Теряя вновь и вновь

Всю правду о нападении русского отряда на дальний черкесский аул Георгий, наверное, мог бы рассказать только Юлии, если бы говорил с ней наедине. Ее бы не устрашили жестокие подробности. Он верил: она бы поняла, что он пережил в тот день, когда русские менялись пленными с горцами. Как жутко ему было видеть исхудавших, избитых, едва держащихся на ногах парней, закованных в цепи. А ведь он предупреждал Левковича, что нельзя ходить в вылазки, пока на то не было приказа. Но богатый, самодовольный хлыщ, недавно прибывший из Петербурга, только смеялся: «Вы, Жорж, слишком осторожны и слишком боитесь начальства! Давно вы на Кавказе? Видать, устали от службы!». По столичной привычке Левкович всё мерил деньгами и связями, со старожилами говорил с покровительственной интонацией и мнил себя знатоком всего и вся. А разумное предостережение счел за трусость и проявление зависти: «Вы еще увидите, да я этих дикарей!.. да мне сразу орден дадут!». Увы, вернуться победителем ему было не суждено. Двое седых черкесов швырнули на сухую, выжженную траву небрежно завернутое в мешковину тело с почерневшим лицом и затянутым на шее арканом. И старший из них, в зеленом кафтане и высокой белой чалме муллы (1) вдруг ступил пару шагов вперед, указал на Георгия и сказал: «Малиф сказывай, что ты не трогай его, не помешать напоить коня. А этот урус посметь напасть. Подло напасть! И получить свое, ты пойми? Смерть его, - он покосился на мертвеца и с отвращением отвел взгляд, - твоя могла быть. Но кто в былом раскаяться, с тем дважды одно и то же не повторится». Георгий побледнел. Откуда этот старец узнал?! В полку еще долго спорили, отчего мулла сказал про две смерти, настойчиво расспрашивали Георгия, о каком «былом» шла речь. Он лишь плечами пожимал. Поверия какие-то, неужели можно воспринимать их всерьез! Дикая страна, дикие люди. Лишь Юлии он открыл бы правду, не опасаясь, что его примут за сумасшедшего. Если бы мог говорить с нею наедине… Правда была в том, что бесславная гибель Левковича и слова старика-муллы напомнили Георгию о самых страшных из его видений. Пол центрального зала резиденции клана Цзян залит кровью. Живые воины отчаянно пытаются выбраться из-под мертвых тел. Слышен звон мечей, вспыхивают разноцветные огни чар… мадам Юй взмахивает кнутом, уклоняется от заклинания и, оступившись, падает. Из-за деревянного трона, похожего на огромный цветок лотоса, выглядывает богато одетая, с ног до головы увешанная украшениями девица. Выбившиеся из прически волосы липнут ко лбу, краска на лице размазалась, на щеке алеет рана. Девица пронзительно кричит: - Вэнь Чжулю! Вэнь Чжулю! Убей эту гадюку! Он тяжело дышит. Удар такой силы мог его убить, но почему-то всего лишь сбил с ног. Странно – но осмыслить это нет ни времени, ни сил. Вэнь Чжулю видит: мадам Юй поднимается, бежит… воины клана Вэнь, пытающиеся ее остановить, падают, сраженные вспышками фиолетовой молнии. «Беги… беги, не возвращайся… спасай себя и детей…» - в отчаянии думает он. Но она возвращается – без своего любимого оружия, которое было будто продолжением ее руки. Сверкают лезвия меча и кинжала, она спешит вперед, отбивая выпад юноши, напавшего на нее. Вэнь Чжулю поднимается, защищает своего господина чарами. «Щит» всегда давался ему тяжело, и всё же это, по крайней мере, способ выиграть время. …На этом моменте он просыпался, точно зная, что в том поединке его любимая погибнет от его руки. В другом сне фиолетовая плеть вспыхивает в руках сына Юй Цзыюань. Яркие искры сияют в полутьме комнаты на постоялом дворе, и Вэнь Чжулю застывает на месте, не веря в то, что видит. «Невозможно! Это просто невозможно… как мальчишка может использовать оружие заклинателя, если я уничтожил его золотое ядро?!». Он мог воевать, пока выполнял свой долг, охранял второго наследника ордена Цишань Вэнь. Теперь же, когда Вэнь Чао погиб… Вэнь Чжулю не берется за меч, не пытается воспользоваться ни одним из еще оставшихся у него талисманов. Зачем ему цепляться за жизнь? Он убил единственную женщину, которую любил. Он уничтожил золотое ядро ее сына. Он выполнял самые жестокие приказы молодого господина Вэнь Чао – пусть не одобрял, пусть пытался отговорить, но всё равно выполнял. Сын Юй Цзыюань так похож на нее. Те же черты лица, та же ярость во взгляде. Конец плети свивается в петлю, тишину разрезает пронзительный свист… Как мог старик из далекого, затерянного в горах селения, знать о главном страхе Георгия – о том, что в кошмарах о войне ему виделась не смерть от пули или сабли, а медленная, мучительная агония удушья? - Oh, non! – воскликнула Китти. – Passons. (2) Лучше скажите, князь, вы верите в переселение душ? Знаете, супруг нашей милой Жюли рассказывал, что в Индии и Китае верят в метампсикоз (3). Это так возвышенно! - И так утешает в меланхолии, - Софи глянула на Георгия из-под ресниц. – Жизнь ныне состоит из одних разочарований! Остаются лишь грёзы и мысли о прошлом. Только в минувшие времена существовали истинные чувства. - Есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам, - уклончиво ответил Георгий. – Отчего бы не дать волю мечтам, если они утешают. Но belles dames рано предаваться меланхолии. - Вы судите о прошлом по готическим романам (4), chere Sophie, - Юлия отставила в сторону чашку и резко взмахнула веером. Лишь один этот жест и то, как ее пальцы сомкнулись на рукоятке, выдавали ее истинные чувства, вопреки неизменно равнодушному тону. – Лишь в романах добродетель торжествует, порок наказан, и безупречные герои не узнают, что такое терять родных, бояться за своих детей. Настоящая история… - Слишком скучна! – перебила ее Китти. Георгий слушал беззаботный щебет дам с едва заметной усмешкой. Занятые собой и своей выдуманной «меланхолией», они не замечали, насколько Юлия на них непохожа. Ей бы быть среди людей, обсуждающих по-настоящему серьезные и важные вопросы, или учить молодежь, или вести за собой воинов – словом, жить той, настоящей жизнью. Той, которой она жила в его снах. А не тосковать, слушая пустые разговоры. Он вновь глянул на нее, будто случайно, и она улыбнулась в ответ. Ради этих кратких минут, взглядов украдкой, стоило и говорить банальные комплименты уездным красавицам, и играть в бостон (5) с их мужьями. По малой гостиной, где собралась мужская компания, плыл табачный дым. Слуга уже наполнял бокалы вином и подавал гостям, а Цезарский, сидя во главе стола, оживленно болтал: - Мне давно пора было похитить вас у наших граций, cher ami Жорж! Вы поразили их, словно Чайльд-Гарольд, оказавшийся волею судьбы в нашей глуши. Но, признайтесь, они вас утомили? - Нисколько-с. После двух лет уединения я был рад вспомнить, как приятно побывать в женском обществе. - После двух дней они вам наскучат, - хмыкнул Цезарский. – Сыграете в одной партии со мной, Теодором и Мишелем? - Не откажусь. Правда, я в карты не играл давно. - Новичкам всегда везет. Тем более вам, вы, говорят, одиноки – а раз не повезло в любви, вам должна благоволить Фортуна в игре. Теодор из всех нас самый счастливый супруг, так вот, я редко видел человека, которому настолько не везет в картах! Георгий не особенно следил, какая ему шла карта. Горячность юного корнета Нелидова, радовавшегося удаче и сердившегося, когда козыри оказывались на руках у других, была ему немного смешна. Ему и правда везло в этот вечер, хотя и карты, и беседа не то чтобы занимали его. Он не мог избавиться от мысли, что явь меняется со сном, так странно знаком был ему мягкий тон господина Цвитковского, и аккуратные движения пальцев, перебирающих фишки – как будто заклинатель из множества талисманов выбирал необходимые и творил волшебство – и даже суждения о политике были будто из той, прошлой жизни. - Позвольте не согласиться с вами, cher Грегуар, строгие законы не помогут англичанам подавить бунтовщиков (6). Горожане работают в отвратительных условиях, ютятся в подвалах и на чердаках, не знают, смогут ли завтра прокормить своих детей. До поры до времени их получится устрашить тюрьмами, ссылками, казнями… но как знать, что будет потом. Французы уже успели узнать, на что способны люди, потерявшие всякую надежду. - Вы говорите, как масон и вольнодумец. Всеобщее счастье невозможно. Мы не можем ничего изменить, - равнодушно ответил Цезарский и отложил свои карты в сторону: - Я пас. - Изменить весь мир сразу – вряд ли. Но каждый выбор приводит нас к тому или иному итогу, - возразил Георгий. – Помочь ли раненному или спасать только себя, стрелять в безоружного или нет… после войны на многие вещи смотришь по-другому. - Вы правы, князь, - Цвитковский тепло улыбнулся ему. – Именно на войне становится ясно, как ценна и хрупка человеческая жизнь. И от этого понимания, этого спокойного тона на душе становилось неловко, больно… жуткие видения вспоминались вновь. Огненный шар, касающийся груди воина в фиолетовом одеянии с вышитым лотосом на рукаве. Лицо, искаженное болью. Струйка крови, стекающая из уголка рта. ПРИМЕЧАНИЯ: (1) Мулла – священнослужитель в исламе (2) О, нет! Не будем говорить об этом (3) Метампсикоз – переселение душ (термин, модный в данном таймлайне). (4) Готические романы – популярное направление литературы в конце 18-начале 19 века. Отличительная черта – невероятные и мистические приключения идеализированных героев. (5) Бостон – популярная в 18-19 веке карточная игра на четверых игроков, в которую играли на фишки, без денежных ставок. (6) В 1830-х годах в Англии произошла серия бунтов рабочих.