Аве, Цезарь!

После тяжелого развода Луке не хотелось ничего. Ни новых отношений, ни встреч с друзьями, ни разговоров с родителями или другими родственниками, настолько он вымотался и устал. Они с женой разошлись спокойно, тихо и мирно, по взаимному согласию, осознав и приняв, что былой любви уже нет, и именно от этого было особенно тяжело, оглядываться назад и понимать, что некогда сильные чувства и страсть прошли, и их отношения постепенно превратились добрососедские, что, конечно же, уже перестало устраивать обоих. Модрич почти все время думал, почему это могло произойти и не находил ответа. Почему его в прошлом счастливый брак распался. И на сердце от этих мрачных дум становилось тяжело. Желая хоть немного развеяться и привести мысли в порядок, мужчина решил прогуляться к морю, надеясь увидеть перед собой пустынный пляж, однако, несмотря на прохладу и нудно моросящий дождь, его надежды не оправдались. Поздней осенью народа на берегу почти не было, но Луке все равно казалось, что вокруг целая толпа, и он понуро направился к высоким каменистым утесам, подняв повыше ворот черной куртки. Здесь было ветрено, и мужчина даже пожалел, что забрался в это неприветливое место в поисках уединения, хотя вид отсюда открывался как раз под стать его настроению. Темное неспокойное море и низкое серое небо с несущимися по нему тучами. Пейзаж словно символизирующий потерянный уют и счастье. Модрич подошел к самому краю, за которым был обрыв, и из-под его белых кроссовок посыпались мелкие камешки, и это зрелище почему-то завораживало - словно утекающий песок времени. Страха сорваться не было, и мужчина продолжал смотреть вниз, едва удерживая равновесие под порывами холодного ветра. Он понимал, что нужно взять себя в руки, отойти от края и отправится домой, заварить чай, достать из кухонного шкафчика припасенную шоколадку и найти в интернете какой-нибудь интересный фильм. Лука уже представил эту умиротворяющую картину и улыбнулся, делая шаг назад, и не успел. Каменистая почва сорвалась в обрыв, увлекая за собой неосторожного человека. Первым чувством, которое хорват испытал, когда пришел в себя, как ни странно, была радость. Он не планировал сводить счеты с жизнью, а просто повел себя опрометчиво, поддавшись негативным эмоциям, находясь в подавленном состоянии, и поэтому, открыв глаза, испытал настоящее счастье от осознания того, что его оплошность не привела к смерти, и теперь все будет хорошо, но почти сразу нахлынувшая эйфория сошла на нет, уступая место искреннему изумлению. Он находился не на берегу, не в больничной палате и даже не в обычной комнате, а в какой-то огромной палатке с красными матерчатыми стенками, а вся обстановка вокруг напоминала внутреннее убранство походных шатров времен античности, как показывают в исторических фильмах. Сам он лежал на полу на тонком, но довольно мягком матрасе укрытый легким одеялом. Осмотревшись, Модрич заметил двоих мужчин в доспехах очень похожих на древнеримские, но стоявшие у заваленного бумагами стола незнакомцы, пока не видели, что он очнулся, и Лука не спешил их окликать. - Зачем он тебе, мой господин? - спросил смуглый черноволосый мужчина лет тридцати, присев на край стола и выжидающе посмотрев на собеседника. - Мне интересно с ним поговорить, узнать, что он за человек, и расспросить о его мире, ведь пришельцы нечасто появляются, и за свои пол века я видел лишь троих. Тем более, что этого я нашел сам, и после осмотра бывших при нем вещей, могу быть полностью уверенным, что он пришел из другой реальности. - И что дальше? - В каком плане? - снисходительно улыбнулся тот, кого называли ''господин''. - Что ты дальше будешь с ним делать? - Как что? Наш Марсело оказался лекарем, быть может и от этого человека будет польза. В конце концов, его всегда можно сделать простым слугой или... - мужчина демонстративно задумался, - даже наложником. - Цезарь, не смеши меня. Он некрасив, а на теле нет даже рисунков, что еще могло бы вызвать интерес и сделать его диковинкой в наших глазах. - Кейлор, прекрати. О, боги, ты сейчас как склочная торговка на базаре, - рассмеялся император. - Играйся, повелитель. Все в руках Цезаря, - фыркнул полководец. Лука сразу отметил, что Кейлор называл человека напротив ''господин'' и ''повелитель'', но из его уст это обращение звучало настолько фамильярно, раскрепощенно и даже дерзко, с какой-то странной, откровенно льстивой почтительностью, что скорее напоминало игру, и поэтому первыми оформленными догадками Модрича, были мысли связанные с историческими реконструкциями или съемками фильма с соответствующими декорациями и костюмами, правда почему он (возможно раненый после несчастного случая человек) оказался здесь, а не в больнице, мужчина по-прежнему не понимал, так же как и то, каким образом он сам стал частью этого ''спектакля''. - Где я? - наконец обнаружил себя хорват, садясь на походном ложе и пытаясь определить, нет ли у него каких-либо повреждений. - Посмотри-ка, твой новый раб очнулся, - весело усмехнулся Кейлор. - Как тебя зовут? - спросил Цезарь, опускаясь на табурет с резными ножками стоявший недалеко от скромного ложа. - Лука. Где я? - повторил мужчина, продолжая опираться на прямую руку. - Ты в великой империи Цезаря, и перед тобой сам повелитель, раб! - резко вставил Навас. - Проявляй уважение и покорность, и обращайся только ''господин''. - В какой империи? - ошарашено спросил Лука. - Простите, но мне домой нужно. Сколько времени я провел без сознания? - Правду говорят, они никогда сразу не верят, - пренебрежительно скривился полководец. - Глупые поголовно. - Марсело сразу принял свою новую жизнь, - не согласился Цезарь. - Я помню, как Даниэль привез его в школу. - Даниэль и наши люди вытащили его из пасти и когтей медведя. - Оставим, Кейлор, - отмахнулся владыка, снова поворачиваясь к Модричу. - Значит, Лука? Что ж, Лука, я объясню. Я не знаю почему, но иногда вы появляетесь в нашем мире и остаетесь здесь навсегда. Так было, так есть, так будет. И ты в это поверишь, потому что это истина, которую ты увидишь своими газами. Я - Цезарь. Император. Владыка всего, что есть на моих обширных землях. Повелитель и господин для всех. Если признаешь мою данную богами и законом власть, я стану для тебя добрым покровителем, а если воспротивишься, тебя ждет смерть. Выбор за тобой. Закончив маленькую речь, мужчина протянул дезориентированному хорвату белую материю, которая оказалась простой туникой с незатейливой бежевой отделкой по краю треугольного выреза и подола, и только тут Модрич сообразил, что под покрывалом он полностью обнаженный. Делать было нечего, и Лука все же облачился в непривычную одежду, подвязав ее тонким коричневым поясом. Так началась его жизнь в великой империи Цезаря. Как и говорил повелитель, поверил в существование параллельных миров хорват довольно быстро, ведь едва покинув шатер, он увидел совершенно иной пейзаж, разительно отличавшийся от его родного пригорода. Никакого моря и побережья не было и в помине, вместо этого Лука шокировано обвел взглядом огромную долину, где паслись лошади и стену густого леса с исполинскими, предположительно тропическими деревьями, среди которых мужчина не заметил ни одного знакомого. Вокруг императорского шатра стояли множество других, а межу ними прохаживались солдаты, видимо сопровождающие правителя в деловой поездке, так как для военного похода их было слишком мало, как прикинул Модрич, всего около пятисот человек. ''Славься, Цезарь'' - раздалось со всех сторон, как только император появился перед своими подданными. Всего один взмах руки, и весь лагерь пришел в движение, очевидно получив молчаливый приказ сниматься с места и ехать дальше. Сборы прошли быстро, и вскоре пришелец уже ехал в небольшой двухместной карете вместе с Цезарем. Вернее сначала император предложил ему лошадь, но мужчина не был уверен, что сможет продержаться в седле хоть сколько-нибудь долго. По пути владыка подробно расспрашивал у нового раба о его мире и прежней жизни, и тот смиренно отвечал господину, словно в некой прострации, все еще не понимая, что с ним произошло... Лука не пререкался, относился к повелителю с должным почтением, без лести и заискивания и уже через пару недель жизни во дворце он вдруг осознал, что сам того не ведая, стал одним из приближенных первого человека империи. Цезарь не обращался с ним как со слугой, создавая некое иллюзорное подобие равенства, но Модрич не обманывался мягкостью и заботой со стороны покровителя, зная свое истинное место, и от того на душе становилось горько, ведь теперь, по сути, он был рабом, и привыкнуть к такой роли оказалось сложно. Однако Лука был достаточно умным человеком, чтобы понять, как ему повезло - чести войти в свиту повелителя удостаивались не многие. Постепенно жизнь более-менее устаканилась, и хорват начал осваиваться, хотя гладиаторские игры и рабовладельческий строй по-прежнему его ужасали и поднимали в душе волну протеста против такой жестокости и несправедливости, вот только с этим он ничего поделать не мог. Первый раз увидев травлю, мужчина выбежал из императорской ложи в коридор и присел на корточки у стены, зажмурившись и зажав руками уши. Из глаз потекли слезы, и Лука разрыдался, не обращая никакого внимания на дежуривших солдат. Смотреть на подобное, да еще и удовольствие от этого получать, было невозможно, и у него просто не укладывалось в голове, что его покровитель может одобрять такие зрелища. - Тебе нужно привыкнуть к этому, - раздался знакомый спокойный голос, и Модрич поднял на Цезаря заплаканные газа. - Я не смогу, - отрешенно замотал головой хорват. - Сможешь. Постепенно сможешь, - сильные руки потянули его вверх, и мужчина позволил себя поднять, вставая на ноги. - Другого пути нет. Это уклад империи, а ты теперь ее часть. - Можно мне хотя бы не присутствовать в амфитеатре, повелитель? - Нельзя, - мягко, но безапелляционно произнес владыка. - Я не могу смотреть, как на песок арены льется кровь... - опять попытался возразить хорват. - Ты должен, - жестко перебил Цезарь. - Иначе не сможешь стоять рядом со мной на самом верху, и будешь в глазах окружающих лишь рабом. Ты сейчас как дитя, чистое и невинное, не похож на нас, и именно этим ты мне понравился, очаровал своей чистотой, однако долго так продолжаться не может, империя тебя сожрет, как только меня не станет, а значит, пора взрослеть. Тяжело о таком говорить, но твое сердце должно зачерстветь, а глаза бесстрастно смотреть на смерть. Ты научишься. Пожертвуй малым и обретешь великое. - Пожертвовать чем, повелитель? Человечностью? - тихо спросил Лука, почти неосознанно положив ладони на золотой парадный доспех закрывающий грудь стоявшего совсем близко господина. - Не совсем. Спрячь сострадание где-нибудь глубоко в душе, закрой его там и никому не показывай, разве что самым близким, а сам просто помни о нем, о том, что оно у тебя когда-то было. Посмотри игры. Бои, травли. Заставь себя. Перешагни черту, и дальше будет легче, хотя потом появится еще одна черта, а потом еще. - И в кого же я превращусь в конце этого пути, если буду следовать твоим советам? - горько усмехнулся Модрич, не убирая рук с чужой груди. - Возможно в меня, - весело усмехнулся император. - И твоя белая туника сменится красной. Пойдем, Лука. Вытри слезы и успокойся. Нам нужно вернуться в ложу с гордыми и уверенными лицам. Никто не должен заметить влагу на твоих щеках, а если и заметят, никто не должен осмелиться об этом даже зашептать. Твой равнодушный взор обязан говорить всем и каждому, что ты не прощаешь дерзости и сомнений в твоем праве находиться рядом со мной! - Я хочу быть рядом с тобой, повелитель. Но только не из-за твоего положения и власти, а потому что ты добр ко мне. Ты помог мне, взял с собой, поддержал... Ты стал мне дорог как товарищ... не знаю, можно ли говорить такие слова Цезарю, и не сочтешь ли ты это непочтительным... - совсем запутался в своих мыслях хорват, - я уважаю тебя... и хочу и дальше оставаться рядом... но почему именно такой ценой? - Поверь, она не такая уж и большая, - неожиданно тепло улыбнулся господин. - Я и дальше буду тебе помогать, и мы пройдем этот путь вместе. Конечно, Луке по-прежнему не хотелось возвращаться в ложу, но он сделал над собой усилие и пошел за своим покровителем, к которому уже действительно проникся искренней симпатией и уважением. Кейлор встретил его презрительной ухмылкой, однако строгий и укоризненный взгляд Цезаря заставил Наваса быстро скрыть свои эмоции. Никаких конфликтов у Модрича с полководцем не было, но хорват все равно его побаивался, зная, что мужчина относится к нему с откровенным пренебрежением, считая лишь рабом и прихотью своего любовника. Было тяжело, но Лука справился. Он оставался в ложе и продолжал смотреть бои, казни и травли, не переставая при этом обвинять себя в малодушии, трусости и неспособности отстоять свою точку зрения, которая, в общем-то, несильно волновала окружающих и могла их только позабавить. По окончании игр, хорвата едва не била нервная дрожь, ноги стали ватными, и он с трудом поднялся с кресла. Негативные эмоции буквально захлестывали, в желудке ощущалась тяжесть, а еще его тошнило от запаха крови, которой, кажется, пропитался весь амфитеатр. - Тебе нужен личный раб, - вдруг произнес император, когда они выходили из ложи. - Прислужник или прислужница, чтобы всегда находился подле тебя, помогал в бытовых вопросах, выполнял мелкие поручения, развлекал, в конце концов. - Спасибо за доброту, повелитель, но я сам могу себя обслужить. - Неужели тебе никто не приглянулся во дворце даже в гаремах? - не отставал Цезарь, хитро улыбаясь. - Почему ты не хочешь? Ты был бы добрым хозяином, и они считали бы великой честью и счастьем служить тебе. - Но я не хочу становиться ничьим хозяином, - попытался объяснить Модрич, пока они шли по коридорам амфитеатра. - Хорошо, я тебя понял, - как-то уж очень быстро согласился император, - однако взгляни на ситуацию немного с другой стороны. Ладно, оставим дворец, но ведь ты можешь пойти на базар и выбрать любого раба, какого пожелаешь, и тем самым, быть может, спасешь его от каменоломен, рудников или борделя. Как тебе такой расклад? - А для чего он мне нужен-то, повелитель? - глупо переспросил Лука, всерьез задумавшись о том, что сможет помочь хотя бы одному человеку, и возможно даже подружиться с ним, ведь их статус будет примерно одинаковым. - Да и как такое возможно: раб для раба. - Возможно многое, если на то есть мое дозволение, - самодовольно произнес владыка. - Выше императора только боги. Запомни это, Лука. Я вправе отнимать и даровать жизни, казнить и миловать. Все в руках Цезаря. И тот, кто со мной, прикоснется к моей славе, власти и богатству, а тот, кто против или предаст меня, обречен на гонения и смерть. Есть еще толпа, которая преклоняется предо мной, жадная до хлеба и зрелищ, она посередине. Но скажи, Лука, хочешь ли ты быть в этой толпе, стать ее частью? - Нет, - вырвалось у хорвата прежде, чем он успел подумать. - Я хочу быть с тобой, повелитель. - Верный ответ, - тут же похвалил господин. - Поэтому я предлагаю заехать на рынок и выбрать тебе любого раба. Это будет моим подарком.