Адам и Ева каменного века

От ужаса Мэй застыла. Сердце бешено забилось, воздуха в лёгких резко перестало хватать. В голове крутились планы отступления: а что если быстро рвануть по лестнице, а что если ударить в пах, а что если… может попробовать что-то другое? Но Фикс не дал ей размышлять дальше и крепко схватил её за предплечье. Мэй пискнула от неожиданной хватки. Не теряя надежды, она ударила ему ботинком прямо промеж ног. Прозвучал глухой металлический звук, и Мэй в следующую же секунду сползла на пол от нестерпимой боли. — Э-э, какой босс молодец, не зря нас заставляет ракушки носить, — произнёс Фикс тянущим баритоном и приподнял Мэй от пола за руку. Та пищала и скулила от ноющей боли в ступне. Фикс пригрозил ей, если будет вытворять подобное, то будут последствия. Мужчина потащил её к чёрному кадилаку с тонированными окнами и закинул на заднее сиденье, а сам поспешно сел на переднее и щелкнул на блокировку дверей. — А то меня босс предупреждал, что ты бешеная, мало ли взбредёт в голову спрыгнуть на ходу. Мэй смирно сидела сзади и потирала ступню, которую уже успела освободить от ботинка. — Бешеная? Твой босс так и сказал? — пыталась вывести его на разговор Мэй. — Э, слышь, ехать не так уж долго, приедешь и сама у него всё спросишь. Похоже, Фикс, хоть и казался мямлей и тупицей, но после первого вопроса он явно не планировал разбалтываться. Мэй дёрнула носом и фыркнула. Она смотрела на пробегающие размытые силуэты сквозь окно и догадывалась, куда они едут. В Кабуки-тё. Мэй перевела глаза на зеркало, в котором отражался Фикс. Он никак не отреагировал на её взгляд и продолжал смотреть прямо. «Какое странное похищение», — думала Мэй, — «Обычно тебе мешок на голову оденут, или что-то в этом духе, чтобы человек не знал, куда его везут, а тут всё как на блюдце. Видимо, они абсолютно не скрывают своего местоположения». Мэй была совсем растеряна. Она даже не злилась, а скорее впала в абсолютный раж от предвкушения ответов на все эти вопросы, которые её мучали долгое время. Мэй натянула ухмылку. Она вошла в азарт. — Фикси, — позвала она мужчину, как называла его мама, — музычку не включишь? Так хоть повеселее станет. Тот странно захихикал своим баритоном, видимо, ему очень нравилось, когда его так называют. — Э-э, ну, а чего нет, — Фикс тыкнул на кнопку и заиграла мелодия. Тем временем в школу пришли Тайдзю с Юдзурихой. Они как всегда бодро болтали возле шкафчиков. После караоке вечеринки Юдзуриха стала более раскованно общаться с Тайдзю и не жаднилась на телесный контакт. То за рукав пиджака прихватит, то уберёт невидимую пылинку с плеча. Тайдзю конечно идиот, но такие приятные мелочи (хотя для него это были далеко не мелочи) он проигнорировать не смог. Он посчитал это прекрасным шансом и решил признаться в любви сегодня же. Ребята обменивались шуточками и, не торопясь, переодевали обувь, ожидая Ишигами с Мэй. Обычно они приходили почти одновременно. Как они и предполагали, Сенку скоро вошёл в здание школы и все дружно поприветствовали друг друга. Тайдзю, когда поздоровался, назвал друга «королем танцпола» и громко засмеялся. Сенку прошипел. — Кстати, как тогда проводил Мэй? Всё было хорошо? —Тайдзю улыбался своей широкой типичной улыбкой, но Сенку почувствовал некий подвох в этом вопросе. — Конечно всё было нормально, что могло быть ненормального? — фыркнул он и ухмыльнулся. Ответив, Сенку быстро проскользнул на лестницу, ведущую наверх в класс. Он старался не вспоминать тот вечер. Придаваться воспоминаниям, как он прыгал под дудку Мэй за Лютеций, словно последний продажный, не было самым приятным делом. Так же разглагольствовать с Тайдзю о времени проведённым наедине с Мэй под звёздами, Сенку не стал. Он считал это дело сугубо личным, да и вообще-то не происходило там ничего интересного, чтобы об этом рассказывать. Но, несмотря на это, поддавшись приятным воспоминаниям, он незаметно для себя улыбнулся. Все заняли свои места за партами. Сенку сразу достал книгу и принялся читать её. Но глаза после каждой прочитанной страницы прыгали на дверь, потом снова в книгу. Сенку уже начал раздумывать, куда это Мэй запропастилась. Прозвенел звонок, в класс вошёл учитель. Поздоровавшись со всеми, он стал заполнять журнал посещения. Когда он громко отозвал Чихиро Мэй, то никакого ответа не последовало. Юдзуриха наклонилась корпусом к Сенку и шепнула: — Эй, ты не знаешь, где она? — Не знаю, но проспать урок в её стиле, — спокойно ответил он, пожав плечами. Его взгляд устремился на пустую парту Мэй. Тем временем машина Фикса уже подъезжала к самому криминальному району Токио. Мэй, подперев щёку кулаком, косо наблюдала за барами и игровыми домами, мимо которых они проезжали. Был день, все заведения крепко-накрепко закрывались металлическими ставнями, увешанными замками, так как грабежи здесь были не редкостью. Улицы пустовали. За то время, что они проезжали по району, Мэй заметила лишь пару девушек, которые цокали каблуками по асфальту быстрым темпом в ещё закрытые заведения. Фикс проезжал мимо питейных заведений, когда внезапно, своим тяжёлым басом, оповестил попутчицу, что они приехали. Фикс повернул ключ в машине и приказал Мэй выйти. Наконец она дала волю нетерпению и, открыв дверь кадилака, спрыгнула с сидения на землю. Мэй подняла глаза на серую неоновую вывеску, которая гласила красивым винтажным шрифтом «WILD CAT». Пробежавшись глазами по общему экстерьеру здания, Мэй поняла, что Фикс сейчас заведет её в кябакуру. Это типичный кабаре-бар, где выступали девушки и трансвеститы от двадцати до тридцати лет, которые за отдельную плату могли предоставить другого рода услуги. Мэй провела весь свой осознанный возраст в Кабуки-тё, но ни разу не видела это заведение. «Видимо, новое». — Мэй подозрительно сморщила лицо, её глаза стали бегло цепляться за соседние вывески домов, пытаясь понять, где именно она находится. Фикс подошёл к входной двери, окинул взглядом Мэй. Убедившись, что она следует за ним, он рассек тяжелой ладонью воздух, указав за угол, где по всей видимости находился чёрный вход. Мэй, ссутулившись, направилась по указанному направлению, за ней по пятам следовал Фикс. Он тяжело дышал ей в спину. Напряжение девушки нарастало с каждым шагом. Мэй замерла у бетонного крыльца с громосткой металлической дверью и снова оглянулась на Фикса. Он молча кивнул ей на дверь. Мэй сглотнула комок в горле и повернула ручку. Её встретил полумрак и длинный коридор, который освещался тусклыми блеклыми лампочками на потолке. Лампы висели без плафонов и периодически противно мерцали, видимо, специально, чтобы у Мэй случился эпилептический припадок. Фикс подталкивал девушку, когда та периодически тормозила на пути. Мэй дошла до сгустка темноты в конце коридора, куда меньше всего попадал свет от ламп, и распахнула дверь. От яркого света прожектеров, неоновых вывесок красного, синего, фиолетового цвета резко заболела голова. Мэй сделала пару шагов по мерцающей плитке, которая отражала все рефлексы этого заведения, и опять же решилась осмотреться. Середину клуба рассекал сверкающий танцпол, который из длинной формы плавно перетекал в округлость с шестом посередине. На сей раз Фикс опередил Мэй, загородив массивным торсом вид, и нарочитым тоном сказал следовать за ним. Они прошли мимо барной стойки, забитой стеклянными бутылками с жидкостями. Мэй провела рукой по сверкающей столешнице, оглядываясь по сторонам. Фикс привёл её к очередной двери и замер. Мэй остановилась возле него и ждала каких-то дальнейших действий. Из-за двери доносились голоса мужчин, которые явно пребывали в хорошем настроении и яро что-то обсуждали. Фикс перевёл взгляд на Мэй. Тут она поняла, что они пришли. За стеной явно находился их босс, главарь этой банды. Коленки у Мэй знатно подкосились, а лицо приняло искажённый бледный облик. То ли Фикс видел, что её тело парализовало от страха, то ли внезапно он решил следовать этикету, но на сей раз он сам открыл дверь девушке. Мэй зашла в комнату. Ей понадобилось пару секунд, чтобы привыкнуть к новому освещению. По сравнению с главным залом эта комната была полупустой. На низком продолговатом столике, который выглядывал из-за дивана, торчали женские ступни. Мэй проморгалась и принялась рассматривать людей, которые будто бы не заметили её появления, громко продолжая разговаривать. Внезапно Мэй стало смешно. Она расплылась в широкой улыбке, показав все тридцать два зуба. Страх, что сковывал её тело, абсолютно пропал. Мэй стала громко смеяться, схватившись за живот, тем самым привлекая внимание людей, сидевших спиной к ней. Фикс, который всё время стоял рядом с ней, скрестив руки за спиной, окинул её странным взглядом. Мэй издала ещё пару сиплых вздохов и успокоилась. Её улыбка спала, а лицо искривилось от ненависти. — Ты что, мать твою, совсем ненормальный? — Мэй произнесла медленно и доходчиво, выделяя каждое слово. Белки налились кровью, а золотые глаза стали медными. Головы внезапно обернулись. Среди компании крепких мужчин в синих костюмах был один тощий в белом пиджаке. Именно он замер с палочками для еды во рту и ласково улыбнулся. — Мэюшка, доченька, ну наконец-то Фикс тебя отыскал, — мужчина вспыхнул, одарив так называемую дочь, искрящимся от счастья лицом, и вежливо попросил всех выйти. Мужчины в синих костюмах тяжело встали, отложив палочки в сторону, и, переваливаясь, вышли из комнаты. Несколько из них одарили Мэй «лучезарным» взглядом. Фикс помедлил, откашлялся, и тоже вышел. — Ты, долбаный придурок, не называй меня дочерью, особенного после того, как неделю эти большеголовые гонялись за мной! Мэй сердито замолотила воздух руками и топнула ногой. — Ну-ну, девочка моя, садись, пообедай со мной, у нас сегодня праздник, — мужчина мягко отдёрнул винно-красный галстук, и плавно кистью указал место на диване напротив него. — Я не голодна, — отрезала она, но всё-таки сделала пару шагов в его сторону. На столе она заметила хрупкую худую оголённую девушку, украшенную орхидеями и суши. Ниотамори был древним японским ритуалом, особенно распространённым среди якудза. Это было достаточно дорогим удовольствием и в современные дни якудза устраивали ниотамори лишь по праздникам. Мэй осмотрела девушку, как и полагалось, дама лежала с абсолютно хладнокровным лицом и никак не реагировала на происходящее. Так как Мэй знала, что босс дотошен до правил и традиций, то вся рыба была разложена на девушке строго по правилам. Для каждого вида рыб предназначалась определённая часть тела. Икра лосося, считавшаяся среди якудза символом силы, мирно покоилась на груди, прямо под сердцем девушки. Рыба-меч, что символизировала бесстрашие, лежала на животе. Морской угорь, незаменимый символ мужской силы, располагался на верхней части бёдер. Мэй издала сиплый смех. — Всё строго, как всегда, небось, она ещё и девственница как полагается? Мужчина дожевал рыбу и, проглотив, ответил: — Если Кобе Ямагути-гуми меня не надурили, то должна быть непорочна. Гнев Мэй быстро прошёл при виде халявной еды. Она уже минуту флиртовала с одиноким оставшимся угрем, лежавшим на зелёных листках орхидеи. — Кобе? Серьёзно? Вы же враждуете после того, как Ямагути-гуми распалась. Мужчина тяжело выдохнул и налил сакэ в пиалку. — Не говори об этом так легко, для меня настали тяжёлые времена. Мужчина выпил за раз пиалку и приятно выдохнул. — Но дела, пока что, идут в гору. Главарь Кобе прислал мне эту ниотамори в знак примирения. — И фто же ты фделал? — поддавшись искушению, Мэй уже жевала заветный угорь. Все же любовь к еде у неё стояла выше гордости. — Я сделал одну небольшую услугу, помог с их вотчиной. Тебе налить сакэ? — мужчина ласково поинтересовался и взглянул в глаза девушки. — Хреновый из тебя батя, если несовершеннолетних спаиваешь, — цокнула Мэй. Человек, которому так смело дерзила Мэй, был Мицуяси, главарём Ямагути-гуми и по совместительству приёмным отцом девушки, но не официальным, а названным. Многие из банд скрывались и поэтому ни о каких легальных документах об удочерении не могло идти и речи. Якудза хоть и пытались настроить работу инфраструктуры с политикой, но всё оборачивалось плачевно. Мафия, как группировка, существовала на легальных основаниях и была принята народом только в послевоенный период, после их большого вклада в сферу развлечения страны. Одни из основных вотчин якудза: игровые автоматы, бары, кинотеатры — процветали. Гангстеры были богаты и ни в чём не нуждались. Государство в обмен на мелкие услуги закрыло глаза на беззаконие с их стороны. Якудза не скрывались от властей и были счастливы. Но в начале двадцать первого века, после антимафиозного закона, якудза залегли на дно. Многие банды разорились, и, чтобы продержаться хоть как-то, гангстеры, что являлись Робин Гудами для своей страны в прошлом веке, стали грабить обычный народ, продавать наркотики детям. Один из основополагающих принципов якудза — не опускаться до уличной преступности. Нарушив его, одна из самых известных группировок Ямагути-гуми распалась на три группы: Ямагути-гуми, Кобе Ямагути-гуми и Нинке Ямагути-гуми. Когда еда на теле оголённой девушки закончилась, Мэй снова потускнела и вспомнила о гневе, что переполнял её, когда она вошла в эту комнату. — Старик, поспеши оповестить меня, какого чёрта ты послал своих ребят гнаться за мной всю эту неделю?! И вообще, послал бы Кирияси или Минатори, ну кого-нибудь из тех, кого я знаю, недопонимания бы такого не вышло! — губы раскрылись, показав белесый оскал. — Я чуть не поседела, гадая, какая группировка на меня ополчилась. Мэй громко хлопнула по столу, позабыв на секунду, что там лежит девушка, и ударила ей ладонью прямо по ляжке, от чего девушка неприятно пискнула. Мэй поняла, что тем самым разозлит Мицуяси, так как по правилам ниотамори, девушку нельзя было касаться и пальцем. Даже суши, которые принято есть руками, в ниотамори елись палочками. Бывали, конечно, случаи изнасилования девушек, но это было чёрным и грязным делом, на что Мицуяси явно был не способен, так как он считал себя галантным человеком, придерживающимся традиций. Как и следовало ожидать, Мэй разозлила папеньку, и его спокойное мирное лицо приняло строгий вид. — Во-первых, я не старик, мне всего лишь сорок пять, — начал он аккуратно. И взаправду, стариком он не выглядел. Он был высоким привлекательным мужчиной лет эдак 30. Его фигура была стройной и изящной, а на лице была мягкая упругая кожа. Предположить о его возрасте можно было лишь рассмотрев пару морщинок в районе глаз, да слегка поседевшие виски. — Во-вторых, Мэй, у них дела были поважнее, чем искать тебя по всему Токио. Приходится работать с тугодумами и простофилями. — Телефоны на что существуют?! — всё никак не могла успокоиться она. — Мэй, ты же знаешь, на сколько аккуратным мне приходится быть. Меня могут отследить. А постоянно менять сим-карты очень утомляет, знаешь ли. Мицуяси аккуратно налил очередную порцию сакэ. — И хватит Мэйкать, никогда не прощу тебя, что ты назвал меня кличкой своего пса. Мэй подобрала подушечкой пальца лососиную икру с тела девушки, которая осталась на листке орхидеи. Мицуяси, тяжело выдохнув, понял, что придерживаться правил в этой комнате будет лишь он, и, отблагодарив, попросил оголённую девушку удалиться в соседнюю комнату. — Ну доченька, — ласково начал отец. — Не дочь я тебе, — поправила его Мэй. — Я был молод, а с фантазией у меня беда, ты же знаешь, — он демонстративно тяжело выдохнул, — А возле меня крутилась Мэй, золотой лабрадор, и окрас его шевелюры мне напомнил цвет твоих глазок. Мицуяси выпил ещё одну пиалу сакэ и на его щеках образовался румянец подобный розовой сакуре. — Золотые глаза, — прошептал он. — Ой, ну всё, началось, — протянула Мэй и закатила глаза. Он всегда начинал с фразы «золотые глаза», когда впадал в ностальгию, о том, как они познакомились с Мэй. — Ты была таким чудным ребёнком, всегда улыбалась и дёргала меня за рукав со словами «папа-папа». Мэй вошла в краску и недовольно подперла щеку кулаком. — А как я тебя нашёл, была такая исхудавшая, словно бродячий котёнок. — Отец лирично поднял подбородок к свету и выставил пальцы веером на лбу. — Помню, как отвёл тебя поесть, и ты уплетала всё за обе щеки. Рамен, две порции риса и твой обожаемый угорь. Ах, как сейчас помню чек, который нам выписали в заведении, аж плохо становится. Тогда я был молод, и бизнес только набирал свои обороты, — продолжал Мицуяси. — Чего тогда не вспоминаешь из моего красочного детства, как ребёнку шести лет ты набил на всю спину иредзуми? — Мэй снова перешла на гневный тон. На её спине уже десять лет красовалась татуировка в виде карпа, держащего во рту кинжал. Карп обозначал сильную волю, храбрость, настойчивость и слепое стремление к своей жизненной цели, а кинжал некое хладнокровие, в общем-то, та среда обитания, которая окружала Мэй. По древним традициям якудза, считается, что человек укрывающий своё тело татуировками, подвергая себя боли, способен взять себя и свою жизнь в руки. — Зато она тебе по-настоящему идёт, — мягко ответил Мицуяси. Он имел в виду, что изображение абсолютно соответствует бунтарскому характеру Мэй. — Ты даже слезинки не проронила, хоть били тебе древним традиционным способом с иглой. Мэй, к сожалению, не разделяла его восторга, и её лоб прорезала глубокая морщина негодования. — Твоя любовь к традициям пагубно влияет на окружающих. Мицуяси закрутил меж пальцев толстую сигару. — Вообще, Мэй, я по делу тебя позвал. Мэй вопросительно приподняла брови и надменным взглядом стрельнула в отца. — У меня наладился бизнес с игровыми автоматами, надеюсь, дела будут идти так и дальше, — Мицуяси выпустил густой клуб дыма, — Я собираюсь на тебя переписать дарственную, чтобы этот бизнес перешёл к тебе. Мэй раздражённо поёжилась. — Я знаю тебя слишком хорошо, говори для чего звал. Ты никогда бы не напрягся распорядиться своими людьми, если бы тебе надо было сообщить о такой ерунде, при том, что мое мнение тебе знать на этот счет нет необходимости. Ты всё равно сделаешь так, как считаешь нужным. Мицуяси ухмыльнулся, так как Мэй была абсолютно права. Он всегда добивался того, чего желал, и был достаточно эгоистичен, прямолинеен и кичлив. Мэй обладала таким же набором прекрасных качеств, поэтому Мицуяси её и раздражал. Баран с бараном только бодаться и может. Мицуяси тяжело выдохнул, состроив самое жалкое и грустное выражение лица, на которое был способен: — Мэй, я поругался со своей девушкой, когда рассказал ей о дарственной. Мицуяси встал на колени и стал демонстративно всхлипывать, будто бы плакать. Мэй подумала, какого чёрта мужик, проживший полвека, ведёт себя настолько по-ребячески. — Она так ругалась и била меня руками! — вопил он. Мэй стала рассуждать, почему этот вопящий старпёр ещё и позволяет себя избивать девушкам. — Я ей подарил в знак примирения огромные дорогущие жемчужные бусы! А она… А она!.. — Мицуяси кинулся к коленям Мэй и стал шмыгать носом. — Ох, походу это код красный. Где твой армянский коньяк? Мицуяси, не поднимая головы, указал пальцем на тумбочку со створками. Мэй метнулась к шкафчику, достала резной стеклянный стакан и полупустую бутылку оранжево-коричневой горячей жидкости. Она налила ему коньяка и подала. — А как же лё-о-о-од? — стонал он, распластавшись на мягком кожаном диване. Чёртов старик, подумала Мэй и выглянула за дверь в главный зал. — Фикси, будь добр, льда батьке. Широкий хмурый холмик встрепенулся, передернулся и метнулся к бару, обслужив Мэй, как она и просила. Кисло поблагодарив Фикса, она вернулась к плачущей растёкшейся куче соплей, которая, по совместительству, являлась лучшим симулянтом, которого встречала Мэй, и подала напиток. — Благодарю, — просипел чванливый и стал тихонько посасывать коньяк. Мэй, как любитель напитков градусом полегче, поморщилась, так как никогда не понимала, как можно томиться и пить маленькими глотками столь горькую жидкость. — Так, а она что? Приняла подарок? Мэй постаралась сменить тон и слегка провела ладонью по его плечам. Ей часто приходилось утешать его таким способом. Чаще всего он просил Мэй побыть собутыльником и разделить пару тройку пиалок сакэ. Вот поэтому-то она давно знала вкус алкоголя. Воспитание в семье якудза явно было совершенно иным, чем в других семьях. Мэй приходилось проходить в детстве ряд психологических проверок, которые судьба удосуживалась ей предоставлять. — Приняла, — ответил Мицуяси, — Да только злиться она меньше не стала. Мэй подумала, что женщины претендующие таким способом на деньги своих мужей, любовников — одни из самых неприятных персон. Да при этом шантажировать столь хрупкое ранимое сердце её батьки, могла лишь змея. — Понимаешь, она очень жадна касаемо денег, но так красива, так красива! — Мицуяси допил стакан и с громким глухим стуком поставил его на стол. Мэй не шибко умела утешать, но она знала, что для отца достаточно было просто провести рукой по плечам и выслушать. — Ты же знаешь, что мне твой бизнес к чёрту не сдался, — к слову наконец-таки, Мэй решила оповестить его о своём мнении на счёт этого решения. — Ты хочешь писать книги, да-да, я прекрасно знаю и очень тобой горжусь, ты мой ангел, — Мицуяси потряс пустым бокалом перед носом Мэй, чтобы та его заполнила. — Ангел со скверным характером, — добавил он. — Ну, знаешь ли, «вся в папочку», — прошипела Мэй. — Мэюшка, ты назвала меня «папочкой»! — Мицуяси накинулся с объятиями на дочурку, но та, к сожалению, не оценив семейной минуты воссоединения, рывком прыгнула в бок. — Раз в пятилетку можно и назвать, — ухмыльнулась она и отдёрнула школьный кардиган, который небрежно с неё свисал, — Я надеюсь, мы закончили, у меня вообще-то уроки. Мицуяси посмотрел на часы и вспыхнул, вспомнив, что у него тоже есть дела. Он поблагодарил Мэй за встречу и побежал просить Фикса, чтобы тот его подвёз. Мэй тяжело ахнула от беспечного отношения отца. «Раз уж заволок меня сюда, мог бы хоть и подвезти. Всегда он так», — думала она, пробираясь мимо неоновых лучей в главном зале. Тем временем в школе настал обед. Сенку складывал один учебник на другой, чтобы аккуратно их убрать в портфель. Вместо полноценного обеда, он решил взять излюбленную газировку в автомате, так как сегодня аппетит его покинул, и отправился в научный клуб. Когда Сенку мягко распахнул дверь в класс, его встретили бодрые приветствия участников клуба. Полный парень, который присутствовал на вечеринке, поздоровался с ним, как Тайдзю до уроков, назвав его «токийским Элвисом Пресли». Сенку фыркнув, подумал, что они все сговорились, и раскрыл блокнот с наблюдениями по окаменелой ласточке. Один из участников украдкой подошёл к Сенку со спины и шепнул: — А ты теперь у нас знаменитость, Ишигами, аж завидую. Не сказав ничего в ответ, Сенку лишь поморщил нос, не понимая, о чём идёт речь. — Ну, так девчонки рассказали о твоём прекрасном дебюте, и теперь у тебя даже появился фан-клуб среди учениц средних классов. Сенку с неким отвращением искривил рот и закатил глаза. «Идиотка, чтобы первый и последний раз я повёлся на твои манипуляции», — грозился он мысленно на Мэй и тяжело выдохнул, испустив лёгкий смешок. Внезапно в кабинет ворвался Тайдзю. На его лице была каменная серьёзность и невозмутимость. — Сенку, я всё-таки решил признаться Юдзурихе! Мэй шла быстрым темпом по району Кабуки-тё, сокращая дорогу всевозможными закоулками, надеясь прийти на послеобеденные уроки. Она думала, поволновались ли ребята хоть на минуту, почему она отсутствует на уроках? Они, скорее всего, ни за что бы не поверили, что с ней приключилось, расскажи она им приключения этой недели и до жути смешную кульминацию этой истории. Хотя Сенку бы поверил. По лицу Мэй скользнула лёгкая улыбка, и она пошла с большим энтузиазмом. В это время район должен быть пустым, так как работа в барах начиналась только с восемнадцати часов вечера, но, не смотря на сей факт, у Мэй было ощущение, что её кто-то преследует. Она периодически слышала размеренные цоканья каблучков по плитке, но, то и дело оборачиваясь, никого не замечала. Мэй сглотнула нервный ком, застрявший в горле, и утешила себя, что цоканья могут принадлежать одной из проституток или баристок, в этом нет ничего странного. Ведь она видела парочку таких на пути сюда. Мэй завернула за угол, и, погрузившись в свои панические рассуждения, упёрлась в стену. — Чёрт, её же раньше не было, видимо, только поставили, — она провела пальцем по свежему кирпичу и следом по цементным швам между ними. Решив просто обойти эту преграду, она развернулась к свету, что заливал её со спины, и шагнула. Цоканье каблучков нарастало, и перед Мэй с главной улицы вышла высокая экстравагантная дама. Мэй беглым взглядом оценила женщину. Она не была похожа на проститутку, слишком уж хорошо одета. Громоздкая шляпа грибом, солнечные очки, вьющиеся волосы, которые струились по меху на платье. Мэй напрягла эта особа, так как быстрого объяснения её пребыванию в этом районе, она придумать не сумела. — Представляете, здесь поставили стену, не пройти, походу придётся обходить, — попыталась как-то окликнуть её Мэй, заметив, что женщина заворачивает в тот же угол, откуда она же и шла. Женщина ничего не ответила. Мэй хмыкнула и перевела глаза на дорогу. Мэй пронзила внезапная острая боль в животе, когда она проходила мимо этой женщины. Мэй, абсолютно растерянная, оглянулась на даму. Женщина развернулась в её сторону и неприятно улыбнулась тонкими алыми губами. Мэй ошарашенно спустила глаза ниже её лица и заметила окровавленный нож в руке. Мэй совсем растерялась, ведь секунду назад женщина ничего не держала. На асфальт упало пару багровых капель. С ужасом и непониманием, Мэй взглянула на собственный живот, откуда доносилась нарастающая боль. Алое пятно быстро разрасталось по её белой рубашке. Веки Мэй раскрыли белки, а зрачки затряслись от приливающего ужаса. Мэй прижала ладонь к животу, пытаясь остановить поток горячей жидкости, но через секунду кровь заполнила все её ладони целиком, окрасив в тёмный вишневый цвет. Женщина стояла и наблюдала эту картину явно довольная, пока Мэй тяжёлым телом не плюхнулась на землю. Девушка затряслась от холода, по телу пробивались нервные конвульсии. Мэй подняла лицо, попытавшись взглянуть в глаза женщине, но та уже развернулась, чтобы уйти. Девушка лишь заметила переливающийся жемчуг на её шее, который глухим звуком тёрся друг об дружку. По искажённому лицу пронеслась ухмылка, и Мэй с бока перевернулась на спину. Она смотрела на лазурное безоблачное небо и чувствовала, как её рассудок постепенно начал густеть и растворяться. Блик в глазах Мэй медленно угасал. Кровавое пятно под телом расстелилось, словно тёмно-красное блюдо. — Чёрт, меня резанула баба с самой глупой шляпой, которую я видела, — просипела она в попытке скаламбурить даже в этой ситуации и улыбнулась из последних сил. В ушах появилась шипучая тишина и Мэй постепенно становилось сонно. Она вознесла багровую руку над своей головой. — Такой красивый гранатовый оттенок, как цвет глаз у Сенку. Мэй шмыгнула носом, и на её глазах стали выступать горячие слёзы. Тайдзю смело и широко шагал к дереву, на заднем дворе, где его уже ждала Юдзуриха. Парень приблизился и остановился, широко расставив ноги. От него исходила аура уверенности. — Юдзуриха! — он говорил чётко, громко, но голос его слегка дрожал. Девушка ласково улыбнулась и распахнула длиннющие смольные ресницы на того, кто, похоже, готовился сейчас признаться ей в любви. Сенку в этот момент поглядывал на тех двоих и, облокотившись на подоконник, медленно попивал газировку. Внезапная вспышка зёленого света появилась за горизонтом и с нарастающей скоростью шла именно к ним. По его лицу прошла судорога ужаса. «Что это? Взрыв? Ядерная война?» — пронеслось у него в голове, — «Мэй, где же ты, черт тебя побери?»