Правило идеального человека

Почему люди дружат? Почему люди влюбляются? Почему людям вообще нужно общение? Почему люди, спустя столько лет обид и разочарований, до сих пор хотят кому-то доверять? Конечно, Хииро осознавала, что не ей говорить об этом, но вопрос остаётся вопросом: почему? Она видела людей, в чьих потускневших глазах не отражалось ничего, кроме непоколебимого разочарования в человечестве, так почему остальные так любят залезать в то же озеро, на дне которого захлебнулось уже столько неудачливых, излишне доверчивых людей? Невыносимо неприятные мысли. Такие неприятные, что даже во рту становится горько. Впервые в жизни Хииро понимала отчаянное желание отца запереть её в клетке без дверей, в которую нельзя впускать никого, кроме самой Хииро. Впервые в жизни она всем сердцем пожелала вернуться в эту клетку. Но она сама ее сломала, потянувшись к яркому свету, льющемуся из дверей волейбольного клуба. Наивная дура. Слишком наивно было полагать, что этот мир такой светлый и добрый, что если она войдёт в него, он не ударит ее по голове дубиной реализма, как и всех остальных. Ну, тем не менее, клетка не была чем-то действительно хорошим. Пытаясь забраться в неё, Хииро самостоятельно, осознанно попыталась бы ограничить себя, свое окружение и мировоззрение. Но она и не была настолько глупа, чтобы кого-то оправдывать, делать вид, что ничего не произошло или, наоборот, раздувать из этого, в общем-то, небольшого инцидента, целую трагедию в двадцати пяти актах. В этом-то и была вся проблема: она не знала, что делать дальше. Прошла уже неделя, в душе уже все улеглось, но неприятный осадок все равно плавал где-то... в общем-то и неясно где, факт в том, что этот осадок чертовски мешал спокойно жить. Головой-то Хииро понимала, что никто, кроме Куроо, в этой ссоре-то и не виноват, но привычка воспринимать волейбольный клуб как единое целое причиняло столько неловкости... Как вести себя с ними? Обычно? А как вести себя "обычно"? Что говорить? Как двигаться? Как стоять? Как, блин, дышать? Хииро видела, как смотрят на неё парни из клуба: в их глазах отражалось отчаянное желание поговорить, вина, неловкость и какой-то страх негативной реакции. Как, собственно, и у Хииро. Глупо, правда ведь? Их общение заключалось во взаимных приветствиях, прощаниях, натянутых улыбках и механических кивках. Это раздражало, напрягало и как-то опечаливало. Все это вызывало ощущение того, что все вернулось к тому, с чего начиналось. На уроках, когда Хииро не видела ни Мориске (он сидел сзади), ни Ямамото, ни Кая, ни Юки, она на полном серьезе боялась, что ей это просто приснилось. Тогда на перерывах она искала глазами их фигуры и про себя повторяла их имена, привычки, любимую еду, позицию в волейболе, все то, что доказывало ей, что она правда с ними знакома. С Куроо... все было сложнее. Настолько сложнее, что... блин, сравнивать сложность их отношений с парнями из клуба, со сложностью их отношений с Куроо одно и то же, что и сравнивать уровень уроков математики в средней школе и законы ядерной физики. Каждый день как испытание "как хорошо ты знаешь школу для того, чтобы не попадаться Куроо на глаза". Ну, так как их классы стояли рядом, в столовой они обедали в одно и то же время, а коридоры не разветвлялись, как лабиринты Минотавра, им все равно удавалось сталкиваться друг с другом. Как-то учителя заставили своих любимых отличников делать кое-какую работу и Хииро пришлось сидеть рядом с Куроо. Аура в классе была такая, что у всех остальных внезапно запершило в горле, потекли сопли, случилось все, что угодно, все, что позволяло покинуть кабинет как можно быстрее и как можно дальше. Не то, чтобы Хииро злилась на Куроо, просто она была твёрдо уверена, что извиняться перед ним ей не за что, так что она просто чувствовала себя неловко рядом с ним, вот и все. Что касается Куроо она не знала, уж слишком эта гадость умела держать себя в руках. Как у него вообще получалось включать "балбеса Куроо" по своему желанию вне зависимости от обстоятельств? Он либо гений, либо тайная звезда театра, не иначе. Ну, в любом случае, они разговаривали только для вида, а для людей, которые знали типичную манеру их общения (для всех), было очевидно, что они повздорили. Ну, слава богам, никто в их отношения не лез, а некоторые парни и большинство девчонок были даже рады, в силу определённых обстоятельств. Но виделись они нечасто, так что и поговорить у них не было ни возможности, ни времени(Хииро до потери сознания готовилась к представлению своей предвыборной речи, а Куроо зависал в клубе и гулял), ни, в особенности, желания. Ну и пусть. Правда, пускай. Нужен кому-то этот Куроо. Плевать, что теперь не с кем погулять, от вкуса сладкого теперь хочется разрыдаться в голос, а мысли озвучивать уже ни перед кем не получается. Ну и плевать, что по утрам в школу нужно ходить одной, а после школы сразу топать домой. В самом деле, плевать, что телефон теперь не разрывается от чужих сообщений круглые, в буквальном смысле, сутки, а стиральная машина не забита кучей потной спортивной формы, от вида которой, по непонятным причинам, всегда поднималось настроение. Плевать... Конечно же, Хииро не было плевать, но хандрить она тоже не намеревались, так что пусть лучше будет все равно, чем... боже, ну снова началось! Лето в этом году выдалось достаточно прохладным, так что двадцать пять градусов выше нуля было даже в какой-то степени чудом. На станции почему-то спешили часы, а люди, верившие в правдивость времени, нервничали, что трамваи опаздывают. В такие моменты Хииро чувствовала себя хранителем какой-то вселенской тайны, как бы по-детски это ни звучало. Куроо бы растрезвонил на всю округу о конце света, о том, что водители вообще потеряли совесть, конечно же, в шутку, подключил бы к этой затее и Бокуто (который приехал бы ради этого даже с другого конца страны), потом они на пару ходили бы и страдали ерундой, а Яку-сан бы молча пытался остановить нерадивого капитана, стыдливо извиняюсь перед занятыми джентльменами и дамами с детьми. От такой мысли поднялось бы настроение, если она пришла в голову на пару недель раньше. Теперь же только оставалось раздражённо мотать головой из стороны в сторону, пытаясь думать о чем-нибудь другом, чтобы не сильно забивать голову философской ерундой. Вероятность того, что мама была бы рада увидеть свою дочь с кислой миной на лице, примерно равнялась одному проценту. Примерно столько приходилось на то, что мама стала пессимистом и порадовалась бы за разочаровавшуюся в мире дочь, что, конечно же, было наглой ложью. Когда трамвай, наконец, приехал, Хииро застыла на месте, судорожно придумывая приветствие, подходящую улыбку, выражение лица и тон голоса, пока шипение открывающейся двери не напомнили ей кое о чем: маме всегда было все равно на то, как Хииро улыбалась, что говорила или как здоровалась. Это же мама, в конце концов - единственный человек, с которым, Хииро была уверена, ей на сто процентов повезло. Люди огромной смешанной кучей высадились из двери. Последней с лестницы спустилась хрупкая, маленькая фигурка на невысоком каблуке, весело спрыгивающая с каждой ступеньки. —С возвращением, мама.