Дистимия на двоих

      Джонсон широкими и уверенными шагами направился к первой двери для выхода к столовой. Салли пришлось ускорить шаг, чтобы поспевать за длинноволосым. Они прошли тот коридор, где впервые столкнулись, ушли от столовой и направились к первому выходу.       Ларри остановился, порылся в карманах старых темно-синих джинс и достал оттуда магнитную ключ-карту. Та блеснула в лучах отражающегося от белоснежных стен света. Края карты были изрядно потрепаны, поэтому можно догадаться, что пользовались ей достаточно часто.       У Фишера глаза расширились от удивления. — Откуда это у тебя? — искренний интерес овладел парнем, что стало неожиданным для него. Давно он не испытывал чего-то подобного, надо же. — Это не важно, — сухо отозвался шатен. — Нам же нельзя! Нас накажут! — теперь интерес сменился страхом и ноткой недоверия к этому патлатому парню. Здравый ли смысл проснулся в голове парня — непонятно, но тот вдруг понял, что собирается идти непонятно куда и непонятно с кем. — А почему бы и нет? Не накажут, не переживай, — усмехнулся Ларри. — С чего это я должен тебе верить?! — Я и не прошу мне верить. Я могу пойти один, раз ты трус. — Я… Я не трус! — Сал сжал руки в кулаки. Подобное высказывание в его сторону как-то задело. — Докажи, — с вызовом, нахмурившись, произнес Джонсон. Он словно издевался над парнем, втягивая его в свою игру.       Стиснув зубы, Сал первым вышел на лестницу, начиная подниматься. Ему было страшно, но он не хотел этого показать. И казалось бы, какая ему разница до первого встречного парня, чтобы вестись на его уловки? А такая, что он заставил вмиг покинуть привычное болото из безразличия и что-то почувствовать. Пусть чувство обиды и не было очень уж приятным. Однако, любопытство взяло верх, поэтому синевласый добровольно исполнял прихоть Джонсона. — Как же легко тебя подбить на нарушения общественного порядка, — усмехнулся голос шатена где-то над ухом. Он был значительно выше ростом. — Прыгнуть сильно хочется, — фыркнул Салли.       Еще пару секунд они молчали, поднимаясь все выше по ступенькам, после чего шатен поинтересовался: — Почему ты носишь эту маску? — Это протез, — сухо отозвался впередиидущий, зыркнув через плечо на собеседника.       В это мгновенное явление Ларри с нескрываемым интересом вглядывался в голубой глаз Фишера. Слепящий свет заставил темный зрачок сузиться, делая и без того неестественно-бездонный взгляд еще более завораживающим. — Что произошло? — наконец поинтересовался шатен, отводя взгляд в другую сторону, потому что выдержать этот взгляд у него не вышло. — Тебе не обязательно это знать. У каждого свои секреты, — фыркнул синевласый, смотря себе под ноги.       Наконец, спустя два лестничных пролёта они увидели серую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещён».       Но Ларри Джонсон уж точно не был в этих стенах посторонним. Слишком много времени он провел здесь, наедине со своими мыслями и внутренними демонами. И, кстати, почти в полном одиночестве. Здесь, в этом прогнившем, пропахшем медициной месте он существовал только в своей палате, изредка выходя, чтобы сходить в столовую или выбраться на крышу, словно пытаясь убежать от этого одиночества. Однако, ничего не получалось.       Единственный, с кем общался Ларри — это, разумеется, лечащий врач и пара медсестёр, которые иногда интересовались его самочувствием. И то общением это сложно было назвать.       Да, Джонсон пытался с кем-то говорить. И у него даже получалось… Вот только, другие подростки с похожими проблемами не отзывались особым сопереживанием и поддержкой, они были скучными и предсказуемыми. А еще, увидев обе стороны патлатого, они восклицали о том, что он больной и сумасшедший, хотя подобные высказывания от таких же, формально, больных и сумасшедших, слышать было вдвойне обиднее. Он невольно задумывался над тем, что ему место лишь в психиатрическом отделении, рядом с больными шизофренией.       После знакомства с одним рыжеволосым пареньком в круглых очках, Ларри оставил все попытки социализации. Ему было в какой-то степени обидно за себя, но ничего поделать он уже не может. Остается только скорее вылечиться и покинуть это место.       Стоило потянуть за ручку двери, как скрипнули петли, пуская ребят на волю. Ветер все так же дул, но был гораздо сильнее, чем через окно в палате. Он буквально пронизывал насквозь, заставляя мелко задрожать от резкого холода. Синие волосы, собранные в высокие хвостики, трепались от каждого дуновения, спутывая пряди между собой, но Сала это сейчас вовсе не тревожило.       Он тут же направился к краю, чтобы оценить дальность падения, но, увидев под собой четыре этажа в высоту, отшатнулся обратно. — Что, передумал? Я тоже передумал когда-то, — снова криво усмехнулся Ларри. Салли смерил его изучающим взглядом. — Как долго ты здесь? — спросил парень, сощурившись. — Уже порядка нескольких месяцев, а может и год. Время здесь теряет свое значение, — пожал плечами Ларри. — Звучит жутко, — поежился синевласый. — Возможно, — протянул Джонсон, а потом вдруг спросил, — Боишься меня? — Это очень странный вопрос. Нет, не боюсь, — с напускной уверенностью сказал Сал.       Тогда Ларри быстро начал сокращать появившееся между ними расстояние, смотря прямо на Салли, казалось, в самую его душу. Самое напрягающее было то, что по карим глазам никак не получалось прочитать эмоции шатена. Они будто стали стеклянными, утратив свою жизнь и чувствительность.       Фишер тут же сделал несколько шагов назад. Ему показалось, что Джонсон заманил его сюда специально. Он увидел в патлатом угрозу.       И сделал ещё несколько торопливых шагов к краю. — Тихо-тихо! Сал, аккуратно! — Фишер резко обернулся, не увидев позади себя выступ крыши и прежде, чем он понял, что теряет равновесие, его за руку схватил Ларри, утягивая на себя.       Чужие пальцы, обхватившие запястья, сделали лишь хуже. Салли едва не наваливается целиком на Джонсона, но, поняв, что теплая чужая ладонь все еще держит его руку, он, словно ошпаренный, отскакивает в сторону, коротко и тихо взвизгнув. — Не прикасайся ко мне! — Фишера затрясло мелкой дрожью, а сам он очень сильно захотел или принять душ, или хотя бы просто помыть руки, потому что он до безумия боялся чужих прикосновений. Даже родному отцу он не давал себя задеть или просто-напросто — обнять. Парень прекрасно знал, что это ненормально, а так же он знал, что данный диагноз, именуемый не иначе, как «гаптофобия», уже записан в его медицинскую карточку.       Фишер поборол в себе приступ паники, но отвращение все же осталось. Непонятно только, к чему именно: к себе или к Ларри. Он отошел в дальний угол крыши, где присел на бетон у самого края и, обняв колени, посмотрел в даль. Туда, где виднеется центр города. Туда, где находится его квартира, в которой он сейчас хотел бы точно так же сидеть на подоконнике и смотреть на небо. Время перевалило за полдень, собирались дождевые тучи. Ветер усиливался.       Джонсон подошел и присел рядом, предусмотрительно соблюдая расстояние в метр. Еще какое-то время они молчали, но потом кареглазый несдержанно и немного раздраженно выпалил: — Почему ты сразу не сказал?! — Салли осуждающе посмотрел в ответ, тихо вздохнув. Снова тишина. — Извини… Не с того мы начали знакомство. Надо было спросить сразу — чем ты болеешь? — Ларри смягчился и улыбнулся краешком губ. — Да, именно с этого начинают все знакомства! — съязвил Фишер, свесив ноги вниз и начиная болтать ими, постукивая кедами по бетону. — Мы в психушке, чел. С чего ещё здесь начинать? — Предварительно — дистимия, — синевласый вновь направил взгляд в темнеющее небо. Заморосил дождик, приятно охлаждая кожу шеи и пальцев рук. Парень одернул до этого закатанные до локтя рукава толстовки, скрывая старые шрамы от порезов. Даже если шатен успел их заметить — ему плевать. Он знал, что тот его поймет. — У меня тоже, — горько усмехнулся Джонсон в ответ, так же посмотрев в небо. — Тоже? — недоверчиво переспросил синевласый. — Я тоже болен дистимией, но она является следствием биполярного. Благо, лечение помогает. Я чувствую себя намного лучше. — Биполярное?.. — Сал перевел взгляд на приятеля, с удивлением приподнимая бровь. Это кое-что проясняло. Например, тот жуткий и не живой взгляд Ларри и его внезапный вопрос про страх. — Ну да. Сложно не заметить моего странного поведения. — Типа перепады настроения и все в таком духе? — Ага, именно. К сожалению, я это не контролирую. Извини еще раз… — Ничего… Это, — он намекал на свою реакцию после прикосновений, — тоже что-то вроде следствия, — Сал усмехнулся, считая, что и так слишком много личной информации выложил едва знакомому долговязому парню с внешностью металлиста, да еще и с биполярочкой. — О, то есть, это тоже диагноз? — Ага, я боюсь, когда меня трогают. — Больше не буду, обещаю, — Ларри криво усмехнулся, поднимая обе руки в воздух в примирительном жесте. — Пошли внутрь, а то сейчас дождь усилится и нам будет сложно скрыть свой побег.       Фишер согласился с патлатым, потому оба покинули крышу, молча смотря по сторонам. Они молчали, ведь у каждого были причины над чем-то подумать. — Моя палата здесь, так что я пойду, — Джонсон махнул рукой на прощание и поспешил скрыться за поворотом коридора. — До встречи, — махнул вслед Сал, тут же осекаясь и мысленно давая себе пощечину. «Господи, зачем я вообще пошел с ним на контакт? Зачем?! Оно мне надо? Лучше бы сидел в палате и не ходил в эту столовую. Легче жить. А он наверняка привяжется! И что потом? С чего я вообще такой общительный?»       Сал вернулся в свою палату и задумался, смотря на стекающие по оконному стеклу капли дождя. Кто-то закрыл окно, которое он, в порыве злости, распахнул.       Фишер уселся на подоконник, так же, как и в прошлый раз. Палец сам собой скользил по слеклу, повторяя узоры от капель. Из-за маски становилось трудно дышать, и лицо устало, но Салли ни за что не снимет этот кусок пластика. Ему казалось, что он уже врос в его кожу. Возможно, так оно и было.       Сал не стал спускаться на обед, решив, что не голоден. Отчасти, он боялся встретить Ларри. Он не хотел заводить здесь какие-то знакомства, несмотря на то, что с кем-то было бы не так грустно и тоскливо.       Однако, синевласый уже давно привык к одиночеству. Оно медленно поглощало его, разлучая со всеми людьми, ограждая от них огромными и неприступными стенами.       Он просто сидел на подоконнике, смотря за редкими, пробивающимися сквозь плотные тучи после дождя, лучами солнца, ходил по палате, считая плитку на полу или просто лежал на своей постели, изучая взглядом трещины на потолке и думая о своей жизни. Это был своеобразный круг его жизни, который ничто не способно было прервать. Зато, однообразие дарило смутное ощущение стабильности и спокойствия, в котором так нуждался парень.       Медленно за окном начинало темнеть. Сал все же пересилил себя, собираясь к ужину. Дорога до столовой, снова косые взгляды, на которые уже не было сил обращать внимания, безвкусная еда, а затем такая же дорога до палаты. Удивительно, но ни Ларри, ни Трэвиса парень не увидел. Хотя, быть может лишь потому, что все время смотрел в пол под ногами, игнорируя происходящее вокруг.       В палате медсестра заботливо уже приготовила лекарство для Салли. Он не удостоил её и словом. Дождался, пока женщина в белом халате скроется за дверью, взял таблетки, сунул их в карман и при первой же возможности смыл в раковину.       Он считал, что бесполезные лекарства не способны его вылечить, ведь он уже обречён.       Тучи все так же затягивали, теперь уже, ночное небо, не давая свету луны освещать хоть что-то.       И даже несмотря на кромешную темноту, спать Фишеру не хотелось. Он ворочался, пытаясь хоть ненадолго провалиться в сон, но ничего не выходило.       Тревога нарастала постепенно, заставляя последнее спокойствие покинуть уставший разум и, под резкий звук падения какого-то предмета в соседней палате, подскочить, хватаясь руками за волосы и сильно сжимая их.       Все вокруг было опасным, угрожающим, холодным и бездушным.       Становилось не до сна. В таких ситуациях парень привык пить снотворное, но сейчас он не дома. Попытки бороться со страхом не приносили успеха. А он все сильнее стискивал своими ледяными когтями бешено стучащее сердце и мешал дышать.       Синевласый так и просидел всю ночь на постели, до боли в глазах всматриваясь в чернеющую пустоту угла напротив его кровати. До тех пор, пока темнота не начала таять под лучами предрассветного солнца.       Наступило утро, но ничто уже было не способно вернуть парню сон.       Смирившись с полной подавленностью и усталостью, Салли начал готовить план по выживанию в новом дне. Только на это он и был сейчас способен.