И среди терновника растут розы

      Своей очереди ему ждать около месяца, так как отец всё ещё пытается помочь своему бестолковому сыну…       Но голубоглазый преступник Накахара Чуя, прекрасно знает, что в случае доказательства его вины, рыжего ждет не лучшая участь. Ведь он осознает, насколько жесток и безжалостен здешний палач. Знает, что в случае допроса с пристрастиями его телу будет несладко…       Все знают, что Осаму Дазай — это один из тех палачей, что более чем качественно выполняет свою работу, зная свои обязанности «от и до». И пусть Чуя — аристократ и английский джентельмен, но не разу не видел этого палача. Но по слухам, он самый страшный пыточник, что обязательно узнает правду всеми реальными и нереальными методами. Пыточник, что использует всевозможные способы: от избиения плетью, до вырывание ногтевых пластин и прижигания свежеполученных ран.       Пальцы жутко трясутся, а теплая кровь стекает на грязный пол пыточный обагряя все вокруг.С каждым вырванным ногтем, слышится характерный хруст… Ладошки потеют,  пальцы полностью обезображены, а каждое действие теперь кажется пыткой…       От криков скрываешь голос, а от боли все ещё хочется выть, но не имея голоса, остаётся только биться в адских конвульсиях, тяжело дыша и искусывая губы в кровь. Некоторые, заранее зная, о своих  участи и грехах, но по-прежнему не желая покаяться, откусывают себе язык… Избавив себя таким образом от долгих и мучительных пыток… Хотя и без этого тело будет физически уничтожено, ведь морально оно уже мертво… Душа же отправится на суд небесный…

***

      Минуты, кажутся часами, часы — днями, дни — неделями, а недели — вечностью… Кажется, у происходящего и вовсе нет конца.       Неприятные запахи и трясущиеся тонкие пальцы, что скоро посинеют от холода. Глаза привыкли к темноте так, что вполне возможно рассмотреть очертания коридора и силуэтов, мелькающих в этой полутьме. В ушах звон, хотя трудно сказать, что это: звон мёртвой, кладбищенской тишины или крик ещё одного заключённого, что сейчас находится в пыточной камере, а звон, даже не крик, а лишь его умирающее эхо.       Пожалуй, это единственное, к чему невозможно привыкнуть. Этот звон, от которого закладывает уши своеобразное напоминание о том, что твоя очередь все ближе и ближе, и совсем скоро ты будешь прародителем этого звона…       Месяц, именно столько дано, для осознание всех своих грехов и раскаяние в содеянном…

***

      Тихий свист и крик, что уже почти стих, и бесшумные шаги, поднимающегося из пыточной темноволосого высокого человека, что так трудно рассмотреть в темноте. Рыжий лишь проводит его взглядом, толком так и не разглядел.  Так и не поймёт, что этот худощавый молодой человек, тот самый жуткий  палач…

***

      Одна лунная и бессонная ночь, ещё одна мысленная пытка для голубоглазого аристократа… На удивление оставшийся здесь шатен. — Очередная лунная ночь… — чужой голос, словно ножом разрезает тишину и заставляет Чую невольно посмотреть через плечо и машинально ответить: — Да, очередная… — голубые глаза окинули быстрым взглядом шатена, но заинтересовались рыжеволосы парень обернулся, рассматривая ночного гостя. — Какая сейчас погода на улице? — быстро спрашивает аристократ, ведь это интересовало его куда больше, чем сам собеседник. — Замечательная… — подойдя к камере, сказал кареглазый — Великолепная погода… Одной осенней лунной ночью… — А… Какое сегодня число и который сейчас час? — 18 октября 1888 года… Да по полуночи. — месяц… 18 ноября, значит — 18 ноября? — Предполагаемая дата приведения моего смертного приговора в действие, одним жутким палачом… — на что Осаму лишь таинственно улыбнулся, тихо хохотнув и прикрыв рот рукой. — Вот как… Не сочтите за грубость, но раз у Вас осталось ни так уж много времени, может тогда хотите о чем-нибудь поговорить? Таковым было содержание этого предложения, рассчитанного строго на один месяц…