Аве, Цезарь!

- То, чего у меня не будет, - уже грустно улыбнулся Рамос. - Мой мир, моя работа, мои друзья, родные, моя жизнь, любимый человек рядом. - Но у тебя может быть новая жизнь. - Жизнь раба? Наложника? Обреченного на одиночество человека? - с горькой усмешкой спросил испанец. - О чем ты, господин? - Ты мог бы получить свободу, заняться хозяйством или остаться служить во дворце. Сблизиться с кем-нибудь, создать пару. Такое возможно. - Нет, не возможно. Цезарь меня не отпустит. Особенно теперь, после всего этого. Скорее уж выкинет на арену или рудники, а может и оставит здесь. - А если бы все сложилось, ты бы полюбил и получил шанс на счастье, ты бы смирился с потерей своего мира? Ты позволил бы себе стать счастливым здесь? - спросил Даниэль, поворачиваясь на спину и заглядывая Серхио в глаза. - Не знаю, - честно ответил тот. - Я не представляю этого. Я уже боюсь радоваться, боюсь верить во что-то хорошее. Боюсь жить. А полюбить кого-то? Да это еще страшнее. Я наложник, и у меня нет права сближаться с кем-то кроме тех, на кого укажет Цезарь. И если я ослушаюсь... Знаешь, в начале я сопротивлялся, пытался доказать, что не игрушка, но мне быстро указали на мое место. Бросили раздетого в какой-то широкий глубокий колодец, сырой и холодный, частично подтопленный, и только по краям навалены острые камни, единственный вариант, чтобы не сидеть в грязной воде. На этих островках даже лечь было нельзя, только стоять или сидеть, прижавшись к стене, а в середине из этой тухлой жижи торчали человеческие кости, скелеты... Я не знаю, сколько времени провел там. В холодном полумраке без еды, воды, нормального отдыха и сна. Почти не помню, как меня оттуда вытаскивали, но после этого я согласился на все, особенно когда увидел травлю. До сих пор не могу понять, как вы можете на такое смотреть, а еще и считать развлечением. - Для нас это нормально, - равнодушно пожал плечами ланиста. - А про то место, о которым ты говоришь, я знаю. Этот колодец используют для наказания строптивых несговорчивых рабов, чаще всего, наложников, ведь бить или пороть плетьми их не желательно, чтобы не оставлять отметин и шрамов на телах, которые должны использоваться для плотских утех и услаждать взгляд. Бывали случаи, когда люди сходили там там с ума или умирали. - А я сдался. - Но ты сохранил себе жизнь и разум, хотя твое душевное здоровье несколько пошатнулось, ты стал боятся того, чего нет, однако я вижу, что это можно исправить. Тебе нужно самоуважение, поддержка, любовь и забота, впрочем, как и всем. - А каким должно быть твое счастье, господин? - спросил Рамос, продолжая прижиматься к мужчине, который, кажется, только-только начал согреваться. - Я доволен своим положением ланисты. Гладиаторские игры всегда меня увлекали, и мне радостно возглавлять школу. Так же у меня есть большое поместье с обширными полями, где растет хлеб, овощи и фрукты. Мне не хватает лишь человека, который скрасит мое одиночество, разделит мои чувства. - Но почему? - с искренним непониманием произнес Серхио. - Ты достойный благородный мужчина, у тебя должны быть толпы поклонников и поклонниц, мечтающих о твоей постели. - Дело не в постели. Я хочу познать ту близость, какая была между Кейлором и прежним Цезарем. Я ищу ее, но не нахожу. Словно боги за что-то наказывают меня, но я не понимаю за что. - За что? Вот я тоже не понимаю, что я такого сделал, чтобы попасть сюда и стать наложником, - зевнул испанец. - Хочешь спать? - Да. Честно говоря, отвык от тренировок и устал за этот день. - Тогда спи, - Даниэль подтянул повыше плащ и погладил Серхио по плечу, - я иногда очень много болтаю, не обращай внимания. - Я только рад поговорить с тобой, господин. Это странно, но сейчас за долгое время я ощущаю спокойствие и уют. Рядом с тобой, - тихо добавил Чехо после небольшой паузы. - Я тоже, - шепнул ланиста, и Рамос даже подумал, что ему почудились эти слова. Больше Даниэль ничего не говорил, и Серхио провалился в сон. Несколько раз он просыпался и, не открывая глаз, чувствовал, что находится в нежных теплых объятиях и снова засыпал, не вспоминая о тревоге и страхе прошлой ночи. Пару раз он лениво переворачивался на другой бок, ему позволяли это сделать, а потом снова прижимались, обвивая руками, и испанец не возражал, сонно и заторможено обнимая в ответ. На его шее по-прежнему висела нить с белым камешком, но настоящим амулетом был человек, который находился рядом. В груди зарождалось пока еще смутное, порядком позабытое и такое желанное чувство тепла и доверия, влюбленности, однако от осознания этого факта хотелось заплакать, ведь мужчина уже боялся поверить во что-то хорошее, в то, что он может быть счастлив, и это счастье у него никто не отнимет, что оно возможно. Здесь, в чужом непонятном мире... Следующее утро началось для Рамоса довольно необычно. Он проснулся один, но сразу увидел Даниэля, который сидел на подоконнике в уже высохшей тунике и ощипывал какую-то пеструю птицу размером с курицу, кидая перья в траву. В очаге плясали язычки пламени, то ли ланиста умудрился поддерживать его всю ночь, то ли просто зажег масляную лампу, когда засыпал, но так или иначе, огонь был сохранен, и теперь они могли приготовить непонятно как появившееся мясо. - Смотри, сегодня на завтрак будет что на хлеб положить, - заметив, что Серхио проснулся, радостно доложил мужчина и потряс тушкой. - Откуда ты ее взял? - хрипло спросил наложник, выбираясь из-под плаща и натягивая скомканную тунику. - А вот это к слову о пользе точности метания ядра в цель. В данном конкретном случае, камня в птицу, - улыбнулся Даниэль. - Как я и предполагал, сегодня будет дождь, на улице пасмурно, и лес из-за ветра не спокоен. Но пока он не начался, можно немного поупражняться, если у тебя есть желание. А потом зажарим наш завтрак. - Можно и так, - потягиваясь, кивнул Рамос, - но сначала мне нужно посетить кусты. - Хорошо. А я пока дощипаю птицу. Покинув хижину, испанец сразу поежился. С озера довольно ощутимо тянуло прохладой и сыростью, а плотные темные облака полностью скрывали солнце. Быстро закончив с утренними делами и умывшись в источнике, Чехо вышел на берег, где его уже ждал ланиста. Активная тренировка оказалась весьма кстати, заставляя раскачаться после сна и согреться даже в условиях такой промозглости, в которой они находились. Даниэль был прекрасным учителем, его уроки воспринимались моментально, и наложник с удовольствием осваивал технику сражения на мечах. Временами ланиста специально ошибался, чтобы ученик сам распознавал брешь в обороне соперника, и через какое-то время Серхио начал ее замечать. Позаниматься подольше на этот раз не позволила погода. Ливень обрушился внезапно, и мужчины бросились к хижине, однако все равно успели намокнуть. Даниэль сразу же подбросил в очаг веток и кое-как пристроил на прутьях тушку птицы, а потом опустился рядом с Чехо, который уже сидел на настиле, накинув на плечи край плаща. Внимательно посмотрев в лицо соседа, ланиста вдруг захихикал, а через несколько секунд и вовсе рассмеялся. - Ты чего? - удивленно спросил Рамос, не понимая, что такого веселого могло быть в его облике. - У тебя губы как у чернокожих невольников, - опять усмехнулся Даниэль. - В смысле пухлые? Ну, да, есть такое дело. Мне это самому не особо нравится, но что поделаешь. - А мне нравится, - серьезно произнес мужчина и осторожно погладил большим пальцем нижнюю губу наложника. - Можно тебя поцеловать? - Господину нужно мое разрешение? - грустно улыбнулся испанец. - Я не хочу быть твоим господином, - покачал головой ланиста. - И если нельзя, я не буду настаивать. Даниэль смотрел на этого человека и понимал, что не сможет ему приказать или заставить подчиниться силой. От Серхио хотелось получить именно согласие, причем, абсолютно добровольное. Ланиста видел перед собой одинокого, как и он сам, и невероятно привлекательного мужчину, которого раньше просто не замечал, хотя тот довольно часто попадался ему на глаза. Слишком сильно мешала ненависть к Цезарю. Но сейчас пришелец находился рядом, согревал ночами и даже начал искренне улыбаться и смеяться, и это оказалось настолько трогательно и волнующе, что Даниэлю хотелось заботиться о нем, прикасаться, разговаривать, узнать получше... И ведь нужно было всего лишь понять его, подойти, поддержать, сделать первый шаг и дать наложнику и рабу снова почувствовать себя обычным человеком. - Можно, - испанец положил ладонь на небритую щеку мужчины и медленно прикоснулся к его губам своими. Неторопливый, на удивление нежный и даже робкий поцелуй длился совсем недолго, но позволил Рамосу во всех красках вспомнить, какого это, симпатизировать человеку, тянуться к нему и, наконец, получить награду в виде первой совершенно невинной близости по обоюдному желанию. Он часто целовался с Цезарем и периодически с Артэ, несколько раз с другими наложниками по прихоти императора, или с его гостями, и некогда чувственная ласка полностью утратила свою интимность и искренность, превратившись в банальную обязанность, можно сказать, работу, порой вызывающую отвращение, однако сейчас было по-другому, как раньше, когда мужчина сам решал, кого он хочет поцеловать. - Зачем тебе это, Даниэль? - Серхио в первый раз назвал ланисту по имени, и это оказалось неожиданно приятно. - Тебе так нравятся поцелуи рабов? - Поцелуи рабов ничем не отличаются от поцелуев свободных людей. А зачем? Просто мое сердце велит это сделать, - как всегда бесхитростно ответил господин. - И не бойся жить. Я клянусь перед всеми богами, что сделаю все для того, чтобы тебя защитить. - Не нужно. У тебя и без того слишком неспокойные отношения с Цезарем. Хватит конфликтов. У вас и так из-за Домагоя склоки начались, а если я еще межу вами окажусь, вообще не представляю, чем все закончится. - Но ты бы хотел продолжать общаться со мной вне этого острова? - прямо спросил Даниэль, взяв наложника за руку. - Да, хотел бы. Но влюбляться в тебя... Я не хочу страдать еще и из-за этого. Потому что не смогу увидеть тебя и прикоснуться к тебе, когда пожелаю. Давай начистоту? Мне приятно быть с тобой рядом, я начал часто думать о тебе, мне хорошо и уютно в твоих объятиях, но есть ли смысл продолжать? Мы все равно не сможем быть вместе. Зачем привязываться друг к другу и лелеять надежды, которым не суждено сбыться? - Я понимаю твои переживания и сомнения, - кивнул ланиста, - но сам я готов попробовать. Вдруг это шанс на счастье? Было бы неразумно и малодушно его упускать. - И как ты представляешь себе наши отношения? Я наложник императора, а ты его... да почти враг. Думаешь, он отдаст меня тебе? - Если честно, я не знаю, что нас ждет впереди, - признался Даниэль. - Порой моя несдержанность выходит мне боком. - Мне это знакомо. Сам когда-то был импульсивным и темпераментным. Ты не представляешь, как я истосковался по нормальным отношениям и как мне хочется обычного человеческого счастья, - тяжело вздохнул Серхио. - Хорошо, давай попробуем. Здесь. Но если мы отсюда выберемся, оставь все как есть, вернее, как было раньше. Не подставляйся лишний раз под удар. Ты понял, Даниэль? Хватит с меня потерь. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Вряд ли ты это осознаешь, но всего за пару дней ты стал моим амулетом. Именно ты, а не камень. Рядом с тобой мне спокойно, и страхи отступают. Интересно, этот остров всех так сближает? - Нет, - с готовностью поделился информацией мужчина. - Мне известно минимум о двух случаях, когда один из ссыльных убивал другого и питался его мясом. - Как романтично, - только и смог произнести Рамос, не ожидая услышать подобную историю. - Не стоит думать о событиях прошлого, - ланиста повернул птичью тушку над очагом и приобнял Серхио за плечи, касаясь его виска своим лбом. - Ты хочешь секса? - с непосредственностью опытного наложника спросил испанец. - Проверяешь меня, да? - хитро прищурился Даниэль. - Хочу, конечно, но... - с мужчины моментально слетела вся веселость, - Домагоя я почти принуждал, а это неправильно. Я видел, что он боится, что ему неловко, неудобно, однако все равно настаивал, и здесь нечем гордиться. Я думал, он привыкнет ко мне и... ничего. А тупое подчинение, это совершенно не то. Знаешь, он кончил со мной, но не стал ближе. Всего лишь физиология и мои старания. - Меня не пугает перспектива секса с тобой. И просыпаясь ночью в твоих объятиях, я не мог не думать о близости между нами, и эти мысли были приятны. В полусне мне хотелось податься назад, сжать твое бедро, ощутить твою эрекцию, и это нормальное желание, когда человек симпатичен. Но, наверное, нам все же стоит немного подождать, я хочу узнать тебя получше. Почувствовать то волнующее предвкушение первого раза с новым человеком. Меня слишком часто принуждали к сексу, особенно поначалу, и я привык быть наложником, шлюхой, не показывать и скрывать свои настоящие эмоции - обиду, злость, отвращение... Нет, теперь с Цезарем и Артэ нормально, - словно оправдываясь, поспешил добавить Рамос. - Мне даже нравится с ними иногда. Ты правильно сказал, когда не грубо, ласково, тело даже против воли может откликнуться на страстные и нежные прикосновения, но в подобных встречах нет никакой интимности, какая бывает в постели с любимым человеком, с которым связывает не только похоть, но и теплые глубокие чувства. Пусть между нами это произойдет естественно. Может быть завтра, а может через неделю... - Я не буду торопить. - Но я не против поцелуев и объятий, - улыбнулся Серхио. Дождь за окном и не думал прекращаться, но ветхая крыша хижины на удивление хорошо справлялась со своей задачей, и в комнатушке было сухо и не так уж холодно, а под теплым плащом рядом с Даниэлем и вовсе довольно комфортно и даже уютно. Конечно, Рамос слишком хорошо понимал, что у этих странных и неожиданных отношений нет будущего, но в настоящий момент для них существовало только здесь и сейчас, и испанец решил позволить себе немного помечтать.