Аве, Цезарь!

На этот раз свидания бойцов с господами закончились намного раньше, и гладиаторы выехали из города почти сразу за Цезарем, чтобы успеть добраться до столицы засветло. Карим вернулся со своей встречи каким-то понурым и задумчивым, но Домагой не успел расспросить его о причине подобной удрученности, хотя догадаться было несложно. Всю дорогу Бензема оставался печален и молчалив, не участвуя в обсуждении игр и маленького инцидента со львом, которого даже легонько подергал за хвост, отметив, что в молодости этот благородный зверь, наверняка, был достойным противником для самых лучших воинов. Ужин в школе давно прошел, но в спальнях гладиаторы обнаружили тарелки с мясным рагу и фруктами. Однако Карим не обратил на еду никакого внимания. Мужчина опустился на свою кровать и закрыл лицо ладонями. Домагой сразу же подсел к нему и, взяв за запястья, потянул его руки вниз, чтобы заглянуть своему другу в глаза. - Что произошло? - наконец, спросил Вида. - Почему ты так печален? - Произошло то, чего мне так не хотелось, мой друг. Не госпожа ждала меня в роскошных покоях, а господин. Но что я мог поделать, кроме как покориться его воле. Северянин замолчал, и блондин увидел, как по его щекам скатились две слезинки. Не было ни стенаний, ни всхлипов, ни единого звука. Лишь каменное, застывшее выражение лица и бегущие по нему слезы в полной тишине. Сейчас великий воин выглядел уязвимым и опустошенным, и хорват поспешил обнять того, кто так часто поддерживал его самого, став первым другом в этом чужом и странном мире. - Не надо, Карим, успокойся. Вспомни, ты ведь сам говорил, что испытания дарованы нам судьбой, и мы должны с честью их переносить, не сомневаться и верить в мудрость богов. - Я знаю, - вздохнул северянин, вытирая слезы тыльной стороной ладони, - но от этого мне не менее горько. В моей стране добровольно возлечь с мужчиной - несмываемый позор. - Но тебя вынудили покориться господину. - Только этим я себя и оправдываю. - А что именно произошло за закрытыми дверями вашей спальни? - осторожно спросил Домагой, не желая смущать друга, но чувствуя необходимость, прояснить ситуацию. - Тебе не больно? Не надо позвать лекаря? - Нет, - покачал головой воин. - Ты сможешь завтра выйти на арену? - Конечно, смогу. Там все было не так, как ты, наверное, сейчас думаешь. Оказывается, здесь есть вот какое правило: нельзя брать гладиатора как женщину, когда близятся игры, если он сам не склонен к такого рода утехам. Чтобы случайно не травмировать, ведь это может негативно повлиять на исход боя. Поэтому я должен был исполнять роль мужчины, но как же тяжело ласкать другого воина как деву и касаться его губ своими. Неправильно, невозможно, но что я мог поделать с приказом господ. У меня долго ничего не получалось, взгляд равнодушно скользил по обнаженному телу, и плоть оставалась безучастна. Немного помогли два кубка вина и бесстыдные старания молодого развратника, который совершенно не стеснялся показывать свои умения. И жаркий рот обольстителя выполнил свою задачу. Тело мое откликнулось на недозволительные ласки, и он получил, что хотел. Мне пришлось познать мужчину, первый раз в жизни. - Ну, и ладно. Забудь ты об этом и все, - сжав плечо Карима, улыбнулся хорват. - Завтра опять выйдем на арену, а потом будет праздник. Да и Цезарь обещал нам какой-то сюрприз. Очень надеюсь, что приятный. - А ты случайно не знаешь, о чем он говорил? - поинтересовался Бензема, немного отвлекаясь от своих печальных мыслей. - Даже не представляю. Ничего кроме дополнительно выходного в голову не приходит. Или жрачка какая деликатесная перепадет. - Скажи мне, а ты уже привык, что и Даниэль и Цезарь хотят тебя в своей постели? - внезапно спросил Карим, как только блондин порадовался, что неприятная тема закрыта. - Вполне, - после секундного колебания признался Домагой. - Хотя там тоже все сложно. Дани мне как человек симпатичен, но я не хочу быть его любовником. - Да, Даниэль благородный воин и знает, что такое честь, - вставил Бензема. - Только вот обуревают его низменные страсти и желания, позорная слабость к своему полу. - И не противно мне с ним, просто не хочу. Но могу. Руками там, ртом... Это еще куда ни шло, а вот все остальное... Даже думать неприятно, что он будет меня трахать, или я его. И целоваться с ним совершенно не тянет, хотя в процессе как-то приспосабливаюсь. - А с Цезарем по-другому? - тут же спросил северянин, сразу поняв, что Вида относится к этим мужчинам совершенно по-разному. - Там все еще сложнее, - поморщился хорват. - Не знаю, как тебе сказать. Он меня даже чем-то привлекает. Мне хотелось бы общаться с ним, дотрагиваться до него, но то, что произошло сегодня, когда он нагнул меня в сортире, кончил на задницу, а потом отвесил шлепок и ушел... - А ты чего ожидал? - Чего-то более душевного, - честно ответил блондин. - Нежности, ласки. - И ты хочешь это от него получать? Карим отчетливо выделил слово ''хочешь'', и Домагой подумал о том, что сейчас они сворачивают на очень скользкую дорожку. Одно дело признаваться в своей странной привязанности Серхио или Лукасу, они поймут и примут, но северянин, скорее всего, осудит, а терять его как друга из-за такой мелочи было бы очень обидно, и мужчина просто не знал, как выйти из этого щекотливого положения, чтобы сохранить их общение на прежнем уровне и в то же время ничего не скрывать и не лгать. - Было бы неплохо, - осторожно ответил Вида. - Почему? - тихо спрашивает Карим, и напряжение последних мгновений достигает своего пика, заставляя хорвата малодушно соврать. - Не знаю. - Знаешь, - спокойно и уверенно продолжает Бензема. - Но не жди, что беспринципный алчный зверь ответит тебе тем же. Ты для него никто. Прихоть. - О чем ты? - открыться все еще сложно, и Домагой просто не может поверить в то, что его друг обо всем догадался. - Когда ты с ним, у тебя становится тепло вот здесь, да? - северянин чуть развернулся и положил ладонь на грудь мужчины, словно желая почувствовать биение его сердца. - Как ты узнал? Я сам это понял только совсем недавно. - Я заметил, как ты стал на него смотреть. Какие взгляды кидаешь теперь на балкон. Мимолетные, но такие красноречивые. Мне тяжело от того, что проклятая империя так на тебя повлияла, на твое мировосприятие, на твои желания, но, опять же, я ничего не могу с этим поделать. Такова судьба, и мне придется смириться. Больно осознавать, что сердце друга тянется к тирану погубившему мой родной край, к мужчине, но я не оставлю тебя, не стану упрекать, что толку? Есть вещи, над которыми мы не властны. - Спасибо, Карим. Я боялся, что ты отвернешься от меня. - Напрасно. Ты хороший человек, достойный, и я вижу это. Однако слишком много испытаний выпало на твою долю. И самое тяжелое из них - Цезарь. - Я не знаю, что мне со всем этим делась, - вздохнул Вида и потер руками лицо. - Ничего. В нашей жизни все уже предопределено. Просто иди вперед и с честью принимай удары судьбы. А я буду рядом, чтобы поддержать и помочь. Боги даровали мне младшего брата, и я благодарен им за это. - Если честно, я не верю ни в судьбу, ни в богов, - виновато улыбнулся блондин, к которому потихоньку возвращалось хорошее настроение. - Что ж, это твое право. Разговор закончился максимально удачно, и Домагой со спокойной душой вернулся в свою постель. Завтра его ждал еще один бой, но мужчина почти не волновался, по крайней мере, не сильнее, чем перед футбольным матчем. Сегодня он выиграл свою первую битву, его поддержали товарищи, уже окончательно приняв в свои ряды, случился первый поцелуй и секс с Цезарем, пусть и не такой, каким представлялся в фантазиях, а еще он поговорил с Серхио и Каримом, открыв новым неожиданным друзьям, что твориться у него на душе, и убедившись, что ни не отвернуться от него из-за неуместной и странной симпатии к тирану. Да и неприятная ситуация с Бензема разрешилась весьма благополучно, хотя, как они оба понимали, эротические обязанности гладиаторов еще не один раз осложнят им жизнь и заставят понервничать. В последний день зрелищ все были откровенно подуставшими, но довольными, ведь утомительные разъезды пока закончились. После завтрака в ставшей родной столовой, бойцы опять расселись по каретам, однако ближе к центру спешились и проследовали к амфитеатру по широкой улице, где их встречали жители столицы. Здесь к ним не старались прикоснуться, лишь рассматривали и оценивали, переговариваясь и обсуждая ставки. Короткая тренировка на арене была скорее разминкой, и вот они снова в подтрибунном помещении, откуда хорват в первый раз увидел игры. - О, Дани вернулся, - громко сообщил Каземиро, выглядывая в окошко. - Ну, все, Домагой, держись. Теперь они вдвоем на тебя насядут. - Хреновый расклад, конечно, получается, - покачал головой Марсело, бросая взгляд поверх плеча гладиатора. - Но все же я очень надеюсь, что они мирно разберутся со своими предпочтениями. - А где он? - Вида тоже подошел к небольшому узкому окну. - В ложе Цезаря, рядом с Кейлором, - негромко произнес лекарь, напряженно разглядывая господ. - И он имеет право там быть? - не понятно чему удивился блондин. - Да. Но только потому, что он ланиста школы Цезаря. Отсюда и привилегия находиться в императорской ложе. Хотя, если бы не дружба и покровительство Кейлора... - Дани не то что в ложе, в живых бы уже не было, - закончил за Марсело Гарет. - Незавидное положение, - подытожил Домагой, поглядывая на свое первого любовника. Серхио тоже был там, как и Артэ. - А кто вообще имеет право там находиться? - Полководцы, сенаторы, ланисты императорской школы, охрана, рабы-прислужники (они всегда сзади, пока не позовут) и почетные гости Цезаря. Но, конечно, лишь владыка решает, кого из них он хочет видеть рядом с собой. Количество мест в ложе сильно ограниченно. Артэ, Кейлор и Даниэль всегда пользуются этим правом, а вот для остальных великая честь получить туда приглашение. - А Серхио тоже там. - А ты попробуй сказать Цезарю, что он не прав и наложнику там не место, - усмехнулся Эден. - Не, не хочу. - Вот и остальные не хотят. На песок выходили все новые и новые гладиаторы, примерно в середине зрелищ состоялась ловля, и уже ближе к концу Домагой в сопровождении Марсело шел по коридору амфитеатра к воротам арены. Никаких новых напутствий Вида не услышал, и как только двери распахнулись, уверено двинулся вперед. Уже знакомое приветствие обращенное к Цезарю, и через несколько секунд он смотрит в лицо своему противнику. Мужчина напротив старше лет на десять, и даже странно, что он выходит как новичок. Явно шире в плечах и немного крупнее, но хорвата это не смущает. А еще в его глазах нет страха, только предвкушение и азарт. Они сходятся почти моментально, одновременно кинувшись навстречу, стремясь начать бой. Никто не уступает, и уже через пару минут становится понятно, что быстрой победы не будет. Несмотря на хваленую ловкость и реакцию, Домагой едва успевает уворачиваться и отражать удары, но сдаваться так просто нельзя. Поединок длиться довольно долго, и вдруг блондин пропускает выпад, и на его груди появляется длинная кровоточащая полоса. Как и предписывали правила, концы мечей почти не затачивались, но обе стороны лезвия оставались достаточно острыми, и подтверждение этому мужчина уже получил. Оценивать ущерб не было времени, и Вида, не придавая значения явно поверхностной ране под левым соском, уверенно продолжал бой, но очень скоро понял, что уступает сопернику, который неожиданно оказался сзади и нанес очередной удар. Клинок прошелся по пояснице, и хорват резко повернулся, заслоняясь щитом. - Вставай на колени! - криво усмехнулся мужчина, явно чувствуя свое превосходство и наслаждаясь им. - Сам вставай! - огрызнулся блондин, снова бросаясь в бой. - Сучка наглая! Кажется, соперник разозлился ни на шутку, и теперь хорват едва успевал обороняться. Это уже совершенно перестало походить на товарищеский поединок, и Домагой буквально чувствовал, что теперь его хотят убить. Лезвие задело плечо, и он чуть не выронил щит, но тут же увидел брешь и сумел довольно ощутимо ранить другого воина в бедро, что еще больше накалило остановку. ''Тебе конец'', - донеслась сквозь гул амфитеатра короткая фраза, за которой последовал новый удар, на этот раз в ногу, а уже в следующий момент меч противника вонзился между ребрами, слишком уж глубоко. И тогда, почти теряя сознание, Вида из последних сил полоснул клинком по открытому горлу соперника, желая забрать своего убийцу с собой. Меч выпал из ослабевшей руки, а сам он тяжело осел на колени, чувствуя, как лицо и грудь заливает кровь врага, смешиваясь с его собственной. Хорват не знал, насколько все серьезно, но мир вокруг завертелся, и он упал на спину, прижимая ладонь к последней ране. Рядом рухнуло тело его противника, однако мужчина даже не посмотрел на него, ведь наверняка этот человек был уже мертв. Трибуны ревели, но сейчас Домагою не было никакого дела до своей победы или поражения. Хватаясь за ускользающее сознание, он повернул голову к императорской ложе, не желая проваливаться в обморок или смерть, уставившись в огромное пустое небо. Лицо Цезаря было хмурым, но владыка не двинулся со своего трона, а вот Серхио и Даниэль, оба встревоженные и растерянные, подошли к самому краю балкона, вцепившись пальцами в белокаменные перила. Артэ выглядел равнодушным, Кейлор заинтересованным, а потом над ним склонился Марсело, заслоняя собой все остальное, и Вида, наконец, позволил себе закрыть глаза. *** Лука смотрел на распростертое на арене тело своего недавнего любовника, и внутри у него все похолодело. Хотелось вскочить на ноги и кинуться туда, на залитый кровью песок, однако император не мог позволить себе подобного проявления чувств, особенно к простому рабу, и поэтому продолжал восседать на троне словно произошедшее его совершенно не тревожит. Нужно было дождаться начала следующего боя и только тогда отправить Кейлора за информацией. - Он еще не был готов. Зачем ты послал его на смерть? - стараясь держать себя в руках, спросил Даниэль, делая шаг к Навасу. - Мы все время посылаем людей на смерть, - спокойно отозвался тот. - Но сейчас этого не должно было произойти. - Так или иначе он показал себя достойно, - произнес Модрич. - Тебе ли говорить о достоинстве? - почти воскликнул ланиста. - Почему ты не остановил этот бой заведомо неравный? Ты не мог не заметить, что соперник превосходит его во всем! - Как ты себе это представляешь? - Цезарь поднял на мужчину тяжелый взгляд и забарабанил пальцами по золотому подлокотнику. - С какой стати мне вмешиваться в самый обычный поединок? - А с какой стати в императорской ложе находится разрисованная шлюха? Почему-то это тебя совершенно не смущает! - Даниэль, опомнись! - строго одернул его Артэ. - Немыслимо говорить с Цезарем в подобном тоне. - Немыслимо, чтобы раб для утех встал во главе великой империи, - прошипел ланиста прежде, чем успел обуздать свой гнев. - Я сын и друг Цезаря! Не забывайся, Даниэль! - повысил голос Лука, вскидывая голову. - Еще одно слово, и ты сам станешь рабом для утех! Ты слишком долго испытывал мое терпение. Довольно! Как только закончатся игры, ты отправишься в ссылку на Холодное озеро, а до этого момента будь здесь. Покорись, и у тебя появится шанс на прощение. - И когда же мне будет разрешено вернуться из ссылки? - еще не до конца веря в происходящее, ехидно осведомился ланиста. - Когда я лично дам распоряжение тебя оттуда забрать! - потеряв всякое терпение, бросил Модрич, едва сдерживаясь, чтобы не отдать приказ о казни прямо сейчас. - Цезарь, мой господин... - быстро заговорил Навас, опускаясь на колено рядом с троном. - Замолчи, Кейлор! Прошу, замолчи, или ты разделишь его судьбу. - Все в руках Цезаря, - полководец поцеловал кисть повелителя и вновь занял свое место по левую руку от императора. - Даниэль, находись подле меня и не давай повода заключать тебя под стражу. - Чехо, отойди уже оттуда и сядь у моих ног, - уже спокойнее произнес Модрич, взглянув на арену, где уже начался очередной бой. - Ты не слышал? - прикрикнул Артэ на Рамоса и тут же впился взглядом ему в спину. - Что у тебя под туникой? - Ничего... - опомнился испанец, но было поздно. К наложнику быстро подошел Вини и, сунув руку за ворот, вытащил сложенный в несколько раз кусок шелка, очертания которого почти не угадывались под одеждой свободного покроя, но подозрительный взгляд Артэ трудно было обмануть или что-то от него спрятать. Чтобы не привлекать к ложе еще больше внимания, евнух сел перед троном на пол и только тогда развернул материю испещренную черными набросками и символами. - Карта? - даже удивился Лука. - Зачем тебе карта? Хочешь сбежать или кому-нибудь передать? Отвечай! - Я... хотел посмотреть, - совсем тихо и растерянно ответил Рамос. - Просто посмотреть, где меня нашли. - Просто посмотреть? - насмешливо передразнил Цезарь. - Но ты мог попросить у меня. Я бы не отказал. Тварь неблагодарная! Пригрел крысу. Стража, следить за ним и за Даниэлем тоже. Попробуют сбежать, убейте. Везде предатели, никому доверять нельзя. - Господин, - выдохнул Серхио, когда два охранника взяли его за локти и потянули назад, вглубь ложи. - Замолчи. Не усугубляй свое положение. По-хорошему надо прямо сейчас выкинуть тебя на арену, но... - Модрич откинулся на спинку и усмехнулся. - Даниэль? - Да, господин? - на грани слышимости отозвался ланиста, позади которого тоже стояли стражники. - Знаешь, тебе очень повезло, - опять ухмыльнулся Цезарь. - В чем же? - угрюмо спросил мужчина, не желая навлекать на свою голову еще большие неприятности. - Ты будешь не один на том мрачном острове. Чехо составит тебе компанию.