Шоу уродов господина Окерлунда

Позади остался ещё один город, и Кристиан боялся представлять, что будет впереди — снова терпеть насмешки и побои, удивляться средневековой жестокости зрителей? К этому он совсем не был готов, предостаточно насытившись за прошедшие дни. А терпеть одно и то же Кристиан долго не мог — он легко выходил из себя, начиная ссориться со всеми вокруг. Но здесь, где его могли раздавить одним пальцем, действовать предстояло особенно осторожно. Поддержкой Тилля Кристиан уже заручился, и хотелось верить, что остальным такая жизнь тоже давно осточертела. Весь день Кристиан думал, как можно обставить побег, даже если при этом они останутся голы как соколы. Вокруг расстилалась ночь, но он всё ещё не мог уснуть, обеспокоенно всматриваясь в бесформенные силуэты спящих людей. Где-то далеко плескалась вода — там над рекой по мосту ехали поезда. Вот и сейчас Кристиан обеспокоенно повертел головой, провожая очередной поезд с уютными желтыми окнами — как будто квадраты света неслись по небесной темноте. В такой поезд Кристиан горел желанием сесть, чтобы высадиться где-то далеко-далеко отсюда и начать жизнь действительно новую, полностью избавившись от прошлого. Но сейчас он смотрел на тёмно-синие облака и втайне мечтал, чтобы эта тихая спокойная ночь никогда не кончалась. Кристиан чувствовал себя вновь одним, хотя рядом дышал Тилля, который и во сне старался его согреть. Кристиан ещё не до конца верил в желание слепого помочь, потому что раньше не заводил отношений крепче, чем деловые. Он не знал дружбы и любви — ведь всю жизнь Кристиан не находил времени на эти чувства. Его вполне устраивало собственное общество, а допустить, чтобы кто-то оказался совсем рядом, Кристиану казалось оскорблением себя. Но теперь ему предстояло расположить к себе всю труппу, а значит — раскрыть душу. И вот этого Кристиан и боялся. Он никогда не пробовал себя в роли оратора, привыкнув, что с его мнением нигде не считались — и теперь со страхом смотрел на дремлющих в повозке людей. В таком виде они казались Кристиану совсем не страшными, и он вполне был готов поговорить с ними прямо сейчас. Но ему помогли. — Ты не спишь? — Прошептал Тилль, поворачиваясь к нему. В темноте его глаза походили на два лунных камня, однако Кристиан научился не дёргаться, встречаясь с этим взглядом. — Всё ещё думаешь о побеге? — Думаю. — Тоже просипел он, но потому, что горло оставалось больным. — И мне кажется, что сейчас самое подходящее время. Утром будет уже поздно. — Предлагаешь уйти в ночь, и оставить директора с носом? — Тилль хмыкнул, прислушиваясь. Необъяснимые звуки говорили о глухой ночи. — Вы о чём? — Раздался в темноте голос. Оливер сел на своём месте, потирая глаза. На лысой голове засохли кровавые струпья от тернового венка. — Я хочу, чтобы мы сбежали, — не дав Тиллю взять решающий разговор на себя, заговорил Кристиан. — Разве вам самим не надоела такая жизнь? — Надоела. — Зевнул Пауль у него под боком, от чего Кристиан едва не подскочил. — Но мы остаёмся здесь, потому что больше нигде не найдём применения. Разве вот ты, безногий, умеешь что-нибудь с тех пор, как лишился ног? Придирка неприятно кольнула Кристиана, и он со вздохом посмотрел на пустые ботинки. — Я вот только курить научился, когда компрачикосы мне всё отрезали. — Подполз к проснувшимся Рихард. Похоже, здесь все забыли, как спать по-настоящему, потому что вскорости на ступеньки фургона перебирался и Кристоф. Он ещё не понимал, в чём суть разговора, и сонно щурил узенькие глаза. — Вы безвольны, — поняв, что все собрались, Кристиан собрался с духом. Если бы не спящий в фургоне Окерлунд, он бы кричал, полный воодушевления — но наедине с недугом и ночью мог только шептать. Рихард недобро оскалился. Кристиану повезло, что в темноте он не всё мог видеть — иначе бы спор перерос в драку. — Вы только своё уродство можете показывать, — раздражённо покачал он головой. — Даже ничего не пытаетесь сделать, чтобы изменить жизнь хоть немного. А ведь среди вас есть двое здоровых, которые могли бы много где найти себе применение. — Ну да, я же только совокупляться умею, — зло процедил Кристоф сквозь зубы. — А Оливер может дать себя ударить, вот и всё. Тилль сморщился, ожидая звука побоев — за такие слова Кристиану вполне могло достаться. Но он услышал, как тяжело вздохнул Оливер, пожимая плечами — в споре он никогда не находил слов. Сейчас ему было всё равно, в принципе, как и всегда, но в глубине ни разу не трепетавшейся души зашевелилось что-то незнакомое, заставлявшее без основания надеяться на лучшее. И мужчина не мог не признать, что тоже хочет сбежать отсюда. Вот только как сделать это, все представляли очень смутно. Словно каждого к фургону приковали цепи, не дававшие сделать и шага в сторону. — Мы обязательно что-то придумаем! — Взмахнул руками Кристиан и пошатнулся, тут же хватаясь за костыли. На мгновение он был готов истерически рассмеяться — сам разваливается от единого движения, а ещё надеется сбежать. — Нет, — за время спора Пауль успел кое-что сообразить. — Это не настолько трудно, как вы думали. Железная дорога совсем рядом, и нам ничего не стоит дойти до неё, пока Йонас спит. Только вот ехать придётся зайцами — все деньги в фургоне, а среди нас нет никого достаточно тихого, чтобы выкрасть их без подозрений. — Почему же? — Возразил Кристоф, и в ночной тишине приятно зазвенели деньги. — У меня хватит на всех. И мне не важно, что после этой поездки у меня ничего не останется. Никто не видел, как Пауль потянулся к Кристофу, обнимая его, но всем в этот момент стало теплее. — И что же? Мы пойдём сейчас? — Нерешительно спросил Тилль, услышавший стук колёс по рельсам. — Ждать утра будет бессмысленно. — Подытожил Оливер. На фоне темноты его лысая голова походила на газовый фонарь. — Утром мы никуда не сможем уйти. — А Йонас? — Робко вспомнил про директора Кристиан. В фургоне громко заворочалось и застонало во сне, отчего остальные тут же насторожились и притихли. — А чёрт с ним, — глаза Пауля светились непривычно сурово в сравнении с кровавой улыбкой. — Наберёт себе новых уродов. А мы уйдём навсегда. Снова воцарилась тишина, и только в гранитную набережную плескалась вода. Между тонких облаков мерцали и скрывались блёсточки звёзд. — А разве мы уйдём просто так? — Кристоф ещё сомневался, теребя лацкан сюртука. За время работы в цирке мужская одежда стала казаться ему совсем непривычной. — Всё-таки столько времени тут провели, и… — Плюнь фургону под колёса на прощание, если так хочешь ритуала, — Кристиан даже развеселился, никак не ожидая от Кристофа подобных чувств. Все улыбнулись, а Рихард прополз мимо ног Кристиана со словами: — Это мысль, определённо. Уходя, Кристиан плюнул под колёса последним — да, с этим местом его ничего не связывало, но цирк уродов господина Окерлунда навсегда остался для него самым отвратительным периодом в жизни. И как сам Кристиан надеялся, с этим местом он столкнётся только в воспоминаниях. Но пока он, вновь полный энтузиазма, ковылял вперёд, осторожно придерживаемый за плечо Тиллем, и слушал, как остальные вполголоса размышляют о будущем — таком близком и несомненно счастливом. Все одинаково смутно представляли, что может их ждать после того, как они сойдут на ближайшей станции и, возможно, простятся навсегда. Думать о плохом в такую минуту казалось глупым и невежливым в отношении к себе и остальным, таким же счастливым — но всё же Кристиан осторожно поинтересовался у Тилля: — Если мы всё же попадём куда-нибудь, где будет возможность начать жизнь заново, ты же не оставишь меня? — Я не представляю, как теперь останусь один, — Тилль почему-то не решился ответить коротко и твёрдо. — До этого дня моя жизнь была кромешной темнотой, а ты в ней — как проблеск света. И за этим светом мне и хочется идти. Только бы снова не оказаться одному. Кристиан остановился, осторожно похлопав его по плечу — слов он не находил, смущённый и растерянный. И тут же пошёл, подгоняемый взглядами Пауля, который казался не таким уж и страшным. В корзине за спиной улыбающегося сидел Рихард — но Пауль шёл так бодро, как будто корзина пустовала. Кристоф и Оливер шли впереди, высматривая рельсы — и эти двое о будущем думали меньше всего. Привыкнув находиться рядом, они не хотели расставаться — так же, как и бредущие позади люди. — Кристоф, а как же билеты? — Вспомнил Кристиан, проволочив ботинки по грязной дорожке. — Я не вижу ни одной железнодорожной кассы поблизости! — Они сейчас все закрыты, — объяснил Кристоф, тут же придумав план действий. — Мы запрыгнем на ходу и будем держаться где-нибудь, а если повезёт, то и в вагоне посидим. А если нас высадят — на ближайшей станции купим билеты и поедем себе дальше. Кристиан угукнул, вполне удовлетворённый — и его сейчас нисколько не смущало то, что он и ходить едва может, не то что прыгать с разбега куда-то. Но если остальным предложение Кристофа казалось осуществимым, то и Кристиан был в своих силах более чем уверен. В очередной раз остановившись, он запнулся — они всё-таки добрались до путей и теперь, уставшие, улыбались друг другу и щурились, высматривая в темноте поезд. Никто не знал, делает ли он здесь остановку — и потому Кристоф спешно раздавал указания: — Оливер и я прыгают первыми и затаскивают всех остальных. Тилль, не отставай от нас. Кристиан, мы придумаем, как сберечь тебя и костыли. Пауль, у тебя бесценная ноша. Кристиан почти не слушал их, сонно вглядываясь в уходящие за горизонт рельсы. Путь до них оказался недолог, и фургон Окерлунда остался не так уж далеко — но Кристиан устал и вновь чувствовал себя больным. Он едва мог дышать и думать, и сердился на себя за слабость. Тилль, слышавший его тяжёлое дыхание, невольно придвигался ближе, чтобы Кристиан мог положить голову ему на плечо и отдохнуть — но тот не замечал робкой заботы. Расползающиеся мысли занимал поезд и стремительно разворачивающиеся в фантазии весёлые картинки. И задумавшись, он слишком поздно среагировал на крик Кристофа: — Едет, поезд едет! Встрепенувшись, Кристиан попытался подскочить, но не смог — и Оливер потащил его к краю перрона. Кристиан чувствовал, как Тилль мёртвой хваткой вцепился в его плечо, но смотрел на красный приближающийся круг света и отчего-то не ощущал ничего, кроме страха. Кристиану было страшно, как в тот раз, когда он посмотрел вниз, стоя на канате — и сейчас он не понимал, что творится вокруг и что ему нужно делать. Он видел, как поезд замедляет ход, но всё равно идёт слишком быстро; как Кристоф и Оливер непонятным образом оказываются на сцепном механизме и кричат, затаскивая Пауля. Как тяжёлый и неуклюжий Тилль, ориентируясь на шум, тащит его за собой, через пропасть, кажущуюся бездонной и непреодолимой… — Ну, давай! Совсем же немного! — Кристиан не понимал, кому принадлежит вопль поддержки и паники. Он в ужасе смотрел себе под ноги, крепко сжав костыли — и там, между колесами и гранитом перрона, была бездна. Кристиану нужно было напрячься совсем немного, чтобы надёжно уцепиться за обшивку и занять надёжное место. Костыли мешали, и кто-то уже уговаривал бросить их и полагаться на помощь — но Кристиан, едва понимавший происходящее, зажимал деревяшки подмышкой, стараясь удержаться. Да, пропасть осталась позади, но он всё никак не мог устроиться, каждую секунду рискуя свалиться вниз. Крики помощи только пугали, и Кристиан, в отчаянии хватавшийся за железо, не понял, когда пальцы опасно заскользили по железу, а он сам полетел вниз. И, едва фиксируя последние секунды своей жизни, Кристиан осознавал, что вопит точно так же, когда упал на опилки со сломанными ногами. Только теперь вопль разрезанного пополам тела смешался с криками тех, кто уже удалялся в мир, где Кристиану не было места.