Иволга

— Сядьте, мне нужно обработать ваши раны, — заявляет Ивалгеллия, присаживаясь на стул рядом со своей кроватью, которую занимал раненый гондорец. — Потом можно будет пообедать. Еще ваш брат прислал ответное письмо. Я его не открывала. Прошло два дня, как Боромир находился в заботливых и умелых руках лесной целительницы. Вальга кормила его, смазывала его раны и говорила. Говорила не очень много, и в итоге воин Боромир понял, что девушка хорошо образованна и начитана. Она могла рассуждать о многих вещах, но почти никогда не говорила о своей семье. Боромир, опираясь на руки, сел в кровати. Кем бы на самом деле не являлась Ивалгеллия, целителем она была прекрасным. Гондорец все еще не мог подняться с постели, но раны уже болели меньше, не начинали кровоточить от каждого движения. Он был слаб и когда предпринял попытку подняться с кровати, Вальга была в ярости. Она объяснила, что раны перестали болеть из-за того, что она вывела яд из крови, но потребуется время, чтобы организм восстановился. За эту попытку Боромиру, между прочем, не плохо прилетело. Вальга его в первый же день предупредила, что в первую очередь гондорец — вверенный ей раненый человек, а уж потом сын наместника и глава войск Гондора. Характер Вальги был неоднозначен: с одной стороны, она невероятно нежная юная девушка, а с другой — настоящая бестия, готовая на все ради спасения чужой жизни и не останавливающаяся перед преградами. Боромира, как воина, это поражало. Ивалгеллия протянула ему письмо, запечатанное печатью Фарамира, и спустила до пояса одеяло. Она аккуратно размотала бинты, и Боромиру пришлось как-то умудриться открыть письмо от брата, при этом не мешая девушке делать свое дело. Увидев его раны, Ивалгеллия цокнула, но Боромир не обратил на это внимание — судя по всему, это означало что все неплохо, но могло быть лучше. Он все еще очень мало знал о ней. Судя по всему, никого из родных не было, иначе что ей делать в этой глуши? Ивалгеллия как-то проболталась, что жила здесь раньше с бабушкой, но та умерла несколько месяцев назад, но, спохватившись, не говорила весь вечер. Она вообще была не похожа на тех девушек, которых знал Боромир. Не болтала без умолку, обсуждая одежду и драгоценности, при этом желая привлечь внимания наследника наместника; нет, Вальга говорила кратко и по существу, но иногда гондорец мог вывести ее на длительный разговор о ее ремесле. Как мужчина мог судить, ей нравилось рассказывать о травах, своем деле, каких-то тонких премудростях; как день было ясно, что она занимается любимым делом и спасение жизней Вальга считает своим предназначением. Фарамир писал, что ситуация в Гондоре не сильно изменилась за время его отсутствия, разве что отец все больше погрязал в своем безумие. Он пока не знал о том, что Боромир был ранен, а не шел вместе с Братством. Решение было мудрым, но как понял воин, Фарамиру посоветовала молчать сама Ивалгеллия. — Ты просила моего брата не говорить отцу о моем состоянии? — непонимающе переспросил Боромир, когда дочитал письмо. Ивалгеллия кинула на него быстрый взгляд, после чего смочила чистую тряпицу каким-то зеленым раствором и приложила к одной из ран. — Простите, но о безумстве вашего отца ходит много слухов, — ровно произнесла она. — Он потребует немедленно доставить вас ко двору, к придворным лекарям, но я уже начала заживлять раны по-своему образу. Чужое вмешательство будет стоить вам жизни, поэтому господину Дэнетору лучше ничего не знать. Да и вряд ли он доверит жизнь своего старшего сына рукам какой-то ведьмы из леса. Гондорец ничего ей не ответил: она была права, и решение, принятое ею, было разумным и взвешенным. Ивалгеллия какое-то время еще смазывает его раны этим раствором; Боромир, прикрыв глаза, спокойно ждал окончания данного действия, но девушка вдруг неуверенно коснулась его плеча свободной рукой, привлекая внимание. — Простите, я не должна была принимать такое решение без вашего ведома, — говорит она, откладывая уже пропитавшуюся тряпицу и беря новую. — Но вы лежали при смерти у меня в постели, и я думала о том, как спасти вас. — Почему это было так важно? — внезапно спросил Боромир. Он был более чем благодарен деве за спасение, уже продумывая, как с ней можно расплатиться, хотя та и словом не заикнулась об оплате. — Мне нравится спасать людей, — беспечно заявила Ивалгеллия, на несколько секунд прекращая смазывать раны. — Многие из тех, кого я спасла благодарны мне, и их благодарность делает меня счастливой. А вам я сама задолжала жизнь. — Только я так и не смог тебя вспомнить. — Неудивительно, — хмыкнула девушка, но ухмылка была доброй и ласковой. В ее светлых глазах что-то мелькнуло, и она внезапно заговорила. — Помните, когда Саурон атаковал Осгилиат в первом сражение Войны за Кольцо, вы возглавляли его оборону? К удивлению противника, гондорцы смогли отбросить его войско. В городе было по-настоящему ужасно, паника, страх, люди куда-то бегут… Ко мне и к моей бабушке приближался враг. Он занес над ней свое проклятое оружие и едва не лишил жизни, после чего наверняка бы лишил жизни и меня. Но вы, господин, пронеслись мимо, словно ураган, и снесли ему голову одним сильным движением. Я не удивлена, что вы не помните меня, ведь вы бросили на нас всего один взгляд, но я запомнила вас очень хорошо и… И поклялась, что если у меня будет возможность спасти вашу жизнь, я сделаю это. Боромир не знал, что на это ответить. Он спас много жизней в той битве за Осгилиат, и все они слились в одно пятно, и вспомнить молодую девушку со старушкой он действительно не смог бы. Однако история нашла отклик в его душе, и гондорец решил, что целительница ему не врет. Вальга продолжила наносить мазь на рану. — Твоя бабушка умерла из-за этого? — решился спросить Боромир. Судя по всему, светловолосая была сейчас расположена к разговорам, и этим надо было воспользоваться. Чтобы после можно было найти ее и отплатить за спасенную жизнь. Даже если Ивалгеллия считала, что сама платит по счетам. — Ее все-таки ранили? — Она была стара и такие бедствия сильно подкосили ее. Мы ушли в лес, где я сейчас и живу. В моем роду есть фейри, они чем-то напоминают эльфов, только теснее связаны с природой. Поэтому лес закрывает ко мне все пути и враги не находили нас. Она тепло улыбнулась, и Боромир поразился тому, каким красивым становилось ее лицо, стоило сосредоточенному взгляду смениться более нежным. Она была еще очень молода, как минимум вдвое младше его, но на ее лице уже пролегла глубокая складка от вечной хмурости, а в глаза были видны похоронные огни. На войне многие дети взрослеют быстрее, но молодая, красивая и умелая Ивалгеллия явно заслуживала чего-то получше, чем война, многие заслуживали… Но через пару секунд ее улыбка пропала, и она поморщилась точно так же, как и в тот момент, когда проболталась о своей бабушке. Сосредоточенное выражение лица тут же добавило ей лет пять возрасту. — Раны не гниют, уже хорошо, — заметила она, проводя кончиками пальцев по одной особо большой ране. Ивалгеллия переживала за нее больше всего, так как та могла начать кровоточить от любого неверного движения. Она внимательно осмотрела раны еще раз и неуверенно сказала. — Думаю, надо заставить вас пропотеть, тогда если какой-то яд и остался в крови, он выйдет вместе с потом. — Пропотеть? — усмехнулся мужчина. — И как же? — Затоплю баню, — Вальга пожала плечами и тут усмехнулась. — Вы же знаете, что это такое? Боромир кивнул. Бани с их ваннами, парильнями и лежаками для отдыха, либо же с большими бассейнами были как и у знати, так и у людей статусов пониже, хотя Боромиру, как воину, доводилось мыться и в тех, и в тех. Они различались разве что размерами. Боромир любил также купаться в горячих источниках и достиг большого совершенства в плаванье. Ивалгеллия смазала ему раны и снова забинтовала чистой белой тканью, после чего укрыла его одеялом. — К вечеру затоплю, — решила она, не обращаясь к Боромиру, а будто делая пометку для себя самой. — Пока отдыхайте. В отличие от первого и второго дня, теперь спать Боромиру не хотелось. Чем больше затягивались раны, тем больше силы чувствовал гондорец. Ивалгеллия не разрешала ему часто вставать с кровати, говоря, что при спешке возможно быстро усугубить ситуацию, и Боромиру пришлось повиноваться. Военачальник Гондора слушался ведьму из леса, как маленький мальчик слушается свою маму при болезни — кому расскажешь, не поверишь. Фарамиру эта история точно доставит удовольствие, братец посмеется от души. Сама же Вальга на месте не сидела. Она чем-то занималась по дому, готовила — причем щедро кормила раненого гондорца, поэтому готовить нужно было больше, чем если бы она кормила себя одну — Боромир запомнил это; мешала какие-то травы, поила его какими-то отварами; в общем — крутилась целый день, при этом успевая как-то разговаривать с ним. Ночью она забывалась спокойным сном, тихо сопя под теплым одеялом в другом конце комнате. Боромир испытывал неудобство за то, что заставляет хозяйку дома спать на полу, но предложение положить его туда было резко отвергнуто. Объяснять, что он — воин, и спал на холодной земле в более жутких условиях и в более страшном состояние, Боромир не решился; был ряд вопросов, в которых переубедить девушку оказалось невозможным, и удобства раненого гондорца был одним из них. *** — Хорошо, вы должны подняться, — сказала Ивалгеллия, останавливаясь рядом с кроватью. Боромир был более чем рад исполнить ее указание, но Вальга внезапно нахмурилась. — Без резких движений и медленно. Гондорец кивнул. Он приподнялся на локтях, раны отозвались неприятным жжением, но болели не так сильно. Боромир сел в кровати, потом, под цепким взглядом Вальги, спустил с кровати ноги и коснулся босыми ступнями нагретого пола. Он был все еще в одних штанах, его одежда, выстиранная и чистая, висела на стуле. Оружие лежало рядом с кроватью в ногах. Вальга смотрела на него, ожидая следующих действий гондорца. Она понимала, что после нескольких дней бездействия сложно будет снова стоять и идти, но военачальник Гондора был сильным воином, и Ивалгеллия верила, что уже завтра он сможет держать меч. Но сейчас было важным сделать то, что делает ребенок — встать и пойти. Как целительница, Вальга понимала, что после тяжелого ранения сделать это сложнее, чем казалось. Но в Боромира, сына Дэнетора, она верила. Она протянула ему обе руки. — Схватитесь и перенесите всю тяжесть тела на руки, используя меня как опору, — дала указания она. Боромир быстро глянул на нее, и сделал так, как она сказала. Вальга вцепилась ему в руки, и гондорец понял, что она намного сильнее, чем казалась, хотя под его весом нещадно прогнулась. — Голова не кружится? — быстро поинтересовалась она. — Нет, — Боромир поморщился. — Дай мне тридцать секунд. Вальга кивнула. Гондорец справился с дискомфортом, который возник из-за того, что он встал после долгого лежания без действий. Ноги и руки покалывали, раны с готовностью напомнили о том, что еще не до конца затянулись, но это все было мелочи. Боромиру доводилось бывать в худших ситуациях, чем эта — почти домашний уют и забота умелой целительницы. Через тридцать секунд Боромир, как и обещал, двинулся к выходу. Ивалгеллия ловко перестроилась, взяв его под локоть, но при этом оставаясь опорой. Они вместе вышли из дома. На улице светило яркое солнце, но трава под ногами была все еще немного влажной. — Ночью был дождь, — сообщила Ивалгеллия с каким-то удовольствием. Боромир быстро глянул на нее, теперь сверху-вниз, потому что девушка была ниже его, не сильно, но все-таки. Как Фарамир, возможно. Она смотрела спокойно, но в глубине ее зелено-карих глаза мелькнули какие-то искры. Вальга лишь мимолетно посмотрела на него и отвела взгляд. С каждым шагом Боромир все увереннее ступал по земле. Выйдя из дома, воин наконец-то вновь ощутил себя на свободе, и это придавало сил. Девушка отвела его в небольшой домик за жилищем. Из трубы шел дым, окна запотели. Ивалгеллия опустила руку Боромира в предбаннике и снова принялась за свое любимое дело — начала отдавать распоряжения: — Не советую сильно охлаждаться, хотя холодная вода там есть. Вам надо пропотеть очень-очень сильно. Из ран, носа и ушей может пойти липкая черная жижа, как вода, но это неплохо. Правда, если будет совсем черная, позовите меня. Если раны откроются… — на этих словах, не продолжив, она внезапно зашла в саму баню, у порога оставив темные балетки. Она вернулась буквально через секунду, быстро прикрыв дверь, и протянула Боромиру — который стоял, прислонившись спиной к стене и внимательно слушал целительницу — небольшую баночку. — Помажьте их вот этим. Будет щипать. И главное — не выходите, пока я сама не приду за вами. И даже головы из помещения не высовывайте. Боромир мог представить, насколько сильная жара там стоит: не пробыв там и десяти секунд, Вальга вышла с красными щеками и легкой испариной на лбу, хотя в предбаннике было даже немного прохладно. В целом, она напоминала ему почему-то красивую певчую птичку, которая никогда не умолкала, или какого-нибудь пушистого зверька, быстро-быстро мечущего туда-сюда. Нет, Боромир искренне был благодарен за все, что Ивалгеллия сделала для него, она ему в жизнь спасла, в конце то концов; но воспринимать целительницу всерьез было сложно. Взять хоть то, что она как минимум на десять лет младше, выглядит как хрупкое красивое изделие, а про ямочки на щеках и говорить не стоит. Ивалгеллия смотрела на него спокойно-серьезно-холодно, коротко осведомившись: — Все понятно? — И долго мне там сидеть? — Боромир не то чтобы не любил жару, после тяжелого боя приятно было отдохнуть в горячих купелях; но Вальга, судя по всему, на растопку сил не пожалела, израсходовав едва ли не полугодовой запас дров, и жариться там до потери сознания воину не очень хотелось. Ивалгеллия весело улыбнулась. У нее было много разных улыбок, но все они выглядели как-то умиротворенно-спокойно, хотя могли выражать радость, досаду, даже недовольство. — Час-два, но если начнете покрываться золотистой корочкой, можете высунуться секунды на две и обратно, — с улыбкой сказала она. Боромир усмехнулся. — Если вы там изжаритесь, я напишу вашему брату письмо с извинениями, — потом она опять перестала улыбаться, но при этом ее лице не стало хмурым и серьёзным; ей до сих пор было весело. — Оставьте свою одежду тут, ей надо постирать. Вальга тщательно вычищала все вещи, в которых был Боромир. При этом она, кажется, совершенно не смущалась просить его раздеться, но отворачивалась, когда воину приходилось совсем обнажаться. Она выстирала всю его одежду, но раны начали кровоточить и снова испачкали штаны и рубаху, поэтому Ивалгеллия оставила его без рубашки, а штаны, видимо, вычистит сейчас. Боромир удивлялся такому рвению, и списывал это все на любовь к чистоте, пока целительница не объяснила, что впитавшаяся в одежду кровь может быть отравленной, а орчья кровь может повредить раны. Пришлось соглашаться на это. Боромир не мог понять — все, что делает эта девушка, унижает его или веселит. Вальга вышла. Воин разделся до конца, сделав как она сказала, аккуратно размотал повязки и вошел в парильню. Жар обдал его мгновенно, мышцы потянулись. Боромир глубоко вдохнул раскаленный воздух, который обжег нос и устремился к легким, взбудоражив все изнутри. Пахло каким-то растением, и гондорец заметил, что у раскаленных камней цветет какое-то растение, напоминающее мох. Прямо напротив печки стояла табуретка, рядом — деревянный ковш и большая бадья с теплой водой. Бочка с холодной водой стояла в темном угле, и Боромир решил пока ее не трогать, помятую о том, что сказала Ивалгеллия. Он прошел по теплым доскам и сел на табуретку. Зачерпнув воды, гондорец вылил ее на себя сверху. Чувство удовлетворения тут же пронеслось по всему тело, вместе с каплями воды. Некоторые раны начали покалывать, и Боромир оглядел их. Из той, что была ближе к ключице, уже потянулась тонкая струя черной воды, но она была почти незаметная. Гондорец быстро смыл ее. Помыться в бане оказалось приятным, особенно после стольких дней выматывающего похода и тяжелого ранения. Уставшее тело, затекшее после стольких дней лежания, расслаблялась под теплой водой, жарой и горячим паром. Вальга заботливо оставила на полке какую-то смесь с запахом леса и грубую мочалку, которой можно было не то что грязь смыть, а слой кожи содрать. Впрочем, это было то, что надо. Раны исходили черной жижей, но не настолько, чтобы заставлять волноваться. Она уходила в землю вместе с чистой водой, и Боромир чувствовал себя прекрасно. По крайней мере, внезапно ощутил в себе силы на то, чтобы догнать Арагорна с Братством и продолжить путь. Гондорца грызла совесть за то, что его друзья где-то там, вероятно, спасают хоббитов — осознание того, что парнишек, которых он сам учил драться, все-таки схватили проклятые орки, неприятно ударило Боромиру по сознанию вместе со шквалом других воспоминаний еще день назад — а брат борется за их Гондор в одиночку. Но и Ивалгеллия была права — если сейчас сын Дэнетора поверит, что окончательно исцелился и бросится в бой, все может стать еще хуже. Да и целительница давала оптимистичные обещания — если рана в животе, которая волновала ее больше всего, начнет покрываться корочкой в блажащие три дня, как другие, то где-то в общей сложности через пять дней — считая три дня наблюдения — Боромир будет на пути в Гондор. Или к Братству. Это уже воину решать. Где-то уже через час-полтора Боромир просто сидел и смотрел как у потолка клубится пар. Жара разморила его, но гондорец понимал, что заснуть при такой высокой температуре — не лучшее решение. Подышать воздухом или приоткрыть дверь он не решался — Вальга строила из себя преувеличенно-строгую целительницу, и это смешило воина, однако во всем, что она говорила, девушка была права. Если сказала, значит так надо, в конце концов, она его спасает. Правда ее мотивы все еще выглядят неправдоподобными. Ну неужели среди тысячи воинов, она могла запомнить его одного. В дверь постучались. — Господин Боромир, — громко позвала Ивалгеллия. — Можете выходить. На маленькой скамейке у небольшого оконца в предбаннике лежала его чистая, уже сухая рубаха, штаны и сапоги. Боромир быстро оделся, чистая ткань пахла сосной и лавандой и приятно прилегала к телу. Вальга была в доме. Она усердно что-то измельчала в маленькой ступке, и когда Боромир появился в комнате, мотнула головой в сторону стола, где под полотенцем дымилась мясная похлебка и стакан горячего чая. Боромир поразился: вот же прыткая девчонка, и постирать, и приготовить ужин успела. Такую замуж — радость и благодать мужу. И если она действительно не была аристократкой, то почему родители не выдали ее замуж? Красивая, худощавая правда, по меркам крестьян, но умелая и ловкая. Не успели? Или просто не хотели искать дочери мужа, пока идет война, и молодая жена может стать вдовой через неделю? — Мне надо посмотреть ваши раны, — сказала Вальга Боромиру после ужина. Мужчина лежал на ее кровати, потому что целительница все еще была против каких-то физических нагрузок, и на предложение в чем-то помочь ответила резким отказом. Гондорец с готовностью стащил рубаху и лег прямо. Девушка ловко намазала раны какой-то холодной зеленой смесью, и посмотрела на ту, что была на животе. Тут стрела вошла глубже всего, и яд быстрее отравлял кровь. Сейчас она выглядела неприятно, но куда лучше, чем в самом начале. Вальга нанесла мазь и туго перемотала рану, и, посомневавшись, оставила остальные без перемотки. — Будем надеется, что ухудшений не будет, — задумчиво сказала она, смотря на рану. Они с Боромиром в какой-то момент пересеклись взглядами, и в глазах Вальги мелькнуло что-то, чем Боромир не мог найти объяснений. — Отдыхайте, — кинула она. Подхватив полотенце, которым вытирался гондорец, она взяла чистое и вышла из дома. Боромир откинулся на подушку и прикрыл глаза.