Правило идеального человека

Сердце колотилось как сумасшедшее, болью отдавалось во всем теле, голова болезненно пульсировала, руки тряслись, словно у безумного, казалось, унять эту дрожь было практически невыполнимой задачей. Ноги были ватными и упорно отказывались отрываться от земли, волочась за Хииро, как безвольные плети. Даже боль от пощечины не приносила столько боли, сколько… «С продажными личностями я общаться не горю желанием.» Голова едва не раскалывалась от этих жестоких слов, от презрительного тона, болью отдававшегося в ушах, а самое главное — от человека, сказавшего эти беспощадные, словно щелчок плети, слова. Самообладания едва хватило на то, чтобы внешне оставаться спокойной, постараться сделать так, чтобы голос не задрожал, и растянуть губы в вежливой улыбке, которая, Хииро была уверена, для всех них была верхом существующей в мире фальши, на вершине которой восседала самая большая лгунья на этом свете — Хииро Накамура-сан. Неужели она сделала что-то не так? Неужели выбор, который она приняла, будучи абсолютно уверенной в своей правоте, оказался ошибочным? Что случилось? Что это была за реакция? Почему человек, от которого она больше всех на свете желала услышать слова поддержки, отреагировал именно так? Даже не поняв, когда она успела дойти до дома и снять верхнюю одежду, Хииро автоматическими движениями, словно безмолвный призрак, зашла в комнату, начисто проигнорировав встревоженный оклик отца. Не сейчас. Она ответит ему, пусть только подождет немного. Она ответит, честно. В комнате стояли сумерки. Мягкий ковер на полу был аккуратно расстелен по всей площади комнаты, а его уголки были бережно расправлены. На столе царил идеальный порядок, лишь несколько тетрадей были небрежно брошены на клавиатуру раскрытого ноутбука, выбиваясь из общей картины. Они принадлежали Ямамото, Фукунаге и Куроо, Хииро помнила это, как ни странно. Кровать, безукоризненно заправленная так, что на одеяле не было видно ни одной складки, резала глаза своей кукольной идеальностью. Захотелось перевернуть всю комнату вверх дном, разломать стол, порвать простыни, лишь бы она не напоминала комнату давно умершего человека, к которой никто не приближался уже несколько лет. Здесь слишком тихо. Пусть что нибудь упадет и хотя бы на мгновение своим шумом заглушит отвратительно жестокие голоса в голове. Пусть упадет мамино зеркало, пусть за окном пролетит вертолет, пусть произойдет хоть что-то, лишь бы она перестала прислушиваться к тому, что творится сейчас в ее голове. «С продажными личностями я общаться не горю желанием.» Замолчи. «И с лицемерами тоже.» Замолчи. «Кому нужна кучка полубезумных парней из захудалого волейбольного клуба?» Замолчи, замолчи, замолчи! Хииро лежала на кровати, беспомощно свернувшись клубком, прижимая колени к груди, и пряча лицо в ладони. Ее било крупной дрожью, зубы звонко стучали, словно от холода, а глаза были накрепко зажмурены, пытаясь отогнать неприятные воспоминания, растирающие в пыль все крохи самообладания, что у нее оставались, злые взгляды, пугающие голоса, эхом отдававшие в пустой голове. Пожалуйста, замолчите. Прошу вас. Пожалуйста, голова разлетится на части, если это продолжится еще хотя бы пару минут. Чья-то теплая рука аккуратно коснулась ее плеча. Мама? Тихий, ласковый голос мягко позвал ее по имени, вытягивая из вязкого омута страшных голосов и взглядов. Отец ласково гладил ее по волосам, негромко говоря что-то малозначительное. Он не задавал вопросов, но каким-то необъяснимым образом знал, что именно тревожит его дочь. Отвратительную, продажную, лицемерную дочь. Кто знает, сколько времени он разговаривал с ней, используя все свои навыки опытного журналиста для того, чтобы успокоить, утихомирить сумасшедшую мешанину мыслей, чувств и эмоций в душе своей дочери, жившей до этого момента спокойной, беззаботной, размеренной жизнью, в которой не было никаких потрясений еще с самого развода ее родителей. Так, незаметно, слово за словом, Хииро почувствовала, как колючая снежная буря в ее душе постепенно утихает, мысли медленно, но верно упорядочиваются, воспоминания кофейным осадком опускаются на дно сознания, а затем на нее навалилась невыносимо тяжелая усталость, словно мешок с песком падая на ее плечи. Последним, что она услышала перед тем, как ее сознание окончательно погасло, было едва слышимое отцовское бормотание: —В идеале друзья от тебя никуда не денутся, да? Увы, как бы это ни было прискорбно, наш мир слишком далек от идеала. Пожелав приблизиться к этому совсем не идеальному миру ближе, чем мне хотелось бы, ты однажды все равно должна была обжечься, мой милый, наивный мотылёк. Надеюсь, это было для тебя не так мучительно, как я могу себе это представить. Спокойной ночи, пусть завтра это осознание не подкосит тебя так, как это в свое время подкосило меня, Хииро. Сладких снов.