Адам и Ева каменного века

Когда Сенку проснулся, он наспех умылся и сразу отправился в дом, где находились Мэй с Хромом. Оба до сих пор спали. Возле Мэй на полу сидела Рури. Она меняла охлаждающий компресс на ногах на более прохладный. — Сенку? Прошло лишь несколько часов, ты ведь почти не поспал, — взволнованным тоном сообщила Рури. — Сегодня много дел. Сенку окинул взглядом спящую Мэй. Липкого пятна крови на голове больше не было, его тщательно смыли. Каждая царапина была обработана и покрыта тонким слоем травяной мази. Выглядела Мэй лучше: кожа приобрела розовый оттенок взамен мертвенной бледности, но ноги были распухшими и фиолетовыми. С учётом того, что отёк набирает силу только на второй-третий день от растяжения, дела были плохи. — Надо предотвратить гемартроз. Создать возвышенное положение конечности, подложить под ноги валик. Это снизит интенсивность кровотока, уменьшит отёк и риск кровоизлияния в полость сустава. Рури поспешно положила свёрнутую в клубок ткань под ноги Мэй. — Я вижу ты о ней тщательно заботишься, — Сенку положил ладонь на плечо Рури, — Какие травы используются в мази? — Порошок бадяги с маслом на синяках, а на открытых ранах сок каланхоэ, растёртая ромашка и подорожник. — Намажь также мазь из бадяги на голову на место ушиба. А кто додумался до каланхоэ? — Эта мазь принадлежит бабушке Хон. Сенку по-деловому поставил руки в боки. — Отлично. Я позже подготовлю разогревающий компресс, а пока надо охлаждать её отёк ещё дня два-три. Рури кивнула в знак согласия. Сенку зашёл в соседнюю комнату, если это можно было так назвать. На деле это была лишь ещё одна часть целого помещения, отделённая от первой лишь тонкой бамбуковой перегородкой. На футоне растянулся Хром. Одна рука была закинута за голову, вторая прикрывала оголившийся живот. Рот вытянутый в продолговатый овал издавал зверские хрюкающие звуки. Глубокая царапина на его лице была заклеена тканью, смоченной травяным раствором. Ногу также охлаждал компресс. — Ты справилась на все десять тысяч процентов. Сенку обогнул перегородку, пересёк комнату и вышел. Ему было нужно чинить воздушный шар и отправляться в путь на поиски нефти. Сейчас он направлялся к вождю деревни, чтобы в очередной раз запросить помощь. Ему было нужно пару выносливых и крепких ребят, чтобы донести воздушный шар, а точнее то, что от него осталось. К слову, тот, так называемый, вождь, Кокуё, уже не являлся вождем деревни, формально им должен был быть сам Сэнку. Когда он только появился в деревне, его воспринимали, как врага, и в научных делах никто не решался помогать, кроме Хрома, Кохаку, а в дальнейшем Гинро и Кинро. Чтобы завоевать доверие людей и получить возможность располагать их ресурсами, он выиграл в чемпионате боевых искусств. По правилам деревни тот, кто выиграет чемпионат, становится новым вождём и берёт в жёны жрицу, коей и являлась Рури. Однако сам Сенку себя вождём не считал. Не то, что люди из деревни. Они его почитали и уважали, только звали не вождем, а по имени. Потому что сам Сенку настаивал на этом. Ему не нужны были эти показушные титулы, хотя властью он разумно не пренебрегал. Сенку была нужна сила, люди, ресурсы, но все это он просил во благо цивилизации и самих же жителей. Сенку перешёл мост, на котором находился дом вождя. Это был совсем крошечный остров с голой землёй и жжёной травой. Как раз таки на этом месте и проходил бой за место вождя несколько лет назад. Прекрасный дом с ровным круглым основанием фундамента, словно его начертили циркулем. Стены были покрыты грунтовкой бежевого цвета. Раньше, видимо, она была цвета слоновой кости, но сейчас, под частыми солнечными лучами, она побагровела. Это был единственный дом из всей деревни с огромной высокой конусообразной крышей из соломы. Сенку поднялся по длинной лестнице и зашёл в зал. В его середине на огне стоял большой котелок, а возле него кругом на полу сидели Кохаку, Рюсуй и сам вождь с его личной охраной — Яшмой и Бирюзой.
 — Сенку, друг мой, ты уже проснулся, садись подле меня, мы собираемся обедать! — позвал его Рюсуй.
 Сенку сел, как ему и было предложено, и поздоровался с вождём кивком головы.
 — Как здоровье Хрома? — сразу спросил вождь. — Стабильно, всё в порядке, он скоро поправится.
 — Рад это слышать. А как твоя подруга? 
— С ней тоже все хорошо, — сказал он менее уверенно, но эта неуверенность не была замечена окружающими.
 — Как же я голоден! — приговаривал Рюсуй и смотрел, как крышка на котелке подпрыгивает от пышной пены и ароматного пара.
 Он воображал, что же может томиться в этой посуде? Может, жаркое из свинины под сладким соусом? Или телятина с пряными травами? Или овощное рагу с молочным изысканным бульоном? Все это он себе воображал, пока крышку не открыли. На поверхности плавали вздутые от горячей воды головы рыб. Лицо Рюсуя сразу померкло. А когда некий суп разлили по глиняным мискам, и вовсе исказилось в гримасе отвращения.
 — Это что? — спросил он, стараясь сохранять самообладание.
 — Рыбный суп, — сказал Яшма.
 — Так с чем он? 
— С рыбой, — на него странно покосились. Ему ведь только что было сказано, что это за суп. 
 — Рюсуй, не забывай, ты не на своей вилле, где твой холодильник до отвалу забит продуктами, — усмехнулся Сенку. Он уже отпил немного супа.
 — Я понимаю, но все же возле нас огромный лес, наполненный вкусными животными! 
— Обязательно, Рюсуй, — понял его Сенку. Когда трапеза закончилась, Сенку попросил у вождя небольшую группу молодых ребят для поиска остатков воздушного шара. Также он предупредил, что придётся зашивать дыры в оболочке и делать новую корзину. — Сенку, не беспокойся об этом, — вождь перебил его, — вчера во время поисков мои люди нашли всё, что осталось от воздушного шара. А то есть вся ткань и раздробленные куски корзины. 
 — Корзину не имеет смысла восстанавливать, надо сплести новую и очень прочную, — Сенку кашлянул в кулак, — и очень надёжную. 
 — Ты знаешь, мои люди — это твои люди. Сенку благодарно улыбнулся. Он незамедлительно встал и пошёл в центр деревни, где больше всего располагалось людей. Там он быстро нашёл мужчин, которые подобрали ткань и дал задание женщинам, чтобы они нарвали конопли, приготовили нити и заштопали дыры. Также нужно изготовить новую корзину из тугих прутьев. Показывать, как плести корзины надобности не было, деревенские прекрасно справлялись с этой задачей. Даже лучше, чем люди в лагере. Ведь всю жизнь им приходилось заниматься подобным трудом.
 К процессу работы всё больше подтягивались люди, которые хотели оказать ему должное внимание и отблагодарить за оказанную помощь в своё время. Среди них встретились и три подруги с малолитражными мозгами, которые, как считал Сенку, должны были быть не в деревне, а в лагере.
 — Ну здравствуй, Сенку, — сказала Сапфир.
 — Как вы тут оказались? Разве вы не были в лагере? — удивился он.
 — Я так и думала, что он не заметит, как мы уйдём, — уголком рта промолвила Гранат. 
— Да, мы здесь уже почти с неделю.
 — Как только твоя подруга нахамила нам, мы решили вернуться в деревню, — обиженно произнесла самая ранимая и младшая из них — Гранат.
 — Точнее, прокляла нас, — подхватила другая.
 — И попроси свою подружку, чтобы сняла с нас порчу. И так мужчин в деревне нет, дела совсем плохи. Сенку почесал мизинцем ухо, пытаясь вспомнить, о чём идёт речь. Потом он вспомнил, как ещё в первый день, когда появилась Мэй, эти женщины лезли к нему обниматься, а Мэй пошутила, что проклянет их, если они не перестанут. Сенку поджал губы, сдерживаясь от смеха. Винить их в фатализме он не собирался, всё-таки это люди, которые только сейчас познакомились с таким термином, как наука, а до этого они жили как традиционное общество, веря в духов природы и кару небесную. — Я очень рад, что вы здесь, — привлекая внимание девушек, произнёс Сенку. — Нам как раз-таки нужны руки. 
 Щёки девушек окрасились в нежный розовый цвет. Им нравился Сенку, поэтому они восприняли его слова, как ласковую просьбу, которую хотелось выполнить. Но на самом деле, это был исключительный холодный расчёт. Как только он им указал на рабочую зону, так сразу испарился в воздухе. Прошло почти три дня. За это время в деревню пришёл Укё. Он был слишком взволнован вестями и лично хотел убедиться, что с ребятами всё в порядке. Он также сообщил, что когда уходил из деревни, встретил Гена и, скорее всего, он догадался, что произошло. 
 За это время воздушный шар был приготовлен к полёту, и Сенку признался в том, что не отказался бы от помощи Укё. Поиск нефти с птичьего полёта дело не из простых. Кохаку, дитя ночного леса, будет глазами. Уке, бывший технический радист, — ушами. Рюсуй, капитан будущего морского корабля, так же будет капитаном и в небе. Сенку для того, чтобы контролировать процесс, отдавать команды, регулировать горелку и рисовать карту нового Токио. За три тысячи семьсот лет Фукусима неоднократно извергалась и ландшафт земли изменился до неузнаваемости, поэтому старые познания в географии были уже ненужными. Для полноценной команды не хватало только Хрома — короля всего, что на земле и под землёй. Он должен был выполнять свою задачу: наблюдать в бинокль и делать заметки по найденным новым территориям. Пока он залечивал раны, эту миссию выполнял вместо него Укё.

За первый полёт они нашли криптомериевый лес — сокровищницу для строителей. Обнаружили обитель коз — этой новости больше всего обрадовался Рюсуй. Он давно уже хотел отведать настоящего мяса. Укё резво подстрелил несколько, и их мясо, шкуры, жир и всё остальное пустили в производство. Ни одного кусочка не было потеряно зря.
 Таким образом, карта постепенно заполнялась новыми локациями. После полёта, ближе к вечеру, Сенку решил снова навестить Мэй с Хромом. Рури непоколебимо сидела возле них, как статуя будды, и дремала. — Иди отдохни, я пока заменю тебя, — сказал Сенку. Хотя, скорее даже приказал.
 — Хорошо, я схожу налить новую воду. Рури взяла таз с водой и ушла из хибары. Сенку ещё раз внимательно осмотрел Мэй. Его брови печально свелись к переносице. Она не просыпалась уже три дня. Сенку начинал сильно переживать. Он лёг рядом, обхватил её ладонь, и стал прислушиваться к ровному дыханию спящей. Так он просидел, пока не услышал, как за перегородкой проснулся Хром. — Пахнет едой, — пробормотал он.
 Сенку отпустил ладонь Мэй и перешёл на сторону Хрома. 
— Мы застрелили коз во время полёта. Во дворе жарят мясо.
 — Полёт? Как я снова хочу оказаться на воздушном шаре! — загорелся Хром.
 — Тебе не страшно, после того, что произошло? 
 — Ни капельки, — выпалил он. — Всё равно это ни с чем несравнимо. Я ещё раз хочу оказаться в небесах.
 Сенку улыбнулся. Он тоже разделял восхищение Хрома.
 — Как же хочется есть, прошу принеси мне потом кусочек козочки.
 — Аппетит — это хороший знак, значит, организм тратит все силы на лечение.
 — Через пару деньков смогу уже ходить, так что скоро я присоединюсь к вашей воздушной команде.
 — Это отлично. Быстрей приходи в себя, вскоре нам понадобится твоя помощь. 
 Хром широко осклабился. Это означало, что он сам ждёт не дождётся своего выздоровления и приключений.


Все эти три дня сознание Мэй пыталось нащупать реальный мир. Из снов периодически вырывали разговоры и всплески солнца или свечи. Иногда, когда она просыпалась, то замечала в дверном проёме зарю. А какая именно она была, утренняя или вечерняя, ей было не ясно. Сознание было таким затуманенным и тело настолько слабым, что она снова засыпала. Несмотря на всё это, она чувствовала, что с ней происходило. Мэй спала, но кожей ощущала прикосновения. Она чувствовала, как её ноги и макушка находятся в постоянной прохладе. Чувствовалось неизменное тепло у левой икры. Тепло было колким и место на коже зудело от него. Скорее всего, это был огонь. Тогда во сне Мэй поняла, что всё чувствует и может контролировать мысли. Она испытывала осознанный сон, так это называлось. Было темно, и в ушах стоял смутный шум. Словно она была под водой. Она почувствовала, как открыла глаза, но они не открывались. Мозг подавал импульсы к нервам, рука должна была подняться, но она не поднималась. Сердце бешено заколотилось. Мэй стало так страшно, что усилием воли она заставила себя проснуться. Она мысленно щипала себя за конечности и представляла, как её глаза открываются. И у неё всё получилось. Комнату освещал мягкий свет. Огонёк, касаясь жира в глиняной чаше, фыркал, шипел и сбрасывал искры. Мэй увидела деревянный потолок, на который отбрасывалась неподвижная тень человека. Глаза сперва поленились посмотреть в бок. Они привыкали к свету, к изображению. Немного позже Мэй всё же отвела взгляд и заметила, как возле неё сидит девушка. Девушка спала сидя. Она напоминала Кохаку, только волосы были гораздо длиннее. Детали рассмотреть было трудно, на зрачках глазного яблока словно прилипли белые хлопья. Сколько бы Мэй ни моргала, они не уходили, ей нужно было умыться. С болью в пояснице она потянулась к тазу с водой. Поставила себе его на колени и стала умывать щёки, глаза, всплесками разбудив девушку рядом. — Ты наконец-таки проснулась, — вспыхнула незнакомка.
 Мэй ответила, только когда умылась до конца.
 — Извини, что разбудила. Это тоже сон или я уже проснулась? Спала Мэй долго и странные видения, реальные воспоминания смешались с неожиданными образами, нарушая причинно-следственные связи. Последние ночи ей снилось, словно она и вовсе не засыпала и инцидента с шаром не было. Ей мерещилось, что она всё также находится в лагере и просыпается вместе с Сенку под одной крышей, и он встречает её утренней искрящейся улыбкой. Снилась работа в лагере, такая же ужасная и монотонная, но её окружали друзья, Йо с Магмой, которые постоянно спорили и дрались. Приятные сладкие сновидения сменялись другими, не менее прекрасными, и от этого просыпаться совсем не хотелось. Но мёртвое окаменевшее лицо Мицуяси и желтые глаза из ночной мглы убивали всё хорошее и заставляли желать пробуждения. Сны казались таким реальным, что, когда Мэй по-настоящему проснулась, она слегка запуталась, реально ли всё, что с ней было до этого. 

— Конечно, это реальность, — сперва замешкалась девушка, похожая на Кохаку, потом ласково улыбнулась. Мэй почесала нос, потом затылок. Она вспомнила про такого персонажа, фигурировавшего в разговорах, как Рури. Рури — бывшая жена Сенку и сестра Кохаку. — Ты, наверное, Рури.
 — Это так, а ты — Мэй.
 — Это так, — озорно повторила она.
 — Ты наверно хочешь есть, я принесу, — мигом она скрылась из хибары. Когда Рури отодвинула шторку двери, Мэй заметила луну, висевшую в небе. Сейчас ночь, как оказалось. Мэй заозиралась по сторонам, рассматривая внимательно комнату. Ничем примечательным она не являлась. Вот только Мэй показалось, что бамбуковая перегородка здесь стоит не просто так. После ей послышалось сонное мычание из-за неё. Рури вернулась с супом, сваренным на козьих костях.
 — Думаю, что бульон отлично подойдёт, — она подала миску.
 Мэй схватила порцию и стала упиваться дивной насыщенной жидкостью, даже не обратив внимание на то, что она еле-еле тёплая. Голод брал своё.
 — Как себя чувствуешь?
 — Я в порядке, благодарю. Это ведь ты за мной присматривала? 
— В частности, я. 
 — А кто за перегородкой?
 Рури снова улыбнулась, как будто этот вопрос её обрадовал.
 — Как же вкусно пахнет! — произнёс голос, принадлежавший Хрому.
 Юноша отодвинул перегородку, чтобы он смог увидеть девушек.
 — Наконец-таки ты проснулась! Мы же все волновались! Мэй обратила внимание, что он, так же как и она, обмазан с ног до головы пахучими мазями. 
— Хром, а с тобой что случилось? — в непонимании изучала его Мэй.
 — Так ведь так же, как и ты, упал. Следом за тобой.

— Надо же! И как ты выжил?
 — Упал на макушку дерева, оно смягчило падение. А ты?
 — Застряла также на дереве, только в лианах. Какое-то время они обменивались эмоциями от ситуации, которую пережили оба. Хром попросил Рури очередную порцию еды и для него. Рури была только рада такому здоровому аппетиту, хотя у Хрома никогда не было с этим проблем. Мэй рассказала, как застряла в лианах и что ей помогло выбраться масло, которое она использовала для чернил. Также, как она пила воду из земли, выжимая пропитанное ей платье прямо себе в рот. Потом, как на неё напала пантера. Мэй смогла ударить её один раз по носу, а потом ещё бы чуть-чуть и протянула бы ноги, если бы не Кохаку. — Эта кошка нашей львице не ровня! — довольно выкрикнул Хром. — Да и ты не промах, надо же, воду из земли достала, не уверен, додумался бы я. — После этих слов он широко зевнул, как будто вложил в них все последние силы. — Извините, но меня снова клонит в сон, до завтра, Мэй, больше не спи так долго. И не успел он прикрыть глаза, как моментально заснул. Рури встала, чтобы поменять ему повязку на ноге. Мэй не упустила возможности изучить девушку. В целом она была вылитая Кохаку, только подбородок поострее, ресницы слегка пышнее, да глаза побольше и не такие раскосые. Волосы были длиннющие и золотые. Словно поле с пшеницей перед жатвой. Фигурами они были похожи, но Рури всё равно оставляла впечатление человека более утончённого. Она была поистине прекрасна. Тонкая осиная талия, совсем худые запястья и щиколотки, как у аристократки. Кожа была бледней, чем у Кохаку. Если собрать все факты воедино, можно было предположить, что Рури не была наделена физическими способностями, как у своей сестры, и даже более, не так часто выходила из дома. И ведь эта девушка могла быть любимой Сенку, его женой. Мэй тяжело вздохнула, и на неё легла кисейная вуаль печали. — Тебе больше ничего не нужно? — Рури снова села возле Мэй, как преданный пёс.
 — Нет, спасибо, — Мэй поджала губы. — Если что, не нужно больше меня ничем мазать и менять повязки. Я справлюсь сама. Рури было хотела возразить, её голубые глаза отражали блики свеч, как поверхность воды. Мэй отрезала все возражения хмурым взглядом. Рури неловко улыбнулась и положила кисть своей руки поверх другой. От неё пахло ветром, горами, так обычно пахнут перья птиц. Лицо было спокойным, губы едва подрагивали, словно она продолжала спорить с Мэй беззвучно. — И не стоит сидеть возле меня всю ночь, я уже в порядке, — продолжала Мэй натянуто и холодно.
 Рури слабо улыбнулась. Мэй понимала, что она терпела её невежество со смиренным выражением лица. 
— Тогда я приду завтра, — она ответила так исключительно потому, что состояние Хрома было хорошим, — Сенку подготовил для вас разогревающие мази, — девушка встала и направилась к выходу.
 — Погоди! — крикнула Мэй, рискуя разбудить Хрома. Благо он спал крепко. — Сенку, как он? С ним всё в порядке?
 — В абсолютном. Занимается поисками нефти.
 Мэй хмуро кивнула ей и прикрыла глаза, чтобы погрузиться в сон. Ей было не по себе. Она хотела как-то отблагодарить Рури за то, что она сидела с ней всё это время и заботилась о состоянии её здоровья, но уста не подчинились ей. Её слова были резкими и грубыми, она это знала, и Рури могло показаться, что Мэй совсем не благодарна ей. Видимо, желоночная ревность ещё сидит где-то глубоко в душе. Она хлопнула себя по лбу, ругая за необоснованное презрение к этой девушке. На следующий день Рури не пришла. А как на зло, Мэй проснулась очень рано, когда птицы встречали песней рассвет. Ей было очень скучно и поговорить было не с кем. Хром продолжал спать до обеда, и до этого времени, Мэй изучила весь скромный интерьер комнаты: пересчитала доски вертикальные, их было сорок восемь, и доски горизонтальные, их было семьдесят четыре. Она с жалостью наблюдала, повернув голову на бок, за ступнями людей. Ткань колыхалась от ветра и моментами Мэй было дозволено увидеть не только ноги, а людей целиком. Среди них Мэй постоянно искала глазами её друзей и знакомых. Она внимательно изучала здешний народ. Какие же были у всех разные фигуры, формы носов, структура волос. Среди них было множество метисов, что неудивительно. Деревню Ишигами основал отец Сенку — Бьякуя Ишигами с командой NASA. В команде были представители разных стран: Америка, Россия, Китай и, конечно же, Япония. Мужчины и женщины из команды продлевали человеческий род, так как не знали наверняка, выберутся ли когда-нибудь люди из окаменения. Поэтому неудивительно, что среди мимо проходящих людей, Мэй замечала светловолосых, с маленьким вздёрнутым носом и веснушками на щеках мужчин. Узкоглазых женщин с оливковой кожей с пышными кудрями. Люди были удивительными. Своими собственными глазами она наблюдала новых людей. Людей, рожденных после окаменения, где понятие «расовая классификация» было почти стёрто.
 Люди были занимательными и какое-то время это отвлекало Мэй. Только всё это время она ни на миг не забывала, что высматривает лишь одни ступни. Ступни с вздутыми ботинками и тонкими бледными икрами. — За что мне мучения такие! — взвыла Мэй. — Как можно оставлять писателя наедине с собственными мыслями и при этом не предоставить ему хоть лоскут, хоть капельку чернил! 

Мэй прокляла свои ноги, что они опухшие, как редьки, и синие, как сливы. Она мечтала вырваться из этой комнаты и быть полезной хоть чем-то. Ей было мучительно просто так лежать в постели. Она настолько отчаялась, что поклялась себе, как увидит следующие ступни, крикнет им мигом бежать к ней и развлекать её. Ступни долго ждать себя не заставили. Это были широкие, массивные ноги большого размера, но не мужские. Походка была семенящая, аккуратная, неспешная, как у пожилого человека. — Эй! — крикнула Мэй. Она выполняла обещания, данные самой себе. Ей не было важно, кто к ней придёт. Интересность собеседника не зависела от его пола, внешности или же возраста. Сейчас Мэй была бы рада любому не спящему возле неё человеку. Ступни остановились. Замаршировали на месте, развернулись к хибаре. В дом вошла пожилая женщина. Лицо её было усыпано множеством глубоких морщин, напоминавших трещины, а кожа подобна высушенной земле в саванне. Глаз почти не было видно, оттянутая кожа век мешала видеть. — Хром, ты тут? — проскрипела старуха. 
 Хром сонно отозвался, махнул рукой, старуха пошла на его голос. Она шла, пересекая комнату и почти уже было наступила на Мэй, если бы та вовремя не крикнула.
 — О, тут ещё кто-то есть, — старуха тряхнула головой вниз, присматриваясь. Оттянутые мочки ушей колыхнулись вслед за головой. — Точно, тут же должен быть еще мальчик по имени Мэй. 
 — Девушка, девушка по имени Мэй! — недовольно фырчала она.
 — Что-что? — старуха была глуховата и приложила ладонь к уху. 
— Я — Мэй! Я тут! — Мэй стала размахивать руками, в надежде, что может она хоть по колебанию воздуха заметит её присутствие. 
 — Ну, а я и говорю, Мэй, — протянула она, вызвав недопонимание с другой стороны.
 — Бабушка Хон, вы что тут делаете? — крикнул Хром.
 Мэй даже не знала, что Хром может так громко кричать. Из его рта конусом брызгала слюна, а челюсть была открыта донельзя.
 — Так лечить вас пришла, голубки. Мне Рури передала мазь разогревающую. 
— А почему сама Рури не пришла? 
— Не торопись милок, сейчас я тебе ноги намажу, — старуха поставила мазь возле Хрома и в нос ударил сильный запах. От него жгло слизистую носа и хотелось чихать. Хром лёг на спину, готовясь к процедурам. Уголки его губ опустились от недовольства. Старуха зачерпнула длинными костлявыми пальцами мазь и стала размазывать её, но ноге Хрома. Мазь была зелёно-коричневого цвета. Старуха стала напевать себе под нос какую-то мелодию, как будто её забавлял сей процесс. — Где же Рури? Так было приятно когда она обо мне заботилась, — произнёс негромко Хром. Сказано это было явно для его собственных ушей, но старуха захихикала и ответила:
 — Конечно приятней, когда за тобой красивенькие молоденькие девушки ухаживают.
 Хром залился краской и забегал глазами по комнате. 
— Бабушка Хон, так у вас со слухом всё в порядке, оказывается?
 — Что-что, милок, говоришь? — прислушивалась к нему старуха. 
Хром вздохнул и мотнул головой, а старушка ответила: 
— Кожа светленькая, молоденькая, мягонькая. 
Хром отставил подальше от старухи горшок. 
— Бабушка Хон, знаете, я дальше сам, — пробурчал он недовольно. 
— Так я уже и закончила, — с улыбкой произнесла она. Мэй также выразила желание намазать себя сама. Хром передал горшок и воздух сразу возле неё стал тяжелым. Слезоточивая вонь была настолько сильной, что била в нос, глаза, и от неё слегка кружилась голова. 
 — Какая жуть, что же туда намешали, — лицо Мэй исказилось, она наспех стала мазать икры со ступнями. Старуха задумчиво почесала ногтями подбородок. Мэй показалось что кожа посыпалась с неё, как стружка тунца. 
— Хммм, — кряхтела она, — барсучий жир и оболочка, в чём рождаются младенцы. 
— Что-что? Каких младенцев? — её руки застыли. 
— Эта оболочка детей коз, — ответила старуха уверенным тоном. Она ни капельки не сомневалась в сказанных ею словах.
 — А, плацента животных, — протянула Мэй, принюхавшись. В следующую секунду она об этом пожалела. — Ну да, скорее всего, именно от неё и пасёт. И кто же додумался её добавить в мазь? Старуха счесала с подбородка очередной слой кожи, полетевший на пол снежными хлопьями.

— Ну эта, девушка, с длинными волосами. 
— Рури? — предположила Мэй. 
— Да не Рури, а как её… Сенку! Мэй захохотала в голос. Походу, эта старуха совсем тронулась умом. Больно она была странная. Мэй она сразу понравилась. — Бабуль, мне понадобится ваша помощь, — крикнула она ей на ухо. — Мне нужны чернила и листы.
 — Что-что? У тебя завелись глисты? 
Мэй звонко ударила себя по лбу. Ладонь оттянула брови, кожу под глазами, щёки, потом нижнюю часть губы.
 — Листы! — она соединила три пальца правой руки в итальянской манере, в которой обычно пытаются что-то донести до пустоголового собеседника. 
 Мимика старухи не поменялась.
 — Мне нужно на чём-то писать! — пояснила Мэй на сей раз очень и очень громко.
 — Ну так бы сразу и сказала, — старуха поднялась, колени захрустели. Она выбежала так резво, что вовсе не походило на пожилого человека. Походу, эта женщина была та ещё матёрая плутовка. Вскоре она вернулась с корой дерева и заточенным на конце камнем. 
— Это ещё что такое? — Мэй вертела в руках инструменты. 
Старуха посмотрела на неё исподлобья. Мэй показалось, что два чёрных горошка, вперились в неё с вызовом. Они хитро блеснули, как волчья ягода на солнце.
 — Я же просила принести что-то, — негодовала Мэй, но старуха оборвала её жалобными оханьями.
 — Утомилась я, совсем спина ни к чёрту стала. Надо вздремнуть и сил сразу прибавится.
 Старуха села поближе к Хрому, оперевшись об стену, опустила нос и закрыла глаза.
 — И как этим орудовать? Выцарапывать что ли? — Мэй крутила в руках кору, и с тыльной стороны она слегка осыпалась. 
— Ну так и делать, камень взяла и царап-царап, — сказала старуха.

 — Бабушка Хон, а почему вы не принесли бумагу из моей лаборатории? — спросил Хром. Послышалось сопение, старуха уже заснула. Мэй кинула на неё взгляд с прищуром. Кончик носа упирался в большую вздымающуюся грудь, руки скрещены на не менее круглом животе. Старуха и её действия были странными. Мэй была уверена, что рецепт приготовления бумаги они уже знали. Она видела, как Хром неоднократно чертил на листах. Эта старуха явно темнила. Либо просто развлекалась, издеваясь на старости лет над ней. Хотя, возможно, она и вправду не поняла её просьбу, больно она была пожилая. В любом случае, старуха была загадочной. Да, именно загадочной. Может, конечно, Мэй надумала в мере своего воображения, но даже имя старухи отличалось. Имя Кохаку означало янтарь, Рури — лазурит, а также Хром, Гранат, Рубин, Сапфир — все эти имена прямое наименование камней. А Хон на японском означало книга. Теперь, когда Мэй заметила это, всё стало ещё страннее. Появилось желание разгадать эту загадку. — Ладно, что поделать, довольствуюсь малым. 
 Мэй пыталась выцарапать один иероглиф. Выходило ужасно криво. Японские иероглифы мягкие и закруглённые, а чтобы выцарапать такую лаконичную линию да ещё и камнем по дереву, нужно было знатно постараться. Камень больно резал кожу ладони, и иероглифы не походили на себя. 
 — Чёртова старуха, — сдавленно прошипела Мэй. — Хром, какое сегодня число? 
— Сегодня третья лунная ночь рыб.* — Ага, понятно. 
Ничего она не поняла. Это было исчисление времени по солнечно-лунному календарю. Мэй всё равно решила записать, как продиктовал ей Хром, как минимум, именно такое название даты больше всего передавало культуру эпохи. Цифра три поддалась. Это были лишь три горизонтальные чёрточки. Всё остальное чуть потяжелей. Старушка вдыхала воздух ноздрями и выдыхала. Если бы кто-то мог присмотреться к её узким глазным щёлкам, то, возможно, рассмотрел бы, что один глаз лишь наполовину прикрыт.
 Хром тоже заскучал. Наблюдать за спящей возле него пожилой женщиной было мало занятным времяпровождением, поэтому он откинулся, чтобы рассмотреть, что именно делает Мэй. — Я уже видел такие символы.
 — Скорее всего, на чертежах Сенку. Не удивительно, ведь это иероглифы, алфавит.
 Хром все ближе тянул подбородок, внимательно рассматривая выцарапанные линии.

 — Это да, но я видел их где-то ещё, — он задумчиво потёр висок, стараясь вспомнить. — Мэй, а что именно ты написала?
 — Ну, я написала дату: «третья лунная ночь рыб», — Мэй развернула кору, чтобы ему было лучше видно. — Видишь? Это цифра три, а это обозначает день, — она водила пальцем, как указкой. — А эти три иероглифа читаются, как сакана, и обозначают «рыба».
 Хром кивал и старался запомнить.
 — Тут ниже я написала: «Я с Хромом лежу в одном доме. О нас заботится Рури и вредная старуха Хон». Старуха громко храпнула, как медведь, передёрнула плечами и снова уткнулась носом в грудь. Хром подполз ближе к Мэй и сказал:
 — Мэй, давай, — старуха издала очередной звонкий храп. У всех начало создаваться впечатление, что она специально. Хром перешёл на шёпот, — Мэй, давай я потом принесу тебе чернил и бумаги, у меня такого много в лаборатории. И ты поподробней расскажешь про иероглифы, хорошо? 
 Мэй довольно кивнула. Она светилась от счастья. 
— Хром, ты ведь чувствуешь себя уже лучше? Ты скоро уйдёшь? 
Мэй была рада, что Хром поправляется, но тогда она останется здесь совсем одна. 
— Да, думаю, что послезавтра уже уйду отсюда, — он заметил грустный тон в голосе Мэй. Его тёмные глаза блеснули пониманием. — Не переживай, я буду заходить. День так и закончился. Старуха вскоре ушла, а на её замену пришла Рури с лекарством. Хром очень обрадовался её приходу и щёки его пылали не меньше, чем очаг в камине. Когда Рури спрашивала о его ранах, Хром говорил о своём здоровье в беспечной манере, закрывал глаза и отвечал, что в полном порядке, и, скорее всего, завтра или послезавтра он отправится вместе с Сенку. Он так и полыхал, когда говорил о помощи Сенку с его научными делами. Особенно, когда дело касалось полётов. Он напоминал задорного мальчишку, по типу Питера Пена, которого ничего не интересовало, кроме захватывающих приключений. А Рури, со своей материнской заботой и нежностью весеннего лепестка, прикладывала ладонь к его лбу, и говорила, что у него есть небольшая температура и лучше пока отлежаться. Тогда щёки Хрома принимали цвет наливной вишни, а Рури и приговаривала, что смотри, какое лицо красное, лучше отоспаться. Мэй наблюдала с нежностью за этой сценой. Что-то в ней заставляло умилиться при виде этого. То ли слепота этих обоих, то ли её будоражило, что спало внутри неё. Несмотря на приятные эмоции, в сердце глубоко саднило. Хром повиновался и принял очередную дозу лекарств. После повернулся на бок и уснул. В воздухе повисло неловкое молчание.

 — Прости, я вчера была резка, — слова Мэй пронеслись быстро, как пушечное ядро. Ей было тяжело извиняться в меру своего упрямого характера, даже когда она была неправа. 
 — Ты? — Рури сделала задумчивый вид, будто бы и вовсе такого не было. — Не говори ерунды, всё в порядке.
 
— Но ведь ты не пришла сегодня днём, тебя заменяла вредная старуха. 
Рури тихо засмеялась. 
— Ты о бабушке Хон? Знаешь, ведь она очень уважаемый пожилой человек, — видимо, Рури таким образом сделала замечание Мэй. — Да и знаешь, я сегодня планировала прийти с утра, да только бабушка Хон выразила желание прийти и посмотреть на вас. Я ей противиться не стала.
 Мэй, человек по природе прямолинейный, поэтому решила спросить сразу. 
— Рури, тебе нравится Сенку? Ты же вроде как его жена. 
Рури посмотрела на неё сперва с недоумением, потом снова рассмеялась. 
— Я уважаю Сенку, но, — её глаза быстро пробежались по Хрому, а потом вперились в Мэй, — но, знаешь, когда он сказал, что мы с ним разводимся, у меня как-будто камень с души упал. И ведь на самом деле, как мне потом сообщили ребята, турнир по их плану должен был выиграть Хром. Так он и выиграл, только потерял сознание и получилось так, что Сенку стал победителем.
 Мэй с облегчением выдохнула и легла на спину. Рури ей передала лекарственный отвар.
 — Не переживай, я не претендую, — продолжила Рури для успокоения Мэй, но эти слова лишь завели её.
 — Не неси ерунды, я… — начала она, но потом замолчала. Она не знала, уверена ли в дальнейших сказанных ею словах. Оспаривать и правда было было глупо. Мэй заткнула себе рот лекарственным напитком, обожглась и пролила на себя. 
— Спасибо, что заботишься о нас, хоть и не обязана. 
Рури отнекивалась. Мэй посмотрела в её глаза. Она и правда не злилась, глаза не могут лгать. Сейчас они были чистыми, как бледно голубое небо на рассвете. Мэй отогнулась, посмотрела на спину Хрома, она поднималась и опускалась при дыхании. —Тебе нравится Хром?
 Рури поджала губы и замямлила что-то нескладное под нос. Мэй упрямо ждала.
 — Знаешь, ведь раньше Хром называл себя колдуном.
 — Правда? Забавно, сейчас он только и делает, что ходит возле Сенку и бьет себя в грудь, что он учёный.
 — Да, он неоднократно говорил мне, что стал колдуном ради меня, — Рури понизила тон. — Я ведь болела с раннего детства и Хром всегда собирал для меня цветы, травы, корни и экспериментировал с лекарствами. 
 Тепло растеклось по груди Мэй. Это же была самая настоящая любовь с раннего детства. Чистая, искренняя и невинная. 
 — Знаешь, ведь Сенку тоже о тебе переживал.
 — Наверное, — произнесла Мэй грустно. Тогда почему он не заходит к ней, думала она, но спросить не решалась.
 — Он пока что очень занят, — считала моментально Рури.
 — Конечно, будет он тратить время на меня, ему надо нефть искать! — Мэй попыталась улыбнуться, но улыбка вышла фальшивая и кривая. — Ладно, я спать! Она сказала это громко и, обернувшись одеялом в кокон, развернулась к Рури спиной, чтобы та не видела её сумрачных глаз.