Дистимия на двоих

      Фишер еще раз огляделся вокруг себя, ища выход из неудобной ситуации, но белые стены полупустого коридора оказались безмолвны. Короткий вдох, после которого синевласый выпалил на выдохе одну долгую фразу, не замечая, что от волнения повторяется: — Прости, что так вышло, я правда не хотел тебе как-то грубить, извини, что так вышло.       Сейчас парень с хвостиками внимательно смотрел себе под ноги, изучая потертые временем запыленные кеды. Хотелось сжаться в маленький комок, провалиться сквозь землю — только бы не находиться сейчас среди этого неловкого молчания. Взгляд не хотел подниматься выше — Салли просто боялся посмотреть в строгие карие глаза шатена и увидеть в них отвращение. Отвращение, которое, в целом, заслужил.       Тишина затянулась слишком уж надолго, но Джонсон продолжал стоять напротив. Видимо, он что-то обдумывал про себя, делая какие-то выводы. — Ты же сам просил не подходить к тебе, — наконец, послышался хриплый голос шатена, от которого по спине пробежались щекочущие мурашки, а голубые глаза сами собой сфокусировались на лице Ларри.       Он холодно смотрел на Фишера, выражая этим все свои смешанные эмоции, которые испытывал из-за него же. — Ну, я… Погорячился тогда, — неуверенно начал Сал, вновь дергая рукав толстовки, скрывающий бинты на запястье. — Да? А то, что ты не собираешься принимать таблетки — ты тоже погорячился? Это был просто всплеск эмоций? Нервный срыв? Или же ты сам себе вдолбил в голову то, что врачи желают тебе смерти? Да они только рады избавиться от тебя! — Ларри не нужно было кричать. Его отчужденный и холодный тон был хуже крика.       Салли сейчас вжал голову в плечи, пытаясь не закричать в ответ, доказывая свою правоту. Ларри, конечно, был старше него, но старше, ведь не значит умнее? Ногти вжались в кожу на ладони. Было больно. — Я… — только и успел вставить Сал, когда Ларри принялся так же холодно высказывать всю правду про лечение и про врачей, всё же повышая голос, чтобы до синевласого, наконец, дошло.       Он, вроде, и не бросался оскорблениями, но почему-то было невыносимо обидно, хотя скорее на себя. Патлатый может быть агрессивным — это известно. Здесь виной всему стала болезнь. Но все же…       Кафель под ногами стал размываться, а еще через мгновение из голубых глаз потекли горячими струйками слезы. Они стекали по белоснежным пластиковым скулам и с характерным стуком падали на пол. Ларри тут же замолчал, вопросительно посмотрев на парня с опущенной головой. — Сал? — спросил он уже значительно мягче, но колючие нотки еще остались в его голосе.       Синевласый не ответил. Ком в горле мешал даже вдохнуть. Если бы Ларри не знал о болезни Фишера, то он тут же встряхнул его за плечи. Однако, даже несмотря на их ссору, Ларри по-прежнему уважал чужое личное пространство, ведь он обещал. — Тц, ладно, не хнычь только. Я тебя прощаю на первый раз, — шатен скрестил руки на груди, тяжело вздыхая. Ему было жалко Салли. — Я не знаю… — дрожащим голосом произнес парень с маской, все так же смотря в пол. — Чего ты там не знаешь? — Я не знаю, что делать, — Фишер обнял себя за плечи. «Господи, почему я плачу? Это снова… снова срыв? Ох, только не это. Только не при Ларри»       В голове синевласого на секунду промелькнула мысль о том, что собственные худые руки с холодными пальцами могли бы оказаться руками Ларри. Могли бы, если бы Сал не боялся. — Чел, все хорошо? — теперь Ларри выглядел более обеспокоенным. Он быстро коснулся пальцами пластикового подбородка, поднимая голову Сала. Формально, он к нему не прикоснулся, так что все честно. Но на всякий случай Джонсон тут же опустил руку.       Голубые глаза, из которых беспрестанно выкатывались крупные соленые капли, сейчас смотрели в глаза шатена, умоляя о помощи. Кажется, он никак не отреагировал на прикосновение к «протезу».       Рука Сала повисла в воздухе. Если бы он поднял ее на мгновение раньше, то непременно задел бы руку патлатого. Бледные пальцы дрожали, следы-полумесяцы от ногтей белели на ладони.       Ларри увидел под слегка съехавшим рукавом белоснежный бинт. — Салли, что это? — Шатен указал на запястье Фишера. — Бинт, — коротко ответил парень с хвостиками, тут же возвращая руку в исходное положение. Если он хочет помощи от Ларри, то лучше говорить ему правду. — А под ним? — так же спокойно поинтересовался Джонсон, словно ему вовсе не было интересно. — Порезы… — уже менее уверенно буркнул второй, вытирая рукавами слезы.       Чтож, больших слов Ларри уже не нужно, потому что он прекрасно понял Сала. Он сам еще не так давно делал то же самое, и знал, что это не контролируется.       Против воли патлатому на ум пришли воспоминания о самом первом дне в больнице. Он, пугающий людей, злой на весь мир и отчаянный. Собственная мать назвала психом, отправив в больницу, а все, с кем некогда общался парень, отвернулись. Им не понять, что Джонсон не выбирал быть больным.       Тогда, оставшись один на один со своими мыслями, он начал делать ужасные вещи сам с собой. И чтобы избавиться от этого, понадобилось много времени. Хотя время, пожалуй, единственное, что осталось у Ларри.       Снова повисла напряжённая тишина. И в ней очень чётко был слышен вопрос шатена, словно это было то, что решит дальнейшую судьбу Фишера: — Ты будешь лечиться? — задал он ключевой вопрос, снова смотря Салу в глаза. Ответ не заставил себя долго ждать. — Да, — Фишер вздохнул, понимая, что это верное решение. — Ну наконец-то! — торжествующе улыбнулся шатен, а у синевласого в груди тут же разлилось приятное тепло, подтверждающее, что все так и должно быть. Он тоже улыбнулся, хоть и очень неуверенно, только вот под маской этого не было видно. — Ты… Можешь меня контролировать в приеме таблеток? А то я… потерял листочек., — Сал понимал, что слишком много хочет за раз, но не смог бы обойтись без этой помощи. Пусть логичнее было бы обратиться к Откину, но недоверие к врачам никуда не делось. Зато доверие к патлатому парню выросло. Он единственный, кто не побоялся высказать Салли все, не жалея его. Возможно, это и стало своеобразной причиной доверия. — Без проблем, я все сделаю, — патлатый облокотился о стену, пряча руки в карманы джинс. — Спасибо! — у Фишера тут же отлегло от сердца, и он сейчас мог с уверенностью сказать о том, что все налаживается.       Повисло молчание. Но на этот раз оно было приятным и нужным.       Забавно, каким же разным бывает молчание! Оно может убивать изнутри, может заставлять сходить с ума и кричать, а может дать время расслабленно выдохнуть и понять, что тот, кто находится рядом — правильный человек.       Сал вновь задумался о своем, дергая рукава толстовки. — А еще ты обещал прийти вчера вечером, — напомнил он с лёгкой обидой, посмотрев на теперь уже снова друга. — А, точно… — Ларри задумчиво почесал затылок, придумывая, как лучше всего было бы объяснить другу о том, что все дело в его диагнозе.       Болезнь иногда брала свое, несмотря на действенное лечение, и вполне дружелюбный парень вновь превращался в озлобленное существо, ненавидящее весь мир и всех, кто находится вокруг.        Стоит ли говорить, что патлатый всячески скрывал истинную причину несдержанного обещания, чтобы от него не отвернулся новый друг. Ларри просто не мог позволить увидеть себя таким, как однажды на крыше. Так было лучше для всех. — Ну, ты знаешь… Биполярка — это такая херня, когда… э-эм… В общем, я много что забываю, когда настроение резко меняется, — шатен глупо усмехнулся. — А, это… Ну ладно, тогда в другой раз, — Сал так же усмехнулся, но все же ему было немного обидно, ведь он вчера ждал Ларри. — Но сейчас ты пришёл ко мне сам, — хмыкнул патлатый. — Просто ты мне был нужен, — вдруг ответил Фишер и тут же отвёл взгляд. Такая простая фраза, но сколько в ней значения и подлинного смысла, выразить который у синевласого не хватило бы слов. — Можно спросить? — так же внезапно поинтересовался Ларри, решив, что он может себе позволить одну вольность. — Конечно. Что такое? — Сал незаметно напрягся. «Он спросит о порезах? О том, что случилось?» — Что под твоей маской? — карие глаза выражали исключительно невинное любопытство. Никакого принуждения, никаких приказов — просто вопрос. — Ты хочешь, чтобы я ее снял? — еще более напряженно спросил синевласый, выделяя интонацией слово «хочешь». — Я хочу, — твёрдо ответил Ларри.       Вновь молчание. Его было слишком много. Однако, в молчании кроются самые громкие слова, самые смелые истины и желания.       Разумеется, Сал не хотел показывать себя. Его лицо видел только отец. И как бы Генри не твердил о том, что с лицом Фишера младшего все в порядке, синевласый все равно не снимал маски. Пластик уже давно врос в его кожу, стал его вторым лицом, стал защитой от насмешек над уродливыми белыми шрамами с правой стороны лица. Стал отдельной гранью личности парня, скрывая его настоящего под многочисленными образами, которые может в себя вместить белоснежная пустота.       По-крайней мере, так думал сам Сал. Никто никогда не озвучивал свои мысли об этом при нем. И кто знает, может все неприязненные мысли, были лишь очередным плодом его воспаленного разума?       Может быть.       Но готов ли Салли настолько довериться?