда и защита, которую она не могла предоставить ей и брату. Родители погибли вместе, она прочитала это в письме от бабушки, к той приходили милицейские. Дом, где работала мама подорвался, а папа, который шёл её предупредить, был расстрелян с остальными — это она узнала из отчётов, когда вместе с другими пробрались в кабинет офицера, где были их дела. Что было хуже, она и не знала. Это ослабило её, мысли о том, что мама больше не обнимет, а папа не пошутит про разведку или лётные войска и не поможет с физикой, подкосили её, но не осели на сердце также, как смерть брата.  — Потеря близких всегда болезненна, нет смысла скрывать это, — он будто бы понизил тон, говоря тише.  — Нет, плачут только слабые. — она отвернулась в другую сторону, чувствуя, как сейчас потечет слеза, чтобы он не видел этого.  — Это не так, — он нагнулся вперед над кофейным столиком, всматриваясь в её лицо, будто хотел что-то рассмотреть. Он хотел что-то сказать или спросить, но не решался. Девушка молчала, не поворачиваясь к Никлаусу полностью, вытерла слёзы с щеки, сейчас не время плакать.  — На войне все постоянно умирают, это в порядке вещей, — она повернулась, пытаясь выглядеть беспристрастной.  — Войны могло и не быть, — возразил он. Алиса чуть приподняла голову, расправив плечи, он уже знал, что она скажет. Она была похожа на тех солдат, с которыми он встречался ранее, такая же по глупому гордая, с необъяснимой смелостью, готовая на всё. Удивительно, она привлекала его и «до».  — У моей страны не было выбора. Никлаус устало вздохнул, потерев переносицу, он не хотел говорить на такие сложные темы, прекрасно зная, что они не найдут общего решения и их споры ни к чему не приведут. Интересно, всегда ли она будет так далеко? Одно он понимал точно: ему тоже придётся чем-то жертвовать. И почему она не оказалась немкой? Алиса так похожа на арийку, будто с неё рисовали показательные портреты идеальной женщины, девушки… ей всего семнадцать. Нет, ещё рано ставить свои условия, как бы сильно он не хотел увести её подальше и не отпускать, она не согласится, вероятно, даже не захочет больше видеться или будет избегать все контакты, здесь нужна необычная тактика, он обязательно что-то придумает.  — Ты так враждебна. — Никлаус задумался, забыв о молчании, что длилось несколько долгих секунд. Он сказал это, чтобы не молчать, чтобы не показывать ей, что она права, но слова заимели другой эффект: девушка выпрямилась, опуская взгляд в пол, убирая скрещенные на груди руки, больше приобнимая себя. Она смущена? Алиса и сама не понимала, почему эти слова так задевают её, девушке показалось, что офицер был расстроен её отношением.  — Я… нет… но эта связь слишком похожа на фантастику и… я на другой стороне, — пыталась объясниться девушка, пока не поймала себя на мысли, что объясняться вовсе не должна. Ей было так страшно, что она начала запинаться, но почему? Естественно, никакие связи не заставят перейти на другую сторону и предать родину. Надо бы разузнать об этом побольше, что ещё даёт эта связь? Они будут читать мысли друг друга или что-то типа того? Это могло поставить её в выигрышную позицию, если быть предельно осторожной. Но контролировать свои мысли сложно, стоит ли это того? Нет, пускай всё закончится на его неожиданном понимании русского языка, иначе ей не поздоровится. В отличии от Никлауса, Алиса сейчас являлась шпионом, пусть без приказов и не по своей воле, она подстраивалась под ситуацию, но её вовсе не учили шпионить.  — Скажи что-нибудь на немецком, — вдруг попросил он, что сбило девушку с толку — мне интересно послушать.  — Моя учительница говорит, что у меня ужасный акцент, — Алиса отчего-то смутилась, будто побоялась насмешки со стороны настоящего носителя языка, раньше она таких и не видела, даже не переписывалась, а потом их стало слишком много, но они не особо хотели разговаривать. Никлаус опустил глаза, чуть улыбнувшись краешком губ, пытался насладиться этим недолгим предложением. Он и правда выглядел так, будто настроен слушать, правда, может ожидал фразы подлиннее, но ничего другого девушке в голову не шло.  — Будто ты с юга Германии. — ответил он спустя какое-то время — Твой акцент.  — Это плохо?  — Это красиво. Алиса лишилась дара речи на мгновение, приоткрыв рот. По сути, Светлана Витальевна и сама навряд ли когда-то слышала речь настоящих немцев, поэтому могла зря ругаться из-за произношения. Может, у кого-то, кто научил её, был такой же акцент, вот Алиса и повторила. Комплимент ей понравился, — отрицать того, что это был именно он, не было смысла. В её голове начали прокладывать мысли, что если бы не было войны, у них могло бы что-то получится, будь другие обстоятельства. Девушка вздрогнула от собственных раздумий, уж слишком всё радужно и красиво в её голове, пора прекращать думать о сказках.

Это её мысли или того, что связывало их?