* * *
День для сестёр-аликорнов начался обыденно. Ведь сегодня в большом зале совета должно было пройти очередное еженедельное заседание главного управляющего органа страны — Великого Сейма, события, где решались все важные вопросы страны, и где каждый её гражданин мог рассчитывать, что его голос будет услышан. К сожалению — исключительно на бумаге. Ведь, несмотря на то, что, формально, каждое сословие в королевстве выдвигало своих представителей, принимающих непосредственные решения, на практике это почти никогда не работало. Все тянули одеяло на себя, в надежде урвать кусок пожирнее, совершенно не желая считаться с мнением окружающих. То и дело всё это безобразие превращалось в настоящих балаган: все кричали друг на друга, угрожали, лгали, бесцеремонно переходили на личности, не забывая при этом упрекнуть всех своих оппонентов сплошь в продажности и лицемерии, хотя ничем лучше не были. Только лишь усилиями трёхкратно усиленных отрядов городской стражи и настойчивыми требованиями принцесс вести себя более цивилизованно худо-бедно сдерживали переход вербальных пикировок к таким же, но с причинением физической силы, хотя инциденты, всё же случались. Вообще, этот древний парламент, давно забытый в веках и относительно недавно возрожденный последним лордом-регентом Эквестрии Титом Корнелием, служил одной лишь цели — принимать те законы и постановления, которые ему были выгодны ему, но из-за некоторых ограничений своего титула, сам лично принять не мог. Раньше похожую роль в управлении государством исполнял совет из высших дворян страны, но после фактической отмены высшего дворянства как такового, с заменой его на назначаемых лично им провинциальных губернаторов и магистратов, пришлось искать альтернативу. Как-никак, а видимость разделения властей и плюрализма принимаемых решений нужно было поддерживать. А два года назад он был вновь созван, как принцессы рассчитывали изначально, в последний раз, с целью окончательно передать власть в их копыта и завершить переходный период, как Тит и завещал. Проблема была в том, что даже если в чём-то все сословия и были солидарны, так это в нежелании передавать всю полноту власти законным принцессам, всячески саботируя их попытки хоть как-то склонить чашу весов в свою пользу. Установился паритет сил, которые не только не помогал решить целый ворох накопившихся за пять лет монархии проблем, сколько создавал их. Сёстры почти синхронно переглянулись со своих тронов, установленных на небольшой, относительно остальных делегатов, возвышенности… Весь этот фарс успел им надоесть уже давно, но увы, единственное, что они могли делать в рамках этих бессмысленных заседаний, это объявлять об их открытии рано утром и завершении вечером, а голос каждой из них равнялся всего пяти голосам обычных делегатов. Да, очередная формальность, которая, в сущности своей, не давала практически ничего кроме иллюзии важности монархов, ведь до сих пор не было такого голосования, где бы предложение королевских сестёр набрало хотя бы пять процентов от необходимых пятидесяти одного. Смех, да и только, но пора было уже начинать. Принцессы коротко кивнули стоявшим по обоим сторонам от их тронов ликторам, держащим в копытах, как и полагалось пони их ранга, фасциями, рукоятками которых они гулко и ритмично застучали по мраморной плитке, призывая всех собравшихся к порядку. Наступила тишина и сёстры-принцессы неторопливо поднялись со своих мест, величественно проследовав к центру зала, минуя шесть расположенных кругом рядов, громко цокая обутыми в золото копытами. Фарс тоже нужно было правильно подать. Войдя в центр, законные правительницы страны спинами встали друг к другу и сели на пол, положили левые копыта в район груди, вытянув правые перед собой. — Мы, принцессы Селестия и Луна Эквестрийские, дочери солнца и луны, законные наследницы принцессы Селестины и принца Селенора, от имени королевства Эквестрийского, всех его граждан и сословий, объявляем новое заседание Великого Сейма открытым. Пусть все слова и решения, сказанные и принятые сегодня в его стенах, послужат исключительно во благо и процветание нашей великой страны. Да воссияют солнце и луна над нами! Последовали положенные ритуалом пустые аплодисменты, лишь усилившие отторжение от происходившего. Ведь, мало того, что они вынуждены были из раза в раз произносить эти пустые слова, так ещё и приходилось делать это не на родном Эквестрийском языке, а на совершенно чужом и даже чуждом — этернийском. Языком лорда-регента, который был навязан государству в контексте реформы устаревшей бюрократической системы, упростив и оптимизировав этим управление государством. Это официально. Без сомнения, это было гораздо эффективнее традиционных методов, когда даже, чего греха таить, не существовало единой, чётко прописанной системы для языка большинства и разные сословия даже говорили по-разному. От случая к случаю, более или менее значительно. Луна была твёрдо уверенна, что всё это было сделано лишь с целью унизить их страну, Селестия — что истина была где-то посередине. Так или иначе, обе сестры не чувствовали свою страну, Эквестрию, своей. Разочарованные в который раз сёстры пошли обратно к своим тронам и их взгляды снова пересеклись. Луна выглядела неважно. И это мягко сказано. Несколько небрежно зачёсанные грива и хвост, с редкими, торчащими из причёски волосками говорили уже о многом, ведь Луна всегда сама ухаживала за своими волосами, не доверяя столь интимное дело никому и никогда, кроме своей старшей сестры. Как говорила сама Луна, эта привилегия, которая не будет доступна никогда и никому, кроме неё самой и её будущего мужа. Исключения делалось только для своей старшей сестры, и то в очень редких случаях, но, в последние лет пятьдесят, и она была этого лишена. Тем ни менее, Луна всегда и всё старалась делать идеально, волосы не были исключением, а потому нечто подобное, вкупе со взглядом, полным усталости и… Страдания, было уже тревожным звоночком. Мягко сказано. Селестия попыталась улыбнуться, приободрить свою сестру осторожным, не нарушающим этикета, касанием копыта к плечу, но та отстранилась, сделав короткий шажок в сторону и сделала вид, словно её заинтересовало что-то очень важное в другой стороне зала. Селестия поймала себя на мысли, что нечто подобное уже происходило в прошлом, и не раз, но тогда принцесса дневного света не придавала этому особого значения, не забила тревоги, постоянно откладывая разговор уже перезревший в своём ожидании разговор по душам. Но теперь та чётко поняла — Луна с каждым днём всё сильнее и сильнее от неё отдалялась, замыкалась в себе, копила обиду и собственные страхи. А ведь раньше, ещё до воцарения на Эквестрийском престоле, они всегда делились друг с другом самым сокровенным, у них попросту не было друг от друга секретов. Настоящие подруги и неразлучные сёстры. Сейчас всё было почти с точностью до наоборот. И Селестия была просто обязана вмешаться, скорее, пока ещё не стало поздно и их, уже и так висящая на тонкой ниточке доверия, окончательно не оборвалась. Принцесса решила, что во что бы то ни стало поговорит с Луной, буквально сегодня вечером, сразу после того, как решит один, тоже неотложный, разговор с Алексией. Ну, а сейчас пора за работу. Принцесса бросила ещё один взгляд на Луну, глубоко вздохнула, прочистила горло и произнесла: — Слово предоставляется королевскому канцлеру Нею...* * *
Наступил вечер. Жизнь в столице королевства медленно замирала вместе с последними лучами солнца, ожидая появления долгожданной полной Луны, с которой должна была начаться жизнь ночная, а с ней — целая плеяда грандиозных частных вечеринок и неподражаемых балов-маскарадов. Жизнь, наполненная яркими волшебством красок, смехом, беззаботностью, и весельем. А ещё целыми реками вина и экзотических кушаний, доступных лишь богатым и знатным сильным мира сего. За толстыми и высокими стенами готических дворянских усадеб, грозно пронзающих небеса острыми высокими шпилями, куда не было ходу для непосвященных под чутким взором суровых солдат, теплилась жизнь, простому обывателю недоступная, даже невообразимая. Уже пятый год подряд именно в эту ночь кантерлотская знать праздновала окончание эпохи регентства, да с таким размахом, что иные официальные приёмы и праздники королевства могли бы от зависти лопнуть. Наконец они, хоть и по крупицам, но постепенно вернули то, что, по их мнению, принадлежало им по праву рождения в именитых династиях, что сильно раздражало многих: и Легион, и духовенство, и простой народ, и принцесс. Первых — как давних и непримиримых врагов знати, которых те ещё совсем недавно держали в узде. Вторых — как желающих наловить рыбы в мутной воде разразившегося политического кризиса, лелея надежду вернуть давно утерянное влияние. Однако, они всё ещё оставались значительными фигурами государственной политики. Народ же просто не одобрял чопорности и надменности дворян, которые смотрели на них, в лучшем случае, как на прислугу, а некоторые старики, жившие ещё во времена междоусобных войн не забыли как бароны и прочие знатные вельможи без зазрения совети били их и проигрывали в карты. Мнения принцесс разнились. Если Луна предпочитала сотрудничество со знатью, как с главными противниками легиона и всех прочих сторонников и единомышленников последнего Лорда-регента, часто не замечая, или не желая замечать того, как они в своих целях и устремлениях, мало чем отличались от последних, то у Селестии были куда как более прагматичный взгляд на государственную политику. Она видела процветание своего государства в отстранении от реальной власти или подчинении всех противоборствующих сторон, понимая, что только так можно было восстановить единство и избавить страну от угрозы, которую для них представляли имперские амбиции могущественной державы грифонов. И не только они. В конце концов, кто, как не они, избранные самими светилами сёстры, был достоин взять бразды правления в свои копыта? Но в её планах был целый ряд недостатков. Например, почти полное отсутствие реальной политической власти, без которой их законные права были для всех остальных не более чем формальностью, которой можно в любой удобный момент пренебречь. Было недостаточно денег, которые бы не регулировались Великим Сеймом и коронным казначеем, а, следовательно, не было и войск, готовых встать за монархию и на которые принцессы могли бы опереться. Одно вытекало из другого, другое — из третьего, складываясь в порочный круг, который, казалось, было невозможно разорвать. Во всяком случае, так было ещё совсем недавно. Принцесса вошла в небольшое замковое помещение и осмотрелась. Да, это, однозначно, было то самое место — крыло замка, где раньше располагались лорды-регенты на протяжении всей королевской истории. Даже в те далёкие времена, когда этот титул существовал исключительно по прямому назначению — управление государством до совершеннолетия законных правителей. Комната была совершенно пуста и особо ничем не примечательна. Обычные для дворца побелённые стены, небольшой пыльный стул у противоположной от входа стены, а слева от него — проход дальше. Этакий предбанник, соединяющий две части поистине выдающегося дворцового комплекса. Но кое-что интересное тут всё же было. Огромное окно из зачарованного грифонского стекла, с чарующим видом на внутренний двор, на котором был разбит плац. Прозрачное изнутри и матовое снаружи — оно позволяло наблюдать за происходящим снаружи и при этом оставаться невидимым для взглядов снизу, а кроме того, славилось ещё и поразительной крепкостью. Селестии было страшно представить, сколько оно на самом деле стоило, когда цена даже за оконце тридцать на тридцать сантиметров была больше, чем доход средней крестьянской деревеньки за год, а тут было пятнадцать на десять метров. Хотя, зная Тита, она была почти уверена, что столь дорогое изделие досталось ему если и не бесплатно, то однозначно не за полную цену. Скорее всего, оно было куплено за его личные, никем и ничем не контролируемые финансы, которыми он располагал. Во всяком случае, из государственной казны на это не было потрачено ни медяка, она убедилась в этом ещё давно, лично проверив все финансовые отчёты за тот год. Селестия подошла к окну и выглянула наружу. Перед её глазами простирались большие гвардейские казармы, жизнь в которых не останавливалась почти никогда. Несмотря на то, что непосредственно в штате гвардейцев, или «Чёрных стражей», как они назывались официально, было не более сорока разумных существ из всех концов обитаемого мира, по факту, здесь их обитало не менее полутора сотен. Сюда входили: слуги, повара, врачи, писари, кузнецы и плотники, следившие как за состоянием бойцов, так и помещений. Это на марше элитные войска сами следили за собой и выполняли целый ряд хозяйственных задач, вроде установки палаток, шатров и приготовления пищи, но в остальное время вся грязная работа ложилась на их обслугу, а освободившееся время забивалось муштрой и караулами под завязку, с редким разнообразием в виде отдыха или даже увольнительных. Конечно, с окончанием эпохи регенства было урезано и их финансирование, причём больше чем вдвое, а значит и численность нестроевого состава сократилась примерно в этой же пропорции. Надо ли говорить, что капитан гвардии, гиппогриф Алексия, была взбешена подобным решением, принятым на том самом злополучном Великом сейме три года назад, но была вынуждена проглотить своё недовольство и принять это решение. Принять, но не смириться. Именно такой союзник принцессе и был нужен, но вот убедить её в чём-то была та ещё задача. Вдоволь насмотревшись на плац, где происходила какая-то не очень понятная принцессе возня, она направилась дальше. Её путь лежал через длинные, извилистые коридоры и пустые, покинутые залы, где не было никого и ничего, кроме толстого слоя пыли на чугунных держателях давно не горящих факелов, какого-то строительного мусора да стойкого аромата затхлости. Изредка здесь попадались посты изнывающих от скуки замковых стражников. Запустение было видно невооружённым глазом. А ведь раньше тут кипела жизнь! И хотя ей было всегда далеко до уровня монаршей части дворца, где крутился весь свет общества, включая двор и важных гостей из-за границы, именно здесь вершилась судьба страны, где десятки, если не сотни серых, неприметных чиновников и гремящих железом солдат снова туда-сюда по коридорам, каждый, словно маленький винтик в огромной и беспристрастной машине огромного государства. Найти нужную лестницу, ведущую наружу, было не трудно. Путь уже был знаком — она бывала здесь не раз и не два. Удивительно, но ведущая к ступенькам дверь, как и небольшой, но широкий коридорчик около неё, разительно отличались от царящей в этих стенах атмосферы. Полы были тщательно вымыты, дыры в стенах — замазаны, а перед самой дверью дежурили двое солдат: самый обычный с виду земнопони и длинноногий олень с обрубленными рогами. Изгнанник. Оба стража были вооружены длинными алебардами с широким лезвием и подпоясаны короткими мечами. На пластинах их брони и плоских шлемах без наносника было выгравировано по значку — череп с раздробленным виском. «Чёрная стража». Селестия припомнила, что этот путь, на который она вышла из-за поворота, вёл в направлении рабочего кабинета и небольшой комнаты отдыха их патрона, за состоянием которых они продолжали следить по сей день. Принцесса могла только молча позавидовать подобной преданности. Когда она подошла ближе, один из гвардейцев, земной пони, открыл перед ней двери, а олень звонко стукнул себя копытом в стальной нагрудник и поклонился. — Нуждаетесь ли в сопровождении, ваше благородие? — спросил олень. — Да, не откажусь. Пожалуй, проведите меня к вашему командиру. К капитану Алексии Промахос. Гвардеец коротко кивнул и повёл принцессу за собой. До двора добрались споро, спуск и последовавший за ним ещё один узкий коридорчик заняли не более пяти минут. Перед принцессой раскинулся широкий внутренний двор, заключённый между четырёх замковых стен. Селестия припомнила, что согласно Эквестрийским законам только царствующие диархи имели право располагать свои войска на столичной земле. Все же остальные были вынуждены довольствоваться скромными казармами за городскими стенами, да и то, только в особо оговоренном для этого месте. Только во время войны, для некоторых из множества, было возможно сделать исключение. Дураку понятно, что последний регент не имел на это никакого права, но он пошёл ещё дальше, разместив своих солдат почти в самом сердце Кантерлотского дворца. Дьявол скрывается в деталях. Коль на королевской земле не было места для чужих войск, Тит приказал привезти и насыпать в один из внутренних дворов замка грунт. Формальности были соблюдены, а давление на тогда ещё существовавший королевский совет позволило избежать вопросов о законности его действий вообще. Сейчас этого закона был уже отменён, стараниями всё того же Тита, но это воспоминание напомнило принцессе ещё раз о том, насколько недальновидно полностью полагаться на закон, не скрепленный весом пера или остротой меча. А ещё лучше — когда и тем и другим. Принцесса со своим сопровождающим подошли ближе к двухэтажному зданию каменных казарм, выстроенных впритык к стенам, возле которых и происходило замеченное сверху столпотворение. Большая группа гвардейцев, встав полукругом, образовали что-то вроде импровизированного ринга, в центре которого с большим азартом дрались грифон и минотавр, а зрители живо и очень громко это обсуждали. К её удивлению, грифон крепко держался, быстро уклоняясь от тяжёлых, неуклюжих и размашистых ударов минотавра, то и дело поддразнивая и контратакуя. — А, принцесса Селестия, добро пожаловать в нашу скромную обитель. Чем я могу быть вам полезна? — весёлый, с нотками ехидства голос раздался справа от принцессы, и она развернула голову к его источнику. Алексия быстрыми шагами приблизилась к старшему диарху и небрежно поклонилась, не забыв поправить свой любимый берет. Принцесса не могла не отметить, что благодаря шраму её улыбка становилась ещё более жуткой и отталкивающей, чем можно себе это представить, но Селестия без особого труда улыбнулась ей в ответ. Годы практики. — Приветствую, Алексия. Уверуй, я не стала бы тратить драгоценное время понапрасну. Скажи мне, дорогая, мы могли бы поговорить с тобой где-нибудь без посторонних глаз? Гиппогриф почесала оперение под клювом, раздумывая с ответом, а взгляд принцессы быстро метнулся к дерущимся. Удивительно, но грифон, только что пропустивший прямой джеб от минотавра в грудь, не только не остался валяться на земле, корчась от боли в сломанных рёбрах, не в силах даже вдохнуть, а рыкнул, резко подскочил и нанёс размашистый удар кулаком, будто ломом, в лоб, от которого здоровый бык зашатался. — Как скажете, ваше высочество. Раз такое дело... Сочтёте ль вы мои личные апартаменты подходящими? Уверяю, это наиболее защищённое место из возможных. Селестия кивнула. — Прекрасно. Эй Тайлер! Тайлер! Малака... Живо сюда, чтоб тебя! — Гаркнула капитан, от чего у принцессы на пару секунд напрочь заложило уши. Через пару секунд, от группы бойцов, наблюдавших за поединком в центре импровизированной арены, отделился земнопони и пулей подлетел к своему командиру. Селестия мысленно присвистнула. Он был сильно потрёпан: всё тело было в синяках и ссадинах, некоторые побои кровоточили, а шерсть вся испачкалась и свалялась так, что было практически невозможно угадать её цвет. Было вообще странно, как он до сих пор твёрдо стоял на ногах, но его это, судя по взгляду и полуулыбке полного безумца, более чем устраивало. — Слушаю и повинуюсь! — Ещё бы ты не стал этого делать. Слушай сюда — завязывай со своей ерундой, возьми пару толковых ребят из наших и организуй нам с её Высочеством должную конспирацию. Никого не впускать, на все вопросы где нахожусь я или принцесса молчать. Особо интересующихся сразу ставить на место. Выполнять!* * *
— Прошу вас, принцесса… Проходите, располагайтесь. Одним словом — чувствуйте себя как дома. — сказала Алексия, окинув правой лапой помещение. Принцесса осмотрелась. На удивление, ничего странного или вызывающего она здесь не увидела. Ни тебе отполированных черепов и вырванных зубов, которые когда-то принадлежали врагам одиозного капитана, тут не наблюдалось. Даже оружейных стоек с экзотическим оружием или, на худой конец, огромной картины последнего лорда-регента, следящей за каждым твои шагом, тут не было и в помине. Так, самый обычный рабочий кабинет какого-нибудь кантерлотского чиновника среднего копыта, с той лишь разницей, что здесь было значительно темнее. Настоящий полумрак. В остальном ничего выдающегося. Рабочий стол в дальнем углу комнаты с большим медным подсвечником и огарком свечи, большой шкаф рядом, несколько стульев, две кушетки и большая, двуспальная кровать с комодом у изголовья. Вот, собственно, и весь интерьер. Алексия подошла к кушеткам и предложила принцессе присесть, а затем и сама расположилась на втором, прямо напротив принцессы. — Может, желаете выпить чего, ваше высочество? Бесспорно, ваш тонкий вкус не чета моему, но уж чем богата… — Нет, Алексия… Благодарю. Я пришла сюда с конкретной целью — поговорить. Так что давай опустим ни тебе, ни мне ненужные нормы этикета и перейдём сразу к делу. Идёт? Гиппогриф ехидно улыбнулась и достала из-под своей кушетки початую бутыль вина, залпом осушила её ещё на треть, блаженно откинулась на подушку, подложила руку под голову и скрестила ноги. — Что ж, говорите тогда, о чём хотели, принцесса. — Она сделала ещё глоток. — А хотя... Я, кажется, уже знаю о чём пойдёт речь. Книга, не так ли? Принцесса совершенно не удивилась моментально изменившемуся поведению капитана, но догадка о книге её всё же ощутимо задела, хотя внешне это никак не проявилось. Принцесса продолжала смотреть на гиппогрифа, сохраняя обаятельную полуулыбку на лице. — Да, Алексия, всё верно. Ты наверняка имеешь представление о том, насколько это важно для меня, знать что там написано, и я почти на все сто процентов уверена что ты прекрасно знаешь как это сделать, просто решила не делиться. — Если говорить прямо и по существу — я и отдавать вам её не горела желанием. Хотите знать моё мнение? Да насрать мне на вашу замечательную, необъятную страну. Пусть она хоть вся выгорит в колдовском пламени Хаоса. Она — и всё наследие Тита. Я по ним не заплачу. И единственная причина, почему я вам помогла — прямое обещание своему другу сделать это. Причём, разговор шёл только о передаче вам книги. Ни больше, ни меньше. А как вы это сделаете — мне также дела нет. Так скажи мне, Селестия, с какой стати я вообще должна тебе помогать? — злобно закончила Алексия. — Тогда, как насчёт сотрудничества? Не думаю, что мы с тобой никак не сможем договориться. — Ха, в этом я весьма сильно сомневаюсь. Тебе просто нечего мне предложить. Мне не нужны ни деньги, ни титулы, ни власть, ни бессмертие, ни вечная память. Я попросту равнодушна ко всему этому, а потому — нет, не думаю, что мы договоримся. — она прервалась чтобы сделать ещё один глоток вина, прокручивая в руке уже почти пустую бутылку. Принцесса решила предпринять ещё одну попытку. — Знаешь, что-то не очень убедительно. Я, быть может, и не столь долго нахожусь у власти, но я достаточно времени провела при дворе в юности чтобы навсегда уяснить одну непреложную истину — каждый из нас в чём-нибудь, да нуждается. Просто запросы некоторых, мягко говоря, могут быть весьма специфичны. Так что, быть может, ты всё же назовёшь цену нашей с тобой сделки, Алексия, или продолжишь валять дурака? Сначала гиппогриф молча и абсолютно безэмоционально смотрела прямо в лиловые глаза принцессы, затем — зловеще рассмеялась, утирая ладонью капли вина с груди и клюва. — Что ж, недурно сказано! Пожалуй, Тит всё же не зря выбрал тебя, а не твою сестрицу-идеалистку. Впрочем, время покажет. Хорошо, ваше высочество, будет так. Я помогу тебе прочесть книгу, но сперва... Мне нужно от одно обещание. Клятва, если уж точнее. Принеси мне её и тогда я согласна. Интересует? Принцесса насторожилась. Ей не очень нравилось куда заходил этот разговор, но отступать было уже некогда. Она поинтересовалась. — Какого рода клятву ты от меня хочешь? Я так поняла, что моих слов тебе точно не будет достаточно. Что же это? Алексия хищно оскалилась исподлобья. При этом шрам сделал её лицо, и без этого жуткое, прямо-таки в демоническое. Принцессе на мгновенье померещилось, что зрачок её чёрных глаз на секунду стал красным. — Я о «Солнечной клятве», разумеется. Пусть великое солнце само испепелит тебя изнутри, если ты меня обманешь. Ну что, всё ещё хочешь услышать моё требование? — Да. — ни секунды не колеблясь ответила она. Ход ва-банк. Пути назад нет! — Прекрасно. Тогда слушай. Ничего на свете я так не жажду как свободы. Свободы от моей службы и моих клятв, бремя которых мне предначертано носить вечно. Поклянись, что, когда время придёт — вы со своим королевством отпустите нас, «Черную стражу», от данных нами обязательств, позволите нам уйти и никогда не станете нас искать. Вот чего хочу я… Вот чего хотим мы все... Согласна ли ты дать клятву? Принцесса лишь приложила правое копыто к сердцу и по-настоящему, впервые, начиная с первого дня их знакомство, подарила ей искреннюю улыбку. — Тогда я готова принести её. Готова сделать это прямо сейчас...* * *
О дне, когда вы просыпаетесь от тесного знакомства сапога с вашим лицом, можно сказать только одно — уже с самого начала всё пошло не по плану. Особенно, когда хозяин этого сапога — безмозглый, но исполнительный верзила, влюбленный в собственную работу. Влюблённый, как падальщик в ещё тёплую мертвечину. Первое правило для таких, как он, звучит очень просто — падальщики редко работают в одиночку. Второй удар прилетел с противоположной стороны, аккурат вслед за первым. А потом ещё пинок, ещё и ещё — удар за ударом. Им нужно было только одно — заставить меня закричать. Ради этого всё затевалось. Раз за разом, снова и снова… Рассчитывать потерять сознание — дохлый номер. Вертухаи из госбезопасности хорошо знают свою работу и сделают так, чтобы ты даже не рассчитывал вылететь в астрал от очередного удара. Нет, они заинтересованы в том, чтобы ты оставался с ними как можно дольше, им нужно твоё отчаянье. Падальщики желают, чтобы жертва молила о пощаде, стонала и рыдала от осознания собственной беспомощности. Но сегодня ребят у порога поджидал облом. Из моей глотки вырвался не более чем глухой, едва слышный хрип. Израненное тело уже не хотело даже реагировать на причиняемую боль, пускай она и была по-настоящему непереносимой. Какая жалость, что мальчики сегодня остались без сладкого, а моё тело было ничем не большим, чем куском кровоточащего мяса и сломанных костей. Наверное, я бы даже смог разглядеть на их лицах гримасу неудовольствия, не носи эти идиоты закрытые шлемы по уставу. Надо же, я был лишён даже этой небольшой радости. Что ж, один-один. Хотя, будь у них в запасе ещё хоть немного времени, они бы наверняка попытались бы опровергнуть мой немой вызов. Но сегодня был особенный день. Сегодня должна была состояться моя казнь. Мало кто из ныне живущих прожил достаточно долго, чтобы рассказать об этом впоследствии, но… У судьбы были свои планы, так что вот он я, стою на эшафоте в окружении солдат, с которыми совсем недавно воевал под проливным дождём, и жду, пока это омерзительный чужак закончит зачитывать свои бумажки с обвинениями и приговором, известным всем и каждому задолго до его оглашения. Нет, я не жалуюсь, вы не подумайте. Меня ведь, после избиения, в оковах приволокли к врачу, где тот, потыкав в меня инъекциями обезболивающих и прочих препаратов, быстро поставил мою тушу на ноги. Во всякому случае, я снова почувствовал себя живым. Даже следы многочисленных избиений и пыток, и те пропали с большей части моего тела. Всё ради хорошей картинки. Мои палачи не могут допустить, чтобы вся галактика смотрела, что в прямом эфире казнят избитых и искалеченных доходяг. Народ должен видеть, где и как умирают враги «свободного мира», а не замученные жертвы допросов первой степени… Так что, сразу после медицинских процедур, меня как следует вымыли и приодели. Впервые за полтора года после ареста я снова надел что-то кроме опостылевшей мне серой тюремной робы с номером. Мне принесли мою военную форму. Сложно описать те чувства, что я испытывал в тот момент, когда тяжёлый офицерский плащ лёг на мои плечи, а ноги встали в подошвы совсем новеньких высоких сапог. Я снова чувствовал себя собой — генералом, цепным псом с железной челюстью со стальными зубами, ревнителем республики, защитником её и только её интересов. Я чувствовал себя так даже сейчас, будучи отданным ею на заклание. Будучи приговоренным к смерти. Я встретил остальных только когда нас грузили на поезд перед отправкой к эшафоту. Все они выглядели не лучше меня, плюс-минус. Разница была лишь в их восприятии всего происходящего. Кто-то, как главное действующее лицо нашего провалившегося путча, старый и грузный генерал Марк Флавий, всем своим видом выражал ненависть и презрение к нашим тюремщикам и будущим палачам. Я больше, чем просто уверен, что, будь его руки свободны, он непременно пустил бы их в дело и попытался растерзать как можно больше ублюдков, прежде чем словить добрую унцию свинца в череп и заснуть навсегда. Славная была бы смерть, достойная… А кто-то, например, как бывший протеже последнего диктатора нашей республики — Сульпиций, трясся, подобно червю, затравленно оглядываясь по сторонам, и чуть ли не плача. Жалкое зрелище. Представляю себе, какой позор испытывал Марк, изредка бросавший в его сторону один испепеляющий взгляд за другим. На него даже тяжёлые кандалы как на нас всех не надели, ограничившись лишь самыми обычными наручниками. Наверняка «сотрудничал со следствием». Стучал, если называть вещи своими именами. Стучал, чтобы облегчить свою жалкую участь. Будь может, даже надеялся на снисхождение. Как глупо. — ... Тит Корнелий, Флавий Марцелл и Сульпиций Секст. За разжигание и подстрекательство к ведению войны, за организацию массовых убийств военных и гражданских лиц, за использование тяжелого рабского труда военнопленных, а также ряд других военных преступлений, перечисленных выше и попытки государственного переворота, с целью продолжения войны, межгалактическим трибуналом ныне вы приговорены к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение незамедлительно! Ну наконец-то! Я уж начал думать, что этот урод никогда не закончит. Вон, даже солдаты, вперемешку с приглашенными на праздник журналистами, и те заскучали. Сложно сказать наверняка, когда ты не можешь шевелить головой из-за тяжёлого металлического обруча на шее. Из-за него не можешь видеть всего, что происходит вокруг. А тем временем сопровождающие нас солдаты подвели нас прямо под раскачивающиеся на ветру мокрые от дождя петли, сняли с нас шейные обручи, заменив их тугими пеньковыми галстуками. Недолго осталось. Говорят, что каждый из нас, находясь перед лицом смерти ощущает, как самые яркие моменты его жизни проносятся перед глазами, а сердце полнится сожалениями об ошибках, которые теперь уже не исправить. В моём случае всё было совсем не так. Смерть больше меня не страшила. Слишком часто я смотрел в её пустые, бездонные глазницы, чтобы оказаться напуганным ещё хотя бы раз. Полная апатия, безразличие. Никакого раскаяния, лишь сожаление. Сожаление о том, что нам так и не удалось одержать верх, чтобы сейчас я, именно я командовал тем, когда и как будут с хрустом ломаться шеи наших оккупантов. Справа от меня раздались громкие всхлипывания и мольбы о пощаде. Надеюсь, когда мы наконец начнём, его заткнут первым. Не хочу умирать под его жалкий визг, хочу слышать лишь шум дождя. Один из солдат что-то выкрикнул про возможность воспользоваться правом последнего слова, но никто не ответил ему. Большинство из нас десятерых просто молча смотрели в глаза нашим палачам. Кроме меня. — Да… Да, у меня кое-что на прощание — пошевеливайтесь, выродки! Я устал ждать, когда вы наконец нас вздёрните. Да за то время, пока вы тут копаетесь, я успевал пустить в расход не меньше роты таких, как вы! Таких же жалких и грязных плутократов! Республика превыше все-гх-гх... Короткий щелчок рычага, визг верёвки. Вот он, момент истинны, когда петля туго стягивает мою шею, перекрывая доступ к кислороду. Совсем немного осталось. Прощай, любовь моя. Теперь-то ты умрешь окончательно, и никто больше не вспомнит о тебе. Вдалеке, сквозь объятое густой пеленой сознание, до меня донеслись какие-то громкие звуки. Потом же — задрожала земля. Что ж, это всё равно не важно... Уже не важно. И последним что я услышал, прежде чем сознание окончательно покинуло меня, был свист пули над моим ухом. А затем не было ничего. Лишь падение.* * *
Селестия широко раскрыла глаза, инстинктивно схватив себя за горло и часто задышала, силясь побороть спазм, сковавший шею и грудь. На глазах у принцессы выступили слёзы. Ещё никогда ей не было так страшно как сейчас, когда она в полной мере ощутила на себе чужие воспоминая. Эту боль, эти чувства... Она чувствовала себя полностью опустошённой. — Весьма неплохо для первого раза, Селестия. Весьма. Потенциал виден сразу, но… Многому тебе ещё предстоит обучиться, прежде чем ты научишься выделять свои мысли и эмоции среди чужих. Времени у нас, всё же, много. — раздался голос откуда-то спереди от принцессы. Она испугано вскинула голову и осмотрелась, но вокруг неё была лишь непроглядная тьма, или… Пустота? Сложно было сказать. Тогда принцесса попыталась разглядеть свои копыта и к своему удивлению она смогла без проблем это сделать. Паника немного отступила, уступив место любопытству. До чего же странным было это место. — Ч-что... Что это за место? Ты… Ты вообще кто такой? — Ответ на твой вопрос не столь прост, как тебе бы хотелось, но… Если вкратце... Мир вокруг тебя не реален. Это лишь иллюзия внутри твоего подсознания, чтобы тебе было проще контактировать с артефактом. Что же до второго твоего вопроса... Из иссиня-чёрной тьмы, прямо перед принцессой, словно из ничего, вышла высокая, прямоходящая фигура на двух ногах, с хвостом и двумя небольшими крыльями за спиной. Фигура была полностью облачена в массивные вороненные латы без шлема. На шее красовалась тяжкая железная цепь, украшенная резными изображениями королевских корон и скипетров, идущих по кругу, один за другим. Позолота, которой раньше было покрыто всё украшение, заметно стёрлась за годы ношения. Принцесса сразу поняла кто стоял перед ней. — Тит? Ты? Но... Но как? Я ведь помню, как ты покинул Эквестрию пять лет назад. Что побудило тебя вернуться? — Я не возвращался. Вернее, Тит, в самом деле, оставил ваш мир и вернулся домой, чтобы самостоятельно вершить судьбу, которую он считал, или считает, своей. Я же — лишь слепок. Небольшой фрагмент его личности, наполненный воспоминаниями и некоторыми чертами характера. Что ещё ты хочешь узнать? Ошеломлённая принцесса задумалась. — То есть, если я тебя правильно поняла… Ты — личность, запертая в чём-то похожем на карманное измерение, так? Но зачем? Ты страдаешь здесь? — Не совсем. Как я говорил ранее — я не полноценная личность, но её фрагмент, созданный с единственной целью — стать проводником по миру мыслей и воспоминаний, хранящихся в книге. Я полностью лишён каких-либо эмоций, а вместе с тем и амбиций. Моё существование носит лишь эпизодический характер с момента активации артефакта и до его окончания. Всё остальное время я, если это так можно назвать, пребываю во сне, и, фактически, не существую. Что ещё ты хочешь узнать? Новый вопрос последовал гораздо быстрее чем в первый раз. — Почему я здесь? Я поняла, что артефакт позволяет мне пережить заново воспоминания Тита, но почему после него я попала сюда? Существует ли тут время? — Ты здесь, чтобы я мог ответить на все твои вопросы, которые у тебя могли появиться в процессе просмотра воспоминаний. Если в какой-то момент ты поймёшь, что упустила какую-то важную деталь, я могу заново проиграть для тебя нужный фрагмент. Время не существует только в этой реальности, где мы сейчас и находимся. В остальных плоскостях — да. Что ещё ты хочешь узнать? — Как во всём этом замешана Алексия? — Тит доверял Алексии, она обладает необходимой силой и навыками, чтобы активировать артефакт. Дополнительная мера предосторожности. И… Ключ. Лорд-регент надеялся, что вы найдёте общий язык. Успешно. Предупреждение. Твой разум ещё не достаточно окреп для длительного общения а артефактом. Рекомендуется пробуждение. — Хорошо, я всё поняла... Но тогда последний вопрос на сегодня. Как мне вернуться в реальный мир? — Пожелай этого, принцесса, и ты проснёшься. Прощай, Селестия, и помни — я всегда буду ждать тебя во тьме.