Открыв глаза
в пятницу утром, Сал чуть не закричал от боли, раздирающей его тело. Всю ночь он провёл в бреду. Он не помнил, чувствовал ли что-нибудь подобное вчера. Должно быть, эти ощущения запоздало пришли только наутро, когда непонимание и потрясение от произошедшего слегка утихли.
Он всё-таки надеялся, что то, что произошло вчера, было сном. Ситуация и правда походила на затянувшийся сон. Не понятно было только, когда этот сон начался. Хорошо бы, если примерно за полгода до того, как Сал загремел в больницу. Но он бы не сильно расстроился, если даже только вчерашний день оказался бы сном. Сегодня всё было настоящее. И боль тоже была настоящей. И косые взгляды утром.
На завтраке Ларри не появился. Он не был на утреннем обходе, поэтому мысль о том, что он сбежал насовсем, не давала Салу покоя: у него ведь и правда вышло. Эта новость была и радостной, и печальной одновременно. Радостной потому, что Ларри не придётся больше терпеть всё то, что здесь происходит. А печальной...
Сал никогда не был эгоистом. Нет, правда. Он даже был каким-то
нездоровым альтруистом. С самого детства он отдавал свои любимые игрушки друзьям, если они просили. И тогда с ним играли чаще, и он становился счастливее.
И он считал это нормальным.
В школе, будучи хорошим учеником, он помогал одноклассникам с заданиями на контрольных, хотя сам не всегда успевал их сделать. И тогда он не становился объектом травли со стороны сверстников.
И он думал, что так правильно.
Он скорее остался бы голоден, но отдал бы свою еду тому, кто, по его мнению, нуждался в ней больше.
Сал никогда не был эгоистом, нет. Но сейчас он не мог смириться с мыслью о том, что Ларри просто взял и бросил его здесь. Одного. Среди холодных стен. И это после всего, что между ними было. Хотя можно ли говорить, что между ними что-то было? Трахнуть его Ларри так и не решился, а поцелуи
не считались. Сал думал, что не считались. Сал думал, что Ларри думал, что не считались. Стало казаться, что Ларри сбежал именно от него, что ящик этот он бросил под ноги Салу специально, чтобы Фишер споткнулся и упал, а Эшли помогла бы ему. Сал уже не знал, во что верить, а во что нет. Знал, что теперь можно верить Эш, которая с утра слегка с лихорадкой. Решил, что как только она выйдет, нужно извиниться перед ней.
Трэвис сказал, что ему жаль. Он сел с Фишером рядом на завтраке, чтобы, возможно, Сал не чувствовал себя брошенным. Это не помогло, но без этого было бы ещё хуже. Нескладный диалог с Трэвисом хотя бы отвлекал от боли и невозможности спокойно сидеть.
Фелпс пытался рассказать что-нибудь новое и хоть немного радостное. Он поделился тем, что недавно прочитал Тодду вслух отрывок из газеты. Тодд, правда, не слышал его, потому что закрывал уши руками и громко пел. Тодд последнее время вообще связных предложений не выдавал. Он всё время испуганно озирался по сторонам и крепко держал руку Трэвиса. Ещё качался на месте и нёс всякий бессмысленный бред. Сал решил воздержаться от своих домыслов по поводу того, что с ним будет дальше, и тем более не говорить ничего Трэвису, явно переживающему из-за всего этого.
Фишера можно было размешать в стакане, и он бы не заметил этого. Спал он плохо, ел по минимуму, ни с кем не разговаривал. Разговаривать стало особо не с кем. Сала как будто раздавили. Сжали крепкими пальцами огромной ладони, управлял которой Отец Финеас. Священник с утра вышел сам проверить, не вернули ли Джонсона. Когда он понял, что Ларри так и не нашли, он удалился, не скрывая своего гнева, и всем показалось, что он проматерился. Лиза улыбалась с самого утра. Никто никогда не видел её настолько радостной. Неясно было одно: она радовалась, потому что Ларри Джонсон наконец-то исчез или потому что у Сала и Эшли сбежать не получилось?
В субботу вечером его насильно затолкали в душ, потому что самостоятельно мыться он отказался.
Он сидел на полу в Зале и считал минуты до отбоя. Ничего бы особо не изменилось, он бы вряд ли уснул в ближайшее время, но в лежачем положении существовать было всё же легче, чем в сидячем. Две грозные тени возникли над ним. Это были тени санитаров — Джеффри и Винсента. Они оба дежурили в его второй день здесь. Тогда Винсент ударил его палкой по плечу за то, что Сал подошёл к нему с каким-то вопросом.
— Эй, ты, — проревел Джеффри, не вынимая сигарету из зубов. — Что, совсем не можешь без своего папочки? — он загоготал, видимо намекая на Ларри. Каждый раз, когда Джеффри видел Сала и Ларри просто идущих рядом, он закатывал глаза и отворачивался, а пару раз назвал их «ебучие гомосеки», хотя поводов к этому тогда ещё не было.
— Сестра Лиза сказала отвести тебя в душ. Пошли, — сказал Винсент.
Фишер не встал с места и не ответил. Он даже не поднял головы. Винсент пнул его ботинком под ребро. В этот раз он обошёлся даже без палки. Затем Сала подняли с двух сторон под руки и потащили в душевую. С него сорвали длинную рубашку. Держа в руках лейку душа, больше почему-то напоминающую садовый шланг, Винсент включил воду, и горячий поток полился прямо на Сала. Рубцы, оставшиеся после наказания, хоть и слегка затянулись, но от соприкосновения с горячей водой жутко засаднили.
Ларри сбежал. Так досадно. Ларри попал сюда несправедливо, но... Эшли ведь тоже. И Тодд, и Трэвис — все они. Хорошо было, что у Ларри вышло сбежать. Плохо — что сбежать вышло
только у Ларри.
Сал издал громкий крик, вода выключилась, санитары ушли. Фишер надел длинную рубашку на мокрое тело и побрёл, трясясь от холода, но просто так уйти у него не вышло.
Опершись на стену и загораживая проход, стоял какой-то парень. Он скрестил руки на груди и смотрел на Сала, как будто собирался сказать что-то. Однако он молчал. Сал, конечно, знал его. Фишеру понадобилось не так много времени в замкнутом пространстве, чтобы запомнить всех пациентов. Запоминать легче было не по имени, а по диагнозу. Поэтому сначала Сал понял, что перед ним стоит психопат возбудимого типа с периодическими приступами дисфории. Только потом он вспомнил, что звали его, кажется, Фрэнк.
Фрэнк однажды недвусмысленно намекнул Салу на то, что не прочь был бы с ним переспать. Это случилось буквально на первой же неделе, как Сал оказался в больнице. Фрэнк каким-то образом умудрился быстро расположить того к себе. Но после того как Фишер отказал ему, а потом начал общаться с Джонсоном, Фрэнк отстал и старался не приближаться с Салу.
— А куда делся твой друг? — спросил он непринуждённо, не спуская глаз с Фишера.
Сал отвечать не хотел. Ему хотелось просто спокойно пройти. Фрэнк схватил его за локоть и сильно дёрнул на себя.
— Расслабься, — интонация Фрэнка расслабиться совсем не давала. — Я просто спрашиваю.
— Что тебе нужно? — не выдержал Сал. — Если хочешь потрахаться, зря стараешься, я…
— Да знаю я, что ты шлюшка Джонсона.
Сал замахнулся свободной рукой, чтобы ударить, но Фрэнк перехватил и вторую руку, ограничивая движения. Фишер дёрнулся, но вырваться не смог. У него было слишком мало сил, а Фрэнк был выше и крупнее его.
— Ты думаешь, ты первый такой? — Фрэнк усмехнулся. Он ничего не сделал больше, напротив — он отпустил Сала. Фишер со злобой смотрел на него снизу-вверх. Он походил на загнанного в угол зайца, готового вцепиться зубами в шею — дай только малейший повод. — Забей и радуйся, что он съебал отсюда.
— Иди нахер, Фрэнк, — Сал махнул рукой и развернулся. Нападать и проявлять агрессию было ни к чему. Ему бы не хватило сил, да и желания большого не было. Что этот Фрэнк вообще мог знать о Ларри?
— Я вообще-то Фрэд, — донеслось из-за спины.
Образ Ларри не покидал. Он появлялся, как только Фишер закрывал глаза. Его длинные волосы, его шея, его руки, покрытые шрамами. Он всегда хотел, чтобы у Ларри не было этих шрамов. Но сейчас Салу хотелось бы прижаться к этим шрамам губами.
А ещё, раз уж у него не получится увидеть порезы Ларри, он может сделать себе собственные. Наверное, поэтому он обнаружил себя после отбоя пытающимся отломать острый край плитки с пола в углу своей комнаты. Пускай ремонтом в больнице и не пахло, оторвать кусок кафеля у него так и не получилось. Фишер упёрся ладонями в стену и приложился к ней лбом. А потом ещё раз…
Сал вскочил на ноги и несколько раз быстрыми шагами прошёл от одного угла комнаты до другого. Он дошёл до металлической решётки в стене, за которой находился гордо называемый окном кусок непрозрачного пластика. Правда он нашёл небольшое ухищрение: как-то он отломал левый нижний уголок от этой пластины. Тонкий луч лунного света проникал сквозь это отверстие в комнату и падал на пол.
— Такая тихая ночь, — прозвучал голос за спиной Фишера, заставляя того резко обернуться. Голос совершенно мягкий, но Сала как будто оцарапало, как только он услышал его.
Сал не поверил своим глазам. На его кровати, сложив ноги по-турецки, сидел как ни в чем ни бывало Ларри и улыбался, глядя прямо на Фишера. Сал потёр глаза руками, но Ларри никуда не исчез.
— А снаружи такая Луна... — Джонсон перевёл взгляд на луч света и невольно улыбнулся, выражая этой улыбкой снисхождение по отношению к Салу и его положению. — Жаль, что ты её не увидишь.
Сал зарычал, вцепился руками в железные прутья кровати и затряс их так, что они издали жуткий грохот. Фишер успокоился, только когда услышал шаги за дверью. Он быстро смекнул, что идут к нему, и залез в пустую, холодную постель.
Утром в воскресенье Сала отправили мыть посуду вместе с Тоддом. Встретив Моррисона и убедившись, что он пребывал в нормальном состоянии, Сал порадовался. Даже мысли о вчерашней ночи не так уж и расстраивали его. Перед ним стоял человек, которому наконец-то стало лучше. Сейчас он хотя бы не думал, что его кто-то пытается убить.
— Сал, а я видел Ларри, — Тодд сказал это очень непринуждённо. Он даже не оторвался от тарелки, которую с усердием вытирал полотенцем уже минуты две.
— Да, я тоже его видел, — Сал сказал это, словно говорил о тарелках, которые они сейчас намывали.
— Он сказал, что сожалеет, — Тодд вскинул голову и, чуть не выронив тарелку, снял со своей шеи невидимое существо, проползшее у него по позвоночнику. — Попался, — Тодд крепко сжал ладонь, а после выбросил в мусор уже мёртвое нечто и помыл руку, чтобы на ней не осталось крови.
— Странно. Мне он такого не говорил, — всё было ещё хуже, чем Сал мог себе представить.
— Хорошо, что он сбежал, да?
Сал не знал, что ответить.
А
с понедельника Фишер перестал есть. Совсем. Нет, он честно пытался, но пища не полезла ему в глотку — зачем же было пробовать ещё раз?
Его друзья заметили это почти сразу. Трэвис сказал, что Сал — полный идиот и что если он не начнёт есть, то ему не жить. Вряд ли он говорил про смерть от истощения. «Наследник» Финеаса явно дал понять, что убьёт Фишера, если тот не прекратит это.
— Сал, я понимаю, что ты скучаешь по Ларри. Но хватит себе вредить! Тем более
из-за такого, как он, — Трэвис почти ударил Фишера, когда тот отодвинул от себя тарелку с супом и поставил её перед Пыхом. Пых к еде не притронулся.
— Сал, правда, — сказал он. — Поешь, тебе станет легче.
Фишер проигнорировал их слова. Он хотел бы встать из-за стола, но это было запрещено, поэтому он продолжал сидеть, максимально сгорбившись и наклонившись как можно ближе к столу, чтобы никто не заметил, что он не ест. В дверном проёме стоял Отец Финеас. С тех пор, как Ларри сбежал, священник чаще стал принимать участие в «жизни» больницы. Выражалось это в том, что он теперь следил за пациентами, когда они находились в одном помещении. Все гадали, когда это, наконец, спадёт, потому что ясно было, что вскоре Финеасу надоест.
Такой расклад Трэвису не понравился. Он схватил Сала за плечо и сжал несильно, зная, что раны на его теле могли ещё не затянуться, но ощутимо, чтобы Фишер мог понять, что намерения Фелпса были серьёзны и что отступать так просто он не собирался.
— Ты меня вообще слушаешь?! — он говорил полным голосом, несмотря на то что мог тем самым привлечь лишнее внимание.
Сал слушал. Он прекрасно слышал и понимал каждое слово, которое произносил Трэвис, но никак не реагировал на них. Фелспа это взбесило. Он поднялся со своего места и вместе с этим приподнял за воротник и Сала.
— Слушай сюда, — он крепко держал совершенно не сопротивляющегося Фишера. — Я уже почти потерял Тодда. Если и ты возьмёшь и отбросишь коньки, я повешусь в тот же день.
— Трэвис, подойди! — позвал его с другого конца столовой Финеас.
Трэвис взглянул на Сала, дождался, пока тот всё же кивнёт, и ушёл. А Сал для себя отметил, что Трэвис похож на отца куда больше, чем тому хотелось бы.
Кто-то подёргал Сала за рукав. Фишер опустил голову. Это оказался Тодд. Он протянул ему скатанный в шарик кусок хлеба. Сал сжал этот шарик в ладони и так и не приступил к еде.
Его голодовки принесли первые плоды уже
днём во вторник. Он молился — вероятно, о том, чтобы Ларри вернулся, — когда почувствовал, что что-то было не так. Сначала у него закружилась голова, чему он точно удивлён не был, но попытался избавиться от этого ощущения, сильно зажмурив глаза и потерев виски руками. Затем стоять на коленях стало тяжело, как и стоять в целом. «Переживу», — подумал Сал. Он и не такое переживал. И наказания, и удары от санитаров, и то, как Ларри сломал ему нос. И как-то ведь пережил. И голод он переживёт. Пусть только Ларри…
Однако эти ощущения отступили так же быстро, как нахлынули на него. Когда всё закончилось, он просто встал и пошёл заниматься делами. Слегка покачиваясь, конечно, пошёл, но хотя бы пытался сделать так, чтобы его сильно не шатало.
Головокружение преследовало его весь день, но он так и не съел ни куска. Трэвиса на завтраке, кстати, вовсе не было. Возможно, Финеас запретил ему там появляться из-за того, что Фелпс-младший сделал за день до этого. А когда пришло время обеда и Трэвис всё же появился в столовой, он не стал говорить с Салом, увидев, что тот снова ничего не ел. Только закатил глаза и уставился в свою тарелку. Салу-то, в общем, и не хотелось ни с кем говорить, поэтому такое поведение Трэвиса было ему только на руку. Стараясь чем-то занять своё время, Фишер обвёл глазами всю комнату и в какой-то момент столкнулся с понимающим серым взглядом. Когда Сал понял, что это была Мэйпл, он, к своему удивлению, увидел, как лёгкая улыбка дрогнула на губах девочки. Она понимающе кивнула и отвернулась.
А на следующий день,
в среду, он не смог встать с кровати. Когда Сестра Лиза проходила с утренним осмотром и увидела его лежащим в постели, она сорвала с него одеяло. К её счастью, Сал всё же попал в больницу не из-за сексуальных извращений, поэтому ничего шокирующего в этот раз не выкинул. Он даже не пошевелился. Лиза скривила лицом и вышла. Затем она вернулась с Винсентом. Сал продолжал лежать неподвижно. Винсент резким движением скинул матрас Фишера на пол. Вместе с ним упал и Сал.
Он лежал лицом вниз. Было отвратительно и очень холодно. Санитар поднял его за плечи и поставил на ноги. Пришлось устоять.
— Одевайся, — скомандовала монашка. — Сегодня интересный день, — она ухмыльнулась.
Лиза и Винсент ушли, а Сал ещё пару минут пытался привыкнуть. Затем он снова сел и начал одеваться. Фишер только успел выйти из палаты, как в его глазах потемнело.
— Сал, посмотри на меня, — нежный голос где-то нам ним позвал Фишера и заставил его поднять взгляд. Сперва он увидел отдельные знакомые черты лица и только потом они сложились в общую картину. Над ним, присев на корточки, наклонилась Эшли.
— Эш? — Сал несколько раз моргнул. Перед глазами всё плыло. Он зажмурился на пару секунд, а затем снова открыл глаза. Изображение стало чётче. — Ты же была в изоляторе, — сказал Фишер и почувствовал, как глаза снова закрываются.
— Я вышла ещё три дня назад, Сал, — Эшли слегка похлопала его по щекам, не давая приятелю потерять сознание.
— А... Понятно... — как-то разочарованно сказал Фишер и понадеялся, что диалог на этом закончится, потому что сил поддерживать его уже не было.
— Не убивайся ты так по нему. Может, оно и к лучшему, что он сбежал? — ладонь девушки задержалась на плече Сала. В этом не было чего-то
в духе Эшли. Это было совершенно без подтекстов и намёков. Просто рука, от которой исходило слабое тепло. — Подумай: он постоянно вытирал об тебя ноги. Когда-то нужно было прекратить...
— Уйди, — не дал ей договорить Сал.
— Что? — непонимающе спросила она, будто бы не расслышала слов Фишера.
— Иди отсюда! — он закричал. Озлобленно и надрывно. Ему хотелось, чтобы Эшли закрыла рот. Она слишком часто раскрывала его не по назначению.
— Ты так плачешь по своему Джонсону, что не замечаешь, как другие…— она не продолжила, лишь, махнув рукой, ушла.
Сал остался один. Теперь уже точно. Долго ждать не пришлось: он пожалел о своих словах почти сразу. Пожалел даже вдвойне, потому что она была права. Джонсон был невероятным эгоистом. А сейчас Сал были ничем не лучше. Не осталось никого.
— Ого! Никого нет! — Ларри раскинул руки и вошёл в пустой Зал. Остальные пациенты, должно быть, ещё не закончили свои дела.
— Нам повезло, — Сал зашёл следом за ним. Они разобрали стеллаж в библиотеке и могли заслуженно отдыхать.
Ларри устремился к граммофону и чуть ли не выкинул из него пластинку, играющую мелодию Вивальди. Джонсон достал из шкафчика под инструментом плоскую картонную коробку, на которой располагалась фотография четырёх парней в широких голубых накидках. Чуть выше большими синими буквами было написано «Help!». Коробка была почти порвана, видно было, что её брали много раз.
Ларри извлёк большую чёрную пластинку из неё и вставил в граммофон, затем открыл пачку сигарет и закурил. Через секунд тридцать послышались звуки клавиш фортепиано. Пару тактов спустя приятные голоса запели, а Ларри тут же начал подпевать. Это была одна из его любимых песен.
Хотя ты ушёл сегодня утром,
Ты вернешься к вечеру
Ларри стал пританцовывать на месте, попутно продолжая курить. Сал улыбнулся, глядя на него. Ларри всегда изменялся, когда слышал Beatles.
Говоря, что следующего раза не будет,
Если я буду вести себя с тобой неподобающим образом
Говоря о Ларри, можно было с лёгкостью сказать, что он вёл себя неподобающим образом. А особенно с Салом. Но месяц назад Фишер даже и не подумал бы об этом. Месяц назад это был просто
Ларри. Совершенно потрясающий
Ларри, надо сказать.
Джонсон приблизился к Салу и протянул ему свободную ладонь. Фишер, слегка смутившись, всё же подал ему руку. Ларри тут же прокружил его, продолжая подпевать. Сал от неожиданности не смог сдержать смех, хотя всё же боялся обжечься о сигарету Джонсона.
Ты никогда не оставишь меня, и ты знаешь, что это правда,
Ведь я слишком сильно тебе нравлюсь, а ты нравишься мне.
Ларри почти пошептал эти слова на ухо Салу, притянув того к себе, а затем резко отстранился. Он широко улыбнулся и засмеялся. Щёки и кончики ушей Сала обдало жаром, когда Ларри пропел эти строки. Действительно,
слишком сильно. Ларри даже и представить себе не мог.
Но только теперь сам Фишер понял, насколько Ларри ему нравился. Наверное, поэтому мысли о Джонсоне никогда не покинут его. Может быть, это и к лучшему, что Ларри исчез. И не потому, что так было бы лучше для Джонсона…
Если не считать того, что Сала скинули с кровати на пол, утро было спокойное и очень тихое. Всё как будто замерло. Фишер абсолютно не слышал, как хоть кто-то разговаривал. Ему вообще казалось, что он был один во всей больнице. Приходилось специально подмечать, что другие были рядом. Он чуть не наступил на парня, который сидел на полу и рисовал уже в течение получаса.
В тот день шёл дождь, настолько сильный, что это можно было понять даже в здании без окон. К тому же внутри было очень тихо, чтобы его можно было без проблем услышать. Сал как будто находился под куполом, по которому стучали крупные капли дождя. Может, эти капли пробьют крышу, а потом начнётся ливень и затопит всю больницу? Тогда Сал смог бы всплыть наверх или хотя бы утонуть спокойно.
Было невероятно тихо. Фишеру даже показалось, что всё утратило способность издавать звуки. Эта мысль пришла к нему во время обеда, поэтому, чтобы опровергнуть своё предположение, он уронил ложку в тарелку с супом. Звук моментально разнёсся по столовой. Все обернулись на Сала. Суп расплескался и запачкал рукав Фишеру. Ну и пусть: он всё равно не собирался есть.
Ближе к вечеру, часов в пять, когда Сал отмывал посуду, он услышал, как кого-то завели к Финеасу в кабинет, а потом долго били. Крики доносились даже до кухни. Фишер мысленно посочувствовал этому человеку и на миг подумал, что чем-то эти крики были похожи на крики Ларри. Наверное, все кричали одинаково, и пора была уже переставать видеть в его в других людях.
Даже стоять было уже неимоверно тяжело, не говоря уже о том, чтобы идти. Фишер передвигался, опираясь на стену. Он добрёл до гостиной и, как только появилась возможность, грохнулся прямо на пол. Его руки безжизненно лежали по обе стороны от его тела. Сал запрокинул голову и прикрыл глаза. Слушая тиканье часов, он непроизвольно начал считать.
Один… Два...
Он досчитал до тридцати и решил, что если дойдёт до ста, то точно умрёт. Но считать не прекратил.
Тридцать один… Тридцать два…
Кое-что произошло за несколько счётов до сотни и оторвало Фишера от чисел. Это его крайне разозлило, но злость его тут же отступила, когда он наконец понял,
что именно происходит.
В Большой Комнате начали скапливаться люди. Сал сперва даже не заметил, потому что считал очень усердно, но, когда их стало слишком много, чтобы без запинки мысленно произнести число «восемьдесят четыре», пришлось отвлечься. Больные всё заходили и заходили в комнату. Они переговаривались между собой, и, хотя голосов было очень много, чувствовалось всеобщее волнение. Всех как будто (а скорее всего, так и было) кто-то заставил сюда прийти. Этим кем-то, очевидно, оказалась Сестра Лиза, которая вошла в Зал, когда все пациенты уже были там. Она держала в руках большие портновские ножницы и слегка похлопывала их наконечниками по ладони.
— Как вы знаете, — она перекрыла гул десятков голосов, — Наша больница бескорыстно приютила всех вас под своей крышей. Она дала вам дом, еду, одежду и возможность вылечиться, встать на путь истинный и замолить свои грехи.
Кто-то рядом с Салом усмехнулся.
— Ничего смешного в этом нет! — она, казалось, видела и слышала всё. — Отец Финеас и я день и ночь стараемся, чтобы ваше нахождение здесь было не пыткой, а радостью.
Фишер подумал, что Лиза смогла бы построить неплохую карьеру в театре или кино, потому что так искусно врать — это поистине талант.
— Однако не все проявляют свою благодарность за второй шанс. А некоторые ещё и плюют нам в лицо за нашу помощь. И вот тогда уже мы не готовы терпеть такое отношение к себе, и тех, кто нас предаёт, мы не жалеем. Мы их наказываем. Жестоко, но справедливо. Каждый должен знать, что он получит то, что заслужил, и отвечать будет не только перед нами, но и перед лицом Господа.
О чём она говорила, понять было сложно. Наверняка, кто-то опять стащил хлеб из столовой, а Лиза раздула из этого целую историю. Сейчас его выведут, накажут, а потому все снова вернутся к своим делам.
Сал поднял глаза. Нарушителя и правда ввели. Двое держали его в полусогнутом состоянии, схватив под локти. Так привели сюда Сала двое полицейских. Руки держали очень крепко, боясь, как бы он не вырвался. Он особенно и не вырывался. На вид он был очень слаб. Нос был опухшим, наверное, сломанным. Под левым глазом виднелся фиолетовый синяк. Футболки на нём не было, поэтому можно было видеть, как всё его тело было покрыто красными полосами, некоторые из которых кровоточили.
Такой вид можно было вполне объяснить: полосы остались от розг Финеаса, а синяки и сломанный нос — скорее всего, оставили охранники, чтобы усмирить взбунтовавшегося парня. Фишер даже не обратил бы внимания и вид нарушителя не тронул бы его, если бы санитары под руки не держали бы Ларри.
Сначала он не поверил своим глазам, посчитал, что это были голодные галлюцинации, но потом, когда Лиза приказала вывести Джонсона на середину комнаты, Сал понял, что это происходило на самом деле. Все сожаления о том, что Ларри сбежал, тут же улетучились. Фишер почувствовал, как внутри него что-то обрушилось с сильным грохотом.
Ларри не дёргался и не пытался вырваться. Он даже не поднимал глаз, а просто смотрел в пол, стараясь не натыкаться взглядом на пациентов. Точнее
на одного пациента. Лиза подошла к Ларри и тихо сказала что-то одному из санитаров. Ларри заломали руки и нагнули ещё сильнее. Лиза была высокого роста, но Ларри всё же был выше.
Что произойдёт дальше, стало понятно даже совсем слабоумным. Одного такого «совсем слабоумного», кстати, вчера увели. Это был уже старик, не способный ни говорить, ни делать какую-либо работу, ни даже держать ложку. Лиза с Финеасом давно уже об этом говорили, причём довольно открыто. Всё равно все понимали, что это должно скоро случиться. Старика вывели через заднюю дверь, и больше он не появлялся.
Сал рванулся сквозь толпу, чтобы подбежать к Ларри. Кто-то схватил его за руку, пытаясь остановить. Фишер обернулся и увидел Эшли. Она помотала головой, безмолвно уговаривая его не делать глупостей. Фишер тяжело дышал. Он вообще не понимал, что сейчас стоит делать, а что нет.
Лиза пару раз щёлкнула ножницами в воздухе, а затем поднесла их к волосам Ларри. Длинная тёмно-каштановая прядь упала на пол. Одну за другой Лиза брала в руку пряди волос Ларри и отстригала их. Ей никогда не нравились его длинные волосы. Длинные волосы Сала, кстати, не так сильно её раздражали. Она всё грозила их обрезать и требовала убирать их. Чем-то волосы Ларри были похожи на её собственные, даже цвет был почти таким же. Только у Джонсона они были гуще и длиннее. Может быть, она завидовала ему, просто никогда не признавала. Но сейчас она стригла их с огромным удовольствием, которое она даже не пыталась скрыть.
Когда последняя прядь упала с головы Ларри, Сал вырвался из хватки Эшли и побежал к нему. Только тогда Ларри осмелился взглянуть на него. Джонсон захотел выкрикнуть что-то, о чём-то предупредить, но не успел: Сала палкой ударил стоящий рядом охранник. Прямо по затылку. Фишер упал без сознания.
***
Первым, что увидел Сал, когда очнулся, был очень яркий белый свет. Он отражался от таких же белых стен и резал глаза. Несмотря на это Сал очень быстро привык. Ему даже понравилось. В больнице всегда было довольно темно, потому что в здании не было окон и потому что на электричестве довольно сильно экономили.
Фишер сел. Он сидел на очень мягком, идеально чистом, светло-розовом ковре. Сал огляделся. Он не смог узнать привычного интерьера больницы. Сколько же он был в отключке, что вокруг него сумели сделать ремонт? Или куда его перенесли, при этом не разбудив? Ответов пока не было. Сал решил осмотреть всё вокруг, чтобы понять, что всё же происходит. Творилось нечто странное, а неопределённость его раздражала очень сильно.
Даже планировка здания, казалось, поменялась. Столовая теперь находилась прямо рядом с Залом. Хоть она и была за закрытой дверью, Сал точно знал, что это была именно столовая. Ужин уже прошёл, да и есть он по-прежнему не собирался, но заглянуть внутрь он всё же решил.
За двумя разными столами в разных углах комнаты сидели по двое человек: за одним столом сидели Пых с каким-то парнем, которого Сал видел впервые, а за другим — Мэйпл. Напротив неё сидела девушка. Её Фишер тоже не знал. Никто из присутствующих не обратил внимания на Сала, но зато он мог слышать, о чём они говорят.
— Чак, пойми, — говорил парень, сидящий напротив Пыха. — Получать радость можно не только от еды. Чтобы доказать тебе это, завтра мы отвезём тебя на море…
— Мэйпл, — говорила девушка рядом с Мэйпл, — еда тебе не враг. Ты не станешь хуже, если будешь есть. Тебя не перестанут любить. Ты не станешь менее нужной…
Сал подумал, что ему это тоже очень нужно было услышать. Решив не отвлекать никого здесь, Сал вышел.
Как только он оказался в коридоре, его окликнул знакомый голос. Фишер обернулся. К нему подошли Трэвис и Тодд.
— Сал, смотри! — Трэвис продемонстрировал Фишеру свою левую ладонь, на безымянном пальце которой красовалось маленькое серебряное колечко. — Мы обручились.
— Здорово… — Сал не поверил своим ушам. — А Финеас не против?..
— Папа? Скажешь тоже! А с чего бы ему быть против? — Трэвис удивился и рассмеялся.
— Да, а ещё я больше не слышу голоса, — сказал Тодд. Сал уже не помнил, когда Моррисон в последний раз вёл себя
нормально. Он был так счастлив, что не мог сказать и слова. — Я больше не нуждаюсь в лечении, поэтому мы уезжаем.
Раздался громкий звонок. На телефонный он не был похож, скорее… на дверной? Откуда-то прямо перед Салом возникла входная дверь. Звонок буквально разрывался. Фишер решил, что нужно было открыть. Неожиданно, дверь поддалась очень легко. На пороге стоял высокий загорелый парень в довольно неплохой физической форме.
— Прошу простить, сеньор, — заговорил он на очень плохом английском. — Где я мог найти…
— Это ко мне! — из-за спины Сала выскочила Эшли и, взяв парня за руку, зашла внутрь.
Фишер непонимающе посмотрел на неё.
— Что? Доктор Финеас сказал, что, если я буду заниматься сексом, я буду меньше о нём думать. И не буду лезть к каждому встречному… парню, — на последнем слове она окинула Сала быстрым оценивающим взглядом и улыбнулась.
— Доктор Финеас? — переспросил Фишер.
— Да, доктор Финеас. Что ты как с Луны свалился, Салли? — Эшли пошла к себе в комнату, держа парня за руку.
Сал вообще перестал что-либо понимать. Он смотрел вокруг и пытался осознать, что всё-таки произошло с больницей и её работниками. И почему Святой Отец Финеас вдруг стал доктором? И почему к Эшли так спокойно может прийти парень? И как Тодду с Трэвисом позволят отсюда уйти?
Единственным объяснением, которое казалось хоть немного логичным, было то, что Сал умер и попал в Рай. Зная, какую жизнь он прожил, сложно было бы представить, что он оказался в Раю, но других вариантов у него вообще не было.
— Сал, вот ты где! — к Фишеру подошла молодая женщина. Она была высокой, стройной и довольно красивой. На ней был простой медицинский костюм, состоящий из белого халата и светло-голубых штанов, а длинные тёмные волосы были собраны в низкий пучок. Сал её сперва даже не узнал, а когда узнал, очень удивился.
— Сестра Лиза?..
— Да-да, медсестра Лиза, — она приобняла его за плечо и повела куда-то. — Сал, пойдём уже. Тебя ждёт доктор!
Фишер пошёл за ней. Лиза привела его к кабинету и ушла. Сал зашёл внутрь. Он увидел Финеаса, который сидел напротив двери, и пациента, который сидел к двери спиной. Сал понял, кто это, только когда тот повернулся. Пациент, только увидев Сала, встал с диванчика и подошёл к Фишеру.
Это был Ларри. У него были такие длинные и красивые волосы… А ещё руки… В футболке с короткими рукавами, в которую Ларри был одет, были хорошо видны его руки. На них не было ни одного ожога или пореза, даже самой маленькой царапинки.
Ларри крепко обнял Сала. Сал улыбнулся и тоже обнял Ларри в ответ. Он отпустил, когда почувствовал, как руки Джонсона всё сильнее сжимаются на его шее.
— Ларри, мне нечем дышать… — Сал попытался оттолкнуть его, он хватка Джонсона была очень сильной. Фишер ударил ладонью по спине Ларри, но тот даже не пошевелился, а лишь сильнее сжимал шею Сала в своих руках.
Сал сделал глубокий вдох и сел на полу. Вокруг был очень тусклый искусственный свет и много людей. Фишер поднял голову. Он увидел Лизу в монашеской рясе, санитаров, пациентов и коротко остриженного Ларри.
— Я отведу его в комнату… — сказал Джонсон, прежде чем Сал снова отключился.
