Аутодафе

      — Так ты думаешь, твой отец нас не убьет? — спросил взволнованно Джей, смотря на небольшой храм, стоящий на холме.       — С чего он должен?! Он очень добрый, понимающий и заботливый. Кроме того, по заповедям убийство — грех, а он священник. Зачем же ему нарушать законы Божьи? — Ллойд с недопониманием посмотрел на усмехнувшихся Кая и Зейна. — Что смешного я сказал?       — Да забей, святоша. Лучше поспеши, у вас же ранний подъем, а кто-то уже явно не спит, — парень в красной кожанке посмотрел на витражи, сквозь которые на улицу просачивался свет.       — А? Нет, там всегда горит свет. Мало ли, кто-то забредет и решит поговорить с Ним. Но ты прав, — он улыбнулся стоящим перед ним друзьям и поклонился. — Спасибо, что проводили меня. Еще увидимся?       — Обязательно. Мы ждем тебя в баре от заката до рассвета, мой друг, — Зейн помахал ему рукой на прощание, наблюдая, как служитель церкви быстро бежит вверх по склону.       Ллойд осторожно приоткрыл никогда не запирающуюся дверь монастыря и осмотрел темный коридор, заходя внутрь и наощупь идя к своей комнате. Всего через час они должны проснуться и пойти на утреннюю молитву, а он даже не спал. «И как мне объяснить отцу, откуда у меня такая шишка…» — он осторожно притронулся к месту удара, тихо шипя и не замечая проскользнувшего мимо силуэта, который быстро забежал в одну из комнат и захлопнул за собой дверь.       Испугавшись резкого звука и непонимающе осмотревшись, Ллойд покачал головой, спихивая все странности на усталость и наконец нащупывая спасительную ручку. Зайдя в небольшую спальню, погруженную во мрак, он медленно подошел к кровати и упал на нее, чувствуя невероятное облегчение и в то же время нарастающую головную боль. Зейн предупреждал об этом и предлагал ему «особое средство», но он отказался, помня свой предыдущий опыт с выпитым горячительным напитком. Горло все еще неприятно жгло, что делало его состояние еще хуже.       Ему безумно хотелось заснуть и проспать весь день, но Ллойд не мог позволить себе такой роскоши, а потому он просто лежал, рассматривая высокий потолок и вслушиваясь в тишину. Удивительно, но раньше он не замечал, насколько здесь тихо. Ни щебета птиц, хотя они находились совсем рядом с лесом, ни шума проезжающих машин — ничего, а ведь уже наступило раннее утро. Может, ему просто кажется это все из-за резкой смены обстановки, ведь в баре очень шумно, нежели в храме.       Услышав тихие шаги за дверью, Ллойд стал жадно вслушиваться в них, щурясь от напряжения и не чувствуя, как из открывшейся раны на лбу начала струиться горячая кровь. Он старался не двигаться и даже не дышать, чтобы не заглушать инородные звуки, слыша их приближение и резко вздрагивая, когда ручка двери тихо заскрипела, а дверь распахнулась, впуская в душную комнату свежий воздух.       — Хм, нужно будет попросить Морро смазать ее, — тихо проговорил Гармадон, переводя взгляд с двери на сына. — Сын мой, ты уже проснулся! Замечательно, — он улыбнулся и подошел ближе к чужой постели, тут же меняясь в лице. — Ч-что с твоим лбом?..       — А… Я могу все объяснить, падре! — тут же воскликнул тот, вставая и помогая шокированному отцу присесть. — Мне приснился кошмар и, кажется, я упал на пол, ударившись сильно головой. Я не очень помню, как так вышло…       — С тобой все в порядке?! Не тошнит? В глазах не плывет? Нужно срочно обработать и забинтовать рану. Харуми!       — Падре, не волнуйтесь так, прошу!       Но тот уже не слышал его, вскакивая с места и выбегая из комнаты. Вышедшая на чужой крик девушка непонимающе стала слушать указания, на автомате выполняя все, что было сказано, попутно пытаясь привести себя в порядок. Через несколько минут она уже сидела перед братом и обрабатывала его рану, ударяя его по руке каждый раз, когда он пытался закрыться от нее.       В очередной раз тихо вскрикнув, Ллойд попытался сосредоточиться на чем-то другом, прислушиваясь к приглушенной ругани в комнате напротив, а после наблюдая, как из открывшейся двери вылетел его кузен, чудом не падая на пол. Он раздраженно зарычал и потер красные от недосыпа глаза, начиная тихо проклинать кого-то и получая за это легкий подзатыльник от вышедшего следом за ним Гармадона, который продолжал тихо отчитывать племянника, ведя его в сторону выхода.       — Опять он разозлил отца… — Ллойд тяжело выдохнул, помогая сестре упаковать все обратно в аптечку.       — Святой отец просто пытается помочь ему, а он никак не хочет встать на праведный путь, — Харуми покачала головой, улыбаясь и смотря на брата. — Я верю, что рано или поздно Морро поймет, как он ошибается. Бог обязательно простит его, когда он раскается. Нам нужно ждать и верить в него.       Ллойд улыбнулся ей, кивая и провожая ее взглядом до выхода из комнаты. Наверное, она была единственной в этом месте, кто действительно верил Библии и делал все, чтобы этот мир стал хотя бы немного лучше, чем сейчас. Взять хотя бы пожертвования, собираемые с прихожан и передаваемые в детские дома или больницы для тяжело больных людей, или ее частые выезды в город для помощи бездомным. Все это было лишь ее желанием, а не чей-то прихотью или навязанными обязанностями.       К сожалению, Ллойд и Морро не могли похвастаться такими достижениями, так как первый до недавнего времени совсем не выходил за пределы храма и даже не общался с прихожанами, а второй предпочитал жить для себя и особо не думал о тех, кому намного хуже него, наверное, считая себя самым обиженным и несчастным. Возможно, это было и правильно, но отец учил их совсем другому. Именно это всегда и не позволяло его сыну сбегать или перечить ему, но теперь… что-то явно пошло не по плану.       В церкви было невероятно душно и жарко из-за горевших всю ночь свечей и невозможности открыть старые витражные окна, на которых даже ручек для этого не было. Запах ладана вызывал тошноту, а голоса отражались от каменных стен и возвращались назад, вызывая головную боль, что заставило Ллойда закрыть глаза, дабы не видеть кружащегося мира. Ему было до ужаса плохо, но он обязан был закончить молитву вместе с родными. Они предлагали ему остаться в комнате и поспать, но он отказался, желая показать свою силу.       Что же, за это он и поплатился.       С трудом выговорив «аминь» и перекрестившись, он уже собирался открыть глаза и встать с лавки, но вместо очертаний помещения увидел лишь тьму, так и не почувствовав собственного падения. Наверное усталость и последствия от полученной травмы смешались вместе, из-за чего он и упал в обморок, хотя так отчаянно старался держаться.       Гармадон с волнением смотрел, как Харуми и Морро уносят его в комнату, надеясь, что с ним будет все хорошо. Ему следовало пойти за ними, но он не мог этого сделать, ведь кому-то нужно приготовить завтрак, заменить свечи, а после встретить первых прихожан, заглядывающих к ним в самую рань, чтобы исповедаться или просто поговорить. Храм не может закрыться на технические работы, а священник не может взять выходной, особенно если он один. Кто-то должен направлять людей, если они заблудились.       Однако… бывают случаи, когда люди приходят к тебе за советом, а уже через пять минут доказывают, что ты не прав и просят благословение на то, что никак нельзя назвать правильным решением. И, к сожалению, именно в такой неподходящий момент Бог решил испытать его подобным случаем.       — …Святой отец, но ведь все на это указывает! Мне плохо от нахождения в церкви, и я не могу уже какой день нормально молиться из-за болей в животе! — женщина в шелковом платке посмотрела на отвернувшегося священника. — Ну разве всего этого недостаточно, чтобы вы мне поверили? Разве этого недостаточно, чтобы понять, что я вынашиваю антихриста?!       — Ой… — Гармадон устало начал массировать виски, мельком смотря на сдерживающего смех парня, сидящего за органом. — Слушайте, я вам уже много раз говорил, чтобы Вы сходили к врачу, потому что Ваше состояние явно ненормально, и это никак не связано с Дьяволом! — он повернулся к прихожанке, смотря на стоящую рядом с ней девочку. — Мало того, что Вы сами в таком состоянии преодолеваете столь большое расстояние от дома, Вы еще тащите за собой и дочь, которая явно чем-то больна! У нее нет температуры?..       — Я вожу ее сюда и прихожу сама, чтобы найти лечение в молитве! Доктора — обманщики, которые делают прививки и уколы нашим детям, чтобы те чаще болели! Лишь Бог нас спасет!       Вдохнув поглубже, Гармадон прикусил губу, чтобы не сказать чего-то лишнего, и перекрестил ненормальную мать, спокойно указывая ей на выход, а после и вовсе силой выталкивая прочь из церкви, даже не слушая ее пламенные речи и просьбы дать благословение на детоубийство. С чего она вообще решила, что он согласится на подобное?! Неужели бедняжка совсем перестала думать на последних сроках? Стоит лишь пожелать удачи ее детям, которым, видимо, придется остаться без матери в столь раннем возрасте.       С трудом выпроводив ненормальную на улицу, Гармадон закрыл за ней двери, прислоняясь к ним спиной и еще долго вслушиваясь в приглушенные крики, а после и тишину, ставшую для него настоящим спасением. Подобные кадры неимоверно выматывали и раздражали его, заставляя вспоминать не лучшие моменты прошлого, которые он предпочел бы навсегда забыть, но, увы, не выходило. Услышав резкий и неприятный звук органа, он устало посмотрел на смеющегося над ним Морро, хмурясь и медленно идя к нему.       — Как вижу, день у тебя сегодня нереально хреновый, «папочка»! — Морро нагло посмотрел на нависшего над ним Гармадона. — То сын светлую головушку проламывает, то ненормальная мать решает приеб…       — Давай-ка ты заткнешься и будешь репетировать молча, «сынок», — Гармадон сжал сильнее схваченные темные волосы, слыша тихие проклятья. — Больно много ты начал совершать ошибок в партии. Может, пора начинать спать ночами, а не бегать в бордели?!       — Как же тут уснешь, когда Ллойд шастает по церкви, хлопая дверьми? — увидев на чужом лице смятение, он оскалился. — Ой, так ты не знаешь, что твой святой избранный продолжает уходить отсюда и контактировать с грешниками? Что же ты ничего не делаешь, Святой отец?       Так и не услышав ответа, Морро уже хотел что-то сказать, но его со всего размаху впечатали в несколько рядов клавиш органа, от чего по всему помещению пронеслась какофония, заставившая содрогнуться цветные витражи с изображением святых. Оглушенный, он оторвал голову от окрасившихся в красный клавиш, прислоняя руку к ужасно болящему носу и смотря на кровь, стекающую по его бледным длинным пальцам.       «Что же… Могло быть и хуже», — только подумал Морро, как его тут же схватили за руку, обхватывая средний палец и с неимоверной силой выгибая его в другую сторону до слишком громкого хруста. На этот раз окна содрогнулись от душераздирающего крика и последовавшего за ним плача, сквозь который уже лежащий на полу Морро выкрикивал бранные слова, надеясь таким образом облегчить себе боль и отомстить стоящему рядом с ним отцу.       Заметив сквозь пелену слез, что взгляд того обращен куда-то в сторону, он тоже посмотрел туда, замечая расплывчатый невысокий силуэт в черных одеяниях. Это была Харуми, которая услышала чужие крики и прибежала проверить, не нужна ли кому-то помощь. К сожалению, она прибежала слишком поздно, ведь все уже случилось, но зато она заставила Гармадона прийти в себя.       — Падре, все хорошо? — она подошла к ним и посмотрела на лежащего на полу брата, присаживаясь перед ним. — О Боже! С тобой все в порядке? У тебя кровь из носа и…       — И палец сломан, да, я заметил, — хрипло проговорил тот, усмехаясь и тут же корчась от боли. — Упал, со всеми бывает.       — Упал?.. П-Падре, что тут случилось?       — Отвези его в больницу, дитя, — Гармадон тяжело вздохнул, закрывая лицо руками и быстро идя к выходу из церкви. — А я посмотрю, как себя чувствует Ллойд.       — Да, Святой отец…

***

      Обшарпанное заброшенное здание серого цвета стояло посреди заросшего сорняками поля, всем своим видом показывая, что лучше обходить его стороной. Сверкнувшая на его фоне молния и оглушительный раскат грома лишь прибавили жути этой картине, но даже это не остановило молодого парня, который медленно шел по протоптанной дороге в его сторону, ругаясь на сильные порывы ветра и выплевывая собственные волосы. Все это было бы действительно устрашающе, если бы не идиот, который уже несколько минут орал на всю округу какие-то тупые предупреждения о водящихся внутри призраках.       «Боже, да заткнись ты уже, Гултар!» — раздраженно попросил про себя Морро, чувствуя, как в его лицо начинают врезаться холодные капли дождя. Как же его бесила эта погода, это место и этот кретин, так и не закрывший свою пасть! Наконец подойдя к подобию двери, сделанному на скорую руку из фанеры, он посмотрел на выпиленное окошко, через которое на него смотрел неизвестный.       — Пароль, — проговорил он низким голосом, явно пытаясь состроить из себя кого-то важного.       — Какой пароль?       — Тот… самый пароль.       — Какой из? Ты их меняешь раз двадцать на дню! — Морро прислушался к бубнящему что-то человеку, раздраженно рыча. — Так, Гултар, не еби мне мозг и открывай дверь, тут холодно!       Услышав разочарованный вздох, Морро проследил, как дверь перед ним открылась, и наконец зашел в помещение, смотря на недовольного друга. Перед ним стоял тучный высокий подросток с платком на лице и надетым на голову капюшоном, скрывающим темные волосы, подстриженные «под горшок». В общем, типичный неудачник, не раз глотавший воду школьного сортира или… чего похуже.       — Вы посмотрите, кто к нам пришел! Днем, так еще и в таких одеждах! Тебя все же выгнал этот старый хер? — сидящий в углу небольшой комнаты парень зловеще оскалился, доставая из странной на вид коробки блестящую пачку сигарет и кидая Морро. — Держи, Призрак.       — Нет, он сделал кое-что похуже, но об этом я предпочту рассказать всем, — поймав кинутую ему пачку, он открыл ее, смотря на содержимое. — Самокрутки? Лучник, откуда ты берешь такую херь?       — Один лошок, работающий с наркотой, продул мне этот ящик. Странный тип с повязкой на глазу, но признаюсь, дурь у него отменная. Наверное, работает на каких-то дилеров в этом районе.       — Смотри, не подсядь на это…       — Я проживу подольше тебя, в этом не сомневайся.       Морро лишь нервно усмехнулся, пряча тонкую пачку под гипс, предусмотрительно достав одну самокрутку и прикурив от любезно предоставленной зажигалки.       Он никогда не нюхал, а тем более не курил марихуану, но почему-то запах и вкус были ему до безумия знакомы, словно он ест любимые шоколадные конфеты, чей приторный запах сложно забыть. Все плохие мысли превратились из острых осколков во что-то жидкое и теплое, постепенно сливаясь со всем, что вообще могло существовать в этом мире. Блеклая лампа казалась солнцем, бьющие за стенами капли дождя превратились в прекрасную мелодию, а люди… что же, единственное, что не мог наркотик изменить — людей.       Эти существа все равно казались ему неказистыми, блеклыми и такими жалкими. В их головах всегда были мысли о том, как бы подгадить ближнему своему. Не важно, был ли человек богат или беден, были ли он ученым или бомжом без образования — каждый хочет навредить другому, каждый хочет обойти другого, прыгнуть выше головы и в конце концов сгореть, так и не осознав собственную ничтожность. И что самое ужасное… он такой же. Морро не ненавидел людей. Он ненавидел свою человеческую суть и невозможность избавиться от нее, вырвать ее из тела и растоптать, разбить, уничтожить.       Из столь самокритичных мыслей его вывел легкий подзатыльник. Посмотрев на адресанта, Морро до крови прикусил губу, понимая, что пришло время взбучки, причем крайне серьезной, потому что взгляд стоящей перед ним девушки мог убить самого опасного маньяка, что уж говорить о нем — слабом пареньке из церкви.       — Если твое объяснение не будет звучать как «я дрочил и сломал палец о свой член», я сломаю последнее одним легким движением ноги, — она мило улыбнулась, убирая мешающиеся волосы за ухо.       — Банши, твой юмор, как всегда, на высоте, но объяснение у меня более красноречивое.       — Ты сломал его о член бати? — низкий парень с театральными кандалами на руках и ногах громко заржал, через пару секунд смотря на хмурых друзей. — Что?..       — Помнишь о нашем разговоре про молчание, Рейт? — девушка посмотрела на быстро кивающего подростка. — Так вот, заткнись и никогда больше не открывай свой рот!       — Но…       — Я сказала закрой рот… Потому что сейчас Морро объяснит нам всем, из-за чего срывается наш концерт, который, по словам Высочайшей, должен был продвинуть нашу группу по карьерной лестнице, после чего состоялся бы дебют нашего первого альбома! А теперь этого всего не будет из-за… — она предоставила слово ему.       — Святой отец впечатал меня лицом в клавиши, а после сломал мне средний палец за то, что я сказал правду о его родном сыне, видимо, очень сильно разозлив его этим. Так что Рейт почти был прав, если убрать шутку о том, что меня трахает собственный дядя, — Морро невинно улыбнулся, делая последнюю затяжку и кидая догорающую бумажку в стеклянную банку.       Его подруга лишь недоумевающе посмотрела на него, переглядываясь с остальными и уже через пару секунд начиная громко ругаться всеми существующими и не существующими словами. Она ходила из стороны в сторону, рассказывая ему все, что она думает о сложившейся ситуации и лично о нем, грозясь сделать что-то похуже сломанного пальца, к счастью, не вспоминая о своем совсем недавнем обещании.       Все остальные не разделяли ее бурной реакции, но чтобы не попасть под горячую руку, согласно кивали, демонстративно забирая разбросанные по всему помещению музыкальные инструменты и уходя в другую комнату, где обычно и проходили их ночные репетиции. Проводив взглядом тащащего за собой барабанную установку Гултара, Морро посмотрел на одинокий синтезатор в углу, тяжело вздыхая и присаживаясь прямо на холодный пыльный пол, не очень заботясь о сохранности церковной одежды.       Достав вторую самокрутку, он закурил от чужой зажигалки, устало прикрывая глаза и раздумывая о том, когда его жизнь пошла под откос. С рождения в семье наркоманов? Ну, признаться, его родные отец и мать были не самыми плохими людьми и даже хотели бросить это все ради него, только вот не успели. С переезда в церковь? Гармадон, его жена… они были хорошими дядей и тетей и опекунами. Не морили голодом, одевали, учили, играли с ним и дали счастливое детство, которое неожиданно сломалось когда…       А, точно.       Ллойд. Именно его появление все и испоганило. Гармадон словно свихнулся, когда он родился. Он нарек его избранным, носился с ним, словно с мешком денег или горой золотых слитков. Этого не смогла разделить с ним даже Мисако, в конце концов собравшая вещи и уехавшая от них в неизвестном направлении. Будучи ребенком, Морро не мог понять, почему мир вокруг так резко изменился, почему любящий дядя неожиданно начал злиться на него и бить при любом удачном поводе, а вскоре и без него. Он просто не осознавал, что происходит, не смог вовремя понять, что тот сошел с ума.       Да и что бы он сделал? Пожаловался? Куда? Кому?! У него никого не было. Только старый священник и его белобрысый сынок, которого он и обвинил во всем, что происходило. Был он виноват или нет, но факт оставался фактом — его рождение стало смертью для Морро. Как психологической, так, возможно, и физической. Ведь рано или поздно Гармадон не сдержит себя, рано или поздно он задушит племянника или раскрошит его череп о каменную стену храма, даже не вспомнив те прекрасные времена, когда они играли в прятки. Потому что он не сможет вспомнить. Потому что это исчезло вместе с их искренними улыбками, запечатленными лишь на старых фотографиях.