***
Шепот стал для нее спутником жизни. Он лишал девушку остатка здравомыслия, но Сара не производила знаков сопротивления, опуская длани к своим ушам, что позволяло ей покинуть эту реальность. Она прикрывает не по-человечески впалые веки, из-за чего воспоминания разворачивали ее душу наизнанку, заставляя обрывки событий встрять пред ее ликом. Приглушенный голос людей вызывал в ней лишь две эмоции: презрение и привязанность. В первом случае она осознавала, что ненавидит весь этот мир, во втором - одного лишь человека. Но именно этот человек вызывал в ней мимолетную ласку, побуждая табун мурашек к действиям. Он заменил ей весь мир. — Ты сегодня еще более жалкая, чем обычно. — шипит, словно древний граммофон, Адель. Саре одновременно жаль, что жизнь воспитала из рыжей бестии блеклого паразита, которого вывести возможно было с одного слова. И в тот же самый миг тошно, что все чертоги ее испорченной души вмиг поглощали единственную надежду О'Нил. Второе явно прогрессировало в бесконечность, не имея точки экстремума, в то время как первое не пересекало абсцисс. И Сара бы далее не поднимала своего увядавшего взора, пока до кончиков ушей не донесся столь притягательный и родной смех, выедающий последние остатки целомудрия. Девушка смотрит на источник шума, удостоверившись в том, что это действительно ее мессия, за столь короткий срок успевшая стать для Сары не хуже смертоносного яда. И она поглощает этот яд с нечеловеческим удовольствием, словно не собираясь мириться с его антитезой. Которая опускала величие Сары до еще более непросветленных дебрей. — Да и обычно она не лучше. — оробело произносит Стив, бегло взглянув на Сару. Поистине детское оскорбление обогрело душу раскаленным ножом и пронзило абстрактную картину, оставляя О'Нил со шрамами. Она была бы рада забальзамировать себя, скрыть все изъяны и царапины - подать свое тело, лишенное чувств, в целостности. Но двоякость ее пассии не позволяло упокоить свои эмоции навек. Все эти перешептывания служили для нее страхом. Обугленные фразы, выброшенные далее сгорать в чужих разговорах, терзали и душу О'Нил. Она готова была поклясться, что каждый смешок, каждое неприятное слово - все это именовалось в ее адрес. Вся школа обсуждала ее. Вся школа ненавидела ее. Но они, как и Стив, так умело вливали лживое топливо ей в уши. Склеры наполнились влагой. Она надеялась, что никто не заметит ее призрачных слез на сухом лице, из-за чего с некой гордостью строила из себя неприкаянный силуэт, но неровно подергивающиеся плечи с чавком срывали всю извилистую картину. Сара рвано выдыхает: процеживая из себя всевозможную сентиментальность и податливость, О'Нил снова опускает потухшую голову, оставляя Стива наедине с его музой. Сара понимает, что не достойна внимания собственной музы. Ветриго наполняет голову, из-за чего конечности наполняются истомой ватности: ни руки, ни ноги не поддавались велению своей хозяйки, а непоколебимо вели ту вперед. И за подобную слабость она была себе уж очень благодарна. Она отдаляется от него, что, естественно, идет даме во благо. Но волновало ли это ее пассию?***
Они остались наедине, в этой тишине: словно пробка под потоком его слащавых фраз наглухо забила ушные проходы, пропуская сквозь себя лишь его отрешенные фразы, искусно дистиллирующие из себя заботу. Звук пробивает ее сознание, и она не в силах опустить свой взор, что безотрывно следил за любым движением припухлых губ. Его уста служили для Сары произведением искусства: жаркие, упрямые, столь родные и влажные, что желание прикоснуться своими дряблыми и бескровными - стало непреодолимым. О'Нил встает на носочки, из-за чего израненные ступни предательски ноют. Но ради того, чтобы просто снова почувствовать его тепло, она готова на любую жертву. Только тогда, когда их языки вплетаются в страстный танец, обжигающий обоих, Сара забывает про все насмешки и упреки с его стороны. Он предупреждал, что подобное происходить будет - не хотел портить собственный имидж. Но Сара даже и представить себе не могла, что все зайдет настолько далеко. Спустя только месяцев шепот служил для нее кошмаром. Ежедневные панические атаки выбивали девушку из колеи, о чем Стив, естественно, даже не знал. — Я хочу тебя. — вплетая пальцы в ее спутанные и липкие пряди, шепчет Стив. Миллион игл вмиг вонзаются не только в ее сознание, но и в физическую оболочку, принося двойную порцию боли. Сару наполняет страх: он шептал миллион непонятных фраз, из-за чего сознание О'Нил выбрасывало из своей орбиты. Ее охватывает паника и она отчаянно пытается вырваться из хватки своего возлюбленного. Он принимает это все за игру, из-за чего с долей насмешки сжимает ее лишь крепче. Что-то в голове Сары громко хрустнуло. Ровно как и ее терпение. Своими исхудалыми пальцами она рьяно обхватывает шею своей пассии и с неимоверной силой сдавливают ее в тиски. Паранойя охватывает ее разум, из-за чего она не узнает столь родного Стива. Она считает его за опасность, болезнетворную бактерию. И всеми возможностями пытается избавиться от "вируса". Воздуха катастрофически недостает в легких, колко обжигая те. Стив пытается вздохнуть - провал. Он изо всех сил старается вразумить Сару, но из-за сильной хватки из уст вырываются лишь приглушенные обрывки фраз. О'Нил пробирает до мозга костей: после каждого слова хватка лишь усиливается. И только лишь перед тем, как мир перестает иметь конкретные черты и образы, Стив краем глаза замечает антидепрессанты и бумажку с красными чернилами.«Параноидальная шизофрения. »