Аве, Цезарь!

- Развлекаешься? - криво усмехнулся ланиста, когда за рабом закрылась дверь. - Но сегодня же это не запрещено, господин? - с некоторой опаской спросил Домагой, поднимаясь навстречу. - Мы просто немного выпили, а зрелище вокруг распалило желание... - Возьми, - перебил его Даниэль и что-то протянул на раскрытой ладони. Вида шагнул к нему и невольно улыбнулся, забирая потерянную резинку. Завязывать волосы кожаным шнурком было довольно неудобно, и хорват действительно обрадовался возвращению привычной вещицы. Забрав черное колечко из чужой руки, он накрутил его на хвост, боясь снова случайно потерять и выжидающе посмотрел на ланисту, сильно сомневаясь в том, что мужчина пришел только для того, чтобы вернуть резинку. - Спасибо, господин. - Оставим церемонии. Сейчас можешь называть меня по имени. Уж сюда Кейлор точно не припрется, - как-то невпопад закончил Даниэль, обнимая блондина за талию. Не посмев сопротивляться, Домагой обнял его в ответ, положив одну руку на твердый доспех, чтобы он не прислонялся и не тер свежее клеймо, которое и так ныло при любом движении, а второй обхватил шею хозяина. Продолжение не заставило себя ждать, и ланиста настойчиво приник к его губам в требовательном поцелуе. Из-за разницы в росте футболисту пришлось немного запрокинуть голову, что было очень непривычно и даже не особо удобно, но неповиновение могло обернуться большими проблемами, и поэтому хорват покорно отвечал на ласку господина. Целоваться с Даниэлем, так же как и с Лукасом, ему не хотелось, однако спокойная уверенность, сила и нежность ланисты неожиданно перевернули все с ног на голову. Его теплые мягкие губы и влажный язык начали приносить удовольствие и посылать по телу новые волны возбуждения. Смущало и не давало полностью расслабиться только одно: что теперь его могут в любой момент повернуть задом и просто отыметь, ни чуть не заботясь о его комфорте и желаниях. - Да сними ты уже этот панцирь! - скривился блондин, когда выпуклый узор доспеха все же задел ожог. - Помогай! - с какой-то шальной улыбкой откликнулся мужчина, заводя руки за голову и открывая доступ к застежкам на боках. - Знать бы еще, как это сделать, - озадаченно протянул Вида, уставившись на хитрые крепления. В тусклом свете единственной масляной лампы, наверняка примитивные застежки, представляли собой до предела заумную конструкцию, и Домагой тупо потеребил край ремешка, чтобы попытаться понять, куда его нужно протаскивать и нужно ли вообще. Увидев растерянность партнера, ланиста сам принялся за дело, и довольно скоро хорват уже стаскивал с крепкого тела прочный тяжелый доспех, который состоял из двух скрепленных на плечах половин и снимался через голову. С туникой Даниэль справился сам, а потом быстро размотал набедренную повязку. Вида последовал его примеру, и к нему тут же прижалось полностью обнаженное тело другого мужчины. Поцелуи и ласки возобновились, широкие ладони скользили по спине, пояснице, спускались к ягодицам и бедрам, поглаживая и нежно сжимая, но пока не прикасаясь спереди, чего уже очень сильно хотелось и, отпустив себя, Домагой требовательно потерся членом о пах любовника. - Садись на край стола и обхвати меня ногами, - с придыханием произнес ланиста, подталкивая в нужном направлении. - Даниэль, подожди, - футболист уперся задом в столешницу, но выполнять приказ не спешил, - у меня так никогда не было. Ты ведь знаешь, что нужно делать? Я... я отдамся тебе, только сделай это нормально, как надо, чтобы не травмировать меня. - Да садись уже, - мужчина подхватил его и усадил на стол. - Не волнуйся, я не трону внутри. Сейчас не трону. Ты ведь этого боишься? - Этого, - признался Вида, обнимая любовника ногами и откидываясь назад, опираясь на локти, чтобы не тереться клеймом о чужую грудь. - Не надо, не бойся, - успокоил Даниэль, обхватывая рукой оба их члена. - Да, сначала будет неприятно, но потом тебе понравится. Это у нас в естестве, нужно лишь раскрыться и принять новые ощущения. - Я мужчина, - слабо возразил хорват, с трудом поборов желание толкнуться в кулак любовника. - Я знаю. А сейчас просто расслабься и ничего не бойся, я все сделаю сам. Идеальная высота. Даниэль сжал пальцы чуть сильнее и, придерживая блондина за бедро, начал двигаться, имитируя толчки как во время полового акта. И для Домагоя это было неимоверно странно. Лежать перед мужчиной с раздвинутыми ногами, обнимая его, и чувствовать, как под ним шатается стол, периодически ударяясь о стену. Однако было приятно, жарко, близость обнаженного сильного тела завораживала, интенсивная стимуляция подводила к самому пику наслаждения, и футболист кончил первым, пачкая свой плоский напряженный живот белесыми потеками. Ланиста не сильно от него отстал, и по рельефному торсу футболиста поползли новые капли. - Ну, и как мне в таком виде мыться идти? - сам себя спросил Вида, слезая со стола. - Можешь этим вытереться, - Даниэль надел тунику и протянул любовнику свою набедренную повязку. - И брось где-нибудь, утром рабы уберут. Взявшись за доспех, мужчина на секунду задумался, но не стал в него облачаться, а просто накинул на руку. Он уже хотел уйти, но замешкался и, опять шагнув к Домагою, который вытирал грудь и живот куском белой ткани, неспешно и глубоко поцеловал его в губы. Хорват вяло ответил, уже не чувствуя возбуждения, но и не вправе отказать хозяину. - Это был не последний раз, - шепнул ланиста, отступая от своего раба. - Я догадываюсь, - невесело усмехнулся тот. Даниэль вышел из комнаты, а Вида отбросил испачканную тряпку и прислонился к столу, опираясь на его край руками. Ситуация складывалась странная. С одной стороны ничего страшного не произошло, и на физическом уровне было даже приятно, но блондин прекрасно осознавал, что это только начало, и в будущем Даниэль, конечно же, не ограничится такими... относительно невинными ласками, как в этот раз, а подставлять ему задницу очень не хотелось. Хотя, возможно, статус постоянного любовника избавит его от обязанностей шлюхи для гостей школы и богатых зрителей. Однако было совершенно непонятно, как к нему станут относиться товарищи по оружию, когда откроется его связь с ланистой, ведь выходящего из его комнаты Даниэля сто процентов видели дежурящие солдаты, и скорее всего, даже кто-то из гладиаторов шатающихся по школе, а внешний вид господина с доспехом в руках не оставлял простора для воображения. Хотя, вроде бы к подобным вещам здесь относились нормально. Но вообще ситуация складывалась довольно гадкая и аморальная. И самым отвратительным было то, что приходилось подчиняться, а перед товарищами это казалось вдвойне унизительным. В коридоре послышались шаги и пьяные голоса, и Вида не решился выйти из комнаты, чтобы не сталкиваться нос к носу с кем-то из бойцов прямо сейчас, ведь они наверняка пересеклись с Даниэлем на выходе в галерею. Потерев лоб, блондин сел на свою кровать, а потом и лег, отворачиваясь к стене и намереваясь немного подождать, пока веселый шум за дверью не стихнет, и только тогда прошмыгнуть в баню, чтобы сполоснуться. - Домагой? - раздался голос, который футболист хотел слышать сейчас меньше всего по одной простой причине: перед этим человеком было особенно неудобно и даже стыдно. - Ты в порядке? Что произошло? Господин был у тебя? Я видел его. - Все нормально, - не поворачиваясь, произнес хорват. - Он просто... просто трогал меня. - Брал как женщину? - осторожно уточнил северянин, присаживаясь в ногах. - Он не ранил тебя? Ответить Вида не успел. Бензема мягко толкнул его в поясницу, перекатывая на живот, и аккуратно развел ягодицы большими пальцами, после чего Домагой обалдело распахнул глаза и резко дернулся, переворачиваясь на спину. Он полностью доверял Кариму и не ждал от него подлости или осуждения, но подобные действия со стороны этого человека почти шокировали. - Не брыкайся. Нет ничего постыдного в том, чтобы друг осмотрел тебя. Бывало и меня после боя выносили на руках, раздевали до нага и омывали товарищи. - Да не трахал он меня, - поморщился блондин. - Пока не трахал, но все к этому идет. - Тогда что произошло сегодня? - Хочешь в подробностях? - устало вздохнул Вида. - Ну, ладно, чего уж теперь. Он пришел сюда, начал меня целовать, обнимать, разделся сам и приказал раздеться мне, потом прижался и стал ласкать рукой нас обоих, а перед тем, как уйти, сказал, что это отнюдь не последний раз. И насколько я понял, моя задница занимает весьма почетное место в его далеко идущих планах, и что-то мне подсказывает, что он не постесняется туда залезть уже в ближайшее время. Вот так вот. - Терпи, брат, - спокойно произнес Карим. - Это все, что я могу сказать тебе в утешение. Мы не выбираем свою судьбу. Судьба выбирает нас. И я верю, что рано или поздно боги вознаградят за силу и мужество стойко переносить все невзгоды выпавшие на нашу долю. - Не осуждаешь меня за то, что я ему подчинился? - тихо спросил Домагой, заглядывая в темные глаза. - Конечно, нет, ведь предаться распутству, было не твоим решением. Тебе не дали выбора. И эти слова поддержки значили для Домагоя очень много. Знать, что от него не отвернутся было важно, особенно здесь, вдали от старых друзей, родных и всей прежней жизни, когда рушились привычные устои и убеждения. Оставалось только держаться и верить в свои силы и в то, что он сможет найти путь домой. Хотя, с чего начать эти поиски, хорват пока не знал. Наверное, стоило отыскать и поговорить с такими же попаданцами, как и он сам, но пока в поле зрения был только Марсело, который категорически отказывался вспоминать о прошлом и был полностью доволен своим положением в новом мире, а значит, пока нужно ждать и присматриваться. Принять правила игры и добиться разрешения выходить в город, чтобы дело пошло быстрее. Обдумывая все это, Вида сам не заметил к заснул, утомившись за насыщенный событиями день, и проспал довольно долго, а утром... Как и говорил Лукас, школа представляла собой жалкое и удручающее зрелище. Большинство гладиаторов с трудом могли стоять ни за что не держась, и рабы просто сбивались с ног, пытаясь привести их в чувства, а саму школу в порядок. И очень скоро выяснилось, почему они так старались и спешили. Во время сильно запоздавшего завтрака, на который не явились больше половины обитателей по причине отвратительного самочувствия и невозможности надолго покинуть сортир, Лукас рассказал, что сегодня приедет сам Цезарь, и вечером устраивается праздник уже для господ, что по мнению Домагоя было очень неосмотрительно со стороны руководства, учитывая то, в каком состоянии находятся почти все бойцы. После завтрака, за неимением других дел, Вида и Карим выпросили у Марсело ядро и деревянные мечи и вышли на уже убранный двор, чтобы потренироваться вдвоем, зная, что им точно никто не помешает. В спокойной обстановке сосредоточится на ''вредном'' снаряде, оказалось проще, и после нескольких неудачных попыток, хорват почти попал в начерченный на песке квадрат. Увлеченные своим занятием мужчины не сразу заметили, что за ними пристально наблюдают с балкона, и поэтому Домагой очень удивился, случайно подняв голову и наткнувшись на заинтересованный взгляд карих глаз. Положив на перила украшенную перстнями кисть, там стоял император. На этот раз Цезарь был в простом металлическом доспехе, а на его голове поблескивал серебряный лавровый венок. Увидев господина, блондин растерялся, не зная, что делать и говорить при встрече с первым человеком империи, но тут Карим довольно сильно пихнул его в бок и опустился на одно колено, почтительно склонив голову, правда почти сразу опять поднял взгляд, и футболист поспешил последовать его примеру. ''Славься, Цезарь'', - громко произнес Бензема, и Вида машинально повторил за ним эту фразу. Повелитель едва заметно кивнул и ушел вглубь комнаты, оставляя коленопреклонных гладиаторов без своего дальнейшего внимания. Шугнув толстого белого кота, Лука по-хозяйски расположился в удобном кресле ланисты и повертел в пальцах изящный золотой кубок. Растянутое на несколько дней празднование триумфа здорово его вымотало, и хотелось просто побыть в тишине о одиночестве, но традиция предписывала еще один день веселья. И пока залы дворца заканчивали готовить для приема высокопоставленных гостей, император решил посетить принадлежащую ему школу гладиаторов, бойцы которой так хорошо показали себя на вчерашних играх, а сегодня наверняка едва держались на ногах после обильных ночных возлияний. Однако в данный момент Цезаря интересовал всего один человек, с которым он обещал поговорить еще во время зрелищ. - Славься, Цезарь! - хрипло произнес Гарет, опускаясь на колено. - Мне сказали, что я должен предстать перед тобой. - Ты отказался от свободы. Почему? - сразу перешел к делу Лука. - Я хочу знать правду. Из-за огромной любви ко мне и арене? О, только не смеши меня повтором лживых слов. - Не только это, господин. Да и как я мог соврать моему Цезарю, - голос Гарета предательски дрогнул от волнения. - Но есть еще один человек, который живет в моем сердце, и я не хочу его покидать. - А вот это уже весомый аргумент, - усмехнулся император. - Он, наверное, был рад, что ты остался? - Как сказать, господин. В первые секунды я думал, что он меня загрызет, столько отчаянной ярости было в его взоре. Но не зла. Ведь каждый раз, когда я выхожу на арену, он боится, что мы больше никогда не увидимся. - И кто же этот человек, покоривший сердце сурового гладиатора? - не мог не полюбопытствовать Лука. - Господин... - взгляд бойца в панике заметался по комнате, словно он внезапно забыл все слова. - Не бойся, я не причиню вреда ни тебе, ни ему, - поспешил успокоить Цезарь. - Эден, господин, - все же ответил Гарет. - Оружейник? Что ж. Я обещал награду, и ты ее получишь. Вам разрешат жить вместе, в одной комнате, а в свободное время, в отведенные для этого часы, покидать школу и выходить в город. - Господин! - гладиатор подался вперед и поцеловал подол красной туники. - Пусть боги благословят тебя и всегда будут рядом! - Иди, - устало произнес Лука, моментально теряя интерес к происходящему. - Сегодня я сделаю все распоряжения, и уже эту ночь, как и все последующие, вы проведете вместе. Взволнованный гладиатор покинул комнату, но император недолго оставался один. Вскоре к нему подошел Кейлор и встал за спинкой кресла, опустив ладони на плечи мужчины и немножко потрепав, сжимая края простого повседневного доспеха, отчего Цезарь совершенно неблагородно захихикал и втянул голову в плечи, одновременно с этим отодвигаясь от Наваса, который уже легонько щекотал ему шею рядом с наплечником. - Славься, Цезарь, император! - шутливо произнес ланиста, обходя кресло и присаживаясь на широкий подлокотник. - Мой полководец как всегда любезен, - улыбнулся Лука, поправляя подол белой туники Наваса. - Когда поедешь ко мне во дворец, надень красную и парадный доспех, все-таки ты воин, а не жрец или сенатор. - Тебе так по нраву пришлись наши панцири, и я сильно удивляюсь тому, что еще ни разу не видел твою любимую шлюху в образе воина. Или ты уже наряжал его в доспех, но только в спальне за закрытыми дверями? - Нет, такого не было. Латы не для наложников. - Ты прав, Цезарь. С Гаретом разобрался? - Да, и у меня будет просьба: уже сегодня посели его и Эдена в одной комнате в крыле для прислуги и позволь выходить обоим в город. Он отказался от свободы, но я же при всех обещал ему награду. - Как скажешь, все в руках Цезаря, - кивнул ланиста. - А ведь еще год назад ты отпустил бы обоих. - Это всегда успеется. Эден исполнительный и аккуратный, зачем отказываться от такого раба? Пусть живут, посмотрим, что будет дальше. Кстати, а что за блондин тут у нас появился с хвостиком как у редиски? - насмешливо спросил император. - И почему на нем клеймо гладиатора? Я бы на такого деньги не поставил. Он не выглядит особо сильным. - Это Даниэль купил, - даже поморщился Кейлор. - Зовут Домагой, и он, наверное, тоже из твоего мира... - Не говори мне о моем мире, - мягко одернул Лука, прижимая пальцы к губам полководца, - мой мир теперь здесь. - Хорошо, Цезарь, - тут же откликнулся Навас, целуя теплую ладонь. - В общем, Даниэль убеждал меня в том, что и пришелец может хорошо показать себя на арене, а этот был атлетом или кем-то в этом роде. Вот и купили. Хотя, мне сильно кажется, что кое-кто, не будем показывать пальцем, просто захотел себе новую постельную игрушку. - Но зачем тогда все так усложнять? - не понял император. - Сделал бы его сразу рабом для утех. - Не знаю. Может, устыдился своего дурного вкуса, - рассмеялся Кейлор. - А может даже не был уверен, что у него на такое встанет. Да, светловолосый, светлоглазый, тело подтянутое, но... - В целом, на лицо уродец, конечно, - подвел итог Лука. - Глазки маленькие, остальные черты крупные, про уши вообще молчу... - И зуба одного на верхней челюсти не хватает сбоку, - припомнил ланиста характеристики собственности. - Когда смеется, видно. - Вообще финиш, - расхохотался Цезарь. - И как у него дела продвигаются? - На удивление, неплохо. Шустрый, довольно ловкий, меч быстро осваивает, но до первого настоящего боя, думаю, еще очень далеко. Если только на убой посылать. Как по мне - бестолковое вложение денег и сил на его обучение. Вряд ли это сомнительное приобретение хорошо окупится. Одним словом - прихоть. - А Даниэль? - как-то уж слишком заинтересованно спросил император. - Как у них? Усадил уже новенького на свой член? - Точно не знаю, но один раз я увидел, как Домагой перед ним мастурбирует... правда тогда были дела, и я его выгнал. И сегодня ночью тоже что-то у них произошло: я заметил, как Дани выходил из крыла для гладиаторов. Довольный, растрепанный, с доспехом в руках - даже поленился просто на себя накинуть. - Как интересно, - задумчиво протянул Лука. - Пришли мне этого блондина в парадный зал. Хочу посмотреть поближе и поговорить. - Как скажешь. Кстати, где твоя шлюха с разрисованным телом? Неужели оставил во дворце за непослушание? - усмехнулся ланиста, вставая с подлокотника кресла. - За какое непослушание? - притворно удивился император. - Он как на рудники и каменоломни съездил, так шелковым стал. - Уже не огрызается? - Даже не тявкает. Наконец-то понял, что его поганая жизнь теперь зависит только от меня, - самодовольно оскалился Цезарь. - А сюда, да, взял в качестве поощрения за хорошее поведение. Скучно ему видите ли все время во дворце в гареме сидеть, вот и напрашивается со мной почти всюду. - И на игры просится? - насмешливо прищурился Навас. - О, нет! С точностью до наоборот! Каждый раз на коленях умоляет не брать его в амфитеатр или хотя бы не требовать его присутствия в ложе, - опять рассмеялся Лука. - Но я не могу отказать себе в маленьком удовольствии. Он так потешно отворачивается и закрывает лицо руками, когда на арену льется кровь... - Как и ты когда-то, - зачем-то прошептал Кейлор. Совсем тихо, но голос его был услышан. Цезарь вскочил со своего места и негодующе посмотрел на полководца, вскидывая голову. Но гневной речи не последовало. Ланиста быстро опустился на колени и, приподняв край туники вместе с плотными украшенными металлом полосками кожи, прильнул губами к крепкому бедру императора. - А теперь ты наш Цезарь, наш повелитель, - лукаво улыбнулся мужчина. - Встань. Ты мой друг, а не раб, - уже спокойно произнес Лука, потянув Наваса за плечи. Кейлор поднялся, и они вдвоем вышли из комнаты. А уже через пятнадцать минут солдаты императора привели Домагоя в просторный светлый зал. В этом крыле Вида еще не был и с интересом осматривался по сторонам. Скорее всего здесь и проходили праздники для господ: у стен были расставлены ложа на изящных золотых ножках, красиво задрапированные красной тканью, повсюду витиеватые кованые светильники, множество небольших столиков, низкий прямоугольный подиум в центре, несколько колонн поддерживающих довольно высокий потолок, если, конечно их можно было отнести к интерьеру, и квадратная платформа напротив подиума, на которой стояло роскошное кресло императора. - Славься, Цезарь, - неуверенно произнес Домагой, опускаясь на колено, как ему велел Кейлор. - Это приветствие для воинов и гладиаторов, - усмехнулся Лука, - а ты пока просто раб, хоть и носишь на груди клеймо школы. - Встань на колени и коснись лбом пола! - тут же бросил Навас, заходя сбоку. Хорват подчинился и, опустившись на второе колено, оперся ладонями о твердый мрамор. Еще несколько секунд и он, сгорбив спину, склонил голову до самого пола. Собранные в жидкий хвост волосы скользнули вниз, подметая плиты, и мужчина замер в этом неудобном во всех смыслах положении, гадая, сколько времени нужно находиться в такой позе, и когда можно будет подняться. - Целуй, - последовал новый приказ, и император кивнул на свою правую ступню, которую немного выдвинул вперед. А Домагой просто застыл на месте, глядя на обутую во что-то типа сандалий ступню, и не понимая, зачем его так унижают, ведь раньше все было довольно терпимо, и даже ланисты, один из которых являлся полководцем и приближенным императора, не требовали каких-то особых церемоний и земных поклонов, вполне обходясь почтительностью и вежливыми наклонами головы, а Даниэль и вовсе многое спускал с рук, но... это из-за личных симпатий и в счет явно не шло. А между тем стало ясно, что ангельским терпением Цезарь не отличается, и следующая издевка не заставила себя ждать. - Что нос воротишь? Дани, наверное, всего вылизал, чтобы к нему в постель прыгнуть? - Нет! - неожиданно для себя самого вскинулся Домагой. - Ничего такого я не делал! - Кейлор, это же дикое животное, - как будто между прочим заметил Цезарь. - Научи его уважать хозяев. Домагой не успел ничего понять и сориентироваться, а сильная рука полководца уже схватила за волосы и рванула вверх, одновременно с этим почти кидая к ближайшей колонне, где его подхватили солдаты императора и, заставив обнять мраморный столб, ловко стянули ремнем запястья, на которых только-только зажили ссадины от оков работорговца. Блондин испуганно оглянулся и увидел, как Навас подходит к нему с непонятно откуда взявшейся плетью. Конечно, порка - далеко не самое плохое, что могло произойти, но от осознания легче не становилось. Ланиста явно старался, получая от процесса неподдельное удовольствие, а Вида даже не пытался сдерживать короткие вскрики, при каждом новом ударе, вжимаясь грудью в твердую поверхность колонны. На пару секунд Кейлор замешкался, очевидно перехватывая рукоять плети поудобнее, и эта короткая передышка позволила Домагою взглянуть в равнодушное лицо Цезаря, словно спрашивая: ''За что? Что я такого сделал?'' Обрушился новый удар, и футболист дернулся, впечатываясь клеймом в мрамор и с трудом сдерживая слезы. - Хватит, - раздался властный голос, и все прекратилось. Руки сразу же освободили, и хорват сполз на пол, не в силах держаться на ослабевших ногах. В глазах потемнело, в горле пересохло, и блондин почувствовал себя маленьким слепым котенком потерявшимся в пространстве посреди пустой комнаты. Он попробовал приподняться, но неожиданно закружилась голова, и пришлось снова припасть к полу, прижимаясь горячей щекой к прохладным плитам. - Надо же, даже не обоссал колонну, - насмешливо произнес Цезарь, вставая с кресла. - Умничка какая! Услышав ехидную реплику, Вида распахнул глаза и успел заметить, как перед его лицом взметнулся подол алого плаща выходящего из зала императора. Еще одна попытка подняться тоже ни к чему не привела, и Домагой сдался, уткнувшись носом в пол. В отдалении послышались голоса, а потом кто-то подошел к нему и присел рядом, прямо как врачи или товарищи на футбольном поле, но мужчина не спешил поднимать голову и возвращаться в эту странную реальность. - Вида? Вида, это ты? - кто-то тормошил его за плечо, а затем схватил за руку, чтобы рассмотреть татуировку. - Да быть такого не может... - Рамос? - хорват заставил себя открыть глаза и уставился на знакомое лицо человека пропавшего из футбольного мира около полугода назад. - Мы что, с Испанией играем? Где мы? На поле? Мне что, мяч в голову прилетел? - Если бы. Я бы многое отдал за то, чтобы это оказалось правдой, - вздохнул испанец. - Поднимайся. Отведу тебя в комнату.