Ничего не идет как надо в Васильково

Рассветных петухов Егор ни разу не слышал до момента, как приехал в Васильково. Говорят, ко всему постепенно привыкаешь, и Егор в конце концов привык и к петухам, но в то утро, в самое первое утро в Васильково, он подорвался на кровати, громко скрипнув пружинами. Была где-то половина шестого утра и, на самом деле, это было второе Егорово пробуждение: первое было в полночь, когда на кухне зазвонили часы с кукушкой. Но тогда он, хоть и чувствовал раздражение, довольно быстро уснул. Утром же петухи пропели не один раз, и, кажется, Егор познакомился заочно со всеми петухами Васильково. Он то засыпал, то просыпался, то дремал, то стенал о несправедливости жизни, но за все это время ни разу не слышал хозяина дома, из чего сделал вывод, что тот ушел еще до рассвета. Интересно, во сколько же тогда он возвращается?.. В итоге встал Егор в десять. Для него это было не самое позднее, но и не самое раннее время, но вообще он надеялся чего-нибудь поесть и снова упасть спать – днем петухи петь не должны, а с остальными звуками он как-нибудь справится. Голова гудела от недосыпа, лицо слегка опухло. Руки и ноги двигались с трудом, и вообще Егор чувствовал себя довольно разбитым. В холодильнике нашлась лишь пара яиц и огурец, так что выбор завтрака был очевиден. За завтраком пришло и озарение – он ест Данину еду. По договоренности Егор лишь снимает комнату, он может пользоваться холодильником и вообще всем, что найдет, но про еду речи не шло. Наверняка вчера Даня покормил его из любезности и чтобы загладить свой косяк, но сегодня на такую щедрость, даже если Даня после работы зайдет в магазин, рассчитывать не стоит. Значит, придется идти в магазин самому. Этой перспективе Егор даже порадовался – будет, чем день занять. Когда он, в конце концов, последний раз был в магазине сам? А когда не приходилось надевать очки и толстовку? Не то чтобы Егор сильно скучал по супермаркетам, но он ведь приехал за простой жизнью – ею ему и следовало заняться. Он собирался пойти после сна, но уснуть не удалось – завтрак его растормошил даже несмотря на то, что в доме не оказалось кофе. То есть, вообще. А Егор не представлял, как можно не пить кофе по утрам. Выбирать, в чем идти, не пришлось: ночью снова пошел дождь, и одежда не высохла, так что у Егора остались лишь треники Дани, носки и одна рубашка. Просто великолепно. Впрочем, всем ведь плевать, да? Тут же деревня, все одеты абы как. И папарацци здесь нет, так что к вечеру заголовков о наркозависимости и ублюдочном стиле можно не ждать. Егор оделся, посмотрелся в зеркало в прихожей. Снова подумал, что это какой-то кошмар, но что ему оставалось? Залезать снова в мокрое не хотелось. В конце концов, он просто до магазина и обратно, никто ничего ему не скажет. И все же первое время на улице ему было в таком виде неловко: казалось, будто все пялятся и перешептываются. Он постоянно пытался вычислить, у кого в руках телефон, кто пытается его сфотографировать, кто показывает пальцем, кому надо запихнуть этот палец в…Но никто не смотрел. Людей вообще было немного. И все почему-то здоровались, будто бы знали его. Наверно, ждали, что он представится, но он знакомиться совсем не торопился. И ему нравилось это ощущение безнаказанности – он был одет так, как хотел (ну почти), ни с кем не разговаривал, никому не улыбался, и все у него будет хорошо, и никто на него никуда не пожалуется. -Дождался Даньку-то? – послышалось с чьего-то огорода сбоку. Повернув голову, Егор узнал в скрюченной пополам над листьями, кажется, тыквы, вчерашнюю накрашенную помощницу. -Дождался, - коротко улыбнулся Его в ответ. По его мнению, говорить им было не о чем, но уходить просто так было бы грубо – я, кстати, вчера не представился. Я Егор. -Марина Васильевна, - женщина махнула рукой в ответ. Сегодня она явно была не в таком радушном настроении, как вчера – на речку, что ли, собрался? -В магазин. -Так он закрыт. Что-то в животе Егора ухнуло вниз. Куда-то туда же сползла и улыбка с его лица. -Как закрыт? -Да уже полгода как, - Марина Васильевна распрямилась и хлюпнула носом – не рентабельно в наших краях магазин держать. Данька не сказал, что ли? Егора снова охватило знакомое теперь уже до боли чувство отчаяния. Нет, Даня ничего ему не сказал. Вчера они говорили о чем угодно, кроме того, как обстоят дела в Васильково. -А где же теперь еду покупают? -Ну смотря чего ты хочешь, - важно сказала Марина Васильевна – молоко коровье можно у Михалыча, - она махнула рукой вправо – козье лучше у Галины Степановны. Яйца у кого угодно… -Ясно, - перебил ее Егор – а хлеб, например? Крупы? -А это машина приезжает пару раз в неделю. Сегодня как раз должна была быть. Может, стоит еще даже, если продукты остались. Мы у них последние. Марина Васильевна кратко объяснила, куда идти, чтобы застать машину и посоветовала поторапливаться, мол, до двух они обычно уезжают. Егор решил, что лучше бежать. Не бегал Егор тоже очень давно. Конечно иногда он посещал зал, тягал штангу, плавал, ездил на велике, да и на дорожке иногда бегал, но это все совсем не сравнится с бегом по пыльной проселочной дороге после жуткого недосыпа и не сказать, что очень разнообразного завтрака, который сейчас, к тому же, стремился обратно. Белая рубашка постепенно серела, нос перестал дышать, а сам Егор чувствовал себя очень глупо, но, когда он увидел машину, решил про себя, что все того стоило. Правда ровно до того момента, как не подошел к кузову. Очевидно, он был самым последним клиентом сегодня, потому что ему смогли предложить лишь пачку риса, пачку муки, буханку черного хлеба и несколько блоков сигарет. Егор конечно предполагал, что в глубинке особого разнообразия ожидать не стоит, но даже не думал о том, что все будет настолько плохо. Он купил все предложенное, кроме сигарет – Даня, вполне очевидно, предпочитал самокрутки, а Егор курить начинать снова не собирался. Для зубов вредно, да и вообще не слишком-то полезно. -О, мороженое еще осталось. Два рожка. Будете? – неожиданно спросила продавщица, когда Егор уже убирал кошелек. Егор не нашел причин отказаться. Вернувшись домой, Егор убрал мороженое в морозилку, а все остальное выгрузил на стол, решив, что потом спросит у Дани, где он все это хранит. Наводить беспорядок на чужой территории ему не хотелось. Квест «магазин» с горем пополам был пройден, но абсолютно не решал проблему с едой. Жевать пустой рис, пускай и сваренный, вряд ли понравится хоть одному из них. Егор же был твердо намерен раздобыть достаточно еды для своего обеда, ужина и покрытия «долга» перед Даней. Зайдите в деревне к любому за молоком и вам, скорее всего, не откажут. Если конечно вы пришли утром. Если вы вдруг заявляетесь в обеденное время, вас развернут практически везде. Тоже самое касается яиц и вообще всего, что в деревне продают с рук – тут не принято торговать после десяти утра. Егор всего этого не знал, но уже к третьему дому свою ошибку осознал и начал просить людей о помощи более слезно. Мол, ну очень надо. Ну прям загибаюсь, как хочу простого деревенского молока. Да, городской. Нет, сроду не пробовал. Ой, Вы еще и козий сыр делаете? За сыром завтра зайду обязательно, а что насчет молочка-то? Люди шли навстречу. Понемножку, из своих личных запасов за совсем маленькие деньги – Егору было почти неловко так мало платить, учитывая, как люди его выручали. -Не, яиц ты точно ни у кого не найдешь, - авторитетно заявил тот самый молочный Михалыч, которого советовала Марина Васильевна – завтра утром попробуй. -Что, совсем ни у кого? – уточнил Егор еще раз. Он и сам не понимал, зачем ему яйца именно сегодня и почему он не мог просто дождаться утра, но отпустить эту ситуацию просто не мог. -Ну разве что у Вальки. У нее иногда бывает, - Михалыч почесал выразительную щетину и сплюнул. По аромату, исходившему от него, становилось ясно, что в Васильково принято не только торговлю рано с утра начинать, но и заливаться огненной водой. Откуда, интересно, ее вообще здесь берут?.. Егор поблагодарил Михалыча, пообещав за молоком приходить только к нему и перешел к соседнему дому: Валька была соседкой Михалыча. Егор окликнул хозяев, но никто не отозвался. Он обошел дома до огорода и заглянул за ограду – в огороде тоже никого не было. Егор начинал думать, что ему просто везет на пересечения с местными: если кто-то был ему очень нужен, его обязательно не было дома. Возможно, Вселенная намекала, что ему стоит перестать рассчитывать на окружающих и начать рассчитывать только на себя. А может он просто был жутко невезучим. -Это ты? – Егор даже дернулся от неожиданности. Он совсем не слышал шагов, а девушка успела подойти на расстояние вытянутой руки. Вопрос Егора напряг: он слышал его столько раз, что уже не мог реагировать на него иначе. Всегда за ним следовали просьбы сфотографироваться, расписаться, записать видеообращение, а также неуместные признания в глубоких чувствах и даже сомнительные подарки. От последнего более опытные коллеги по цеху рекомендовали сразу избавляться: почти у каждого из них была неприятная история с комом волос в домашней выпечке, а уж более интимные подробности Егор вообще предпочитал лишний раз не вспоминать. -Это ты к Даньке заселился? – тем временем продолжила девушка, рассматривая Егора как-то совсем уж не дружелюбно. -Я, - очаровательно улыбнулся Егор. Он не вполне это контролировал, просто видел девушку – и знал, что должен улыбнуться – Вы знаете Валентину? -Я Валентина. И если я еще раз замечу, что ты в сторону моего огорода слюнки пускаешь, съезжу ведром по лицу, понял? Валя оказалась девушкой лет двадцати пяти весьма щедрой комплекции. Она была ниже Егора на полголовы, но эффект производила воистину пугающий, как и вообще многие сельские девушки, которым приходилось поднимать хозяйство в одиночку. -Я вообще яиц пришел купить. -Утром надо приходить, - все также не дружелюбно сообщила Валентина и зашагала обратно к калитке. -Я знаю, но мне очень надо. Может, у Вас осталось? -Я тебе их откуда по-твоему достаю? – спросила она, не оборачиваясь – курицу могу продать. Егор шел следом, но после этих слов затормозил. -Я понятия не имею, как за ними…ухаживать? – он даже не был уверен, что правильно называет этот процесс. -Мертвую, дурак. Ощипаешь и приготовишь себе. -А. Давайте. Что надлежит делать с мертвой курицей Егор не знал, а потому оставил ее на столе вместе с рисом и мукой. Ну то есть да, Валентина вполне конкретно описала, что ее нужно общипать, но он никогда в жизни этого не делал. Он видел мертвых куриц прежде, но обычно они были в целлофане и сразу готовые к приготовлению, либо уже к поеданию, но никак не к общипыванию. Наверно, стоило предложить Вале денег за мастер-класс, но умная мысля, как говорится, приходит опосля. Оставалось надеяться, что Даня с мертвыми птицами обращаться умеет и на ужин у них будет курочка с рисом. К слову о птичках – а где сам Даня? Погруженный в хлопоты с продуктами, Егор и не заметил, как прошло обеденное время и как солнце покатилось снова к горизонту, а Дани все не было. Сколько вообще длятся смены у комбайнеров? И что вообще делают комбайнеры? Будут ли у Дани силы вечером заниматься курицей или Егор получит посыл далеко и надолго вместо вкусного ужина? Егор решил, что будет благоразумно приготовить хотя бы рис, создав себе хоть какую-то подушку безопасности. Есть он его, правда, не стал – почему-то после всех дневных приключений есть совсем не хотелось. Хотелось спать. В идеале – без петухов и часов с кукушкой. И Егор не нашел причин отказывать себе в этом удовольствии. Проснулся он уже ближе к полуночи. В доме было тихо. Еда все еще лежала на столе, занавеска в комнату Дани была все также поднята, а в самой комнате, как и вообще где-либо в зоне досягаемости, Дани не обнаружилось. Егор удивился, но снова отметил про себя эту тенденцию: в Васильково нельзя надеяться на кого-либо или что-либо. Не зря он все-таки сварил рис. Конечно пустой рис был далек от его представлений о хорошем ужине, но страх сделать с курицей что-то не так все еще был сильнее желания ее приготовить. Все, на что осмелился Егор – это убрать труп в холодильник, чтобы тот не завонял за ночь, если вдруг Даня так и не появится. Поев и с горем пополам вымыв тарелку в рукомойнике, Егор, как и вчера, заварил себе чаю и вышел на крыльцо. Будет забавно, думал он про себя, если сейчас Даня придет, а я тут сижу и, вроде как, его дожидаюсь. Даже как-то неловко. За всеми тяготами предыдущего дня, Егор вчера как-то и не заметил, насколько же здесь ночами тихо. Конечно, назвать это полной тишиной было бы неверно: сверчки стрекотали как проклятые, периодически кто-то где-то похрюкивал. Ветер шевелил кроны деревьев. Но разве в городе Егор бы все это услышал? Звуки города всегда перекрывали звуки природы: там стройка, тут пробка, тут скоростная магистраль. Вон там клуб и музыка, дальше – бар и вопли пьяной молодежи. Город жил быстрее, громче, ярче, в то время как Васильково…Словно бы и не жило. Город был организмом – огромным и, в каком-то смысле, сплоченным. Все время в движении, все время что-то делает. Васильково больше походило на сердце, которое будет биться до победного. Или до последнего, тут уж как карта ляжет. Сердце бьется, монотонно и ровно, даже когда ты ничего не делаешь. Сердце бьется для того, чтобы ты мог ничего не делать. Конечно Васильково было далеко до статуса жизненно важного органа, но сравнение напрашивалось именно такое. Егор поймал себя и на том, что, несмотря на то, что и этот день был полон незапланированных приключений, он чувствует себя очень спокойно. Это было не то спокойствие, как когда лежишь дома в теплой ванне с приятной музыкой на фоне, это было что-то совсем иное, что-то, чего Егор не ощущал прежде. Либо же ощущал так давно, что уже и не помнил. Это спокойствие не было привитым, не было создано им самим искусственно и уж тем более не служило для физического отдыха. Физически он как раз был крайне измотан, даже несмотря на недавний сон – все-таки он полдня прошатался по солнцепеку, но вот внутри…Внутри он был спокоен, зная, что, по сути, ничего никому не должен. Не лейблу, не команде, не Дане – вообще никому. Он был один на целом свете, он мог делать, что хотел. А мог вообще ничего не делать. Давно ли он себе это позволял? Позволял ли он себе такое хоть когда-нибудь? Музыка была его мечтой большую часть жизни. Он начал писать тексты тогда же, когда полюбил впервые девчонку. Тогда он считал, что вдохновение рождается в любви, рождается в светлых и добрых чувствах, но это продлилось недолго, и вот он уже знал, что боль и злость - ресурсы куда более сильные и надежные. Где он черпал вдохновение теперь? Он и сам не знал. Во всяком случае, не знал, где, пока работал на лейбл. Он писал, потому что было нужно. Пел, потому что говорили петь. Его убедили в том, что необязательно быть вдохновленным, чтобы что-то создавать. Необязательно хотеть что-то делать, чтобы это делать. Его карьера напрямую зависела лишь от того, насколько куклоподобным он сможет быть: как внешне, так и внутренне. Красивое личико и правильное, с точки зрения больших начальников, поведение – вот залог успеха современного «москвича». Сломать систему удается единицам, да и то - на самом деле, по-настоящему ее никто не ломает. Все эти творцы-анархисты – не более, чем погрешность. Чей-то недосмотр, чье-то попустительство. Кто-то где-то ослабил ошейник, пропустил что-то мимо ушей, на что-то закрыл глаза. Люди просто не видят всего этого, предпочитая считать, что их кумиры – не такие, как все остальные. Егор в игры с системой играть не умел и сомневался, что ему когда-нибудь хватит мозгов для того, чтобы в нее ввязаться. Или надеялся, что хватит мозгов с ней не связываться – тут уж с какой стороны посмотреть. Он прекрасно понимал, что, покинув лейбл, не покинул систему. Он лишь усложнил себе путь, лишил себя смазки, что до этого так хорошо смазывала винтики в этой огромной машине по переработке таланта. Он не жалел ни о чем из того, что сделал. Да, продался, но ведь покупатель был весьма неплох. Да, кинул «своих», но как было не кинуть, когда сам себе «своим» быть почти перестал? Он вообще ни о чем никогда не жалел, так как никогда не был силен в самокопании. Сейчас, правда, об одной вещи все же жалел – что не умеет ощипывать чертовых куриц, но это сожаление он вполне мог в себе подавить. Часы в доме пробили полночь.