Дистимия на двоих

      Вот и обшарпанная бело-серая дверь в палату Ларри Джонсона.       Именно здесь последние несколько месяцев, а может и уже целый год, обитает тот, кто смог почти за неделю заставить Салли снова чувствовать что-то хорошее, а не только постоянную душевную боль и опустошение. Это было очень важно для самого парня в маске. Это было важнее, чем ужасная боязнь прикосновений. И ведь только этому патлатому сумасшедшему парню Фишер всё же разрешил к себе прикоснуться. Салли просто впустил его в свою душу, настежь открывая дверь в неё, разрешая заставлять, ругаться и кричать на себя. Разумеется, шатен делал это лишь во благо, как теперь понимал парень с хвостиками.       Сейчас хотелось элементарно поблагодарить его за всё, чем Ларри помог, за то, что он указал верный путь к выздоровлению. Пускай перемены в его настроении по-прежнему немного пугали и настораживали, но Салли не хотел отпускать новую надежду так быстро. Патлатого тоже можно понять. И Фишер со всех сил старался достичь этого полного понимания.       Парень тяжело вздохнул и, крепче сжимая в руке пластиковую карточку, постучал. В ответ тишина. Сейчас самое время передумать и сбежать, но ноги не слушаются, в очередной раз становясь ватными. Сердце забилось чаще, ожидая увидеть его… Послышались шаги, дверь в палату открылась.       Джонсон уж никак не ожидал увидеть голубоволосого здесь и сейчас. Оба растерянно смотрели друг другу в глаза. Взгляд Ларри был особенно печален. Нет, он вовсе не злился на Салли. На злость в его душе уже просто не осталось места. Её всю до краёв заполняло противное отчаяние. Болезнь давала о себе знать. А после разговора с врачом, который пытался выяснить причины столь внезапной вспышки гнева патлатого, стало лишь хуже. Джонсон начал понимать, что с ним происходит. — Прости, — начал патлатый первым, виновато опустив взгляд в пол. — За что? — тихо спросил Фишер, не сразу понимая. Он себя считал в большей степени степени виноватым, но никак не своего друга. — За мой срыв, — пояснил Ларри.       Воцарилось молчание, во время которого желание Салли прикоснуться к парню, чтобы хоть как-то утешить, напротив, росло в геометрической прогрессии. — И ты меня прости. За то, что сбежал, — ещё тише пробубнил Сал, так же опуская голову. — Нет, ты тут не при чём, — виноватая улыбка появилась на лице Ларри, пока он ворошил собственные волосы. — Можно я… — Сал снова ломался, царапая ногтями и без того потрепанную ключ-карту. Парень и вовсе забыл зачем вообще сюда пришёл. Есть только то, что хочется сделать и то, что всегда мешает. Страх, так давно ставший для Фишера частью существования, вновь рушил все планы. — Что? — Ларри так и стоял на пороге, оперевшись о дверной косяк. — Обними меня, в общем… Пожалуйста, — очень хотелось физической поддержки со стороны друга, очень хотелось подарить поддержку в ответ, но Фишер точно не решился бы сам нарушать чужие границы. Поэтому он так наивно попросил, поднимая голубые глаза на Джонсона.       Салли всё ещё было страшно полностью довериться, но… Он ведь уже доверился один раз, не так ли? Есть ли смысл вновь пытаться держать дистанцию, словно от этого становилось лучше. Нет, не становилось. — А, да, конечно, — Ларри немного недопонял такую странную просьбу Салли. Неужели он сам захотел какой-то близости? — Тебе не страшно? — Страшно, — ответил парень, не собираясь ничего утаивать. Он хотел быть с шатеном предельно честным. — Тогда, может не нужно? — Джонсон мог бы и вообще не задумываться о чужих страхах, сразу принимая предложение голубоволосого, но для него чувства Фишера были очень важны. — Обними, — требовательно повторил Сал. Бежать уже некуда и просто не было смысла. А ведь он сам хотел… И всё ещё хочет. — Ладно… хорошо, — Ларри немного наклонился, аккуратно и трепетно обвивая руки вокруг плеч Фишера, прижимая его к себе. Он чувствовал его дрожь, практически испытал эти внутренние переживания, понимая, какая война сейчас идёт внутри парня в маске. Он разделил этот страх на двоих.       Но даже эти чувства не заставили Салли бежать. Он вдохнул поглубже и уткнулся в чужую ключицу, дрожащими руками цепляясь за плечи патлатого. Он пытался перетерпеть собственный страх, преодолеть его раз и навсегда. Или перестать окончательно бояться хотя бы одного Ларри, ведь, как бы то ни было, душа сама рвалась к нему, а значит всё не напрасно, значит всё далеко не просто так…       На голубых глазах тут же навернулись непрошенные слезы. Он мог чувствовать тепло Ларри, чувствовать его кожу под своими пальцами, его горячее дыхание на собственной шее. Он мог чувствовать. Впервые за много лет. И это было так невероятно и необычно! Волной противоречивых эмоций накрыло паренька с хвостиками.       Тихий всхлип выдал голубоволосого уже через мгновение. — Сал? Ты чего?       Фишер сильнее вжался в объятья Ларри, держась за него, как за последнюю надежду на спасение. Ларри испугался таким переменам в настроении Салли. — Салли, всё нормально? — решился вновь нарушить образовавшуюся тишину шатен. — Никогда… — прошептал паренёк, смотря в окно палаты Джонсона. — Что? — Ларри осторожно поглаживал худые плечи младшего, пытаясь успокоить, и просто находясь не в силах отпустить Фишера. Тяжело переступать через себя. И патлатый сейчас это очень хорошо понимал. — Никогда не оставляй меня, ладно? — уже дрогнувшим голосом произнёс парень, чувствуя, как горячие слезы катятся по щекам под протезом. — Не оставлю, не плачь только, — по-доброму усмехнулся шатен, погладив парня по волосам, собранным в уже такие привычные глазу хвостики. — Спасибо, мне легче, — тут же отчеканил Сал, до конца не понимая легче ему на самом деле или нет. Он резко отпустил Ларри, намереваясь убежать. Парень вовремя поймал его за запястье. — Сейчас не лучшее время убегать… Ты же почти смог преодолеть свой страх, — осторожно решил подбодрить патлатый. Для него сейчас было просто до невозможности тяжело отпустить чужую руку. И даже если бы пришлось, шатен непременно пошёл бы следом.       Салли не хотел плакать, но слёзы не останавливались. Теплая ладонь Джонсона просила остаться и попробовать снова. Голубоволосый обернулся, пытаясь вытереть слезы с лица рукавом толстовки. — Сними ты эту штуку, она тебе мешает, — максимально мягко отозвался Ларри, продолжая держать чужую холодную руку. — Т-ты всё видел… там, на крыше, да? — хотелось до последнего верить, что шатен в тот момент смотрел совсем в другую сторону. Хотелось верить, но Салли вспомнил, как их взгляды на считанные секунды встретились и в глубине карих глаз промелькнуло что-то… Трепетное? Может быть. Ларри не кричал «урод» и всё в таком духе, он не ушёл, не стал смеяться. Он не отвернулся и не говорил, что вообще что-то видел. — Я не специально, прости, - с нотками вины произнёс Джонсон, но потом решился задать вопрос, который его так давно интересовал, — Но почему же ты прячешься? — патлатый не заметил ничего такого на лице Салли. Пускай то мгновение пролетело быстро, как по щелчку, однако Ларри запомнил очертания бледных скул, слегка впалые щеки и ясные голубые глаза, в которых отражался закат, скрывающийся в дождевых тучах. Всего мгновение. Он запомнил всё до мельчайших подробностей, и пускай их тогда разделял не один метр, он видел достаточно, чтобы сказать, что Сал безумно красив. Разумеется, вслух парень этого произносить не станет. По крайней мере сейчас. — Потому что я урод! — на грани истерики выкрикнул Фишер, давясь слезами. Ком эмоций беспощадно давил горло, парень разрыдался ещё сильнее, но от этого становилось даже как-то легче… Салли ведь всегда хотел искренне чувствовать. Что ж, боль, обида, горе — это тоже чувства и эмоции. Не всё в жизни такое радостное. Но даже это лучше, чем маска пустого безразличия, верно?       Это место изменило Фишера, буквально искореняя из него всё то, что было раньше, меняя привычки и переворачивая вверх дном. Зачем? Может, это и есть лечение?       Парень впервые за столь долгое время плакал искренне, потому что ему захотелось. Плакал, потому что чувствовал. И дело даже не в осознании уродливых белых шрамов на лице, внимание к которым со стороны других перестало волновать Салли еще с десяти лет. А в чём тогда дело?.. Почему прямо сейчас сердце так часто стучит в груди, когда Ларри вновь прижимает его к себе? Почему же так важно именно ЕГО мнение? — Никакой ты не урод! Ты придурок редкостный, если так считаешь! — тихо проговорил шатен, обнимая Салли еще крепче. — Ты видел лишь половину моего лица, поэтому так думаешь, — фыркнул голубоволосый, зарываясь носом протеза в волосы металлиста. От них пахло чем-то сладким… Чем-то таким… любимым? Пахло шоколадом. — Тогда покажи мне своё лицо. Откройся мне до конца, — предложил Ларри, однако через мгновение он понял смысл собственных слов, сказанных в порыве. — То есть, если ты конечно хочешь. Я не настаиваю.       Салли задумался. Он и правда раскрылся уже почти полностью. Наполовину, если конкретней. Стоит ли нарушить грань снова, на этот раз уже без малейшего шанса отступить? А что он теряет? Терять уже нечего, разве что самого Ларри. Но как раз этого парень допустить не мог. — Пообещай, что ни за что не уйдешь, — тихо попросил голубоволосый, решаясь. — Обещаю, — тут же ни секунды не сомневаясь ответил Джонсон, про себя удивляясь тому, что Сал согласился так быстро.       Отношения Салли и Ларри постоянно изменялись. Они могли недолюбливать друг друга, обижаться, бояться, но однажды проявленное доверие всё равно сводило их вновь вместе. — Поклянись! — парню с хвостиками хотелось быть уверенным в честности друга. — Клянусь, что никогда не уйду, — Ларри добродушно улыбнулся, не выпуская Фишера из рук и отчего-то затаив дыхание.       Неужели сейчас Салли, наконец, сбросит маску?