***
Время уже близилось к вечеру, а Кристиан так и не закончил. Стирать в ледяной воде было невозможно, а и без того ослабший и сникший, Лоренц быстро впал в полузабытьё, ведь никто за ним больше не следил. Он мог слышать, как Рихард руководит готовящим Паулем, как Кристоф делит деньги, а потом принимается собираться на рынок под смешки улыбающегося. Следить за временем Кристиан не мог, поэтому все звуки сопровождались сильным запахом вареного мяса, на деле появившемся совсем недавно, и от которого желудок сжимался в голодном спазме. Но раскачиваясь над тазом, Кристиан не обращал внимания, пока рядом с ним не остановились шаги, и его не тронули за плечо. — Я стираю, стираю. Оно тут… замачивается, — тут же пробормотал Кристиан, с трудом разлепляя опухшие веки. — Я огонь разведу, чтобы ты всё просушил, — коротко пояснил Тилль. В одной руке у него у него действительно была пачка небольших брёвен, маленькая охапка веток и горящая ещё палка из костра, а в другой дымящаяся тарелка и старые дырявые ботинки. Они не привлекли внимания Кристиана, ведь он, не обратив внимания на обутые ноги Тилля подумал, что это его обувь. А вот тарелка в момент поймала голодный взгляд. — Это всё, кстати, тебе, — будто очнувшись, спохватился Тилль, протягивая Лоренцу и неожиданно тяжёлые ботинки, и тарелку с мясным супом. — Но почему? — Настороженно пробормотал Кристиан, забирая горячую тарелку. — Тебе надо поесть хоть раз. К тому же ты болеешь, а больным лучше есть что-то горячее. А здесь даже мясо есть, — объяснил Тилль, на ощупь устраивая костёр. — Так остальные решили? — С сомнением понюхав суп, спросил Кристиан, но добился только того, что желудок забурчал ещё громче. — Нет, тебе всё ещё хотят скормить наш прошлый обед. Это я взял добавку, чтобы тебе отдать, — покачал головой Тилль. — Спасибо, — пробормотал Кристиан, сильно удивлённый таким. — Знаешь, надо быть совсем отчаянным, чтобы просить Йонаса отпустить, — вдруг усмехнулся Тилль. — Я хотя бы пытаюсь, — ответил уязвлённый Кристиан. — Прости, я не хотел… — тут же испугался он. — Ничего, я тоже об этом подумал, — вздохнул Тилль. — Только мне это не поможет, — едва слышно пробормотал он. Кристиану стало даже немного жалко Тилля. Он не знал, вызвано это болезнью, или чем-то ещё, но это не мешало ему жалеть мужчину, и Лоренц даже потянулся к опустившейся руке. — Кстати с ботинками осторожней. В одном иголка с нитками, — предупредил Тилль, снова берясь за дело. — А зачем мне ботинки? Ты же знаешь, что я… — Закончить Кристиан не смог. — Знаю, но в них ногам будет не так холодно, да и следить после улицы ты не будешь, — кивнул мужчина. — А нитка зачем? — Они не очень новые, поэтому попробуй их зашить. Мы не так уж много денег получили, поэтому на мои Оливер смог только такие купить. И лучше пришей их к одежде, чтобы не терялись. А то тут могут, — от чего-то содрогнувшись, ответил Тилль. — Кстати, я им в носки положил камней, так это это теперь почти протезы, — вдруг улыбнулся мужчина. — Спасибо, — снова едва слышно поблагодарил Кристиан, сделал первый глоток бульона и понял, что действительно то, что ему сейчас нужно. Флаке уже повернулся к Тиллю, чтобы поблагодарить и спросить, почему он вдруг так о нём беспокоится, но Тилль уже шёл обратно, к первому костру. Конечно, Кристиан мог бы окрикнуть его, ведь остальные, судя по разговорам за перегородкой, разбирали «стены» зала, и даже Рихард иногда что-то покрикивал, пусть и скорее всего сидя где-то в стороне. Но вместо крика, горло Лоренца снова выдало кашель.Часть 5
6 октября 2019 г. в 00:11
Кристиана оставили без золотого трико, как только он вошёл вместе с остальными в шатер. Что-то крикнув про то, что отстирать грязь ещё можно, Кристоф исчез в одном из просветов в ткани, оставив Кристиана облачаться в серебряное прямо посреди «коридора». Но даже несмотря на максимальную скорость, которой смогли достичь судорожные, почти истерично дёргавшиеся руки, одеться прежде, чем обратно прошёл Оливер, не получалось. Но мужчина даже не взглянул на сжавшегося на земле Лоренца. Либо они действительно ничего не стеснялись, либо Оливер был настолько безразличным. Только свернув в сторону арены, он окликнул Кристиана, чтобы тот шёл за ним.
Боясь прекословить даже самому спокойному из труппы, Кристиан поспешно заковылял следом. На сцене всё было по-прежнему, и из-за дыры в крыше — мокрым.
— Мы завтра будем сниматься, — заслышав шаги, сказал Оливер, — Так что чинить будем завтра же, — чему-то кивнул он, наконец-то повернувшись к Кристиану. — Ты пока должен здесь прибрать, а то наши зрители всегда оставляют за собой следы, и сложить это, — кивнул он на ткань. — Я могу оставить тебя одного и не бояться, что ты снова решишь сбежать? — Спросил с лёгкой усмешкой.
— Оставляй, — вздохнул Кристиан.
В следующую же секунду он оказался один, переступающим у подножия «сцены». Чтобы сложить упавшую ткань, пришлось долго ползать на коленях, зажимая углы промокшей, трущей руки материи, и периодически стряхивать с краёв грязь. На крышу потратились, сделав её водонепроницаемой, но от того тяжёлой, так что закончив с этим, Лоренц несколько минут лежал на получившемся квадрате, чувствуя, как со спины на бока стекают маленькие капельки пота.
Следующим он принялся собирать камни и прочий мусор, которым зрители вечером кидали в Оливера. На острых краях некоторых Кристиану казалось, что он видит кровь, а некоторые весили столько, что легко могли сломать кость, но, похоже, или пролетали мимо, или совсем легко задевали спокойного артиста, ведь иначе бы безразличие к боли не спасло бы от серьёзных травм.
Занятый этим, Кристиан даже не заметил, как двое прошли по коридору в сторону, где был выход. Только выглянув наружу, чтобы выбросить ещё несколько камней, он разглядел удаляющиеся фигуры. Но значения он им не придал, помня, что как минимум двое могут спокойно ходить по городу.
И это действительно были те самые двое — Кристоф и Оливер, бывшие сопровождением и охраной. Единственные, чья внешность не отличалась от внешности обычных людей, они были обязаны совершать все покупки и вылазки, касавшиеся жизни труппы за сценой. Йонас посылал кого-то вместо себя в исключительных случаях, в остальное время в одиночку решая свою судьбу вместе с судьбой всего цирка. Но в этот раз цель его не затрагивала, так что директор оставался у себя, даже не зная, куда идут подчинённые, ведь он знал, что они всё равно к нему вернутся, не имея других вариантов.
С некой холодностью относились к обоим. Хотя, все были друг другу немного врагами, несмотря на вполне дружеские отношения в труппе. Даже Рихард оставался особняком, несмотря на то, что помогали ему чаще остальных. Поэтому чего уж говорить о двух самых «нормальных», чьи судьбы позволили им остаться такими.
Когда вдалеке, на краю зрения, да и то бокового, показался островок более богатого района, Кристоф отвернулся. С тех пор, как он попал в труппу, он всегда старался так делать, не вспоминая о прошлой жизни. Он не сожалел и не боялся, просто считал, что раз она закончилась, то и думать о ней не стоит.
В сравнении с настоящим, жил Кристоф почти роскошно, хоть и оставался слугой. Сын горничной и повара, работавших на одну семью, он скоро остался один, и имел все шансы оказаться на улице в десять лет, если бы не их хозяин. Что-то в ухоженном мальчике с тонкими чертами приглянулось одинокому Александру Ромпе, и он предложил Кристофу работу. Обещая, что это будет почти как игра, он наряжал ребёнка в платья, не позволял стричь волосы и делал много непонятного детскому мозгу. Но Кристоф послушно изображал девочку, даже осмеливаясь кокетничать с господином и обижаться в рамках игры. И до какого-то момента игра и правда была игрой, хоть ни её смысла, ни странных поглаживаний со стороны мужчины, пока не случилось то самое «но». Просто в какой-то момент игры огонёк, вспыхивавший в глазах Ромпе лишь на секунду, не погас, а державшая за колено рука быстро поползла выше. Кристоф попытался подстроиться под странный ход и, наигранно возмущаясь, попытался оттолкнуть руку взрослого. Но на этот раз играл уже не он, а с ним.
Несколько лет после того дня Кристоф оставался послушной девочкой. Почти не пересекаясь с другими слугами, он всё же знал, что те его презирают и стопорятся, называя его испорченным, раз он соглашается, а их хозяина извращенцем. Однако он долго не мог этого понять, ведь такая работа его вполне устраивала, и даже нравилась. Но только до смерти Александра. В один день оказавшись на улице, Кристоф с ужасом для себя понял, что не сможет устроиться к кому-нибудь в качестве прислуги, ведь другого труда, кроме удовлетворения себя, Ромпе не давал. И потому парень решил заняться единственным, что умел. И быстро выяснив, что парни никому не нужны, на третью или четвёртую ночь он вошёл в единственном сохранившемся у него платье. В таком виде его уже через несколько часов подцепил слегка пьяный Йонас, привлечённый тихой красавицей, просившей до смешного низкую плату. Но причину он понял уже у себя в фургончике.
Мужчина уже собирался выгнать юношу обратно или даже сдать полиции, но что-то промелькнуло в ловком на идеи мозгу начинающего директора цирка. На то, как красиво танцуют дамы по ночам, многие любили посмотреть, но только подобные недавно собранному цирку места могли предложить такое зрелище. А к тому, что девушка окажется не такой уж и девушкой, зрителя должны были подготовить предшествовавшие танцу номера.
Кристоф быстро стал звездой шоу, пусть иногда ему и приходилось убегать от возмездия неприятно шокированных зрителей. Но следующему новобранцу такое было совсем не страшно, ведь его номер всегда состоял в дозволении зрителям делать с собой что угодно. Ни разу в своей жизни Оливер не почувствовал боль. Сколько бы раз в детстве он не падал и не бился, мальчик только отряхивал одежду, вытирал кровь и не понимал, почему другие принимаются плакать. Родители быстро смекнули, что к чему, и сделали две важные вещи: научили Оливера осторожности и обработке ран, а затем приучили к тому, что брать деньги у людей, а затем позволять им ударить себя — единственное, на что он способен. Они специально не обучали его другому и изо дня в день гнали на улицу, ведь желающих безнаказанно кого-то ударить всегда оказывалось много, и денег на это они не жалели.
Поэтому за Оливера Йонас бился с его родителями почти месяц. Правда, ещё месяц перед этим он убеждался в том, что всё это не обман, и парень действительно стерпит всё. У себя Окерлунд хотел показывать только действительно стоящее, что принесло бы больше денег. Но всё же сумев сторговаться, он забрал к себе ничего не понимающего Оливера.
Они двое невольно стали сторожихами этого цирка, успев увидеть два полных смена состава труппы. Не считая их самих, конечно. Настоящий, всего из шести человек, всё ещё был самым маленьким, но Йонс ежедневно отправлял их осматривать улицы каждого встречного города, чем и сам частенько занимался, выискивая новые уродства. И Кристиан стал первым изменением после долгого застоя, за месяц которого все успели неплохо собщаться.
Изменение встретило их во втором по величине, после арены, помещении шатра, объединившим в себе всё, кроме спальни и ванной. Под руководством Пауля Кристиан отстёгивал небольшой клочок материи наверху. Сам же улыбающийся, временно приняв роль руководящего, держал длинную лестницу, в которую вцепился Лоренц, и поторапливал собиравшего костёр Тилля.
— Глядите-ка, что мы принесли! — не став ни спрашивать, ни здороваться, объявил Кристоф и поднял руку Оливера с несколькими мешочками с едой, и похлопал ещё один у себя на поясе, звонко звякнувший от этого.
— Пируем сегодня? Как и хотели? — оживился Пауль, отвлёкшись на секунду от начавшего спускаться Кристиана.
Лестница слегка пошатнулась, но этого хватило, чтобы человек на ней до боли вцепился в ступеньку пальцами и попытался обхватить балку и ногами.
— Слышал, костлявый? — весело закричал Пауль и снова тряхнул лестницу. — Ты оказался полезен! Удивлён? — продолжал он, пока зажмурившийся Кристиан медленно спускался вниз.
Он не понимал, о чём говорит Пауль, да и вовсе не слушал его, сосредоточия всё своё внимание на гудящих напряжённых руках. Только от одного воспоминания о полёте, становилось плохо, и возобновлять его никак не хотелось.
— Чего молчишь? Или ты решил избавить нас от своего бормотания? — Подполз Рихард, когда Кристиан ухнул на землю, неудачно встав на ноги.
— Да вы и мясо купили! — Тем временем воскликнул потерявший интерес к Кристиану Пауль, забрав у Оливера продукты. — Из чего у тебя трикошечка была, говоришь? За что мы столько получили? У тебя и вторая такая же? — Повернулся к Кристиану, отчаянно пытавшиеся вытащить костыли из-под устроившегося на них Рихарда. — Чего так уставился? Мы, по-твоему, много получаем, чтоб каждый день так обедать? Нет, для нас деньги лишними не будут, а ты, раз подвёл нас, должен был искупиться!
Кристиан не стал дослушивать. Наконец-то вырвав костыли, он стремительно поднялся и поковылял к выходу в коридор, старательно смотря в землю. Раздался смех, когда он налетел на не шелохнувшегося Оливера, но Лоренц уже в следующую секунду оказался за перегородкой. В голове вместе с кровью пульсировали смех и жгучая обида.
« Это всё, что у меня было. Всё, что связывало меня....» — С трудом удерживая в себе слёзы, думал мужчина, быстро переставляя костыли.
Но закончить мысль он не смог. Несколько слезинок, попав в горло, будто оцарапали его, и Кристиан закашлялся. Несколько секунд он, согнувшись, трясся всем телом, но не имея возможности вздохнуть, завалился на бок и упал. Ему повезло упасть в ещё один вход, вёдший в ту часть большого шатра, где актёры коротали ночь. С трудом сев на одну из кушеток, Кристиан упёрся локтями в колени, костями в землю, и зажмурился, пытаясь справиться с болью в горле и голове. Только приложив лоб к мелко дрожащим рукам, он почувствовал, как сильно у него раскалена голова. Похоже, что Оливер был прав, и ночи на голой земле, перепачканным в холодной грязи, обернулись для Кристиана температурой.
— Только этого не хватало, — зло пробормотал он, вытирая глаза. Но те всё равно оставались влажными, так что мужчина только шумно хрипло вздохнул. — И что я теперь такое? — пробормотал он, пытаясь рассмотреть своё отражение в стёклышках очков.
Жалость к себе снова поднималась. И на этот раз усмирять её сил не было. Поэтому Кристиан, упав на жёсткое ложе, позволил себе сочувствующе погладить самого себя по плечу. Прошлое — это всё, что у него было, ради чего хотел выбраться отсюда. Ночной оптимист исчез вместе с призрачным бездомным, а настоящий Кристиан сейчас понимал, что всего лишь не хотел позорить того себя, каким был раньше. Может, будь он таким всю жизнь, он бы радовался, что оказался среди таких же. Но так не было, и Кристиан не хотел чувствовать себя не таким, как все. Он прошлый — вот каким он хотел стать, и больше никогда не расстраиваться из-за чего бы то ни было. Он старался держаться за утраченное прошлое так же отчаянно, как несколько минут назад за лестницу. Но прошлое, представленное только красивой, пусть и не практичной одеждой, у него вырывали, не давая даже шанса попробовать защитить его. А воспоминаниям он боялся верить. Вдруг, про них так же, как про того бездомного, скажут, что их не было, и он никак не сможет снова убедить себя, что всё правда, оставшись голым без материального подтверждения.
— Безногий, — услышал Кристиан тихий голос.
— Что? — Буркнул он, поспешно закрывая лицо руками.
— Сказали тебе отдать. Тебе не помешало бы поесть, а это никто не хочет доедать, — так же спокойно объяснил Оливер, протягивая Кристиану котелок.
— Что это? — Скривился тот, взглянув внутрь.
Нечто, раньше, наверно, похожее на кашу или очень густой кисель, сейчас было чем-то ближе к грязно-зелёному студню, размазанному по дну и стенкам.
— Варёная капуста, — ответил Оливер.
— Я не голоден, — оттолкнул Кристиан протянутую руку.
— Как хочешь, — пожал плечами Оливер. — И, кстати, это моё место, — кивнул он на кушетку, на которую Кристиан сел.
— Уже ухожу, — взялся тот за костили, поднимаясь.
Удовлетворённый этим Оливер кивнул и уже развернулся, чтобы уйти.
— Подожди, можно спросить? — Вдруг встрепенулся Кристиан. Оливер молча кивнул. — Где директор?
— Герр Окерлунд? У себя. За шатром есть фургончик, там он и всё ценное, что здесь может быть, — выдал мужчина.
— Спасибо, — поблагодарил Кристиан, выскакивая в коридор вперёд Оливера.
Ему в спину донестись неразборчивое «Пожалуйста!», но Кристиан не слушал. Простейшая идея, казавшаяся гениальной, вернула в слабое тело немного сил, чтобы оно смогло добраться до фургончика директора. Выскочив на улицу, Кристиан в последний раз вытер глаза и вернул очки на нос. Маленький старый фургончик действительно стоял почти вплотную к брезентовой стене. Здесь стоял сильный ветер и запах горелого — то через дыру, открытую Кристианом, выходили дым от костра и довольные вскрики остальных актёров — но это совсем не замечалось. Оказавшись у маленькой дверцы, Лоренц несколько раз постучал.
— Кто? Я же сказал, что площадь завтра освободим, и нечего нас выгонять, мы так с самого начала договаривались! — Раздалось из-за закрытой двери. — Ты? — раздражение сменилось на удивление, стояло двери открыться.
— Герр Окерлунд, я хочу уйти, — выпалил Кристиан.
— Уйти? — Шокированный директор смог только ещё чуть выше поднять брови. — И куда же ты от нас собрался?
— Я до этого работал в цирке, и был даже известен, — уверенно начал Лоренц, — куда-нибудь меня точно возьмут.
— А что же тебе у нас не нравится? — Спросил Йонас, и тёплая рука опустилась на дрожащее плечо в жесте, с радостью принятым Кристианом, как понимающем.
— Я не хочу унижаться перед людьми, — выпалил он. — Я почти такой же, как они, и на меня смотрят только потому, что я оказываюсь вместе с остальными, — сочинял Кристиан на ходу, ведь заготовленного текста не было, а то, что получалось, казалось нужным и убедительным.
— Понимаю, — закивал Йонас, и Кристиан, осчастливленный, улыбнулся. — Пойдём, я только остальным скажу, что отпускаю тебя, чтобы не возвращали тебя, как утром.
— Спасибо!
Окерлунд улыбнулся. Любой наблюдатель бы тут же поспешил убраться от человека с таким оскалом, но только не Кристиан. Кипящее от болезни сознание, к сожалению, было ещё и счастливо, так что хоть немного присматриваться мужчина даже не пытался. Он гордо шёл по узкому коридорчику обратно, всё ещё одёргиваемый за плечо, и уже представлял, как через несколько минут будет уходить отсюда уже действительно навсегда.
— Господа, — начал директор, затаскивая за собой Кристиана в немного прогревшееся от костра помещение, — наш новый артист захотел уйти. Я, конечно же, выслушал его, — быстро проговорил он, не дав никому издать хоть звук, — и это было очень смело — прийти ко мне с таким заявлением, — улыбнулся мужчина сияющему Кристиану. — И знаете, я действительно серьёзно задумался… — мужчина взял драматическую паузу, осматривая остальных. Кристиан проследил за его взглядом, и что-то внутри него содрогнулось от того, как выжидающе все улыбались. Ещё не осознав, он почувствовал сильный толчок в спину и сопровождавшее это:
— Какими же идиотами бывают люди!
Не издав ни звука, Кристиан упал к ногам приблизившихся людей.
— Знаете, что он сказал? — Почти смеясь, спросил Окерлунд, касаясь носком ботинка лежащего так, будто перед ним была гора грязных тряпок. — Что был знаменит, и его примут обратно!
Высказывание встретили, как хорошую шутку, а кто-то даже свистнул.
— А ещё, что если он будет один, то никто и не заметит этого уродства! — Продолжил директор, схватив одну из ног и дёрнув её вверх, будто без этого не всем было видно испачканные кости. Кристиан только стиснул зубы, чтобы не закричать от боли.
— Да что вы нам показываете, как будто мы ног не видели? — Издевательски захохотал Пауль, наклонившись к сжавшемуся Лоренцу.
— Запомни раз и навсегда, безногий, — отпустив культю, медленно проговорил Окерлунд. — Ты никуда отсюда уже не уйдёшь. Ты там никому не нужен, а люди и так над тобой смеются, что ты рожей, похоже умом тоже, не вышел. Радуйся, что теперь они переключатся на твои ноги и будут готовы заплатить, чтобы увидеть очередную мерзость, — процедил мужчина и вышел. — Он ваш, ребята. Только давайте без крови, — раздался удаляющийся голос из коридора.
— Снова удрать пытаешься? — Тут же спросил Кристоф, переворачивая тощее тело одной ногой. — Чем же мы тебе так не угодили? — Наигранно расстроился он.
— Может, мы слишком страшные? — С той же показно-наивной интонацией спросил Пауль, склоняясь к самому лицу Кристиана. Тот зажмурился под одобрительные усмешки.
— Да, как он вчера сказал… — Подхватил Рихард, — что он не такой?
— Конечно же, ты другой, — тут же принялся заверять его Пауль. — А вытворишь такое ещё хоть раз, то тогда станешь главным экспонатом, — недобро прищурился он.
— Понял? — Рявкнул Рихард.
Кристиан не смог ответить. Его душили ужас, обида и кашель. Но вылилось всё это только в тихий хриплый всхлип, похоже, удовлетворивший остальных.
— Там есть грязные костюмы, займись ими, — брезгливо обратился к Кристиану Рихард, отползая к костру. — Мы должны выступить в следующем городе в нормальной одежде, а не обносках.
Но в итоге до костюмов Кристиана доволокли, и даже поставили таз и ведро с водой и вручили маленький кусочек мыла, который и сам выглядел так, будто нуждался в стирке.