Я болен тобой

7 мая. 14:25. Обед.

«Наше общение длилось уже месяц. После того дня, когда ты оставила свой номер в моей зажатой руке, я не спал три дня, ходил, как в воду опущенный. Собственная трусость грызла изнутри, превращая меня в настоящего нытика. Излить наболевшую душу было не кому. Друзей у меня нет, а родители в другой стране. Я всегда чувствовал себя совершенно одиноким в большой и такой холодной квартире, стены которой давили на меня с каждым днем все сильнее и сильнее. Ничего меня не спасало: ни куча недоделанных отчетов, которыми я завалил себя в надежде забыться, ни моя собака Арон (мой единственный друг), ни выпивка. Лишь воспоминания твоей улыбки и, по истине, бездонных глаз, которые невозможно забыть, вносили краски в мой безжизненный мир. И вот спустя четыре дня страданий, мучений и угрызений трусости, я решился позвонить тебе и пригласить на прогулку. Вопреки моим страхам, ты с радостью согласилась, даже сказала, что давно ждала моего звонка и уже отчаялась думая, что я так и не сделаю шаг. Тогда я еще больше убедился, какой же я дурак… После, я каждый день звал тебя на прогулки: то в парк, то на аттракционы, то в кино, то просто на чашечку кофе в заведение напротив твоего дома. Мы словно были родными душами. Рядом с тобой я чувствовал себя наполненным изнутри и по-настоящему живым. Ты была такой светлой, доброй, позитивной. Всегда улыбалась и никогда не огорчалась по пустякам. Я восхищался этой твоей особенностью. В итоге я не выдержал. Наплевал на то, что мы знакомы лишь месяц и решил предложить тебе встречаться. Помню, тот день, как будто это было вчера. Я пригласил тебя в наше любимое кафе. Ты немного опаздывала, из-за чего я жутко нервничал. Нет, не потому что тебя долго не было, а потому что с каждой минутой терял свою уверенность и волновался все больше. Ладошки потели, а я в очередной раз поправил прическу и посмотрел на часы. Прошло уже полчаса, а тебя все нет. Я набрал твой номер, но наткнулся на автоответчик. И вот тогда я испугался не на шутку. Ведь ты никогда не выключала свой телефон и никогда не опаздывала так надолго. Посидев еще десять минут, я решил пойти к тебе домой и узнать в порядке ли ты… То, что я увидел, когда твоя мама (после долгих уговоров) все-таки провела меня до твоей комнаты, заставило тело содрогнуться. Ты лежала на кровати, скрутившись калачиком, лицо было бледным, а из таких полюбившихся мною глаз, текли слезы. Сердце болезненно сжалось, и меня нещадно начало трусить. Я будто пропускал всю твою боль через себя. Кровать прогнулась под моим весом. Я опустил руку на твою голову и, зарываясь пальцами в спутанные волосы, позвал тебя по имени. — Что случилось? — Ка…карл… Карли… — едва сумела выговорить ты охрипшим от слез голосом. Я знал, что это имя твой домашней любимицы — кошки. — Что с ней? — аккуратно задал вопрос, не прекращая ласково гладить уже твою спину. — Умерла… сегодня ночью… — безразлично раздался твой голос. Разряд жгучей грудную клетку дрожи прошел по моему телу. Я впервые слышал, чтобы ты говорила так холодно и вяло. — Ничего. Заведешь себе нового питомца, — произнес успокаивающе, думая подбодрить, таким образом, но как же я ошибался. Ты внезапно разозлилась, подрываясь с кровати, одарила меня прожигающим взглядом и указала на дверь. Душа ушла в пятки и в тот момент, мне стало по-настоящему страшно. Не потому что испугался за свою безопасность, я боялся за тебя. Ты пугала меня. — Убирайся! — Я тебя чем-то обидел? — Ты надоел мне! — процедила, сжимая губы в тонкую полоску. — Убирайся! Пошел вон! — ты стала истерично кричать, плакать и трястись от одного вида на мое перепуганное лицо. Я выбежал из твоего подъезда, как ошпаренный, и еще долго бродил вокруг, терзая себя догадками…» Ты всегда была для меня самой лучшей. Когда мы познакомились, я считал тебя ангелом — чистым и безгрешным, светлым лучиком в моей жизни, но сам не заметил, как ты медленно разрушила меня этой своей добротой. Не надо притворяться, ты знала, на что шла с самого начала. Ты подписала мой приговор без грамма сожаления. Да, можно сказать, что я не сопротивлялся и добровольно продолжал делать шаги в твою сторону, и это правда. Но я не мог поступить иначе, просто не мог… ведь уже был болен тобой. Смешно. Ты болела психическими расстройствами, а я тобой. Ты страдала от депрессий, а я от безумной любви к тебе и неумении отказывать своим желаниям. Я медленно плавился, смотря в твои глаза, медленно, но уверенно погибал в тебе, отдавая свое сердце кусочек за кусочком, пока оно всецело не стало принадлежать тебе. Но не забывай, что и ты без раздумий отдала мне свое. Так что, мы квиты. Влюбленные друг в друга до беспамятства дураки… — Вам пора на процедуры, — вошедшая медсестра, как всегда нарушает мой покой. Я устало закрываю дневник, ложа его на прикроватную тумбу, раздраженно выдыхаю носом воздух и поворачиваюсь к «нарушительнице». — А вас не учили стучаться? — ехидно спрашиваю, но тучная медсестра даже не дергается от грубого обращения. Уже привыкла. Я хмыкаю, поднимаясь с кровати. — Научитесь стучать, пожалуйста. Ну что за кошмарный сервис, — цокаю языком, направляясь к двери. — Здесь вам не пятизвездочный отель, — огрызается женщина, когда я уже дергаю холодную ручку на себя, попутно заостряя внимание на торчавшей из замочной скважины, ключ-карте. Видимо эта пристарковатоя дама забыла ее вынуть. Обычно она прячет ее, как только заходит сюда. Вот не задача. — Ну да, здесь же у нас элитная БОЛЬНИЦА, в которой почему-то держат людей против их воли, — открыто язвил я, пытаясь заговорить ей зубы, чтобы незаметно спереть ключ. К счастью медсестра не обращала на меня внимания, меняя в это время мое постельное белье. Я быстренько вытащил из скважины заветную карточку, пряча в карман больничной пижамы, и поспешил ретироваться, пока женщина не посмотрела в мою сторону.