Правило идеального человека

Впервые за все время посещения волейбольных тренировок Хииро было там настолько неуютно. Стук мяча эхом отдавался в голове, словно и в ее черепной коробке прыгал волейбольный мячик, голоса и слова не несли никакого смысла, а сверкающие улыбки игроков казались какими-то ненастоящими, картонными. —Хииро-сан! Эй, Хииро-сан! —А, что? — Хииро изрядно напугалась, когда услышала настойчивый голос Куроо. Судя по тону, звал ее он давно. —Ты счет уже три раза забыла перевернуть. —Да? — Хииро изумилась и рассеянно перевернула счет. —Нет, на самом деле я уже перевернул, не стоит, — фыркнул, усмехнувшись номер 1. Что-то внутри раздраженно щелкнуло. «Раздражает», - рассеянно заметила Хииро. Возможно, сказался недосып, но в последнее время ее раздражало все: начиная с завистливых одноклассников, заканчивая стуком мяча и криками волейболистов. —А не проще сказать, как есть, и уйти домой спать? — задумчиво поинтересовался Куроо. —Не думаю, что дома мне дадут отоспаться. Олимпиады скоро, — рассеянно отозвалась Хииро и, поняв, что сказала вслух то, что не стоило говорить, совсем беспомощно извинилась: —Ой, простите, — и тут же едва не упала от летящего в ее сторону мяча, мгновенно остановленного ее собеседником. —Ямамото! — Такетора, стоящий по ту сторону сетки, виновато потеребил ирокез. Куроо повернулся к Хииро и его лицо озарилось широкой кошачьей улыбкой, — улыбнись, Хииро-сан! Мы всей командой уже который день пытаемся выбить из тебя хотя бы намек на настоящую улыбку. Это было... неожиданно. Даже больше, чем неожиданно, ошеломляюще. Судя по лицу Куроо, ее выражение лица нужно было видеть. Только этого еще не хватало. Теперь вся школа узнает, что их ненаглядная Накамура-сан лицемерка? Хииро попятилась, а затем, нащупав ручку двери, метнулась прочь. Это все. Теперь точно конец. Раньше еще была возможность получить прощение отца, теперь – нет. Теперь всё. Прощай, Некома, прощай Кага-тян. Еще два-три дня здесь – и все. Хииро уже давно хотели перевести в Нохеби – школу, которую закончили мама и папа Хииро. Хииро знала, что отец пока не в курсе, но все равно испытывала ужас, стоя перед дверью и трясущейся рукой нажимая на кнопку звонка. —Ты пришла вовремя, — констатировал отец, пропуская ее в дом. Хииро склонилась, зажмурив глаза: —Прости меня. Этого больше не повторится, я обещаю. —Я знаю, — последовал холодный ответ, — это была минутная блажь, и она больше не помешает нам. —Да. Прости. Ответа не последовало. Ее отец был жестким человеком. Жестким и злопамятным. Добиться прощения – увольте. Казалось, что все провинности, совершенные Хииро за всю ее жизнь, хранились записанными на бумажке в шкафу отца в качестве помощи для манипуляций. «Улыбнись, Хииро-сан!». Улыбнись. Хииро открыла запыленное зеркало, в которое не желала смотреть уже несколько лет. На нее смотрела пара больших карих глаз на аккуратном бледном лице. Осторожно приподняв уголки губ, Хииро с опаской взглянула на отражение, словно то могло осудить ее за непозволительную искренность. Что-то... изменилось. Что-то незначительное, что-то незаметное, но важное осветлило ее неживое лицо. Улыбка погасла. То странное чувство тоже исчезло. Улыбнись. Они всей командой ждали от тебя именно этого. Кага ждала от тебя этого, Хироо ждал от тебя этого, мама тоже ждала от тебя именно этого. Улыбнись. Улыбнись, Хииро. Это же совсем не сложно, улыбнись. Улыбнись, как нужно, улыбнись, как человек. Хииро улыбнулась. Отражение послушно повторило за ней. —Это... я? Неужели ее лицо было таким? Неужели выражение лица может поменяться от такой незначительной мелочи? Как будто свет пролился на ее бесцветное лицо. —Хииро, ты уже легла спать? Все вернулось на свои места. Зеркало вновь показывало неискреннюю маску, на которой, словно рябь на воде, еще незаметно брезжило легкое удивление и незаметный отблеск того света, который излучала ее осторожная, испуганная улыбка. —Да. Руки вцепились в занавеску, намереваясь вновь задернуть старое зеркало матери с орлами на раме, но отчего-то Хииро не смогла этого сделать. Зажмурившись, она отпрянула от зеркала и, стараясь не смотреть больше в ту сторону, заползла под одеяло. Теперь она поняла, почему ей так нравились те улыбки, которые сияли на лицах волейболистов: усталые, счастливые, сердитые, веселые, лукавые, добрые и робкие – все они были искренними, не несли под собой второго дна и потому были настолько красивыми, настолько красили их ничем не выделяющиеся лица, настолько располагали к себе, что им и не требовались те шестьдесят пять правил, заменявших обычную искреннюю улыбку. «Улыбнись, Хииро-сан». Улыбнись, ведь это прекрасно!