for you, i head out

* он не уверен, правда ли это — кровь у него во рту и все несказанные друг другу слова. напротив него юнги такой же, как и всегда: немного опасный и много страдающий и какой-то недосягаемый. чонгук ничего не может с собой поделать, но смотрит (никогда не мог удержать себя, если честно) на игру света в темных глазах, на лишенный сияния лунный цвет его кожи, на сжатые кулаки, что кажутся слишком пустыми. чонгук смотрит и проглатывает кровь во рту (в этот раз на самом деле), делает шаг вперед. — не... — хен... — чонгук. нет. — хен, ты не... и они снова дерутся. чонгук не знает, как это происходит. разбитая ваза на полу крошится на еще более маленькие осколки под их ногами. вода впитается в дерево. розы завянут. дышать тяжело, изматывающе. или так оно звучит — отражение того, что они делают: бегут, оставаясь на месте, слишком близко друг к другу. юнги стискивает окровавленными ладонями ворот чонгуковой рубашки, ведет носом по его шее, будто поцеловал бы, если б мог. ᅠ ᅠ ᅠ ᅠ и в этом и дело, конечно. чонгук думает про себя, но так громко, слишком громко: ты мог бы. ты должен. но юнги не делает этого. что он делает: вдыхает глубоко, железо увечий и пустые побережья, голубое пианино, где розы заняли их места. чонгук словно тысяча звезд, но так же и темнота, что так любит их. чонгук как бездомный дом, пойманный в свете незнакомого автомобиля... снова и снова. так близко юнги чувствует его дрожь. гадает, когда был последний раз, когда чонгук ел чуть больше, чем ничего, когда ему было тепло без плохих последствий, когда был последний раз, когда он был... ну... в порядке. гадает, примет ли чонгук его беспокойство, думает: скорее всего нет. — ты заслуживаешь лучшего, — шепчет надрывно, касаясь губами места, где пульс сходит с ума под тонкой кожей, не знает, чего ожидает, но точно не этого: чонгук хватает его за рубашку, чонгук впечатывает его в ближайшую стену со всей силы, пока юнги не почувствует угрожающий хруст костей, норовящих раскрошиться внутри и рассыпаться пеплом. проходит несколько секунд, пока зрение возвращается к нему, как и все остальные чувства. он чувствует запах чонгука, который, да, пахнет, как бег по пустым улицам, но еще как розы на полу и как остатки дорогого мыла в ванной юнги. он слышит чонгука: сорванное дыхание на грани слез, желание чего-то большего, чем весь этот хаос, в котором они находятся. и это чувство: поджигающее. и разве не так было всегда. потому что юнги слышал все предупреждения вокруг себя, все то, что его друзья отрицали снова снова: как все, к чему прикасается мин юнги? горит. сначала ярко, а затем. но люди говорят то же и о чон чонгуке: огонь в его крови — проклятье или музыка? юнги любит оба, может быть; любит его. может быть. определенно. проглотил бы весь воздух, лишь бы привязать его к себе, а затем отдал бы все обратно и себя в том числе. из мыслей его вырывает голова чонгука, опустившая ему на плечо, его слезы, оставляющие длительные ожоги на коже, его смертельная хватка на рубашке юнги, то, как он наконец выпрямляется, смотрит прямо в глаза (юнги кривится от нанесенных им же разрушений — разрушений, которые он так боится повторить) и говорит: — как ты мог?.. — прости меня. этого недостаточно. юнги знает, это так, убирает руки с чонгука совсем и просто устало прикрывает глаза. ему не нужны слова, чтобы понять, что чонгук хочет ему сказать. потому что чонгук говорит "как ты мог", и это означает "как ты посмел", означает "даже не смей", означает "ты значишь для меня больше этого". и без сомнения: — как ты посмел, как ты... у юнги губы зашиты всеми словами, которые он так и не успел записать про нежные вечера, проведенные вместе в комнате, о которой никто не должен был знать. но юнги открывается навстречу тому, как чонгук тянется за поцелуем, подобно падающей звезде. позволяет цепляться за себя, шепчет "прости меня", размазывая губами кровь в уголках чонгуковых губ, шепчет "прости" ему в самое сердце, в сверкающие стеклышки его прекрасных глаз. юнги целует меньше как извинение и больше как "прошу, поверь мне", и чонгук знает; правда знает. но знать не значит простить, и проблемы, что были у них, остаются до сих пор нерешенными. — прости меня, — прерывисто выдыхает юнги, не замечая, как воздух в легких кончается, задыхается. — мне так жаль. чего хочет чонгук, так это: сказать юнги, что он знает, сказать, что они не в порядке, но он надеется, очень надеется, что будут однажды, сказать юнги, что он не уходит. вместо этого он говорит, возможно, даже больше, возможно, слишком много. — ты реален. так ведь? спустя много лет, в одной из их временных линий, юнги задаст тот же вопрос. но сейчас, он позволяет себе обхватить ладонями лицо чонгука, стереть подушечками пальцев слезы, что скатываются по его щекам снова и снова, стоит лишь чонгуку подумать, что они закончились, прикусывает губу до боли в холодном, горьком страхе потерять его. говорит: — да. они целуются; напротив стены, сползая вниз, на полу, в объятьях друг друга, к самому центру беспредельных краев — ошибок. мечт. горящих зданий. пляжа. пульса пианино. голубой луны. любви. таких вот чувств.