Что же сделать мне, чтоб ты любил меня Что же сделать мне, чтоб ты беспокоился Что мне сделать, когда меня поразило молнией Я проснусь, но не найду тебя.
Как же сделать так, чтоб ты желал Мой услышал зов, мои мольбы Но знаю я — всё кончено. А «Прости» — такие трудные слова
Мне жаль, так жаль Всё так грустно получилось И похоже на абсурд Мне жаль, так жаль, Почему же мы молчим? Очень трудно мне Трудно так сказать «Прости» тебе
Рюдзаки не удержался и тихо рассмеялся. Умеет же Лайт подобрать репертуар. — Ты вовремя, — не оборачиваясь, сказал Ягами. — Я тут тебе сырники решил приготовить. — Мне? Сырники? Ты умеешь готовить? — Сколько вопросов, — Лайт усмехнулся. — Конечно, за два года жизни в одиночку мне пришлось научиться готовить. И да, сырники для тебя. Они сладкие, но сытные. Я ведь не хочу, чтобы ты тут умер с голоду. Если у меня в квартире найдут труп одного известного детектива, это явно отрицательно скажется на моём статусе подозреваемого, — шутливо закончил он. — Лайт, — неуверенно позвал Эл. Тот вопросительно обернулся. Детектив обнял его и прижал к себе, вовлекая в поцелуй. «Наконец-то. Всего лишь сырники надо было приготовить», — усмехнулся про себя Лайт. Спустя полчаса Лайт прошептал на ухо детективу: — Господи, как же я скучал по тебе! — Знаешь, Лайт, я, кажется, выбрал. — Что? — Быть правым или счастливым. Я выбрал быть счастливым. Лайт сияющими глазами посмотрел на Рюдзаки и чуть слышно сказал: — Спасибо. Я обещаю, ты будешь счастлив со мной. И прости меня, пожалуйста. Рюдзаки кивнул. Ему было важно услышать эти вроде бы простые слова. Сдобрив сырники нечеловеческим количеством взбитых сливок и клубничного варенья, детектив спросил: — Как ты представляешь это себе, Лайт? Какой компромисс мы можем найти? — Ну, вообще, у меня есть мысль на этот счёт, — Ягами сел напротив. — Мы можем инсценировать наши с Мисой смерти. — Можем, но это не выход. Не знаю, как изменила внешность Амане, но ты-то всё равно на себя похож, я тебя даже на плохой видеозаписи узнал. Полиция объявит личность Киры, и твои приветливые подружки-официантки будут знать, что работают с серийным убийцей, — Эл многозначительно посмотрел на Лайта. — А если Интерпол не будет разглашать наших имён? — Ягами затаил дыхание. У детектива с мировым именем могло хватить влияния на международную полицию, но захочет ли он сам пользоваться её доверием в личных целях? — Ты предлагаешь мне надавить на Интерпол. Понятно. Это довольно рискованно и на 27% может навредить моей репутации. Что я получу взамен? — Меня. — Тебя я получу в любом случае. Уже получил. — Но, если Интерпол нас раскроет, то меня посадят или казнят, а ты снова останешься один. И никто не будет тебе готовить кофе и сырники, — Лайт кивнул на тарелку. Рюдзаки хмыкнул: — Неравноценный обмен. Я рискую репутацией, которую зарабатывал двенадцать лет, и не могу вот так пустить всё псу под хвост ради сырников. — Ладно, — сдался Лайт, — каковы твои условия? Детектив покрутил в руках чашку кофе и медленно проговорил: — Я согласен пойти на инсценировку при двух условиях. Первое — Миса откажется от тетради Смерти и всё забудет. Но ты уговоришь её не возвращаться в Японию. И второе, — он поднял внимательный взгляд на Лайта, — ты отдашь мне тетрадь, и я её уничтожу вместе со всеми вырванными из неё листами. Лайт вздохнул: — Но так я никогда не построю мир без преступности! Рюдзаки ухмыльнулся: — А вот теперь у тебя появилась дилемма: хочешь ты быть прав или счастлив. Если ты пойдёшь на мои условия, то сможешь делать всё, что угодно, и не бояться преследования. Ты можешь заниматься музыкой, например. Можешь помогать мне в расследованиях — это удовлетворит сразу две твои потребности: наказание преступников и хорошее финансовое вознаграждение, которое можно использовать, например, для образования в США. Лайт вздохнул и взъерошил волосы. Детектив был прав — он тоже оказался перед этим выбором. Можно было пойти проторенной дорогой: забрать из укромного места тетрадь и сбежать. Быть свободным, управлять своей жизнью. Правда, недолго, потому что Эл его найдёт и во второй раз уже не пощадит. Или можно было согласиться на предложение детектива и получить интересную работу, деньги и не запятнанную убийствами жизнь. И, конечно, самого Рюдзаки. Ягами молчал, уставившись в стену. Эл хотел от него слишком многого. Уничтожить тетрадь для него значило потерять огромную часть жизни, цель. Миссию, если хотите. Выбор между правотой и счастьем оказался нелёгким не только для детектива. Наконец он принял решение: — Хорошо, я согласен. Но я хочу сохранить воспоминания о том, что был Кирой. — А не лучше ли без них? Ни о чём жалеть не будешь. — Нет. Лишаясь воспоминаний о тетради и Богах Смерти, я перестаю быть собой. В голове как будто возникает блок, не дающий доступа к существенному периоду жизни. Если сейчас я вновь всё забуду, то буду задаваться вопросами: а почему я вообще в Америке? Почему работаю в баре и пою вместо того, чтобы учиться в самом престижном университете Японии и в будущем стать полицейским? — Может быть, потому что мы поругались, и ты захотел просто свалить от меня подальше? — Эл улыбался. — Ага. На другой конец земного шара. Чтобы работать барменом. Предел мечтаний лучшего ученика Японии. — Чтобы быть музыкантом. Ведь отец тебе этого не позволял. Захотел глотнуть воздуха свободы. Тебе понравилось, и ты решил остаться. Вполне рабочая легенда. Лайт покачал головой: — Нет. Если уж отнимаешь тетрадь, не лишай меня хотя бы личности. Предлагаю договориться следующим образом: я отдаю тебе тетрадь Смерти, а ты допускаешь меня к полноценному участию в твоих расследованиях. Но и музыку я не брошу. — Договорились, — детектив протянул Ягами руку для пожатия, но тот с силой дёрнул ладонь на себя, и Рюдзаки фактически свалился к нему на колени. Поцелуй прервало СМС. Эл взял телефон Лайта: — Какая-то Скалли. Это важно? — Это Миса. — О, — Рюдзаки мгновенно посерьёзнел, — тогда я прочитаю. Она хочет встретиться с тобой сегодня. Вы часто видитесь? — Не особенно, раз в две недели примерно, иногда чаще. — Я должен присутствовать на вашей встрече. — А ты уверен? У неё глаза Бога Смерти. Она увидит твоё имя, а дальнейшее поведение Мисы непредсказуемо. — У неё ведь нет листов тетради? — Есть один, и она вряд ли будет в восторге от наших… взаимоотношений. — Я не отпущу тебя одного с ней на рандеву, — твёрдо сказал Эл. — Только приватной встречи двух Кир мне и не хватало. Давай сделаем так: ты встретишься с ней в открытом людном месте, например, в парке. Я прикреплю к твоей одежде микрофон, а сам сяду поодаль, чтобы она меня не видела. Если не будет чего-то срочного, мне и не понадобится ей показываться. В твоих интересах меня не выдавать. Да, и пока про наш план ей ни слова. Сначала всё подготовим. — Ладно, как скажешь. Эл уселся на скамейке в парке и, прикрывшись ноутбуком, взглянул на парочку. Черноволосая девушка с короткой стрижкой едва доставала парню до плеча, но своими горячими объятиями чуть не сбила его с ног. — Ой, как я рада видеть тебя, Лайт! — прощебетала Миса по-японски. — Мы так давно не виделись, я даже не смогла прийти на твой последний концерт! Прости меня! Лайт мягко оторвал девушку от себя и спросил: — Что-то случилось, Миса? Девушка неожиданно покраснела, опустила глаза в пол и пролепетала: — Случилось, Лайтик, ты только не сердись на Мису. Я не специально. У Ягами задёргался левый глаз. Что она натворила? Её узнал кто-то из полиции? Она как-то связалась с Рэм? Записала чьё-то имя без его разрешения? Он сделал глубокий вдох и как мог спокойно произнёс: — Расскажи толком. — В нашем ресторане появился один человек. Посетитель, — Миса нервно сжимала подол платья. — Он начал ухаживать за мной. Так романтично. Цветы дарил, стихи сочинял, провожал до дома. — И что дальше? — поторопил её Лайт. — Кто он? Полицейский? — Нет, Лайт, ты что?! — девушка искренне возмутилась и, наконец, подняла глаза на собеседника. — Миса не дурочка. Он владелец магазинчика неподалёку. И при знакомстве назвал настоящее имя, то, что написано над его головой. Проверь его, если нужно. Его зовут Дерек Уилсон, высокий шатен с карими глазами, ему двадцать девять лет, родился и вырос в Нью-Йорке, учился в местном колледже на экономиста, у него тут живут родители, две сестры и собака. Вот его фотография, — она вытащила из сумочки фото и показала Ягами. — Стой, зачем ты мне это рассказываешь тогда? Ты сказала, что-то случилось, — Лайт недоумённо смотрел на неё. — Ну так да! Случилось! Миса влюбилась в него! — девушка выпалила эту фразу на одном дыхании и снова уставилась в землю, отчаянно покраснев. Лайт от облегчения рассмеялся: — Ну и что в этом плохого? — Как что? Я обещала любить тебя вечно. — Ты прекрасно знаешь, что мне это ни к чему. Мне достаточно твоей дружбы. Если этот Дерек сделает тебя счастливой, я только рад буду. — Правда? — Миса неуверенно улыбнулась. — Ну, конечно. Только он ничего не должен знать о… ты понимаешь, о чём. — Естественно. Для него я Скалли Хоуп, американка японского происхождения. Ты не беспокойся, Лайтик, Миса никогда не подвергнет тебя опасности. И никогда не забудет того, что ты сделал для неё. Ты правда не сердишься на меня? — Конечно, нет. Ты свободный человек и можешь встречаться, с кем хочешь. — Лайт, ты такой хороший! — Миса обняла его. — Мне нужно обратно на смену, я побегу, хорошо? Она чмокнула его в щёку на прощание и побежала по направлению к ресторану. — Лайт, ты такой хороший, — передразнил Рюдзаки, когда Ягами подошёл к нему. — Я вообще ангел, — ухмыльнулся Лайт. — Ага, падший. Я тут поискал информацию об этом Дереке, похоже, всё правда, он местный, не имеет отношения к силовым структурам, смотри. Он показал добытые сведения Лайту. Тот кивнул: — Ну и отлично, значит, все счастливы. А больше всех я. Рюдзаки внимательно посмотрел на него: — Почему она так легко переключилась на другого? Ведь раньше она была уверена, что ты её любишь. — Мы с ней вроде как друзья сейчас. Я сказал ей, что предпочитаю мужчин, чтобы она от меня отстала. — Хм, — Эл приложил палец к губам, — она без проблем поверила в отсутствие твоего интереса к женщинам. Значит, у тебя кто-то был? — Ты ревнуешь? — Лайт улыбнулся. — Ничего серьезного, просто пытался забыть одного детектива. И при этом подсознательно выбирал черноволосых партнёров. Но их было немного, правда. Я слишком беспокоился о том, чтобы себя не выдать, и длительных отношений не заводил.