Latte freddo

Какую-то минуту тревожно оглядываясь, я все-таки повернул дверную ручку и, войдя в отделение, выдохнул уже порядком загустевшее напряжение из легких. С облегчением натянув прохладный халат на свою рубашку и контрольно ощупав взглядом каждые вешалку, стул и полку в помещении, я не без ликования заключил: Людвиг, судя по всему, уже не придет, ибо я нарочно опоздал минут так на двадцать, но ничего вокруг все еще не выдавало признаков его присутствия. Может, начальство оперативно перевело его в другое отделение или что-то вроде того? Хотя… Как-то слабо верилось, что столь серьезные перестановки случаются за одни выходные от одной только жалобы недовольного напарника. Я, все же, достал стаканчик с кофе на вынос, что захватил еще утром по пути на работу, и, механически пролистывая увесистый документ, цепляясь взглядом за важные детали между строк, попытался сосредоточиться на информации о поступивших на вскрытие тел. Дверь неожиданно хлопнула, и я вздрогнул, сразу же ощутив, как немеют мои конечности и стакан с кофе выскальзывает из вспотевших рук. Людвиг резко приблизился к моему столу, отчего я в панике вжался в спинку стула и на каком-то инстинктивном уровне обнял папку с бумагами, точно прикрывая грудь от предстоящего удара. — Доброе утро… — Прорезался мой сиплый голос сквозь гнетущую тишину и кубометры презрения в глазах возвышающегося надо мной напарника. — Что-то случилось?.. — Я неуверенно поднял взгляд и нервно сглотнул: у него такие большие сильные руки, такой внушительный рост… Взгляд полный гнева… Ох, не хотел бы я сейчас получить от него по морде… Врагу не пожелаешь. — Ты нажаловался на меня начальству? — Натянутость его и без того обычно ледяного тона заставила меня покрепче вцепиться в прижатую к груди папку. — Они сказали, что, по словам моего напарника, я выскочка и невоспитанный хам. И что я веду себя бескультурно и у меня совершенно нет никаких манер. Моя челюсть отвисла: вот же змеи! И хватило же им ума наговорить ему таких гадостей! Наверняка решили надо мной подшутить, чтобы я сидел тихо и не выделывался. — Что, так и сказали? — Я округлил глаза. — Слово в слово. — Людвиг хмурился. — Я такого не говорил! — возмутился я и даже немного привстал, дабы поравняться с ним взглядом. — Но ведь все равно ходил жаловаться. — Парень скрестил руки. Губы его сжались в тонкую линию. Глаза сузились. Повисло молчание. Я не знал, что ему на это ответить, да и не мог: в горле словно застывала смола. Немец, все же, разорвал тишину: — А я-то думал, мне повезло с напарником: такой приятный молодой парень, энергичный, дружелюбный — а он, оказывается, бестактный лицемер, который при первой же возможности клевещет на своих. И чего же ты прямо не скажешь, что тебя не устраивает? — Это я-то бестактный?! — Я аж поперхнулся от возмущения. Смола, похоже, уже затекла в легкие и начала жечь меня изнутри. — Я пытался с тобой пообщаться, а ты вел себя так, словно вырос в пещере и совершенно не умеешь взаимодействовать с людьми! Такой невоспитанный и грубый! У нас в Италии так не принято! — А жаловаться на коллег начальству, как обиженный ребенок, — это в Италии принято?! — Он так же ощутимо повысил тон, и я, сам того не осознавая, стыдливо опустил взгляд. Мои губы дрожали. — Теперь тебя хотят перевести в другой город. Надеюсь, оно того стоило. Мне хотелось провалиться под землю. Кажется, у меня даже заслезились глаза, но я отчаянно пытался это скрыть. Да, я знал, что поступил очень подло, но мне было так обидно, что мой новый напарник грубил мне безо всяких причин… Может, я и впрямь решил, что обязан всем нравиться, ведь до этого у меня никогда не было проблем с коллегами и мне всегда делали комплименты. — Я… Я… Я вовсе не хотел тебя оскорблять… Они не так поняли… — Я все-таки поднял глаза, смазав охрипший голос уцелевшими остатками растрескавшегося самоконтроля. Мои руки подрагивали. Я крепко прижимал к себе папку. — Я просто заметил, что ты не рад моей компании и наверняка хотел бы другого напарника, ведь… Ты был очень невежлив и напряжен. Поэтому я решил пойти к начальству и сказать, что лучше бы они меня заменили, иначе тебе совсем не понравится твоя стажировка и всё впечатление об Италии будет испорчено… Людвиг прищурился. — Невежлив?.. А что я такого сделал? Что сказал? — Серьезно? — Мои брови сдвинулись к переносице. — Ты даже разговаривать со мной не хотел, а ведь я твой новый напарник! У нас в стране принято налаживать отношения с коллегами. — А у нас в стране принято работать. — Немец закатил глаза и хмыкнул. Я все еще хмурился. Людвиг улыбнулся краешком губ (не думал, что когда-нибудь увижу улыбку на его лице) и тут же как-то растерянно пробормотал: — Это неправда, Феличиано. Ты очень приятный парень — позитивный и открытый. У тебя отличный немецкий. Могу с уверенностью сказать, что мой напарник оказался даже лучше, чем я ожидал. Я понемногу отстранил от себя документ и уставился на парня во все глаза. — Но… Но… Почему ты был так груб со мной? — Феличиано… — Он прикрыл глаза и едва слышно выдохнул. — Я понятие не имею, чем тебя обидел. Просто знай, что я этого не хотел. Да и… Я ни черта не смыслю в вашей культуре — мне кажется, ты просто неправильно меня понял… Я широко улыбнулся и окончательно отложил свой «щит» на стол. — Ну что ты! Я могу тебя научить манерам, если хочешь! — Снова воодушевился я, почувствовав приятные теплые мурашки по всему телу. — Вот только… Я уверен, что тебе было некомфортно — и дело вовсе не в культурных различиях. Может, у тебя какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь? Взгляд Людвига метнулся в сторону. На какое-то мгновение он даже закусил губу. — Не стоит… Я уже поговорил с братом, и он сказал, что у меня всего-навсего стресс от переезда… Это пройдет. — Твой брат прав, но не волнуйся! — Я закивал и, обойдя стол, уселся на его край прямо перед напарником. Заглянув парню в глаза с очередной радушной улыбкой, я похлопал его по плечу, отчего он даже как-то неловко попятился, озадаченно оглядев меня и мою ладонь. Я рассмеялся. — В нашем городе очень много интересных мест, тебе понравится! Если хочешь, я свожу тебя в свой любимый бар или на футбол. А еще есть большой парк в центре города! Можем покататься на лодках. Как ты обычно снимаешь стресс? Людвиг выглядел ещё более напряженным, чем раньше. Ему явно не понравилось, что я до него докоснулся. — Ну… Обычно я хожу в зал. А на выходных пью пиво с друзьями или выбираюсь на природу. — А партнер? — Я знал, что моя улыбка уже начинала его поддразнивать, но ничего не мог с этим поделать. — Какой еще партнер? — Разве у тебя нет второй половинки? — Да-да, мне действительно хотелось узнать о личном, но что-то подсказывало, что вряд ли это парень способен выражать свои чувства на достаточном для того, чтобы девушка не обижалась на его черствость, уровне. — Я не состою в отношениях, — сухо отозвался он. — А где… Где мы можем сходить на футбол? — Ты хочешь сходить со мной? — Я кокетливо заправил прядку волос за ухо, и Людвиг тут же вытянулся в лице, отчего я залился глупым и отчасти даже подначивающим смехом: уж больно меня забавляла вся эта его напускная серьезность. — Можем сходить на выходных. А сегодня я могу сводить тебя в свой любимый ресторан и показать, где ты можешь записаться в зал недалеко от работы. Блондин лишь, как мне показалось, робко улыбнулся в ответ. После работы мы с Людвигом, как и планировали, сходили в кафе, и я рассказывал ему о том, что австрийцы находили во мне странного, а он делился со мной своими впечатлениями о людях здесь и… обо мне в частности. Он сказал, что я очень «теплый». Может, мне послышалось? Что значит, «теплый»? Я спросил его, но он вдруг смутился и перевел разговор в русло поверхностных бесед об итальянской кухне. Начальство в итоге лишь закатило глаза, когда я сказал, что мы с Людвигом всё обсудили и нашли общий язык. Спустя неделю знакомства мы начали чаще общаться во время работы. Я рассказывал ему, как надо вести себя с итальянскими женщинами, чтобы их не обидеть, как вести себя с друзьями и с коллегами, и когда парень осознал, что с самого начала вел себя грубо, он очень искренне передо мной извинился и сказал, что не знал, что коллегам обязательно становиться хорошими друзьями. Казалось бы, мой иностранный напарник все осознал, — но меня все равно напрягало, как он шарахался, стоило только, как у нас принято, попытаться обнять его при встрече или — ни дай боже — поцеловать в щеку. Мы часто ходили на обеды компанией; его итальянский улучшался — Людвиг очень способный. Правда, со мной он в большинстве случаев говорил исключительно на немецком — видимо, не хотел смущать меня своим «неидеальным» итальянским. Всё у него должно быть правильно… На выходных парень звал меня поиграть с ним в футбол — он был полон энергии и энтузиазма, валял меня по земле, отпускал саркастические шуточки, а на эмоциях мог даже поднять меня на руки, когда мы играли с коллегами из больницы, — и я смеялся, как придурок. Мне было так приятно, что он, наконец, оттаял, перестав дергаться, стоило только спросить у него что-нибудь личное или приблизиться. Он даже разрешал мне обнимать его при встрече… Правда, с таким лицом, словно готов был разрыдаться от напряжения. Меня это, к слову, лишь только забавляло, и я ничего не принимал близко к сердцу. Однажды в особенно теплый день я позвал Людвига на свой любимый пляж за городом. Он сосредоточенно вел машину — настоял, чтобы я пустил его за руль, — а я болтал о своем и периодически раздражал его неловкими вопросами о жизненных планах и целях. У меня было очень хорошее настроение: как только мы подобрались к морю, я на бегу стянул с себя рубашку с шортами и бросился в мирно плескающуюся у берега прохладную воду — людей на пляже почти не было. Блондин стоял у берега и молча наблюдал за тем, как я плаваю, держа в руках плед и сумку с закусками. Я вышел из воды и, зачесав мокрые волосы назад, адресовал ему недоумевающе вопросительный взгляд. Губ Людвига коснулась крайне двузначная ухмылка, отчего по всему моему телу пробежал холодок, а стекающие по спине капли будто покрылись инеем. — Что?.. — хрипло выдавил я, пытаясь отдышаться после заплыва. Парень оглядывал меня с головы до ног и не двигался. Мне почему-то стало крайне неловко и захотелось обернуться в полотенце, только бы спрятать свое полуобнаженное тело от его любопытных глаз. — Со мной что-то не так?.. Блондин, приковав взгляд к моей груди, отрешенно пробормотал себе под нос что-то вроде: — Такой аккуратный и низенький… Прелесть. На короткое мгновение я даже оторопел, но быстро собрался и, будто не расслышав последнее, завел театральную пластинку капризного дитя: — Чего?! Это я-то низенький? У меня нормальный рост! Это просто ты такой огромный и большой! Мои щеки, однако, уже полыхали всеми оттенками алого. Людвиг, напоследок ухмыльнувшись куда-то в сторону моря, принялся расстилать плед. Я уселся рядом с ним и, на всякий случай сделав вид, что продрог, накинул на плечи длинное полотенце. Парень вел себя очень странно и не торопился раздеваться. Я спросил, почему он не хочет искупаться. Он отозвался не сразу. — Солнце слишком… яркое. Я плохо загораю — в основном просто краснею, особенно когда так жарко. Я почему-то не сдержал хохота и предложил ему обмазаться кремом для загара. Он ворчливо подметил, что это глупо и неестественно — лучше просто дождаться вечера. Однако я шутками и кривляньями все же уговорил его снять рубашку и… Обомлел, почему-то сразу же спрятав взгляд, как только блондин протянул мне крем, предлагая ему помочь (понятия не имею, когда он успел его купить). Черт, он там такой белый… Как будто вообще не загорает. Как молоко… И… Такой большой и складный… Такой правильный эстетичный торс, грудные мышцы… Такие широкие плечи… И эти сильные мускулистые руки со слегка выступающими рельефными венами… Очень мужественно и горячо… Как мужчина из голливудского боевика… Черт, мне что, стало завидно? Или что это за странное смущение… У меня внутри все горело и сворачивалось: я не мог поднять глаза. — Феличиано? — Он как-то неуверенно позвал меня, все еще держа в руке тюбик с кремом. Я медленно поднял глаза. Наши взгляды встретились. Мы молчали. Я был весь красный… И все эти его рельефы… Он что, предлагает мне его потрогать? Блондин вдруг одним легким движением стянул с меня полотенце, и я дрогнул, обняв себя руками. — Ты чего? — Вскинув брови, он с осторожностью поинтересовался: — Плечи сгорели? Может, тебя тоже намазать? Я смущенно пробормотал, что всего лишь озяб, и, собравшись с мыслями, взял тюбик, с дрожью в ладонях принявшись мазать ему спину. Он выпрямился и одновременно с этим как-то неестественно напрягся — я, к слову, тут же списал это на явную неприязнь к чужим прикосновениям. И кто меня дернул раскрыть рот? — Я не заразный и не кусаюсь, расслабься. — Мои ладони замерли в районе его плеч: я снова пытался шутить, дабы хоть как-то разрядить обстановку. Парень вдруг накрыл мою ладонь своей — большой и теплой, и у меня разом вытолкнуло весь кислород из легких. — Такие холодные руки… Тебе все еще холодно? Я сглотнул и отстранился. Людвиг метнул в меня озадаченный взгляд. Я слегка сощурился и быстрым шагом направился к воде. Все эти его… Слова и прикосновения… А я-то думал, он совсем деревянный. Все-таки, умеет подлизаться, когда надо и не надо. Или он ничего не имел в виду?.. Ни черта не соображаю… Он шутил? Он заигрывал? Он хотел меня смутить? Я нырнул и вдруг представил, что воспринял бы это, как заигрывание, если бы был девушкой. А что… Что, если ему нравятся мальчики? В голове вдруг возникли картины, как бы он прижимал меня к стене и приподнял бы над полом, вынудив обвить его ногами, и… Какой бы я был легкий в его сильных руках… Как бы он прижал меня к свой теплой широкой груди, как бы я обнял его за плечи, зарывшись пальцами в светлые волосы на его макушке, как бы он… Я в панике вынырнул, взглядом зацепившись за плавающего где-то неподалеку Людвига. Черт подери, я никогда не ощущал такой неловкости наедине с парнем… Я прошелся по горячему песку, уселся на плед и принялся намазывать хлеб шоколадной пастой. Через какую-то минуту передо мной возник блондин, загородив собою солнце. Я поднял взгляд: его укладка была безнадежно испорчена — волосы нелепо свисали на лоб, отчего я рассмеялся и, невольно взглянув на его плавки и снова застыв на месте, робко отвел взгляд от одной только мысли, что возникла у меня в голове при виде выступающего бугорка между его ног. Видимо, у него не только тело такое большое… Он просто везде и всюду большой… И ему нравятся мальчики? Им, наверное, очень больно ему даваться… Пока я жалел воображаемых мальчиков Людвига у себя в голове, представляя, как и в каких позах он их… Парень меня окликнул и протянул только что сделанный им бутерброд. Я выдавил беззаботную улыбку, но все ещё был красный и взволнованный, как самый последний девственник на земле. — Ты не заболел?.. — Блондин вдруг накинул полотенце мне на плечи. Я даже задрожал от неожиданности. — Ты какой-то молчаливый, обычно так много болтаешь… — Не ожидал от тебя такой чуткости… — Ляпнул я, тут же пожалев, что, кажется, опять его в чем-то упрекнул. Но Людвиг даже не изменился в лице. — Мне что-то не по себе… Наверное, температура. Поехали обратно в город? Когда мы вернулись, парень заботливо проводил меня до дома и даже отогнал машину на стоянку, сказав, что доедет до своей квартиры на такси. А затем я… Пустил его домой. Моя кошка принялась тереться о его ноги и громко мурчать. Он… Подошел ко мне и приложил свою теплую ладонь к моему лбу. И тихо хмыкнул. А я улыбнулся, сам не зная, чему. — Нет у тебя температуры, — шепнул парень, с какой-то несуразной, несвойственной ему мягкостью коснувшись тыльной стороной ладони моей алой щеки. Я смотрел в его выразительные голубые глаза и пытался сообразить, как мне на все это реагировать. Мне было так тепло и… Спокойно. И все было так правильно. И мне захотелось обнять его, но вовсе не так, как принято у нас в Италии. Так, как принято обнимать, когда тебе с кем-то тепло. Я открыл было рот, дабы спросить что-то бессмысленное, но Людвиг первым подал голос, резко направившись к двери: — Уже поздно. Я пойду. Я кивнул. И он ушел, даже не обняв меня на прощание. Даже не обняв, как принято у нас в Италии…