***
Говорят, что возвращение домой всегда кажется быстрее и волнительнее, ведь родные места, какие бы чувства они ни вызывали, оставить равнодушными не могут. Раньше Чимину не было доступно это понятие, однако теперь он на личном опыте мог в полной мере ощутить всю глубину столь простой фразы. Спроси его кто-нибудь, счастлив ли он от осознания скорой возможности вдохнуть знакомый с детства лесной воздух и вновь увидеть дорогие сердцу просторы, юноша без промедления ответил бы «да», однако… одно отягощающее обстоятельство непременно заставило бы его вначале призадуматься над ответом. Бесконечная тоска на сердце человека, кому он безоговорочно готов был отдать свое. С момента взлета прошло некоторое время, но Чонгук будто бы стал лишь мрачнее и задумчивее, перестав выказывать наигранное безразличие. Это мучило и расстраивало, но Чимин не решался начать разговор, боясь задеть и без того растревоженное сердце молодого принца. Тому нужно было время для самого себя, и вмешиваться не стоило по причине возможного взрыва чувств от не вовремя преподнесенного волнения вкупе с бесполезными советами. Чимина разрывало от желания помочь и вынужденного молчания. Ему хотелось стать для мучающегося ласковым утешением, но боязнь холодного отвержения останавливала его даже от попыток. Чимину хотелось сделать хоть что-нибудь, но еще больше — начать понимать, где грань между необходимой нужностью и навязчивым беспокойством. В такой неопределенности прошло еще некоторое время, за которое стремительная птица пролетела невидимую айравийскую границу, а первые солнечные лучи коснулись кончиков навсегда расправленных крыльев и заставили проснуться задремавшего от усталости Чимина. Первое, что он увидел, открыв глаза, — это ясное, чистое небо и движущиеся барашки-облака. Умиротворительная картинка полнейшей безмятежности, прерываемая чужим тяжелым дыханием рядом. Чонгук, судя по его усталым глазам и едва смятому одеялу, не ложился спать, а продолжал безустанно думать, словно специально мучая собственное сознание и тело. Это уже выходило за рамки того, что Чимин мог стерпеть и вынести во благо любимого человека. — Чонгук, — позвал он осторожно, присаживаясь на кровати. — Поговорим? — О чем? — голос отозвался тяжелым, но тихим хрипом, как будто бы юноша плакал, однако это было не так, сказывалась скорее его измученность. — Об известиях, что принес Намджун. Было понятно, что принц догадался о теме разговора и без уточнения, но словно хотел разубедиться, не найдя тому подтверждения. — Что я могу об этом сказать? Сколько бы ни думал, в голове один сумбур, вряд ли смогу вести конструктивный диалог, прости. — Чонгук… — имя из уст механика прозвучало мягко, но с упреком. Безвольно опущенная рука оказалась сжата чужой ладонью, вынужденно заставляя слушать. — Твоя сила всегда меня поражала. Физическая и духовная. Сила твоих решений и убеждений. Сила держаться до последнего и не отягощать своими чувствами других, но можно… сейчас ты сделаешь это по моей просьбе? По моему личному, эгоистичному желанию выслушать тебя. Ты сказал, что доверяешь мне. Ты сказал, что я тебе важен. Ты позволил мне стать свидетелем твоей растерянности и безутешности, так разреши мне теперь побыть для тебя верной опорой. Я не хочу, чтобы ты переживал это в одиночку. Пожалуйста, Чонгук. Прошу тебя, позволь мне облегчить твое бремя. Произнесенные слова звучали тихо, ненавязчиво, даже несколько монотонно, но желание услышать ответ сопровождалось крепким сжатием королевской руки. Чонгук изливать душу не торопился, затянувшееся ожидание рождало горечь, понимание, что, видимо, еще не время… — Я думаю лишь об одном, Чимин, — начал принц свой спокойный ответ. — Думаю, неужели все, что я делал… на самом деле было зря? Еще до разговора с Тэхеном меня посещали мысли, значение которым я не придавал, но слышал о них столь часто, что игнорировать становилось все трудней. От народа, от монархов, от тебя. Каждый старательно твердил о том, что я гожусь в короли, а я словно упертый баран, запертый в цикличном загоне, продолжал совершать слишком самоуверенные поступки, не слушая никого. — Ты просто искренне верил в брата. — И эта вера вылилась во все мои громкие слова, за которые я должен теперь взять ответственность. Наверное, прозвучит совсем уж безнадежно, но я до сих пор не могу принять услышанное, хотя не сомневаюсь в правдивости слов Намджуна. Нет ни малейшего повода ему врать о таком. Чонгук вновь замолчал, однако лишь затем, чтобы приподнять руку Чимина и, не разрывая крепко сжатые ладони, положить ее себе на грудь. — Думая сейчас обо всем, я начинаю осознавать, настолько слепо доверял ему, ни разу даже не задумавшись о том, какую политику он хочет вести. У меня и в мыслях не было усомниться в его благих намерениях. Представить и понять, что движет им сейчас, я тоже не могу. — Чонгук, твое разочарование понятно, но ты никоим образом не мог предугадать мысли другого человека. В этом нет твоей вины. Твое доверие к брату естественно, он твой родной человек. Как можно думать о предательстве того, кто тебе настолько близок? Ты не ждешь удара в спину. Разве мать сможет безропотно поверить в то, что ее родной сын способен совершить преступление? Разве влюбленный человек станет слушать судачество людей и откажется из-за этого от своих чувств? Разве может брат поверить в то, что брат его возжелал единоличной власти? Нет, Чонгук. Нет. Мы никогда не поймем, что на душе у другого человека, и какими непредсказуемыми могут стать его поступки в одночасье. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Бывают моменты, которые заставляют переосмыслить и буквально отбросить все, что было раньше: мысли, стремления, цели. Принятые решения и убеждения. Такие моменты переворачивают привычный уклад жизни и вынужденно подталкивают к другим решениям. — Юноша провел ладонью себе по волосам, пропуская через пальцы пряди и прикрывая глаза. — Однако я все равно хочу поговорить с братом. Услышать лично от него и понять, из-за чего все обернулось таким образом. — Ты сделаешь это, Чонгук, обязательно. Мы скоро вернемся домой. — Чимин повернулся лицом к своему собеседнику. — Но прежде всего тебе нужно поспать. Мучая себя бессонницей, ты никак не ускоришь наше прибытие домой, лишь растратишь последние силы, а они тебе, безусловно, понадобятся. Чимин понимал, что столь короткий диалог никоим образом не уймет безрадужные мысли в чужой голове, но результат уже стоил этой попытки — Чонгук решил лечь отдохнуть. Юноша повернулся на бок и, разрешив Чимину обнять себя, прижался к мерно вздымающейся груди. Теплое дыхание щекотало чувствительную кожу шеи, а горячие ладони на спине даровали ощущение защитной оболочки, в которую хотелось спрятаться. Гнетущее напряжение, наконец, сменилось долгожданным расслаблением в наступившей тишине. Чонгук заснул быстро, буквально «проваливаясь» в бессознательную темноту, а Чимин еще какое-то время лежал, поглаживая по волосам не принца, а просто уставшего маленького мальчика, что старательно выстраивал по крупицам для дорогого старшего брата королевский трон, но тот рассыпался перед его глазами в одночасье от легкого дуновения ветра перемен. И при всем при этом, в какой бы растерянности он ни находился, какую бы боль ни испытывал… принц ни разу не позволил себе слез.***
Все последующие дни молодые люди старались избегать удручающих тем в разговорах, занимая себя другими делами. Это помогало не только отвлечься от мыслей, но и разбавляло время ожидания до конечной точки полета. Чимин вновь обучал Чонгука механическим кодам, а тот в ответ посвящал парня в истории их королевства, что временами вспоминались ему с длительных монотонных уроков. Также принц периодически делал зарисовки местности, над которой они пролетали, в найденной на борту записной книжке, пока механик работал над своими роботами. Время хоть и тянулось медленно, но проходило с пользой, а потому знакомые верхушки пушистых сосен-гигантов стали действительно неожиданностью, заставляя побросать дела и вплотную прислониться к холодному стеклу лицом. Родные места встречали зелеными просторами и щемящим чувством ностальгии, вспыхнувшим в груди. Отсутствие было недолгим, но удержаться от сентиментальных чувств оказалось труднее, чем представлялось. Мысли о доме согревали, но были слишком слабы для того, чтобы противостоять вытесняющей радость безысходности. Яркое и быстрое счастье, словно пестрая вспышка в небе, осыпалась искрами, исчезая вместе с утихающими эмоциями и возвращая место притупившейся тревоге. В глазах Чонгука отражалась расплывчатая белая клякса, все еще далекая, но уже обретающая фигурную целостность. Не требовалось видеть юношу, чтобы ощутить его возрастающую напряженность, с трудом сдерживаемую после откровенного разговора. Восторг Чимина также быстро сошел на «нет», возвращая нарастающее чувство беспокойства, начавшееся еще в Нитнайтии. Теперь он мог понять, к чему вели все эти волнительные предчувствия. Их эпицентр располагался дома. В Имре.***
Оставшийся до приземления путь молодые люди провели в молчании, не тревожа друг друга. Их путешествие подходило к концу столь же стремительно, сколь быстро снижалась стальная айравийская птица, опускаясь к земле вместе с заходящим солнцем. Место ее посадки оказалось чуть дальше от главных ворот — в густых зарослях имрских деревьев, расстояние между стволами которых позволяло вместить даже дирижабль. Несмотря на то, что в столицу прибывало множество гостей по случаю торжества, летательные аппараты были чересчур редким явлением для простого люда и не имелись в наличии даже в самом Королевстве, а потому такая неприметная посадка была необходимой во избежание ненужного внимания. Машиной управляла магия Сокджина, но Чимин смог перекодировать ее и направить в нужное им место приземления. Покинули молодые люди свое трехдневное убежище практически сразу же после соприкосновения с землей. Уставшие, взволнованные, с довлеющими мыслями и при этом нескрываемой нежностью к чистому хвойному воздуху, наполняющему грудь подобно густому сиропу. — На улице гуляния, — произнес Чонгук, когда они оказались близ ворот. — С толпой мы слиться не сможем, тебя сразу же узнают. — Почему бы не попробовать в обход? Все действо сосредоточено на главной площади. — Ты знаешь дорогу? — Ваше Высочество, обижаете. — Чимин улыбнулся, вставая перед принцем. — Пока вы слушали важные исторические события о нашем прекрасном доме, я излазил его вдоль и поперек. Позвольте быть вашим проводником. — Даю добро. Чонгук ответил вольным взмахом руки, и механик ловко юркнул за ворота, не сомневаясь в своих познаниях коротких, скрытых от глаз несведущих, троп. Основное веселье, протекающее на центральных дорогах Королевства, долетало обрывками громких фраз, смеха и музыки. Люди радовались, будто позабыв обо всех волнениях, но для Чонгука эта показушная пестрость, не свойственная спокойному народу Имра, была не более чем попыткой скрыть свои страхи за звоном бокалов и шелестом кружащихся в танце юбок. Кажется, это понимал и Чимин, стараясь не реагировать на звуки, а целенаправленно двигаться извилистыми закоулками, подальше от яркой оживленности. Имр действительно преобразился за месяц, став еще более красочным и при этом благородно утонченным. На каждом доме висели символические флаги Королевства, длинные ленты тянулись от одной крыши к другой, освещая свисающими с них бумажными фонариками улицы, благоухающие цветы аккуратными насаждениями украшали садовые клумбы, а пряные запахи, наполняющие каждый дом, вырываясь на улицу смешением множества ароматов. Лесное Королевство, и без того превалирующее изысками красот, достигло своего апогея в честь скорого избрания нового Короля. Чонгуку от этого было горько. Оседающий на языке привкус сокрытой тайны смешивался с виной, ядом расползаясь по венам.***
Имрский замок, великолепный в своем аристократичном изыске, сверкал белоснежными стенами, строгими шпилями с развевающимися на них флагами и могущественным величием множества высоких оборонительных башен. За время путешествия Чимин не раз поражался дворцам, в которых смог побывать. Он восхищался оригинальностью их дизайна, проработкой мельчайших элементов и умением передать исключительные особенности чужеродных мест. Однако, несмотря на весь антураж, сравниться с замком Имра было невозможно. Это могло выглядеть чересчур помпезно в чьих-то глазах, однако являлось безусловным показателем значимости и силы главного Королевства. До подножия замка молодые люди добирались довольно долго, вынужденные петлять по различным закоулкам, избегая лишних столкновений. В данный момент в Имре присутствовали не только его жители, но и множество приезжих гостей, в том числе вельможи, в лицо знакомые с наследным принцем. Шанс встретить таковых был крайне мал, но Чонгук предпочитал свести все риски и случайности к минимуму. Именно такая осторожность сыграла с принцем злую шутку, предоставив ему возможность стать свидетелем пьяного разговора. Он, вместе с Чимином, был уже буквально в шаге от замка, когда окно одной из самых заполненных таверн с грохотом отворилось, и до их ушей донесся пьяный гогот. Из-за крайне громогласного и уверенного тембра, заподозрить в говорящем статусного представителя знати не составило труда, ибо простой народ, даже под рюмашкой, не позволял себе лишнего словца. — Да ну черт знает что будет! — басил голос, становясь все ближе к окну. — Оба принца дурные какие-то, да простит меня Его Светлость за речи такие, но ведь я правду говорю! И не надо на меня так коситься, знаю я, что вы так же думаете, знаю! Украшенная дорогими кольцами рука показалась из окна, заставляя Чонгука отступить вглубь темного переулка, дабы не попасться на глаза решившему глотнуть свежего воздуха оратору. — Один с нечистой кровью, второй вообще будто призрак! Вы вот слышали, что поговаривают? Вроде как младший наследник вообще невесть где шляется, пока старший корону атласными платочками для себя натирает. Ой, не буяньте, все я знаю, земля слухами полна, и все же, что делать нам? Кого принять, а с кем смириться? И глазки вы не отводите, ответьте лучше. — Его Величеству решать, — раздался заглушаемый чужими спорами голос. — Точно-точно, что мы-то можем? — вторил второй. — Хотелось бы надеяться на Его Высочество Чонгука. — Но и Его Высочество Хосок свой шанс заслуживает. — Да вы, я смотрю, раболепите. Где же ваша твердость убеждения, господа? — А вы не наглейте, милорд, вот вам ваше сухое и не вносите больше смуты. Мне моя таверна еще дорога. — Да право. Я же без зла на сердце! Блеск зажженных свечей отразился в разноцветных камнях, и окно трапезной закрылось вновь. Голоса стали громче, погружая находящихся людей с головой в горячие споры и отвлекая от всего остального, однако, несмотря на предоставленный удачный шанс двинуться дальше, Чонгук вышел из своего убежища лишь через несколько долгих минут. Мелкие камешки хрустнули под его ботинками, и он не смог удержаться от желания посмотреть в сторону наполненного светом помещения. Предположения обрели свое прямое подтверждение. Прошел месяц, но тревога в людских сердцах не смогла померкнуть под лоском ярких убранств и маской веселости. — Чонгук, — понимающий голос Чимина помог вырваться из дум. — Идем. Остатки решительности, хранимые для встречи с братом, постепенно угасали под натиском обстоятельств. Нутро принца разрывалось от ответственности и не принятых решений, но ему оставалось лишь кивнуть. Последний рубеж был практически достигнут. Ворота замка, непрестанно впускающие в себя гостей, прожорливым чудовищем готовились принять в себя блудного принца, затачивая его в невидимые оковы финальных выборов и их последствий.***
Внутреннее убранство дворца с его искусным дизайном и педантичной строгостью в деталях поражали умы даже самых придирчивых ценителей. Это было видно по их спрятанным за веерами блестящим глазам и старательно скрываемому любопытству. Весь замок Имра буквально светился золотом, так необычно контрастируя с множеством насаждений, находящихся в нем же. Помосты дивных мраморных статуй оплетали виноградные лозы, дикие розы украшали аркообразные проходы, а высокие балконы пестрили невиданным разнообразием цветов, выведенных с такой тщательностью, что казались до искусственного картиночными. Имрский замок был наполнен живой природой, олицетворяющей всю суть Лесного народа, однако его роскошная сторона ничуть не уступала естеству. Золото и мрамор главенствовали во всех комнатах необъятного замка. Высокие колонны переходили в арки, стройными рядами украшая длинные коридоры. Яркий солнечный свет наполнял помещения днем, струясь по цветущей внутри замка зелени необходимой жизнью, и уступал спокойным лучам холодной луны ночью. О разнообразии фресок, гравюр, картин, выточенных узоров и настенных скульптур не стоило даже заикаться, ведь им просто не было конца. С самого входа взор зацеплялся за множество прекрасных творений, и оттого так трудно было выделить что-то одно. Оставалось лишь томно вздыхать, предаваясь своим самым дивным мечтаниям. Бальный зал, где должно было пройти основное торжество, уже был полон гостей и задушевных разговоров. Несмотря на то, что до церемонии оставались еще дни, уважаемых вельмож принимали заранее, предоставляя им лучшие комнаты и безупречное обслуживание. Жизнь внутри замка кипела, бурлила и становилась с каждым часом лишь живее. Услужливые дворецкие принимали гостей, повара проявляли мастерство в своих кулинарных шедеврах, а слуги неустанно носились с бокалами игристого шампанского, готовые в любую секунду исполнить капризы уважаемых господ. Среди всего этого бурного действа лишь один-единственный человек мог указом пальца заставить замолкнуть голоса и будто бы замедлить время. В данный момент лишь у него была столь ощутимая власть, ведь второй, способный на это же, не проявлял и малейшего интереса к подобным мероприятиям. Более того, он уже долгое время отсутствовал в Королевстве без намека на желание найтись. — Ваше Высочество, какая честь! Голос, сумевший прорваться через звон бокалов и взмахи вееров, привлек к себе внимание стоящего подле длинного стола с белоснежной скатертью юноши. Взгляд темных, выразительно глубоких глаз, по-кошачьи вытянутых в уголках, одарили говорящего спокойным взором. Узкие губы дрогнули в улыбке, а тонкая ладонь оказалась поднятой в доброжелательном жесте рукопожатия. — Взаимно, лорд. — В звонком тембре чужого голоса слышались мягкие нотки, предавая тому чистое, не режущее слух звучание. Красивое, чистое произношение лишь усиливало этот эффект. — Надеюсь, господин Хену всем удовлетворен? Молодой человек, к которому была протянута королевская рука, спешно, но очень аккуратно пожал ее, словно боясь навредить длинным пальцам. — Принц Хосок, как можно? Попасть сюда — уже предел мечтаний. Я словно очутился в своем самом желанном и недостижимом сне. — Значит, все в этой жизни оказывается возможным, не правда ли? Вновь мелькнувшая улыбка старшего наследника, адресованная юному лорду, заставила вмиг стушеваться, несмотря на то, что тот был выше на голову и неоспоримо шире в плечах. Худощавое телосложение Его Высочества никоим образом не влияло на его подавляющую ауру и неоспоримую красоту, из-за которой хотелось понуро опустить голову и беспрекословно отойти на шаг. Харизма принца Хосока разительно контрастировала с простотой принца Чонгука, как и с его внешностью. Уложенные черные волосы и строгий костюм подчеркивали белоснежную аристократическую кожу, даже отдаленно не вызывая ассоциаций с растрепанными волнами темных волос и простецкой крестьянской одеждой. Его Высочество Хосок знал себе цену и не брезговал этим пользоваться. — Я слышал, ваш брат сейчас отсутствует, — решил продолжить диалог Хену. — И вам приходится справляться со всем самому. — Слухи действительно обладают пугающим свойством появляться из ниоткуда, даже стены дворца им не помеха. — Простите, Ваше Высочество, я не хотел… — Что вы, что вы, не стоит извинений. Я понимаю ваше любопытство и даже без лукавства готов его удовлетворить. Принц Чонгук действительно отсутствует, но, предвещая ваш последующий вопрос, заверяю, что на коронации он будет. Мой брат полон азарта и юношества, но брезговать ответственностью ему несвойственно. Подготовка к столь торжественному событию мне лишь в радость, так что я и в сердцах не виню брата. Он молод, горячую кровь не стоит сдерживать и останавливать. — Значит… вы готовы к тому, что трон может достаться ему? Стрельнувший колким холодом взгляд длился всего доли секунд, однако этого хватило, чтобы пробрать до самых костей, из-за чего последующая за этим мягкость голоса показалась чем-то до неправильного ироничным: — Никто не исключает подобной возможности. Мой брат — полноправный наследник, и я не вижу смысла это обсуждать, не обессудьте. Последовавший за предложением легкий кивок головой словно бы подтверждал сказанное, а также ставил точку в их разговоре со стороны Хосока. Для лорда, однако, это не послужило достаточно веским намеком и, возможно, диалог мог бы продолжиться, если бы не прозвучавшее со стороны вежливое обращение к принцу, остановившее очередную неумелую попытку Хену продолжить разговор. — Ваше Высочество, простите меня за вмешательство. Появились срочные дела, требующие вашего скорейшего присутствия. — Конечно, Намджун, уже иду. Лорд, благодарю за беседу, наслаждайтесь пиршеством. Кажется, Хену еще что-то говорил в спину уходящего наследника, однако Хосок умело игнорировал эти восторженно-благодарственные восклики. Научившийся за жизнь не воспринимать каждое брошенное в него слово, подобная лесть для него была не слаще, чем наполненный враждебной правдой шепот.***
Тихий стук каблуков по мраморному полу становился яснее с каждым последующим шагом, в то время как переплетения чужих голосов и смеха пропорционально этому стихали. — Мне стоит поблагодарить тебя за вовремя проявленную смекалку или что-то действительно требует моего вмешательства? — адресовал свой вопрос Хосок идущему чуть позади Намджуну. — К сожалению, как бы мне ни хотелось вырвать вас из лап неподобающих разговоров, не смею ложно бахвальствовать. — Значит, произошедшее столь важно, что способно потревожить наследного принца в разгар торжественной подготовки? — Да, мой принц. — И что же? — Ваш брат вернулся. Шаги смолкли одновременно. Произнесенные слова повисли в воздухе давящим куполом, незримо отдаваясь эхом от гладких стен и не спеша растворяться в тишине. Зоркий взгляд советника уловил, как напряглась спина Хосока, и как его расслабленное состояние вернулось с последующим за этой заминкой глубоким вздохом. Намджун не рассчитывал на ответ, но получил вполне лаконичное: — Не ожидал его так рано. Нам действительно стоит поторопиться. Не оставлять же брата без радушного приветствия. Легкий полуоборот сопровождался знакомой официальной улыбкой, за которой принц умело прятал самого себя и радовал всевозможных вельмож. Фальшь, которую так хорошо распознавал Намджун, однако обязан был смиренно проглатывать, не смея сказать что-то против. Комната, в которой ожидал Чонгук и к которой Намджун привел Хосока, оказалась одной из гостевых спален в дальней части замка. Просторная, красивая и по дизайну напоминающая сандонийский стиль с множеством элементов и причудливых орнаментов. Вытянутая, словно длинный коридор, но разумно обставленная внутри, тем самым скрывающая этот необычный архитектурный ход. Комнату зрительно можно было разделить на две половины, являющиеся кардинально отличными и при этом подходящими по стилю друг другу, образуя цельность. Вся правая сторона, со стороны входа, была отведена для отдыха. В отдалении находилась кровать, отгороженная ширмой, мягкие табуретки и диванчики. Письменный стол, а также книжный шкаф и дивного вида наргиле с множеством стоящих рядом склянок с курительными травами. Левая же представляла собой чуть ли не склад разнообразных диковинок, каким-то образом случайно занесенных в опочивальню и оставленных здесь для красоты. Различные сундуки, шкафы, гобелены, вазы, даже рыцарские доспехи и прочее, прочее. Все это хотелось разглядывать и одновременно недоумевать, для каких же целей здесь это нагромождено. Удивляться, почему Чонгук решил выбрать именно эту комнату для своего сокрытия по прибытию, не было необходимости, ведь она была последней по своему расположению, а гости обычно никогда не занимали удаленные спальни, да еще и в другом крыле замка. Хосок не имел понятия, какие мысли присутствовали в голове взбалмошного принца, но о том, что тому явно не хотелось никому попадаться на глаза, даже прислуге, он сразу догадался. Чонгук всегда умел удивлять своей спонтанностью, так что его месячное отсутствие дома не могло остаться без последствий, и о некоторых Хосок уже был осведомлен. Распахнутая дверь пропустила старшего наследника, даруя тому возможность наконец-то лицезреть своего брата в компании неизвестного молодого человека. Оба стояли у окна, прерванные в момент диалога звуком поворачиваемой ручки. — Хосок. Произнесенное из чужих уст имя заставило его обладателя миролюбиво улыбнуться. Радость в голосе Чонгука была слишком явной, хоть и сдержанной. — С возвращением, дорогая пропажа. Заставил же ты нас всех поволноваться. — Прости, это была крайняя необходимость. — Немного поздноватое уточнение, но я и так не говорю ничего против. — Хосок скрестил руки на груди. — Твоя любовь к побегам проявлялась с самого детства и, хотя этот был самым долгосрочным, ты вернулся вовремя, так что не вижу проблемы. Мне кажется, отправь я за тобой кого-нибудь, сейчас ты бурчал бы лишь сильнее. — Он небрежно отмахнулся и перевел взгляд на притихшего подле Чонгука Чимина. — Кто это? Механик, почувствовав на себе взгляды, захотел поежиться. С того самого момента, как они с Чонгуком незаметно проникли в замок и удачно сумели пробраться пустынными коридорами в нужную комнату, он ощущал не предвещающую ничего хорошего тревогу. Разрастаясь внутри него, она лопнула в момент появления Хосока, отвратительной черной жижей расползаясь по телу. И этот процесс остановить было невозможно. Не помогали ни слова Чонгука о том, что он лишь поговорит с братом, ни убеждения Намджуна, ощутившего магические потоки принца и появившегося перед ними, чтобы предупредить о скором приходе Хосока, ни его собственные попытки успокоиться, ведь теперь Чимин мог осознанно дать этому чувству название. Это был страх. Всепоглощающий страх неизбежного. — Это Чимин. Он путешествовал вместе со мной, выполняя мой эгоистичный приказ, которого не мог ослушаться. — Вот оно как, занимательно. — Разглядывание непримечательного юноши быстро наскучило Хосоку, а потому он вернул свое внимание брату. — Надеюсь, ты заглянешь к отцу, только переоденься, от твоего вида его сердце может и не выдержать. — Брат. — А после, коли вернулся раньше, помоги мне. Несмотря на явное желание Чонгука высказаться — он терпел. По правилам этикета, будучи младшим, он не смел перебивать, а потому его отчаянные попытки будто специально пресекал сам Хосок, пользующийся данным правом. — Прибыло множество почетных гостей, они будут крайне рады повидать столь оберегаемую от посторонних глаз персону. Поговори с ними, окажи услугу. Мне трудно отказать в беседе, при этом заканчивая все приготовления. — Хосок повернулся к двери. — Я буду в бальном зале, подходи туда. Такое показательное пренебрежение диалогом даже несведущему в королевских правилах Чимину показалось крайне неуважительным, однако он не успел ничего предпринять, ибо это сделал Чонгук, не собирающийся более безвольной овечкой безропотно поддакивать старшему брату. — Я хочу поговорить с тобой о троне. Ладонь Хосока так и замерла в воздухе, успев лишь кончиками пальцев коснуться холодного позолоченного металла. Выражение его лица не было видно, но прозвучавшие слова без сомнения возымели эффект. Полуоборот продемонстрировал чужой профиль и прищур темных глаз. Хосок разглядывал лицо брата, явно ожидая, что тот сейчас зальется смехом и скажет, что пошутил. Услышать от Чонгука нечто подобное было равноценно его спонтанному взбалмошному ребячеству, не стоящему внимания. Младший принц, однако, оставался предельно серьезным. — О троне? Ты? — Хосок невольно усмехнулся. — Да. О нем. — Что за нелепица. Сошедшая усмешка оставила на лице старшего наследника холодность и напряженность. Слова Чонгука по-прежнему казались ему полнейшей дикостью, но смеяться больше не хотелось. Хосок подошел ближе, и теперь разница между оказавшимися друг напротив друга братьями, стала еще более ощутима. Рослый, хорошо сложенный Чонгук, выделялся развитыми мышцами ног и рук, крепким станом и широкими плечами, демонстрирующими силу его тела. Заметное золото загара на коже не вписывалось в аристократические каноны высшего общества, но предавало ему особый шарм, свойственный простому люду и оттого делающий его к ним ближе. Темные волосы, непослушные с самого детства, за месяц отросли и пушились пуще прежнего. Лицо юноши, по которому пристально скользнул братский взгляд, не утратило своей красоты за время отсутствия. Никакие сладкие отдушки, крема и масла не питали его кожу длительное время, а тело явно позабыло нежность увлажняющих ванн, но ему это все было будто бы и не нужно. Широкие густые брови, крупный нос, обветренные губы, точеные скулы и волевой подборок. Даже непонятные грязные лоскуты на нем смотрелись пусть неподобающе для отпрыска королевских кровей, но до раздражающего сносно. Перед Хосоком стоял красивый юноша, за столь короткое время приобретший мужественности в своих чертах. В отличие от брата, старший наследник не брезговал пользоваться сладостными привилегиями своего статуса и часто проводил личное время в ваннах, полностью посвящая оное себе. Его кожа, мягкая и нежная, казалась тонкой, подобно хрупкому стеклянному фужеру. Спадающие на лоб пряди челки не являлись небрежным недочетом — это было маленькое, четко спланированное кокетство, выбивающееся из идеально уложенных иссиня черных волос. Подобные детали являлись единственной возможностью придать принцу больше «приземленности», ибо его красота, в противовес братской, обладала отталкивающей притягательностью. Она словно «укалывала» заостренными локтями, худыми ногами, вытянутым подбородком. Раскосыми глазами и прямым носом. Длинной шеей, тонкими пальцами и темными дугообразными бровями, даже его узкие губы становились тоньше при повседневных улыбках, из-за привычки чуть поджимать их. Если бы кто-то увидел обоих юношей в месте, далеком от королевских статусов, в жизни бы не признал в них братьев, что их отнюдь бы не расстроило. Понимание своей несхожести никогда не волновало юных наследников, ибо их единственная связь по отцовской крови была важнейшим и неоспоримым фактом, делающая их братьями и дарующая поистине теплые родственные отношения. Правда, некоторые обстоятельства сказывались на их нынешних чувствах, отягощая сладостные воспоминания детства бременем неотвратимых обязательств. — Хорошо, раз ты хочешь поговорить о чем-то подобном, встретимся после окончания бала в тронном зале. — Это срочно, брат. — У меня дела, Чонгук, и я не намерен тратить их на разговоры. Мы оба должны выполнить свой королевский долг, присутствуя среди гостей. Ты никогда не проявлял должного уважения к традициям нашего рода, поэтому хоть сейчас попробуй обойтись без своего эгоизма и займись делом. Коронация состоится послезавтра, мы успеем поговорить. Хосок звучал спокойно, без капли агрессии, однако всем видом показывал, что не намерен продолжать диалог. Порывисто отойдя от брата, он ни секунды боле не задержался в комнате. Дверь за ним закрылась также категорично, будто неминуемо ставя точку.***
Остаток королевского бала прошел крайне оживленно и несвойственно бурно для элиты. Появление младшего наследника взбудоражило абсолютно всех. Замок пришел в движение, будто обретя второе дыхание. Предположения Хосока полностью оправдались. Столь частый в упоминаниях герой явился собственной персоной, представ пред любопытствующими прекрасным юношей в темно-синем костюме, расшитом мелким танзанитом. Чонгука быстро подхватил водоворот разговоров и бесконечно сменяющихся лиц, пестря перед глазами буйствами красок. Во всем этом многообразии рядом не было разве что Чимина, пожелавшего остаться в комнате, чтобы не смущать своими незнаниями этикета и просто не мешаться Чонгуку. Хосока, несмотря на старательные попытки Чонгука отыскать его хоть мельком, также не было нигде, тот словно растворился, более не представляя интереса для искушенной публики. В свои комнаты народ расходился с большим нежеланием и опаской, словно бы этот мимолетный шанс поглядеть на младшего наследника был единственным в их жизни, а потому Чонгуку пришлось лично, чуть ли не каждого уходящего, с прощанием заверять о своем всенепременнейшем присутствии в замке вплоть до самой коронации и даже после. Освободиться от королевских обязанностей юноша смог лишь глубокой ночью, когда яркая луна, неприступно холодно и величаво, заняла свое почетное место на темном небосводе, окруженная мириадами блеклых в сравнении с ней звезд. Изначально в планах Чонгука было пойти к Чимину, но в последний момент он передумал, сразу же отправляясь в тронный зал. Механик был в курсе планов принца, а потому дожидаться его был не обязан, а вот Хосок, согласившийся на разговор с таким трудом, мог любую задержку посчитать за придурь младшего брата и уйти. Они не договаривались о времени, но Чонгук не сомневался, что в таком деле лучше поспешить. Главное место имрских королей находилось не в бальном зале, не в главном церемониальном и даже не в основной части замка. Тронный зал располагался в центральной дворцовой башне, возвышающейся и выделяющейся над всеми остальными. Острые пики близлежащих крыш слегка скрывали ее, однако полностью заслонить не могли. Добирался Чонгук спешным шагом, проскакивая, как в детстве, сразу несколько лестничных ступеней, пробегая короткими коридорами и срезая путь через смежные комнаты. Он бежал в место, что раньше было для него недосягаемым и величественным, а спустя годы стало обременяемо-болезненным. Нескончаемая витиеватая каменная лестница вела наверх; под пальцами, что касались стены, стали ощущаться прорастающие лозы, а перед глазами все чаще мелькать насыщенно-зеленый цвет. Чонгук поднимался все выше и выше, до тех пор, пока ступени полностью не покрылись мхом, а стены не скрылись за зарослями свисающих с них стеблей. Возникшая перед глазами массивная деревянная дверь, увитая тонким черным металлом, казалась сказочной, однако Чонгук ощущал отнюдь не любопытство, граничащее с детским желанием нарушить взрослые наказы и заглянуть за нее. Он знал, что впереди его ждет непростой разговор, и от этого внутренняя дрожь расползалась по всему телу до самого сердца. Тронный зал, недоступный для многих, часто будоражил воображение, заставляя рисовать всевозможные картины у себя в голове, однако даже удостоившиеся чести попасть внутрь трепетно хранили под сердцем от вопрошающих столь смелую фантазию. Весь тронный зал был увит виноградными лозами. Длинные тонкие стебли простирались от пола до стен, обвивали оконные рамы и балконные перила, ненавязчивыми листками свисали над входной дверью и тянулись к потолку. Сама комната представляла собой полукруг, зрительно разделенный горизонтально пополам. Со стороны входной двери до середины зала простирался пол из темного мрамора. А затем следовал резкий обрыв. Оставшаяся часть комнаты не имела пола, и лишь прорастающие от самого низа башни деревья, пробивающиеся своими кронами вверх, заполняли эти пустоты. Толстые корни некоторых насаждений из-за узкого пространства ползли по стенам вверх и лишь благодаря магическим укреплениям не рушили камень. Сам трон располагался на устойчивом круглом помосте, намертво вбитом в противоположную стену и установленном прямо на корнях. Его спинка также олицетворяла собой рвущиеся вверх корни, оплетающие друг друга и утопающие в окружающей их листве. От трона вниз вела лестница прямо к площадке для преклонения колена. Этот отдельный участок, являющийся небольших размеров квадратом, был связующим звеном между двумя половинами комнаты. Именно на нем попавшие сюда могли высказать Королю все свои пожелания и беды. И именно на нем сейчас стоял Хосок, рассматривающий залитый лунным светом трон. С момента первой встречи в нем совершенно ничего не поменялось, более того, его костюм, сохранивший свой опрятный вид, наводил на мысль о том, что он не переодевался и действительно выполнял работу в бальном зале, либо же где-то близ него. — Хосок, — позвал брата Чонгук, ступая вперед. В тишине комнаты его шаги слышались отчетливо, а потому Хосоку даже не требовалось поворачиваться, чтобы определить, где именно остановился принц. — Прости, что задержался, не получилось прийти раньше. — Ты был занят гостями, это куда важнее пустых разговоров. Спасибо, что отозвался на мою просьбу. — Юноша медленно обернулся, смотря на Чонгука в нескольких шагах от себя. — Мы оба устали, поэтому, если не возражаешь, давай обойдемся без затянутых прелюдий. Просто скажи то, что хотел. В отличие от собранного и спокойного брата, младший с трудом сдерживал свои эмоции, но старался вести себя так же дипломатично строго, как и подобает отпрыску королевских кровей. — Хорошо. Хосок, пожалуйста, ответь мне, если ты займешь трон, то какую политику намерен вести? — Твои речи продолжают поражать меня все больше и больше. Дорогой брат, ты ли это? Никогда не интересовавшийся политикой вдруг любопытствует о ней? Неужто летом пойдет снег? — Хосок, я серьезен. — Как и я. — Старший наследник повел плечом. — Такие вещи важны тем, кого напрямую касаются. Желающие покичиться своими знаниями и то могут попасть впросак, так зачем тебе заводить об этом речь? Месяц странствий сподобил тебя на мысли о троне? Подобные слова позабавили Хосока не меньше, чем решительное желание Чонгука поговорить с ним о престолонаследовании, потому юноша не сдержал улыбки. — Брат, тебя случайно никто не надоумил стать Королем? После всего того, что ты сделал для меня? Чонгук явственно ощутил, как мурашки пробежали по его спине, а кончики пальцев враз онемели. Его распахнутые от непонимания глаза моментально выдали с головой столь старательно скрываемые эмоции. — Как?.. — Ты правда думал, что я ничего не знаю? Братишка, ты еще наивнее, чем я предполагал. Неужели тебя ни разу не посетила мысль, что за тобой могут следить? — Хосок прищурился. — Вижу, ты улавливаешь мою мысль, значит, военные тренировки не прошли даром. Пусть никто за тобой кавалерию не послал, это не значит, что ты был полностью предоставлен сам себе. — Хочешь сказать, о каждом моем шаге знали здесь, в Имре? — Не о каждом. Были спонтанные моменты, например, когда ты отправился из Сандонии в Нитнайтию поездом, или когда полетел в Айравию. В последнем Королевстве, кстати, за тобой слежка не велась. Вмешиваться на территорию государства-союзника было бы крайне нетактично, к тому же в тот момент я уже понял твои планы. После Сандонии еще сомневался, но Нитнайтия быстро позволила сложить дважды два. — Хосок сделал вид, будто глубоко задумался. — В Имре два наследника. Имя следующего правителя не названо. Мой брат отправляется по другим Королевствам за месяц до коронации. Мой спонтанный, неугомонный, но такой справедливый младший брат. — Тогда почему… — пробирающий дрожью голос Чонгука стал тише, заставляя последующим его словам вмиг согнать с губ Хосока несерьезную улыбку. — Почему зная это, ты творишь такое зверство, предавая меня?! — «Предавая тебя»? — нахмурился тот. — Ты… — Да, знаю. Я знаю о твоих планах, и если ты намерен и дальше сохранять подобную невозмутимость, то упадешь в моих глазах еще ниже, чем когда я впервые услышал об этом. Слова, вырвавшиеся из самого сердца, полоснули обоих братьев резкостью и осуждением, осознанием невозможности повернуть время вспять. Чонгук, словно испугавшись произнесенной фразы, поджал губы, а Хосок позволил скользнуть тонким бледным пальцам в темные локоны, портя чопорно уложенную прическу. — Кто бы мог подумать… никому я не доверял сильнее, чем ему. Я бы скорее прислушался к безумцу, утверждающему, что у стен есть рты, чем к клевещущему на Намджуна… — Хосок иронично усмехнулся. — Не ожидал, даже предположить не мог таких его действий, за что и поплатился. — Намджун поступил правильно. Он всегда вынужденно смирялся с тем, с чем никогда бы не смог исключительно из-за своего служения нашей семье, но сейчас он пошел наперекор самому себе. Ради тебя и будущего народа Имра. — Чонгук шагнул вперед. — Скажи мне, Хосок, это правда? Ты действительно намерен начать войну? — Да. Да, намерен. Хосок никогда не отличался робостью, долгие сомнения также не одолевали его, а потому ответ последовал незамедлительно и без колебаний. — Я сделаю Имр единовластным государством. Я стану Королем, и ни единая душа мне не помешает. — Хосок раздраженно отвел взгляд в сторону. — Больше не поднимай эту тему, она тебя не касается. Занимайся своими делами, убегай из дома и играй в игрушки. Твоя жизнь и ты волен делать с ней, что хочешь. Не вмешивайся в мою. Каждое слово Хосока отдавалось в сердце Чонгука ноющей болью. Его одновременно разрывало изнутри и словно этим же отрезвляло. Снимало пелену с глаз и заставляло стряхнуть свою последнюю надежду. Все самые страшные опасения Чонгука подтверждались из первых уст, и это словно стало последним, ключевым фактором, подводящим черту. Юноша оставался предельно спокоен, ничем не выдавая безутешную скорбь по дорогим сердцу воспоминаниям и крупицам лелеемого уважения к брату, однако именно в это мгновение он принимал безумно тяжелое, но единственно верное решение. Мысль об этом давно поселилась в его голове, постоянно отбрасываемая, игнорируемая, отвергаемая. Семечком заложенная не в Сандонии или Нитнайтии, нет… здесь, в Имре. Задолго до понимания сути ответственности, задолго до осознания последствий принятых решений, задолго до нелепого желания повлиять на чужую судьбу. Мысль, спрятанная под множеством слишком беспечных решений, постепенно прорастала, пробивалась, разрасталась и вытесняла ребячество, заставляя столкнуться с реальностью. — Нет, брат. Теперь это также мое дело, и я собираюсь принять его с достоинством. «Не всегда бывает так, как хочется». Это мне сказал один крайне уверенный и умный человек. Теперь я понимаю вложенное в эти слова значение. Порой случаются такие вещи, которые вынуждают тебя переосмыслить все, перестать убегать и принять кардинально отличное от твоих убеждений решение. За этим не стоит спонтанность, это вынужденная мера, единственно верная. Бывают вещи, при которых нельзя воротить носом и размышлять «хочу или не хочу». «Надо» и «должен» — вот что главенствует в этом случае. Теперь я это осознаю, принимаю и понимаю. Мое детское желание отдать тебе власть и безропотно восхищаться мудрым правителем в лице старшего брата обратилось во множество моих ошибок и твой эгоцентризм. Больше я не отступлюсь. Прости, что все так усложнил своими собственными руками. Чонгук дождался, когда Хосок посмотрит ему прямо в глаза, и неустрашимо произнес то, что на корню обрубило в одночасье все некогда принятые им же решения: — Я собираюсь стать Королем.