Бычара

      Несколько секунд полюбовавшись на дорогих моему сердцу гостей, я обошёл их. Не торопясь сел в кресло, дотянулся до открытой бутылки с джином, сжал во второй руке недокуренную сигарету. Хотелось дать Бруно время насладиться моим подарком. Аманда с осторожностью поглядывала на меня и, как ни странно, молчала.       — Бруно, сними с Аманды плащ, — приказал я наконец, упиваясь собственной властью и позволяя тестостеронным инстинктам понемногу захватывать сознание.       Полуприказ был выполнен: садист сдёрнул с плеч желанной девочки верхнюю одежду. Аманда не сопротивлялась, и плащ остался в руках Бруно. Пока он вдыхал цветочный запах духов, она поднялась на ноги и, опустив юбку к острым коленям, вопросительно уставилась на меня. Я готов был ответить на все вопросы, но только если она их озвучит — телепатом я не был.       — Ты же понимаешь, что после всего, что собрался сделать со мной, обязан будешь жениться? — она вздёрнула бровь, задрала подбородок и оглянулась на мурчавшего Бруно. Тот воспринял это как призыв к действию: подполз к ней и принялся ласкать её ноги руками, несмело целуя места, которых касались его пальцы. Как же трогательно было наблюдать за ним. Я настолько увлёкся созерцанием, что не вслушивался в заданный вопрос. — Джек, ты меня слышишь? — Аманда не стала долго ждать и вновь подала голос, выводя меня из задумчивости. Я тут же скользнул взглядом выше — по длинным стройным ногам вверх, до ждущих ответа карих глаз. Даже сказал бы, глазищ.       «Бля, какая, нахрен, женитьба?!»       — Ты думаешь, я не догадалась о твоём плане морально уничтожить Бруно? — хохотнула она, глядя на меня с высоты, по-моему, десятисантиметровых шпилек. — Ты хочешь сыграть на его страсти ко мне.       — Ты слишком умная, Аманда. Боюсь, я не потяну тебя, — кивнул я, убеждаясь в уме чертовки, её упорстве и умении добиться желаемого. Аманда в ответ лишь нахмурилась как маленькая и надула губки. Вот бы покусать их.        Я сделал глоток из бутылки и облизнулся, будто бы просто слизывая алкоголь, а на деле борясь с желанием броситься и овладеть ею прямо сейчас. Аманда же явно читала меня насквозь: хитро усмехнулась и дёрнула ногой, отталкивая Бруно.       — Уверена, ты справишься, — покровительственно улыбнулась она. — Как ты уже заметил, я взрослая женщина и знаю, чего хочу. Кроме того, я отлично понимаю, что здесь происходит. И раз я здесь, значит, готова помочь тебе, но… — она умолкла, вынуждая меня зашипеть от нетерпения. Что бы там ни было за «но», оно совершенно не вписывалось в мои планы.       Я не отрывал от Аманды жадного взгляда, и она сделала наконец уверенный шаг вперёд, вонзая каблуки в старый потрёпанный линолеум и оставляя на нём вмятины. Я даже стушевался. Чёрт бы тебя побрал, Аманда Схунартс!       Затушив сигарету и поставив бутылку на стол, я принял правила игры: ладно, так и быть, если «взрослая женщина» вообще меня не боится — пускай. Я поманил её пальцем. Она победно улыбнулась. Думала, глупышка, что будет доминировать. Ага, как же.       Аманда сделала ещё один шаг, приблизилась — осталось протянуть руку, ухватить чертовку и показать, что её условия со мной не прокатят. Но Бруно вцепился в её щиколотку зубами. Вот упырь, а!       — Ближе, Аманда! — приказал я, пытаясь расслабиться. Однако Бруно не отпустил свой лакомый кусочек, а принялся зализывать укус. Аманда цыкнула от дискомфорта и, махнув ногой, мазнула шпилькой по щеке воздыхателя — тот схватился за лицо и заскулил.       Аманда шагнула ко мне, и я усадил её на колени. Её задница придавила давно вставший член. Бруно, осознавший, видимо, что его скулёж никого не волнует, подполз ближе, снял с ног Аманды туфли — как выяснилось, вполне себе оружие — и принялся целовать её напряжённые пальчики, постанывая от удовольствия.       «Выродок!»       — Почему ты не спрашиваешь, что за «но»? — игриво напомнила Аманда, сделав пару круговых движений на моём паху. Я еле сдерживался, а она ещё и усмехалась!       — Что ещё за «но»?! — сквозь зубы выдавил я, останавливая её движение, иначе кончил бы прямо в штаны.       Аманда облизнула губы, приоткрыла их и, приблизившись к моему уху, прошептала:       — Ты у меня первый, Джек.       Как бы я ни пытался остаться невозмутимым, сдержать откровенный шок — у меня не вышло. Глаза сами собой округлились.       — Что ты несёшь, Аманда? — я схватил её за плечи и чуть отстранил от себя, не дав поцеловать в мою небритую щёку. Очень уж хотелось посмотреть в глаза этой бесстрашной и даже наглой негодяйке: она увеличила мою эрекцию в два раза.       — Правду. Ты же хочешь, чтобы я была честной? — взволнованно отозвалась Аманда. Её зрачки расширились, щёки приобрели румянец, а запах распустившейся розы усилился.       — Хочу.       Я заметил, как Аманда, поёрзав, сунула ладонь под ворот моей рубашки и обняла меня за шею.       — А я хочу, чтобы мой первый раз был нежный, понимаешь?       Я облизнулся, зная, что нужно ответить: «‎Нет, ни хрена не понимаю», — и заткнуть ей рот её же трусами.       — Не получится, Аманда: в моей крови высокая доза запретного гормона, купленного у дилера, плюс алкоголь, ещё немного — и я в щепки разнесу этот прогнивший сарай. Я еле сдерживаюсь, чтобы не нагнуть тебя и не грохнуть Бруно, о какой нежности ты говоришь?! — начав тихо, к концу фразы я совершенно рассвирепел — тестостерон наконец вскружил сознание. Вскочил, неосознанно сбрасывая абсолютно не ожидавшую этого Аманду на пол, и расстегнул ремень вместе с джинсами. Как прелестно было снова смотреть на неё сверху!       Бруно подполз к ней: решил помочь любимой, но не вышло — я пнул его, не позволив дотронуться до неё, а затем схватил Аманду за руку и заставил подняться. Спустил молнию на платье — она дышала часто и наконец-то помалкивала.       — Я говорил тебе, что неспособен на нежность, а? Говорил или нет?! — проорал я, потерявший способность произносить спокойную речь.       — Да, — кивнула она, не закрываясь, позволяя разглядывать себя. Как мне, так и Бруно, стонущему на весь дом, трогая кружевное бельё. Покосившись на садиста, она сглотнула. — Только если бы ты хотел меня изнасиловать, не потратил бы на разговоры хрен знает сколько времени. Так ведь, Джек?       И снова на её лице победная улыбка. До бешенства правильное умозаключение! Мне и правда не хотелось брать её силой. Аманда не сделала мне ничего плохого, а старалась быть понимающим другом на протяжении десятилетий. То       Чуть отстранив мои руки, Аманда окончательно сняла платье и кинула в Бруно — тот от удовольствия закатил глаза.       — Может, и так, — я выдохнул, сам не понимая, зачем борюсь с тестостероновым экстазом и душу в себе быка. — Но это всё равно ничего не изменит: я в любом случае выебу тебя, как ты этого не понимаешь?       — Я как раз это и понимаю, и поэтому хочу человека, а не скотину. — Аманда сама стянула с себя трусы и, сев на край стола, обхватила мои бёдра ногами, замыкая их на пояснице. — Вот увидишь: Бруно станет больнее, если он увидит, что мне хорошо с тобой, если будет наблюдать, как я отвечаю на твои поцелуи и сама насаживаюсь на твой член.       Аманда замолчала, а я, кажется, начал задыхаться от её успокаивающего тона и мягких губ на моих губах.       — Я знаю, ты хочешь порвать меня…       — Очень хочу…       — Но ты не животное, Джек. Ты не бычара, ты человек, — прошептала она слова, в которые, кажется, очень хотела верить.       Её дыхание участилось. Аманда прильнула ко мне снова и, запустив язык в мой рот, начала целовать. И только вопль Бруно заставил нас разорвать поцелуй.       — Не вой, придурок! — рыкнул я, дав ему пощёчину. Правая часть лица Бруно вспыхнула алым пятном. Аманда ахнула, но не отпустила меня, прикрываясь мной, как щитом.       — Ты ошибаешься: я скотина, самая настоящая! — в одно мгновение я освободился от её захвата, развернул и прижал грудью к столу, а руки, стиснутые в моей ладони, зафиксировал за спиной. Наконец-то высвободив член, прошёлся крупной, влажной головкой по её упругой заднице, затем направил в горячее, увлажнённое, узкое и — по словам Аманды — девственное влагалище. — Смотри, Бруно! Внимательно, с широко распахнутыми глазами смотри и не смей моргать, урод, понял?! Моргнёшь — убью!       Вопли Бруно грели мой слух и душу: он плакал, бил меня по спине и пытался оттолкнуть от покорно ждущей девочки. Одной рукой удерживая Аманду, второй я ударил Схепертса, чтобы, сука, перестал бегать вокруг нас.       Как только Бруно упал, я наступил ему на грудную клетку и, направив член в вагину, ощутил преграду. Головка упёрлась во что-то эластичное, не дававшее войти на всю длину и заполнить собой эту чертовски болтливую, умную нахалку. Таки не врала, сучка!       — Расслабься, — цыкнул я, отпуская её руки и придавливая немалым весом. Вот ведь… неужели даже против воли внемлю её просьбе и пытаюсь быть нежным?! Чёртова «психологиня», почему она так на меня действует?!       Вновь поддавшись внутреннему быку, я толкнулся вглубь, с наслаждением вслушиваясь в её стоны и плач Бруно. Взобравшись на стул, полудурок чуть согнулся, вглядываясь Аманде в лицо, гладя её и убирая прилипшие к щеке тёмные волосы. Аманда же смотрела на него, не закрывая глаз: я прижал её так, что выбора у неё, собственно, и не было.       Ощутив наконец, что член полностью внутри, я начал двигаться активнее, не сдерживая иногда довольного рыка и откровенно жалея, что раньше отказывал себе трогать её. Руки Аманды были свободны, она вцепилась пальцами в края столешницы, а по лицу в какой-то момент скатилась слеза — солёную дорожку с кожи слизал Бруно. Жаль, я не знал, что происходит в его отбитой башке. Надеюсь, именно то, что и должно было по моему плану. Хотя что-то он подозрительно тих…       — Какого чёрта ты не кричишь?! — я шлёпнул Аманду по заднице, оставив отпечаток на слегка загорелой коже, хотя мысленно вопрос задавал всё же Схепертсу.       Аманда вскрикнула и выгнулась, а затем приподнялась, давая проникнуть глубже. Я довольно улыбнулся, всё же признавая, что её забота о моём удовольствии заслуживает внимания. Что касается ублюдка Бруно, то он, разумеется, не ответил на вопрос. Сверкая всё тем же безумным и бессмысленным взглядом, он принялся целовать левую часть лица Аманды, похрюкивая от удовольствия.       — Ну что, Бруно, тебе нравится?       Сам не знал, зачем спросил у него это. Изначально ведь не было у меня цели доставить придурку радость, а лишь раздавить его, уничтожить, сломать — так же, как он тогда поступил со мной. Разница была лишь в способе — я хотел сделать это морально, а не физически. Зашёл слишком далеко: нелегально приобрёл вещество, спланированное похищение, но перед этим стал меценатом пансионата, использовал ни в чём не повинную Лию и теперь пользуюсь Амандой. А эта тварь лишь кивает и улыбается. Не ценит того, что я делаю для него. Смотрит пустым, ничего не осознающим взглядом. Ублюдок!       Я ощутил, как в груди формируется убийственный комок из обиды, ярости, ненависти и ещё чего-то ужасного. Наверное, именно в тот момент я понял: таких, как Бруно, ничем не накажешь, ничего не сделаешь с его сознанием — оно отсутствует как таковое, у него есть только первобытные инстинкты. Как, впрочем, и у меня.       — Блять, — шепнул я, осознавая своё мудачество, эрекция пропала, и, отпуская Аманду и тяжело дыша, я ощутил себя будто на детской карусели: всё вокруг завертелось. Потряс головой, надеясь прийти в себя, но вместо этого почувствовал, как мне становится хуже. Шум в ушах нарастал. Я находился как будто бы в глубоком колодце, хотя то было слишком приличное определение для задницы, в которой оказался на самом деле. Плохо слышал встревоженный голос Аманды, просящий не оставлять её и в какой-то момент превратившийся в шлепки по лицу.       Я упал, как тогда, двадцать лет назад: на спину, ударившись затылком о твёрдую поверхность. Но сознание ещё не потерял, а жаль. Аманда выкрикивала моё имя, прощупывала пульс. Её беспокойство за меня я никогда не забуду. Я был ей благодарен, хотя и пихал эту благодарность в тот же «колодец».       Она не хотела причинять мне боль, а я причинил, и зазря: Бруно всё равно ни хрена не понял.       — Прости.        Двадцать лет назад.       — Дидерик — единственный, кто может свидетельствовать против Бруно, он был там и всё видел.       — Нет, нет. Жан, послушай меня. Если Дидерик будет свидетельствовать против сына Схепертса, то Схепертсу со всеми его связями достаточно только пальцами щёлкнуть — и от нас ничего не останется. И от тебя, и от меня. Ты что, хочешь войну развернуть против этого мафиози? Я не хочу в тюрьму, Жан. А Схепертс знает ой как много про нас. Ты не забывай, что мы нелегально возим гормоны для скотины. Тюрьма — вот, что нас ожидает. И тогда Джеки останется один, а у тебя ещё Стивен и жена, почему ты не думаешь о них?       — А знаешь, кто здесь настоящий преступник? Ты, сукин сын! Джеки, подойди ко мне, не нужно тебе больше общаться с этим предателем.        — Прости, мне папа запретил что-либо говорить полиции, он боится Схепертса, — буркнул Дидерик своему молчащему другу.       Джеки направился к отцу, морщась от боли каждый раз, как делал мелкий шаг.       — Ты простишь меня?       Джеки обернулся, услышав вопрос. Ему вдруг стало очень больно, закружилась голова, на штанах проявилось красное пятно, и он упал. Надеясь, что замертво. Когда больше не надо чувствовать боли, не это ли счастье?!       — Джеки! Джеки, очнись! — кинулся к нему Жан, падая на колени рядом и похлопывая по щекам сына, тот не реагировал. — Ты трус, Дидерик, как и твой папаша! Пошёл вон отсюда! И чтобы я тебя больше не видел!       Старший и младший Мэйс покинули двор, оборачиваясь на каждом шагу. Из дома выбежала мадам Ванмарсениль, склонилась над сыном, причитая: «За что нам такое несчастье!» — и обняла своего мальчика, пока Жан вызывал скорую.       — Пап, это был не несчастный случай, — Дидерик шмыгнул носом, посмотрев на отца. Тот предпочёл не отвечать ему, прекрасно зная, что сын прав. И Жан был прав, когда говорил, что он трус. — Пап, если ты не позволишь рассказать полиции, что Бруно специально покалечил Джека, то я тебя буду ненавидеть всю жизнь, понял?! — крикнул он, с обидой глядя на молчаливого и очень боязливого старшего Мэйса. Дидерик так и не услышал разрешения и убежал, не желая смотреть в глаза отцу по возможности никогда.