Аве, Цезарь!

Амфитеатр удивительным образом походил на Колизей, только не такой высокий, а еще он был белокаменным, и футболисту показалось неимоверно странным, что место для таких кровавых зрелищ облицовано чистым светлым мрамором, словно в насмешку над жизнью или, наоборот, смертью. Перед ареной уже собралась толпа ожидающая появление императора и начала игр, но солдаты предусмотрительно оставили для экипажей гладиаторских школ широкий коридор, оттеснив людей от служебного входа. - А почему никто не одет в красное? - спросил Домагой, которому сразу бросилась в глаза эта деталь. - И в черном, кажется, никого нет. Одежда этих цветов самая дорогая? - Нет. Красный - цвет Цезаря и высоких чинов, поэтому для простого народа он под запретом, - опять пояснил Эден, который так же, как и Лукас, с пониманием, а иногда и с запредельным терпением относился ко всем новичкам. - А черный? - А с черным немного другая история. Это общедоступный цвет, и в продаже имеется в достаточном количестве, но такие туники очень быстро выгорают на солнце и линяют после стирки, так что их обычно носят только в помещении, ну, или те, у кого есть деньги периодически покупать новые. Экипажи вкатились в просторное подтрибунное помещение, сразу же названное хорватом гаражом, и остановились. Дальше они шли пешком в окружении солдат, а рабы несли оружие, нехитрое облачение и еще какие-то вещи. Коридоры, развилки, множество комнат - все как на стадионе, лишь атмосфера была неуютной и гнетущей, а отсутствие привычного электрического освещения еще сильнее усугубляло ситуацию. На стенах были закреплены масляные лампы, а кое-где и просто факелы, но их неровный подрагивающий свет, в общем-то, довольно хорошо разгоняющий мрак, наталкивал на мысли о каком-то зловещем подземелье. Наконец, они добрались до своей раздевалки, в которой было несколько маленьких окошек примерно на уровне груди, выходящих на пока еще пустую арену засыпанную песком. Трибуны уже начали заполняться людьми, и у Домагоя опять возникло чувство, что он оказался на самом обычном стадионе с довольно неплохой вместимостью. От школы Цезаря было заявлено двадцать человек, и сейчас рабы помогали им переодеваться. Вместо простых набедренных повязок бойцы надевали некое подобие плавок из плотной материи черного или темно-коричневого цвета, а на грудь накидывались кожаные ремешки, служившие, скорее всего, данью местной моде, так как никакого практического применения у них явно не было. - Считается, что они красиво подчеркивают фигуру, - произнес Лукас, застегивая на Бензема незатейливую сбрую. - Толка никакого, - недовольно поморщился Карим, - а вреда хоть отбавляй: и схватить за них могут, и зацепиться за что-нибудь не мудрено, да и мешаются, движения стесняют. - Кстати, в бою на арене разрешаются любые приемы, так что осторожнее, действительно могут схватить, - предупредил юноша. - И сам можешь хватать. В общем, твоя цель - победа любой ценой. - У вашего народа нет понятия о чести воина, - покачал головой северянин, глядя на коротко стриженную макушку Лукаса, который уже стоял перед ним на коленях и застегивал на икрах металлические поножи. - А вы сейчас не воины, вы - гладиаторы. Тут смысл другой. Нужно развлекать зрителей и при этом оставаться в живых. Карим, мы не хотим тебя терять, поэтому не геройствуй и забудь, пожалуйста, о кодексе чести своей родины. Просто убей соперника и возвращайся. Вечером в школе будет большой праздник, продолжение триумфа для всех. Вино потечет рекой, столы во дворе будут ломиться от яств, и всю ночь вас будут ласкать женщины или парни, смотря кого вы выберете, а может, и те и другие. - Разврат и пьянство не достойно воина, - тут же вставил Бензема, протягивая руку, чтобы Лукас застегнул на предплечье поруч, - а вот вкусно поесть и осушить пару кружек вина, это можно. - Подожди, - не понял Домагой, - а как после такого на тренировку выходить утром? - Какая тренировка? - усмехнулся юноша. - За играми всегда выходной. Забыл? А кроме того, после такой грандиозной попойки и обжераловки, вы пол дня потом блевать будете и с толчков не слазить. В общем, все как всегда. - В нашем мире примерно так же праздники проходят, - нехотя признался Вида, вспомнив последнюю вечеринку сборной, после которой он пару часов провел над унитазом. - Борись с собой и со своими страстями, чтобы утром не валяться во дворе в своих же нечистотах, - назидательно произнес северянин. - Не хотелось бы мне называть другом и братом того, кто опускается до подобной мерзости. - Хватит, Бензема! - раздался голос Гарета, который сидел на лавке неподалеку от них, пока Эден заплетал ему волосы. - Для нас каждый бой может оказаться последним, а еще мы - рабы, если ты вдруг об этом не помнишь. У ребят есть право отдохнуть несколько раз в год. Наверное, единственное право, которое есть у гладиаторов, и нет ничего удивительного в том, что они пользуются им по полной программе. - Знаешь, Карим, я с ним согласен, - произнес Лукас, распутывая очередную сбрую извлеченную из ящика. - Конечно, нам (тем, кто вас обслуживает) не доставляет особого удовольствия собирать ваши тушки утром по всей школе, тащить в баню, отмывать, переодевать и приводить в более менее человеческий вид, но мы понимаем, что в жизни гладиаторов очень много опасности и слишком мало удовольствий, и поэтому не осуждаем, когда вы до них дорываетесь. Особенно до вина и секса. - Почему ты все время говоришь ''вас''? - усмехнулся блондин. - Меня ты в таком виде еще не находил, не мыл и не переодевал. - Я тебя каждый день мою, - съехидничал юноша. - И три раза переодевал. Первый, когда ты не мог сообразить, как завязывать набедренную повязку, а второй и третий, потому что ты не запомнил с первого и второго раза, как это делать. Разница лишь в том, что эти дни ты был трезв и не обоссался, что после праздников случается с каждым вторым здесь... - Но у тебя все еще впереди! - метко вставил Эден. - Да, Домагой, мы в тебя верим! - рассмеялся Гарет. - Посмотрим, в каким состоянии ты будешь завтра. - Я надеюсь, не оправдать ваших ожиданий, - улыбнулся хорват. - Кстати, а откуда возьмутся женщины и парни, о которых было сказано? - Из какого-нибудь хорошего борделя, - ответил Лукас. - Руководство заказывает для своих бойцов после каждых игр. Чтобы сняли напряжение и получили удовольствие. Заболтавшись с товарищами, Вида упустил тот момент, когда трибуны заполнились, и сам Цезарь занял свою ложу. Футболисту хотелось рассмотреть императора, но было слишком далеко. А потом последовала недолгая, но обстоятельная речь о триумфе, воле благосклонных к нему богов и любви к простому народу, своим подданным, и последний пункт показался Домагою особенно лживым. Начались игры, и мужчина уже не отходил от маленького окошка. На арену выходили все новые и новы пары. Некоторые поединки длились довольно продолжительное время, а некоторые заканчивались буквально через несколько минут. Звон оружия, крики, ругательства, гул толпы и павшие на песке арены гладиаторы, убитые ради одной единственной цели - развлечения зрителей. Теперь это место не напоминало стадион даже отдаленно, это был амфитеатр. Вида боялся, что ему будет невыносимо тяжело смотреть на происходящее, но страхи, как ни странно, оказались напрасны. Бои проходили в основном в центре на значительном отдалении и воспринимались не как настоящее сражение, а как часть театрального представления, хотя мужчина прекрасно понимал, что и кровь и смерть здесь абсолютно реальны. Однако следующее зрелище заставило его отшатнуться от окна и отступить вглубь помещения, чтобы не видеть того ужаса, которым в данный момент восхищалась толпа. Это была казнь: троих безоружных людей просто выкинули на растерзание нескольким голодным львам, сразу же накинувшимся на беззащитную добычу. Блондин не видел подобного ужаса даже в кино, да и не хотел видеть, как дикие звери разрывают и пожирают своих жертв. Крики осужденных на смерть, казалось, заглушали все остальные звуки, и хорват, не выдержав эмоционального напряжения, опустился на лавку и зажал уши руками. - Домагой! - Лукас присел рядом и потряс его за плечо. - Ты чего? - Не хочу здесь быть, - покачал головой Вида. - Не хочу смотреть, слушать... - А... а еще волки сегодня будут, и медведи, - непонятно зачем ляпнул юноша. - Волки интереснее. - Интереснее?! - истерично осведомился футболист. - Интереснее людей жрут?! - Всей стаей набрасываются, - неуверенно произнес Лукас, уже поняв, что говорит что-то не то. - И тебе нравится на это смотреть?! - Ну, это же преступники, - ушел от прямого ответа юноша. - Что тут у вас за вопли? - в раздевалку зашел недовольный Марсело и огляделся в поисках источника шума. - Новенькому львы не понравились, - рассмеялся Каземиро, поправляя ремешки на груди. - Зверюшек не любишь? - насмешливо спросил лекарь. - Давай, быстрее в себя приходи и смотри дальше, привыкай. - Там уже почти все закончилось, - ободряюще улыбнулся Лукас и потрепал Домагоя по стянутым кожаным шнурком волосам. - Сейчас львы доедают, потом их разгонят по вольерам, уберут останки, подсыпят песочка, чтобы крови не было видно, и опять начнется серия боев. - Сколько же еще будет боев? - спросил хорват, чувствуя себя немного лучше. - Много. И четверти зрелищ еще не было, - отозвался юноша. - Кстати, Домагой, - Каземиро выглянул в окно и усмехнулся, - императорская шлюха тоже травли не смотрит, отворачивается, глаза отводит. Тебе есть на кого равняться! - Да ладно тебе, - пожурил Эден. - Он просто еще не привык. Первый раз, наверное, видит. - Так Карим сейчас выйдет, - серьезно произнес Марсело, и все замолчали, - а потом и остальные по одному, по два, ну, вы знаете. Так что начинайте молиться своим богам, если они у вас есть, и если вы в них верите. Настроение в раздевалке сразу изменилось. Гладиаторы стали серьезными, а несколько человек потянулись к окошкам. Среди них был и Домагой. Он благополучно упустил тот момент, когда Бензема покинул помещение, и теперь волнение за друга пересилило страх увидеть на арене то, что осталось от предыдущего номера, но здешние работники действовали оперативно. Изуродованные обглоданные трупы и их части уже убрали, а рабы подсыпали и разравнивали новый песок почти по всей арене. - Львы жадные, - прокомментировал Эден. - Отнимают друг у друга, таскают везде. После них все в кровищи. Наконец, все было готово, и из под трибун вышел Карим, а с другой стороны его соперник. Такой же высокий и крепкий мужчина. Бензема, верный себе, сражался честно. Никогда не нападал сзади, не делал подлости и всегда давал противнику возможность подняться перед новой атакой. Зрители были в восторге, но восхищало их отнюдь не благородство воина. Как пояснил Марсело, толпа высоко оценила то, что северянин специально продлевал бой им на радость, воспринимая его поступок именно так. Однако любое событие приходит к завершению, и в какой-то момент Карим просто снес чужую голову, как только появилась возможность для честного и рокового удара. Трибуны ликовали, приветствуя нового гладиатора, и хорвату показалось, что сам Бензема искренне рад искупаться в этой сомнительной славе. Карим наслаждался признанием его силы и мастерства, стоя над обезглавленным трупом врага, а чуть позже поднял его голову и показал зрителям, после чего одобрительные крики и овации только усилились. Взгляд победителя задержался на Цезаре, и северянин склонился в вынужденном поклоне тирану, прежде чем покинуть арену. - А что с трупами потом делают? - спросил Вида, у которого отлегло от сердца после победы друга. - Их так много. Захоранивают или сжигают? - Зверям скармливают, чтобы привыкали к человеческому мясу, - спокойно ответил Эден, словно это было само собой разумеющимся. - Кстати о зверях, - неожиданно хихикнул оружейник, - через несколько боев начнется весьма специфическое зрелище, которое даже тебе понравится. - Что-то я в этом сильно сомневаюсь, - не поверил блондин. Но в итоге Эден оказался прав. После нескольких обещанных боев, на арену выскочили... самые обычные зайцы и тут же разбежались по всей площади, а вслед за ними под смех зрителей появились недовольные гладиаторы, две команды по четыре человека в каждой. Школу Цезаря представляли Гарет, Каземиро и еще двое ребят, которых Вида знал только в лицо, особо не общаясь. Поручей и поножей на бойцах не было, только трусы и пресловутые ремешки, а вместо оружия они держали сачки на длинных ручках и, что было уж совсем странно, обыкновенные метлы, которыми подметают улицы. - Это что? - непонимающе спросил Домагой, поворачиваясь к товарищам. - Ловля, - улыбнулся Эден, не сводя глаз с арены и со своего любовника. - И что, надо перебить всех зайцев? - по-прежнему не врубался блондин. - А к это сделать с таким инвентарем? - Нет. Их как раз нельзя убивать. Смысл в том, чтобы поймать, не причиняя вреда, поэтому нужны сети и метлы. Два загонщика и два ловца. Цель в том, чтобы наловить больше, чем команда соперников. Вон в те огромные клетки. А чтобы гладиаторы не отвлекались на счет, количество зверьков всегда разное. - Странная забава, но пока это единственное, что мне тут нравится, - произнес Вида, глядя, как здоровые мужики гоняются по всей арене за маленькими шустрыми зайцами, размахивая при этом метлами и сачками, а потом вытряхивают зверьков в загончик, подталкивая все той же метлой. - А почему они их руками из сетки не вытаскивают? - Думаешь, это так просто? - даже возмутился кто-то из гладиаторов. - Знаешь, как сильно они кусаются? - Их что, тоже человеченой кормят? - озадачено поинтересовался блондин, не переставая при этом глупо хихикать, ведь зрелище на арене было уж очень потешным. - Не знаю, - одновременно ответили Лукас и Эден. - Это даже как-то унизительно, - произнес Бензема, который вернулся в раздевалку и уже какое-то время тоже наблюдал за колоритной картиной. - Карим! Вида моментально забыл о зайцах и ''сражающихся'' с ними товарищах и обнял своего друга, крепко прижимая к себе. Северянин выглядел уставшим и немного потрепанным, испачканным в чужой крови, но главное живым и невредимым. Карим замер на несколько секунд, не ожидая такого эмоционального приема и, кажется, даже смутился, но быстро сориентировался и, усмехнувшись, обнял Домагоя в ответ. - Все не так просто, - опять заговорил Эден. - Победившая команда получает своеобразную награду. Право стать палачами государственным изменникам. - Это как? - не понял хорват. - Против них выходят предатели Цезаря. Обычно это легкая победа, а если осужденный не может или отказывается сражаться, гладиатор просто перерезает ему горло и с честью покидает арену, - опять принялся объяснять Эден. - А почему с честью? - спросил Карим. - Потому что наказал врага императора. - А если на данный момент у Цезаря нет выявленных врагов? - пришел в голову футболисту еще один вопрос. - Редко такое бывает, но тогда победителям ловли предоставляют самим выбрать соперников и оружие, и для себя и для них, - ответил Марсело. - Каждый раз думаю, как бы Дани на арене не оказался. - Да ладно, не окажется, - усмехнулся кто-то за спиной. - Кейлор Цезарю отсосет пару раз и... Неожиданно что-то влетело в окно, и Домагой испуганно шарахнулся в сторону, почему-то подумав, что это чья-то отрубленная голова, совершенно забыв, какое состязание сейчас проходит на арене. Но тут же со всех сторон раздался смех, и блондин увидел, что по их раздевалке носится крупный серый заяц, которого не сговариваясь, бросились ловить все: и гладиаторы, и рабы, и даже кое-кто из солдат. - Осторожно, не забываем, что животное кусается! - крикнул Марсело, однако во всеобщей суматохе его вряд ли кто-то услышал. - А может его зарубить? - раздался чей-то голос. - Я тебя сейчас зарублю! - одернул лекарь, доставая из ящика сеть. - Да, может, это любимый заяц императора! - А он что, их различает? - весело осведомился еще кто-то. - А как же! Только на этого у Цезаря и встает! Наконец, Марсело удалось набросить на ушастого гостя сеть, ее передали одному из солдат, и на этом инцидент оказался исчерпан. Ловля же на арене длилась еще довольно долго, но толпа не роптала, а наоборот, активно поддерживала своих любимцев, которые уже еле бегали, бестолково размахивая сачками и метлами, видимо, окончательно утомившись. В итоге победила команда Гарета, и все участники зрелища с облегчением ушли в подтрибунные помещения. За безобидным развлечением снова последовали бои и травли, которые Вида так и не смог посмотреть, а затем начались и казни политических заключенных. Против Гарета вышел седовласый мужчина, почти старик, но сопротивление гладиатору оказал не шуточное, вот только итог для него все равно был один. Боец выбил у него меч и прижал к горлу свой клинок. - Тиран! Бесчестный трус! - выкрикнул старик, с ненавистью глядя на императора, который встал с трона и шагнул к перилам своей ложи. - Убей его! - небрежно бросил повелитель. - Никто не смеет сомневаться в величии Цезаря! Одно движение руки гладиатора, и на шее старика появился глубокий порез, из которого тут же полилась кровь. Какое-то время Гарет удерживал тело, демонстрируя его публике и императору, а потом отпустил, позволяя свалиться себе под ноги. Мужчина поклонился Цезарю и уже хотел покинуть арену, но почему-то задержался, продолжая стоять перед ложей. Большинство гладиаторов уже отошли от окошек, разбились на группы и о чем-то переговаривались, однако стоило оружейнику сказать всего одну фразу, все опять поспешили взглянуть на арену. - Цезарь взошел на песок, - почти прошептал Эден. - Славься, Цезарь! - громко произнес Гарет, опускаясь на колени и отбрасывая меч в сторону. - Я исполнил твою волю! - Хорошо, я доволен тобой, - кивнул император. - Уже не один год ты защищаешь честь школы и два раза становился чемпионом арены. Исполнительный и верный своему долгу. Твоя служба должна быть вознаграждена, и я думаю, что время пришло. Ты свободен! Цезарь снял со своей головы лавровый венок и уже собрался надеть его на гладиатора под восторженные крики зрителей, но Гарет удивил всех. Испуганно посмотрев на господина, он бросился ему в ноги, обнимая за икры и утыкаясь лбом в колени. Хозяин и раб. В лучах уже вечернего солнца они выглядели как сказочные персонажи. Почти обнаженный боец и великий Цезарь в красной тунике и сияющем золотом доспехе, с алым плащом за спиной. Но сказка эта казалась Домагою очень грустной и страшной. - Не прогоняй меня, господин! - с отчаянием произнес гладиатор, не смея поднять глаза. - Позволь мне и дальше служить моему императору! Позволь остаться в школе и продолжать биться на арене, прославляя тебя! Вся моя жизнь - это ты и мои товарищи, Цезарь! - Что ж... Дальше император говорил негромко, и из раздевалки ничего не было слышно, а потом снова надел на себя лавровый венок и покинул арену, оставляя Гарета сидеть на песке. Спустя пару минут боец поднялся и, не обращая никакого внимания на рабов-уборщиков, которые уносили труп, чуть пошатываясь, побрел под трибуны. - Почему он отказался от свободы? - совсем тихо спросил Домагой у Лукаса. - Что-то я не замечал за ним особой любви к Цезарю. - Эден, - шепнул юноша. - Он же останется рабом, и если Гарет выберет свободу, они, скорее всего, больше никогда не увидятся. А кто же добровольно захочет разлучаться с возлюбленным? Конечно, их связь в школе не приветствуется, и для близости существует множество препятствий, но они хотя бы могут видеться каждый день, разговаривать, касаться, а иногда даже дарить друг другу ласки. Например, сегодня на празднике. Никто им это не запретит, и Эден сможет провести в комнате любовника хоть всю ночь. - Это не жизнь, - покачал головой Вида и бросил тоскливый взгляд на арену, на которую уже вышли новые бойцы. - Но другой-то у нас нет. И у тебя теперь тоже. Знаешь, в нашем мире рабам очень страшно влюбляться. Любовь для нас почти всегда страдания... - Зачем?! - неожиданный крик Эдена заставил вздрогнуть даже некоторых гладиаторов. - Тебе дали возможность навсегда уйти с проклятой арены! А ты остался, чтобы продолжать играть со смертью! Все валяются у Цезаря в ногах, моля о свободе, а ты о рабстве! Невысокий оружейник схватил вошедшего в раздевалку Гарета за ремешки и с силой впечатал в стену около самой двери. Гладиатор молчал и не сопротивлялся, полностью покоряясь разгневанному любовнику, который еще пару раз встряхнул его, прикладывая затылком о каменную кладку. Несмотря на ярость в глазах, Эден чуть ли не рыдал, с трудом сдерживая слезы разочарования, но в то же самое время и облегчения. - Прости. Но я не мог от тебя отказаться, - слабо улыбнулся Гарет, поглаживая Эдена по напряженным предплечьям. Конфликт очень быстро сошел на нет, и гладиатор, сидя на скамье, уже обнимал своего недовольного любовника. Долгие игры подходили к концу, и все засобирались ''домой''. Из двадцати человек они потеряли четверых, но сильно горевать о погибших товарищах здесь было не принято, тем более в преддверии грандиозного праздника. Во дворе школы, там где обычно проходили тренировки уже стояли длинные столы, а сама площадка была хорошо освещена множеством факелов. Первым делом гладиаторы пошли в баню, но вопреки обыкновению, задерживаться там не стали, чтобы не пропустить начало торжества. Когда все собрались, Даниэль произнес небольшую речь о сегодняшних победах и поражениях, о триумфе Цезаря, славе война и чести школы, а потом, пожелав подопечным веселой ночи, удалился к себе в комнаты. После ухода ланисты гладиаторы расселись за столы и первым делом потянулись к вину. Почти в самом начале пиршества со стороны галереи выпорхнули гости: симпатичные девушки и парни в совсем коротких, до предела открытых туниках. В ложной скромности они замерли на краю площадки, позволяя себя рассмотреть, чтобы бойцы могли сделать выбор, и действительно, многие мужчины сразу же потянулись к ним. С некоторых секс игрушек моментально стянули одежду, и блондин с интересом скользнул взглядом по молодым и не очень телам. Все они были совершенно обычными, со своими прелестями и недостатками, не такими, как часто показывают в порно роликах. Никакого силикона, косметики, да и о спортзале никто из проституток явно не слышал. Нет, они не казались полными, но и на моделей с подтянутыми фигурами, к которым привык футболист, совершенно не походили. - А Кейлор речи не произносит? - спросил Домагой, делая еще один глоток кисловатого вина. - А его нет, - откликнулся Марсело, который тоже сидел с гладиаторами, но почему-то ничего не ел и не пил. - Цезарю койку греет! - выкрикнул Каземиро, поднося к губам уже не первую кружку и совершенно не опасаясь дежуривших по углам солдат. - А вам ничего не бывает за такие высказывания о начальстве? - опять поинтересовался Вида, в который уже раз поражаясь тому, как открыто здесь обсуждают руководство. - Ну, а чего такого? - не понял Гарет. - Мы же не в лицо им хамим, а так, за спинами треплемся. Да те же солдаты и сами не дураки ланистам косточки перемыть. Главное, в открытую не нарываться. - Люди всегда много болтают, Домагой, - Лукас принес еще два кувшина с вином и поставил их на стол, за которым они сидели, - и запрещать нет смысла, это в человеческой природе. Как правильно сказал Гарет, главное понимать, когда, кому и что ты можешь сказать, а когда лучше промолчать. Налить тебе еще вина? - Нет. Это допью и больше не буду. - Похвально, - одобрительно улыбнулся Карим. - Не стоит замутнять свой разум до скотского состояния. А если почувствуешь жажду после сытной пищи, лучше выпей воды. - Которой тут нет! - рассмеялся Каземиро. - Бензема, северяне не умеют отдыхать! - Зато мы умеем сохранять благородный облик и после больших празднеств, что очень важно. И мой друг с этим согласен, - назидательно произнес Карим, по братски приобняв Виду за плечи. - Знаешь, если уж совсем честно... - усмехнулся хорват, - у меня бывают проблемы с алкоголем. Я люблю выпить. Но надираться так, чтобы вырубиться прямо здесь во дворе что-то не хочется. - Победитель не желает ласки? - раздалось сзади, и шею Бензема обвили тонкие женские руки. Рыжеволосая прелестница в полупрозрачной зеленой тунике наклонилась к гладиатору и прижалась губами к его щеке. Ее маленькая узкая ладонь скользнула по широкой груди, призывно поглаживая и игриво задевая сосок. Девушка была довольно привлекательна и молода, и Домагой невольно засмотрелся на небольшую красивую грудь, которую почти не скрывала тончайшая ткань. Однако на Карима прекрасная нимфа, казалось, не произвела никакого впечатления. - Сколько тебе лет? - строго спросил Бензема, поворачиваясь к проститутке. - Девятнадцать, мой господин, - обворожительно улыбнулась та. - Но пускай тебя не смущает моя юность. В нашей постели будет жарко. - Я тебе не господин. И я уже привык к холодной постели. А на родине моей бесчестно прикасаться к деве, не достигшей двадцати лет, как к женщине, если ты не одного с ней возраста. Да и без светлой привязанности близость не может быть по-настоящему желанна. А ласками нельзя торговать. Нехорошо это. Только муж должен смотреть на твое обнаженное тело и наслаждаться тобой. Брось мерзкое ремесло, если есть возможность. Пусть боги помогут тебе, дитя. А меня оставь, - тепло улыбнулся Карим и, поцеловав девушке руку, снова развернулся к столу. - Найди другого мужчину, их тут много, - с нажимом произнес Лукас, вставая между проституткой и блондином, к которому та уже хотела прикоснуться. - Домагой, глаза твои бесстыжие, - пожурил северянин, заметив заинтересованный взгляд футболиста, задержавшийся на ладной фигуре рыжеволосой девушки. - Слышь, Бензема! - опять крикнул Каземиро. - Совести у тебя нет! Сам не трахаешься и другим мешаешь! - Тебе что ли мешаю? - насмешливо спросил мужчина, в упор глядя на товарища, у которого на коленях сидела обнаженная брюнетка. - Мне нет! - весело откликнулся южанин. - Вот и молчи, распутник! - Лукас, а что это ты так резво выпрыгнул? - ехидно осведомился Эден, обнимая своего уже подвыпившего любовника. - Сам хочешь обслужить нашего пришельца? Домагой, а ты вообще по мальчикам или по девочкам? - Я женщин люблю, - спокойно ответил хорват, закидывая в рот пару виноградин. - Не повезло тебе, малыш. - Эден! - одернул его юноша. - Оставь вино, а то будешь не в состоянии порадовать своего возлюбленного этой ночью. - Домагой, а ты с парнями хоть пробовал? - не отставал оружейник, полностью игнорируя обиженный тон Лукаса. - Да как не пробовал? - раздалось с соседнего стола. - Дани же его к себе таскал! - Не пробовал! Я же сказал, что он меня не лапал тогда! - повысил голос Вида. - А чего ты орешь? Тебя никто ни в чем не обвиняет! Как господин скажет, так и будет! Мы все здесь подневольные. А может, у тебя вообще не встает? Тогда хоть жопой к кому-нибудь повернись! - Хватит! - Марсело поднялся со своего места и встал между столов. - Если начнется драка, праздник закончится для всех! Не успевшая вспыхнуть ссора, сразу утихла, и все вернулись к своим занятиям. Потихоньку веселье набирало обороты. Разгоряченные вином гладиаторы уже вовсю тискали своих любовниц и любовников, причем многие даже не посчитали нужным уединиться в комнатах или хотя бы уйти в баню, а брали своих партнеров здесь же во дворе, в галереях и даже прямо за столом. Полностью обнаженные сплетающиеся в объятиях тела были везде, и Домагою стоило огромных усилий не разглядывать их. Он продолжал разговаривать с Каримом, но на самом деле жадно прислушивался к возне, сладким стонам проституток и тяжелому сбившемуся дыханию бойцов. - Тоже хочется? - неожиданно спросил северянин, кинув понимающий взгляд на набедренную повязку блондина. - Да, - не стал отрицать очевидное хорват, - но в таких условиях не буду. - Иди в спальню, дотронься до себя. А я еще посижу. Слабость у меня одна: люблю вкусно поесть. - Пойдем, я тебя провожу, - тут же предложил Лукас, поднимаясь с лавки. - Я сам что ли не дойду? - усмехнулся Вида, решив все же последовать совету Бензема. - Надо глянуть, все ли в порядке в жилом крыле, - тут же нашелся юноша. - Ну, тогда пойдем. Кстати, не ожидал, что Эден к тебе так прицепится. - Он выпил просто больше, чем надо, да и перенервничал сегодня, - пожал плечами Лукас, проходя по галереи. - Он неплохой человек. - Нормально вроде все, - заметил хорват, проходя по коридору к своей двери. К удивлению Домагоя, Лукас проскользнул в спальню вслед за ним и вдруг приник к губам будущего гладиатора, обнимая за шею и поднимаясь на носочки. Юноша действовал весьма настойчиво, но в то же время нежно, и хорват в первые секунды даже растерялся, не ожидая такого выпада и напора. Сам Лукас очень спешил, пока блондин не спохватился и не оттолкнул его, и поцелуй получался мокрым и каким-то бестолковым. - Ты что творишь? - ошарашено спросил Вида, мягко отстраняя от себя юношу. - Я же вижу, что ты возбужден, - облизнул губы Лукас. - Можно я помогу тебе расслабиться? Неужели тебе совсем парни не нравятся? Это так странно. Мне бы, например, очень хотелось семью, жену... но я не против отношений с мужчиной. - Слушай, у меня в этом нет опыта... - У меня тоже, но теорию я знаю на отлично, - улыбнулся юноша, чувствуя, что Домагой сомневается, и все может получиться. - Садись на кровать. И Вида уступил. Он действительно был сильно возбужден, и перспектива секса с Лукасом вдруг показалась ему довольно привлекательной. Мальчишка буквально вешался на него, и немного захмелевший футболист решил не сопротивляться. Мужчина опустился на свою кровать, прислоняясь спиной к стене, а юноша встал перед ним, сразу же стаскивая с себя серо-голубую тунику, под которой ничего не было. Очевидно, очарованный гладиаторами Лукас за собой следил и периодически занимался с весом, так как его гибкая фигура была довольно крепкой для двадцати лет, и хорват, поддавшись искушению и интересу, погладил безволосую грудь. - Можешь взять меня, я подготовился, а это масло очень долго остается скользким, - томно произнес юноша, садясь к мужчине на колени верхом. - Зачем тебе это все? - спросил блондин, разглядывая небольшой эрегированный член, окруженный темными завитками. - Ты мне нравишься. Почти сразу понравился. Давай, потрогай меня внутри. И хорват опять сдался. Чувствовать на своих бедрах теплую тяжесть другого человека было очень приятно, и хотелось большего, особенно когда это большее так настойчиво предлагали. Вида не мог сказать, что Лукас привлекал его в сексуальном плане, просто так сложились обстоятельства, что именно этот человек приглашал в теплую глубину своего тела. Целоваться с юношей не хотелось, а вот воспользоваться его приглашением... Домагой опустил руку и провел пальцами между его ягодиц, нащупывая тугое отверстие. Там было скользко и почти горячо - то что надо для снятия сексуального напряжения. - Немножко страшно, - смущенно признался Лукас, ерзая у него на колеях. - Пожалуйста, не будь грубым. Это для меня в первый раз. - Может тогда лучше не будем? - с трудом произнес хорват, продолжая поглаживать анус, но пока не решаясь проникнуть внутрь. - Почему? - Любимого найдешь для первого раза, или любимую. - Я хочу, чтобы ты! - внезапно вскинулся юноша. - Ты не знаешь, как здесь бывает! Нас в любой момент могут отдать любому гостю! Останется только подол поднять и нагнуться. Я видел такое не раз и не два! На праздниках, на глазах у всех! А мне по-человечески хочется. Пожалуйста, Домагой, возьми меня. Как хочешь, в любой позе. Можешь не нежничать, только сделай это сейчас! - Хорошо, - блондин подался вперед и прильнул губами к шее Лукаса, одновременно с этим легко проникая пальцем в скользкое, уже немного растянутое отверстие. - Если масла мало, у меня в тунике флакончик, - с придыханием произнес юноша, обнимая любовника. Футболист уже хотел попробовать ввести второй палец, но тут дверь медленно открылась, и мужчина замер, наткнувшись на нечитаемый взгляд ланисты. Несмотря на поздний час, Даниэль был одет в ту же красную тунику и серебристый доспех с витиеватым узором на груди и животе. Не хватало только парадного короткого плаща за спиной. - Лукас, одевайся и уходи, - строго приказал ланиста. - И лучше поспи несколько часов. Работы у тебя завтра будет много, сам знаешь. - Да, господин, - тихо произнес юноша и, накинув одежду, быстро покинул комнату, при этом бросив на Домагоя полный тоски и разочарования взгляд.