Иволга

— Ну вот! — удовлетворённо заметила Ивалгеллия, когда Боромир надевал рубашку. — Раны в порядке, открыться не должны, и вы сможете выдержать дальнюю дорогу верхом! Она выглядела по-настоящему счастливой: ее глаза светились, а на лице играла широкая улыбка. «Разве можно так радоваться чужой жизни?» — подумал Боромир, но не смог сдержать ответную улыбку. — Только у меня нет лошади, — досадливо заметил гондорец. Ему хотелось поскорее оказаться рядом с братом и продолжить битву рядом со своим народом, но такими темпами пешком он доберется до Гондора только к самому окончанию войны. Одна подобная прогулка у него уже была: пусть из Минас Тирит до Ривенделла составлял почти 2000 километров и потребовал 110 дней. Земли к западу от Рохана были заброшены, там Боромир остался без лошади и оставшуюся часть пути прошел пешком. Но то ли у Вальги был план на все случаи жизни, то ли она не хотела портить настроение в такой хороший день, но она даже бровью не повела на замечание гондорца. — Я знаю, где вам можно раздобыть лошадь, — произнесла она. — Но не волнуйтесь, я этим озабочусь сама. — Почему ты продолжаешь говорить мне на «вы»? — внезапно спросил Боромир, и Ивалгеллия обернулась на него, недоуменно приподняв бровь. — Я имею в виду… Ты спасла мне жизнь, разве не я должен высказывать тебе уважение, говоря «вы»? Ивалгеллия нахмурилась, обдумывая сказанное, а потом повернула голову в сторону и расслабленно улыбнулась. — Спасла, не спасла, но вы выше меня по положению, и… — она запнулась, помотала головой, осознавая, как мелочно выглядят ее аргументы по сравнению с тем, что она спасла ему жизнь. — Просто это особенности воспитания. Не думала, что это доставляет вам неудобство. — Не в этом дело. Просто… но если тебе так удобнее, то все хорошо. Она бросила на него быстрый взгляд и кивнула. Потом спрятав глаза под густыми прядями волос, она быстро вышла из дома. Боромир проводил ее задумчивым взглядом. Осталась только одна проблема, которую Боромир хотел решить до невозможности, и пока Ивалгеллия не давала малейшего шанса на это. Речь шла о ее глазах и словах. Она явно что-то не договаривала ему, в ее правде была какая-то ложь. И в глазах... В них что-то пряталось, в те моменты, когда она смотрела на него не дольше десяти секунд, или когда думала, что он не видит ее, что-то мелькало в ее светлых глазах, чему Боромир очень хотел найти оправдание. До некоторых людей мы не можем достучаться. Срываем голос до хрипоты, но все равно нас не слышат. А некоторые различить самый тихий шепот нашего сердца. Кто-то так далеко от тебя, даже если находится на расстоянии вытянутой руки. А кто-то всегда рядом, несмотря на тысячи километров, прилегающим между вами. Близость душ — вот что самое главное. Он пару раз делал попытки изучить разные мелочи в ее доме, но хозяйка не уходила надолго, и всегда была где-то поблизости, и Боромир не хотел рисковать. Да и не справедливо это было бы — девушка его спасла, выхаживала, кормила, а он будет по ее вещам лазить. Но сейчас, кажется, она ушла надолго, да и скорый уезд немного подавлял крики совести. Поэтому гондорец решительно встал с кровати, которую за столько дней покидал не очень часто, и огляделся, примеряясь, с чего начать. В большинстве сундуках, небольших шкатулках и плетеных корзинках — травы, разные мази, настойки, книги. Боромир полистал одну книгу в красной потертой обложке. На ее старых пергаментных страницах тушью были нарисованы растения, и под каждым рисунком аккуратным, но размашистым почерком указано название, место, где его нужно искать, когда оно цветет и от каких болезней помогает. А на свободных страницах другим, более тонким и аккуратным почерком было добавлено еще кое-что — о растениях не для лекарей, но которые можно есть. Одуванчики, лаконос, дикий лук, молодые сосновые побеги. Видимо, это была одной из тех причин, по которой Ивалгеллия выжила в лесу во время суровой войны. Особенно, если она умела охотиться; а она, судя по всему, умела, иначе как объяснить мясо каждый день? В деревянных резных шкатулках, правда, были украшения, но Боромир не стал их трогать, просто принимая как должное; в каких-то сундуках — аккуратно сложенная одежда, пахнущая мятой и лавандой, в других — постельное белье, полотенца и прочее в таком же духе. В подвале были заготовки продуктов, и, снова — снадобья, которые, очевидно, нужно было хранить в прохладе. На чердаке — какая-то старая мебель, и домашняя утварь. Закончив небольшой обыск, Боромир остановился напротив камина и тяжело вздохнул. Ничего. Вещей у Ивалгеллию было много, они все были строго сортированы и хранились в сундуках, а предметы домашнего обихода — на полках. Но эти вещи можно было встретить почти в каждом доме, и кроме того, что Вальга была первоклассным целителем — что Боромир уже знал и даже испытал на себе — и того, что она, возможно, неплохо рисует — если рисунки в книге были ее — гондорец ничего нового не выяснил. Совесть противно скреблась внутри, и Боромиру действительно стало не по себе. С одной стороны — Ивалгеллия была как на ладони, ее история, пусть и трагическая, была простой. В Гондоре встретятся с десяток таких девиц — потеряли родных и посвятили себя одному делу. С другой стороны — Ивалгеллия была потрясающе сильной личностью, воин чувствовал это, находясь рядом с ней. Ее мастерство было неоспоримо, и мужчина думал, что многие врачеватели в Гондоре смогли научиться у нее чему-то. Устраивая этот обыск, Боромир и сам бы не сказал, чего именно хотел добиться. Он просто хотел найти… что-то. Боромир уже хотел было сдаться и выйти на улицу, посидеть на крыльце и подышать свежим воздухом, как внезапно заметил полку сбоку от камина. Она настолько сливалась со стеной, что воин даже не сразу заметил, да и сейчас бы прошел мимо, если бы взгляд не зацепился за тот самый деревянный игрушечный рог небольшого размера, который он сам смастерил. Подложив его спящей целительнице, он ожидал хоть какого-то ответа, ведь ясно понимал — она осознавала, что рог был важен воину. Но Вальга, разумеется, и словом не обмолвилась. Лишь пожелав ему доброго утро, как-то странно, долго смотрела ему в глаза, после чего отвела взгляд и завела разговор на удаленную тему, а именно — его выздоровление. Это, собственно, и было интересно Боромиру. Быстро глянув в открытую дверь и не услышав ничего, чтобы могло свидетельствовать о возвращение хозяйки, Боромир подошел к полке. Рог закрывал небольшого вида шкатулочку, деревянную, совсем маленькую, туда едва могло поместиться кольцо. Испытывая чувство сомнения напополам с угрызениями совести, мужчина протянул руку и аккуратно взял ее. Шкатулку из светлого дерева украшала разнообразный узор, на каждой из четырёх стенок был вырезан один из сезонов года — зима, лето, весна и осень. На крышке же широким росчерком было выведено одно слово «Иволга». Боромир открыл ее. Там действительно лежало кольцо — слишком массивное для женской руки, очевидно, оно принадлежало не целительнице. Боромир бережно взял его в руку: массивный и замысловатый перстень. У него была вставка в виде драгоценного камня — темного рубина. Оправа — титан. — Что. Вы. Делаете? Воин развернулся, рефлекторно сжимая шкатулку в руках и зажимая в ладони кольцо. Ивалгеллия сначала выглядела ошеломлённой, а потом лицо ее внезапно пошло красными пятнами, зрачки в глазах опасно сузились, и вся она будто затряслась, напряглась, точно змея перед броском. — Это принадлежит не вам! — взвизгнула она, бросившись вперед и вырвав шкатулку из рук мужчины. Дерево неприятно резануло по коже, оставив небольшую, продолговатую царапину, которую Боромир даже не заметил. Ивалгеллия же замерла, сжимая предмет в руках, и крупно дрожа. — Извини, — с искренним чувством вины произнес Боромир, даже не обращая внимание на порез; как и на то, что он продолжает держать кольцо в зажатой ладони. — Семейная реликвия? — Вроде того, — буркнула Ивалгеллия, делая шаг назад, и переводя взгляд на лаконичное «Иволга». Боромир тряхнул ладонью, и несколько капель крови упали на идеально вычищенный пол. Вальга вздрогнула, как от удара, и теперь перевела взгляд на них. Боромир только заметил, что поранил руку, но не уделил этому внимание. Намного интереснее оказалась Ивалгеллия и ее реакция. Значит, он не ошибся, это было что-то важное. — Расскажешь? — попросил он. — Нечего рассказывать. Женщины нашей семьи дарят это своим мужьям, а отец потом передает старшей дочери. И так по кругу. Зачем вы это взяли? — Извини, не хотел тебя обидеть. Мне просто хотелось узнать о тебе хоть что-то. Ты рассказала все и в тоже время ничего, — девушка молчала, то сжимая пальцы на шкатулке, то ослабляя хватку, и взгляд ее плавно скользил по полу, комнате, вещам, но никак не обращался к воину. — Что не так, Вальга? Я чем-то неумышленно обидел тебя? — Нет, — Ивалгеллия убрала шкатулку в ближайший сундук и громко хлопнула крышкой Она посмотрела на Боромира пронзительными зелеными глазами, в которых отразилась скорбь, и холодно произнесла. — Это не важно. — Да подожди ты! — не выдержав, Боромир схватил собирающуюся уйти Ивалгеллию за руку, круто развернул к себе. В девичьих глазах проскользнул страх, и гондорец, почувствовав вину, ослабил хватку. Вальга рванула руку и отошла от него шага на три, продолжая все-так же загнанно смотреть на него. «Будто зверек, которого поймали. Она боится? — подумал Боромир. — Или есть еще какая-та причина?» В абсолютном молчании они смотрели друг на друга около минуты, и совсем неожиданно Боромир увидел, как треснул и растаял лед в ее глазах, заменяясь на новое, которое воин видит, наверное, впервые; в этой какой-то отстранённой девушке, которая, кажется, намерено все это время держала дистанции. Это было его шанс узнать почему, ведь лед только что исчез. Ивалгеллия поняла это тоже. Она опустила голову, не в силах более видеть мужское лицо перед собой. Боромиру теперь пришлось смотреть на ее затылок. Он подошел ближе и холодные пальцы коснулись ее подбородка. Вначале ожог от его почти воздушного прикосновения, затем в груди больно кольнуло и Ивалгеллия стала молить Создателя, чтобы все быстрее закончилось. Он приподнял ее лицо, и ей пришлось снова смотреть в эти красивые, мудрые, подернутые пеленой глаза, вот только сейчас в них было еще что-то — удивленное внимание, которое было адресовано только ей. Боромир же изучал ее, надеясь на то, что многолетняя практика и служба стали хорошей подсказке для понимания людей. Ответ пришел неожиданно. — Нет, — Боромир в недоверии и шоке сделал шаг назад. — Нет, это невозможно. Ты же… Мы же не... Ты даже меня не знаешь! Вальга застонала и взмолилась — тихо, но решительно. — Пожалуйста, можем мы закончить разговор, и вы сделаете вид, что не поняли, что я на самом деле к вам испытываю… Можно? — Ты… влюбилась в меня по каким-то образам у себя в голове? Разве такое бывает? «Если бы ты только знал, Боромир, что бывает на этом свете, ты бы поразился», — подумала девушка. — Но вы спасли меня, — тихо возразила Ивалгеллия. — Один раз я вас видела, и мне этого хватило, чтобы составить тот образ, в которой я влюбилась. — А теперь этот образ разлетелся? Боромир спрашивал совсем не то, что хотел, а Ивалгеллия молчала. Она окинула его внимательным, колючим взглядом, которым ни раз не смотрела за все это время. Воину стало неуютно — он и предполагать не мог, что женщины могут смотреть… так. —Нет, — медленно ответила она. — Боюсь, что совсем наоборот. Для меня все стало еще хуже, — она тяжело вздохнула и, стараясь собрать мысли в кучу, с сильным нажимом провела ладонью по лицу. Прежде чем Боромир успел сказать хоть что-то, добавить к ее откровению, она твердо продолжила. — Но я должна добавить, что эти чувства никак не осложнят вам жизнь… Да и не могут. Вам лучше забыть об этом, потому что завтра утром — Как ты можешь любить меня?! — пораженно крикнул Боромир. Слово «любить» ударило по натянутым нервам обоих, и, кажется, разрушило последнюю стену между ними. — Я не знаю! — уже не выдержав, со слезами на глазах выкрикнула Ивалгеллия. — Просто люблю, ясно? Без причин, просто… Люблю вас. Откуда-то взялась смелость, и даже дерзость, и она подняла на него глаза. На бесстрастном лице пробежало волнение, или ей только показалось? Наступило минутное молчание. Эти слова все объяснили. И ее желание спасти его, заботу, и то, что она не хотела встречаться с ним глазами, будто в чем-то сильно провинилась. Целители, которых помнил Боромир по дому, были дряхлыми старухами и стариками, Ивалгеллия же — красивая, молодая девушка, которая губит свой дар в такой глуши. Боромир изначально хотел сделать для нее что-то такое же равное по силе, как и она для него, несмотря на то, что Вальга называла это — то есть его спасение — своей платой, но… Потому что была влюблена в него! Он покачал головой и отвернулся. Она молча смотрела на него, стараясь делать это не слишком навязчиво. Боромир словил ее взгляд, и Вальга почувствовала, что краснеет. Она резко отвернулась и сжала зубы. Боромир, чем больше проводил время здесь, рядом с ней, испытывал желание говорить с девушкой, слышать ее мягкий и уверенный голос. А теперь хотелось видеть, как она пытается спрятать свои чувства под опущенными веками, скрыть покрасневшие щеки, сдержать дрожь в руках и губах, но скрыть людям чувства так сложно! — Просто, — тяжело наконец выдохнула она. Ивалгеллия шумно выдохнула, теряясь от этого разговора все больше. Она уже не знала, чего хочет, чтобы ее метания быстрее закончились или чтобы они стояли так на рядом с друг другом вечно! — Давайте закончим этот разговор. Завтра вы уедете и все закончится. Разве могу я вам досаждать своими чувствами? Разумеется, нет. Через год вы забудете о том, что когда-то я спасла вам жизнь. Что это была я. — Ты думаешь, я хочу забывать? — Думаю, что вам… — Вальга замолчала, видимо, только сейчас осознав вопрос. Она смотрела на него расширившимися глазами, и Боромир внезапно выпрямился и расправил плечи. — Что? — в полном смятении проговорила целительница, желая провалиться сквозь землю от своих слов. — Я не знаю. — Правда? Вы не знаете? — удивленно вскинула она брови. — Не знаю, — удрученно ответил гондорец и встретил ее взгляд. Целительнице показалось, что он не хочет с ней расставаться, но тут же мысленно стала ругать себя за подобные «показалось» последними словами. — И что вы хотите сделать? — наконец спросила Ивалгеллия. Они смотрят друг на друга минуту, и девушки интересно, бьётся ли сердце Боромира так же дико, как и ее собственное. Придавлен ли он шквалом чувств, через которые они прошли за последние пятнадцать минут. — Тоже не знаю, — тихо признался Боромир. Он напоминал короля Эарнура: как и Эарнур, Боромир не искал себе жены и находил сугубую утеху в войне. Ивалгеллия понимающе кивнула. — Но я бы не хотел забывать то, что происходило в этом доме, и, если можно, хотел бы увидеть тебя еще раз. — Пожалуйста, не надо, — шепотом взмолилась Вальга, кажется, окончательно сдаваясь. — Прошу, пощадите меня. Я не выдержу, если вы будете рядом. Простите, но я предпочту разбить себе сердце, чем… Она не закончила фразу, уронив голову на ладони. Она не плакала, даже слезинки не проронила, хотя Боромир видел, как тяжело дается ей разговор. Ивалгеллия жила мыслями и мечтами, которые считала несбыточными. В своих образах она видела его очень четко, вот прямо как сейчас, и это длилось неделями, месяцами, и она жила, зная, что не полюбит никого другого, а тот единственный был лишь красивой и далекой мечтой. Могла ли она подозревать…? И как сам Боромир теперь должен себя вести? Перед влюбленной в него девушкой, которая спасла ему жизнь, и которой он хотел дать столько, сколько она заслуживала. Он хотел предложить поехать с ним, потому что в Гондоре под его покровительством она достигла бы невероятных высот, а теперь…? Боромир даже в слух боится это произнести, чтобы не сделать больнее. Ивалгеллия по-прежнему стоит, не двигаясь, дышит тяжело. «Бедная испуганная Иволга, — внезапно думает Боромир. — Кто же тебя так, неужели война так сильно искалечили, что ты даже боишься говорить о любви?» Боль в ладони немного отрезвляет. Воин смотрит и видит тот самый перстень, который стал причиной таких невероятных открытий. Он слегка разжимает ладонь, и смотрит на отпечаток перстня на коже, а потом с тихим выдохом подходит и тянет девушку в сильные, немного грубые объятья, обвивая ее руками за талию, прижимая к своей груди. Ивалгеллия замирает, а потом заходится в приступе крупной дрожи. Он молчал всего несколько мгновений, но эти мгновения показалось ей вечностью. Боромир заговорил раньше, чем Ивалгеллия потребовала бы отпустить ее, а это было без сомнения тем, что она хотела сказать. — В тот день, когда я увидел тебя, я начал дышать. Я начал жить И еще ее глаза, которые смотрели так… В них читался не только свет, но и раболепие перед ним и та дикая влюбленность, которую Вальга так усердно пыталась скрыть от мужских глаз, боясь оказаться непонятой и жалкой, проклиная себя за это, но все же Боромир читал ее в серо-голубых глаза… — Я забуду о том, что ты сделала. Не думай о том, что я делаю это из-за чувства долга, теперь мы квиты. Только дай время, и я отвечу на твои чувства, клянусь тебе. Ивалгеллия так и замерла в руках воина, не осмеливаясь даже вздохнуть громче необходимого. В какое-то момент она ответила на объятья, вцепившись пальцами в рубашку на спине мужчину и, уткнувшись лицом ему в плечо, Вальга тихо расплакалась. Боромир медленно укачивал ее, как ребенка, прижавшись щекой к ее макушке, и думая о том, что ее теперь нельзя оставить ни на секунду. Ивалгеллия сдержала слово и достала коня. На вопрос где — невнятно проговорила что-то о табуне, куда она как-то привела жеребенка, которого чуть не загрызли волки. Вальга явно еще была смущена состоявшимся разговором, и старалась как-то отделиться от предмета своих чувств. Боромир отнесся с пониманием, но сам не мог оторвать взгляда от девушки, когда та появлялась рядом по каким-то причинам. Утром его разбудил запах вкусного завтрака, Ивалгеллия расстаралась знатно — вся раскрасневшаяся, она буквально летала по комнате, приготавливая гондорцу провизию в дорогу, и напевая себе что-то под нос. Она выглядела такой милой, безмятежной и родной, что Боромир невольно подумал, если бы не война — придумал причину, по которой мог задержаться здесь на чуть больший срок. Чтобы окончательно растопить лед между ним, и этой отстранённой, умелой, но сильно влюбленной в него девушкой. — Доброе утро, — с улыбкой произнесла она, замечая, что воин проснулся и сел на кровати. — Вставайте, уже около пяти утра. Хотела уже вас будить. — Пять утра — довольно рано, — заметил мужчина, одеваясь. Вальга задумчиво что-то помешивала в пузатом котле, но на замечание усмехнулась. — Вам надо поесть перед дорогой, — строго сказала она. — Путь предстоит неблизкий. Но ехать ближе к вечеру — неразумная идея. — Так не терпится меня спровадить? — усмехнулся Боромир. Ивалгеллия повернулась к нему, внимательно вгляделась в серые глаза с голубым отливом. Прищурилась. Военачальник, надев рубашку, под таким взглядом даже замер, только теперь в этих льдах он видел нечто иное. — Нет, — медленно произнесла она. — Просто мне будет спокойнее, когда вы окажитесь в кругу семьи. Боромир усмехнулся. Ему было приятно, что за него волнуются, но ничего говорить не стал, чтобы не смущать девушку еще больше. Несмотря на то, что Боромир называл ее действия суетой, Ивалгеллия вовсе не суетилась. Она была спокойна и рассудительна, действовала спокойно и обдумана, и почему-то успевала везде. Перед самым завтраком велела пойти помыться, и воину оставалось только гадать, когда она успела затопить баню и почему он ее не услышал. Коня она нашла, сразу видно, молодого и необъезженного; под сбруей зверь чувствовал себя неуютно и все норовил скинуть ее со спины, но едва завидев девушку успокоился, и потянулся к ней. Поглаживая его по шее, Вальга взвалила на него сумку с провизией и какими-то лекарствами, которые она дала Боромиру в дорогу и долго и обстоятельно объясняла, что-зачем-когда-как-и при каких обстоятельствах. — Вы не смотрите, что он молодой, — сказала девушка, похлопывая коня по спине. — Бегает так быстро, что любые лошади позавидуют. — Где же ты его взяла? — спросил гондорец, с интересом рассматривая коня. Сам он был гнедой, а грива и хвост — чернушные. — Тут есть рядом табун один, я же говорила, — коротко объяснила девушка. — Пойдёмте. Ивалгеллия вывела его из леса, на ходу объясняя, как ехать и каким образом можно сократить путь. Сын Дэнетора внимательно слушал Вальгу, запоминая, и внутренне поражаясь, насколько все-таки она была удивительной девушкой. На небольшом холме она остановилась, и Боромир понял, что пришло время прощаться. — Хорошего вам пути, легкой дороги и скорейшего возвращения домой. Сейчас идет война, но я все-таки пожелаю вам получить там хорошие новости. — Скучать будешь? — усмехнулся воин, в упор глядя на девушку. Глаза у нее все-таки были потрясающими — то сверкали как изумруды, те переливались океанами, то замирали грозовым небом. Вальга улыбнулась и опустила голову ниже. Боромир, сам не понимая, что делает, сократил расстояние, что их разделяло, и коснулся ее подбородка, приподняв лицо. Это было как ожог! Ивалгеллия вздрогнула, стараясь твердо стоять на земле. Ей не было страшно сейчас, совершенно, и он, и она это четко понимали. — Я вернусь за тобой, — твердо пообещал мужчина. Вальга посмотрела на него прищурившись. — Я поклялся. Я хочу за тобой вернуться, хорошо? — Боромир подносит руки к лицу целительницы и обхватывает его, нежно проводя большими пальцами по щекам. — Просто будь здесь, когда я соберусь за тобой. Хорошо? — Хорошо, — обещает Вальга, открыто улыбаясь той стеснительно-влюбленной улыбкой, которую так боялась показать до этого. — Если вам понадобится еще услуги лекаря… Или вашему брату, или отцу… Боромир тихо рассмеялся. Он обнял девушку сильнее, прижимаясь поцелуем ко лбу. — А ты только об этом и можешь думать? Ивалгеллия молчала. Она улыбнулась, продолжая смотреть на него, причем так, что у воина заходилось сердце как в лихорадке. Разве можно было любить его настолько сильно? Так, чтобы света белого не видеть без него? А она могла. Маленькая робкая птичка, его личная иволга, могла. Любила его. Девушка тяжело вздохнула, и он наконец поцеловал ее. Его рука ложится на её шею, слегка притягивая к себе её прекрасное личико. Их губы едва соприкасаются, Ивалгеллия закрывает глаза, отдаваясь новым, реальным чувствам. Он целует её сначала в один уголок губ, затем в другой и только после этого припадает к её губам. Отторжения Боромир не встретил. Нежный язычок сам двинулся ему навстречу, заставляя мужчину терять голову от восхитительно-неумелых ласк. Он целует её настойчиво, немного властно, перехватывая каждый её рваный вдох и выдох. Он едва заметно прикрыл глаза, вдыхая запах ее волос, ее кожи, запах еще более приятный. — Моя маленькая птичка, — шепотом произнес воин, потеревшись кончиком носа о щеку девушки. Вальга тихо рассмеялась. — Иволга. Боромир отстраняется от неё, разглядывая, какая же она красивая с припухшими губками и безмятежным видом. — Я клянусь, что вернусь. — Езжайте уже, — прыснула Вальга. Боромир в последний раз коснулся губами губ Вальги, и тут же отстранился, быстро запрыгнув на коня. — Мне надо будет отучить тебя обращаться ко мне на «вы», — задорно проговорил он. — И возместить плату за кольцо. Ивалгеллия тихо ахнула, когда воин извлек из-под кольчуги толстую цепь, на которой поблёскивало то самое кольцо. — Вор! — пронзительно засмеялась девушка, и из глаз ее потекли слезы радости. Боромир, вторив ее смеху и более ничего не говоря, пришпорил коня, и тот, встав на дыбы, помчался по дороге, ведомый сильной рукой гондорца. Когда Боромир оглянулся, то не увидел даже фигуру своей внезапной любви. Ивалгеллия вернулась домой, но Боромир знал, что теперь, где-то здесь, спрятанная в лесах, живет женщина, которая его любит и ждет. К которой он обязательно вернется. Кольцо на цепочке, соприкасаясь с обнаженной грудью, приятно грело сердце. *** Боромир не ожидал громких радостных криков, звон рога и большого праздника, возвращаясь домой. Гондор встретил его молчаливой, тоскующей тишиной, и у воина невольно побежали мурашки по спине, но он справился с собой и поехал дальше. Отсутствие людей списал на раннее утро — солнце только начало освещать дома белого города. В двор он въехал под стук копыт, и практически сразу понял, что если город спит, его властители — нет. Брат, уже облачённый в боевую форму, подпоясанный мечом, стоял и что-то обсуждал с начальником стражи. Спина младшего сына наместника была неестественно выпрямлений, и все в мужчина выдавало напряжение. — Фарамир! — окликнул брата Боромир, едва его ноги коснулись земли, и не сумев скрыть в голосе радостное дребезжание. Фарамир резко повернулся, будто не веря своим ушам, а Боромир широко улыбнулся брату. Оба воина пошли друг другу на встреча, сдерживая неутолимое желание, как в детстве, броситься друг другу на встречу. Мужчины встретились около белого древа, и без лишних слов заключили друг друга в крепкие объятия. Боромир наконец-то смог расслабленно выдохнуть: он был дома, и мог воочию убедится в том, что с младшим братишкой все в порядке. Наверняка, Фарамир испытывал похожие чувства, хотя повода для волнений у младшего наследника было больше. Эти объятия чём-то напоминали те, в Осгилиате, после того, как силы противника были отбиты. Боромир, произнося свою речь — которую Фарамир в последствие назвал «хорошая, милая и краткая» — скользил взглядом по воинам внизу, не видя, но чувствуя, что его брат, на которого всегда можно положиться, где-то там, внизу. Он сам и представить не мог, что испытал Фарамир, получив то, первое письмо Вальги. Наверняка, чуть не сорвался в путь, и лишь долг перед Гондором удержал военачальника; или Вальга могла написать нечто такое, что успокоило Фарамира. Уж она-то была остра на язык, весьма красноречива и убедительна. — Брат! — выдохнул Фарамир с облегчением, когда они расцепили объятья; правда, рука младшего сына наместника крепко сжимала братское плечо, будто желая убедиться в том, что Боромир действительно здесь. На это мужчина лишь в ответ положил руку на братское плечо. — Нам сообщили, что ты был ранен. — Да, был, — Боромир ожидал, что сейчас раны напомнят о себе неприятным жжением, но даже легкого импульса боли не было. Ивалгеллия прекрасно знала своё дело, и она спасла его, поэтому мужчина бодро закончил. — Но сейчас чувствую себя прекрасно и готов сражаться вместе с тобой, брат! Глаза Фарамира святились счастьем и облегчением, и вместе с тем — невысказанным вопросом. Он окинул Боромира взглядом, и воин терпеливо ожидал, пока брат удостовериться в том, что он вернулся живым и невредимым. В какой-то момент взгляд Фарамира зацепился за что-то, и мужчина усмехнулся. Боромир почти сразу понял, что увидел брат. — Так… ты попал в руки очаровательной лесной целительницы, — усмехнулся младший наследник, отводя взгляд от кольца, которое висело у Боромира на шее. — Должен признаться, я был порядком удивлён, когда леди Ивалгеллия описала мне ситуацию, в которой ты оказался, братец. На это Боромир лишь загадочно усмехнулся. Образ Вальги грел его весь путь домой, а сердце замирало и начинало биться сильнее, стоило воину повторять снова и снова — он должен вернуться за ней, и вернуться победителем. — Пойдем, — Боромир хлопнул младшего брата по плечу, и пошёл в сторону дворца. — Мне есть, что рассказать отцу и тебе, — серые глаза неожиданно внимательно посмотрели на Фарамира, и Боромир произнёс с непонятной решимостью. — И у меня будет дело, которое я смогу доверить только тебе брат.