В грозы, в бури, В житейскую стынь, При тяжелых утратах И когда тебе грустно, Казаться улыбчивым и простым — Самое высшее в мире искусство.
***
— Уважаемые коллеги, журналисты и присяжные, в ходе последних событий, мы, судьи магической Британии, с помощью главного аврора Джейка Томаса были вынуждены проводить закрытое заседание относительно преступлений бывшего Министра Магии, сэра Локантуса, и пойманных членов запрещенной группировки «Жест». Час назад, после тщательного осмотра дел, мы вынесли свои решения, а сейчас предадим их огласке. Итак, мистер Уильям Локантус, занимавший пост Министра магии с 1999 по 2029, обвиняется в совершении ряда преступлений, которые способствовали дестабилизации ситуации в Магической Британии. В ходе проведения маггловской реформы сэр Локантус и приближенные к нему Министры заключили соглашения с чиновниками магглов и разрешили их детям посещать Хогвартс. Во время этих мероприятий магглы вынесли из школы несколько магических реликвий, таких, как золотые кубки, заколдованные медальоны и другие исторические ценности, о пропаже которых не раз докладывала директор школы, Минерва Макгонагалл, однако соответствующих мер принято не было, а после, когда директор стал настаивать на объяснениях, Правительство стало заменять пропавшие вещи магическими подделками. Помимо этого сэр Локантус и его партнеры-магглы вывозили из банка Гринготтс драконье золото, которое считается ценнейшим и редчайшим волшебным металлом, после чего это золото шло в обмен на обычные маггловские деньги. В результате своих махинаций сэр Локантус построил в мире магглов целую кампанию, которая перепродавала магические вещи богатейшим магглам, а также занималась наложением порчи, проклятий и прочих магических эффектов, которые крайне опасны для обычных людей, что при обнаружении могло способствовать разрыву Статуса о Секретности и других договоров с маггловской стороной. Помимо всего перечисленного сэр Локантус обманывал своих избирателей и весь народ Магической Британии. Так, вместо волшебников, он отправлял в маггловские школы детей-сквибов, которые так или иначе должны были попасть в маггловский мир, а впоследствии, прекратив эту программу, Министр начал новую операцию: отправление наших студентов в маггловские колледжи. Однако студентов, что отправлялись туда, заставляли давать Непреложный обет, что нарушает одну из статей о недопустимости посягательства на жизнь волшебника, а также у них конфисковывались палочки и на время учебы им запрещалось поддерживать любую связь с родными, что также противоречит Магическому Уставу. В результате этих неправомерных действий умерло шесть волшебников, остальная часть была запугана. И, наконец, сэр Уильям Локантус обвиняется в организации теракта в офисе Ежедневного пророка, в результате которого погибли два героя войны — Гарри и Джиневра Поттеры и еще пятнадцать волшебников. Сэр Уильям Локантус также обвиняется в организации терактов в Банке Гринготтс, во время которых и были похищены слитки гоблинского золота и пострадало девять гоблинов. Таким образом, принимая во внимание все вышесказанное, магический суд Британии приговаривает подсудимого к смертной казни посредством поцелуя дементора. Мистер Локантус, вам есть что сказать в свое оправдание? Толпа резко замолчала, как будто даже подавшись корпусом вперед, к Локантусу, но тот, скривившись, кивнул отрицательно головой, и волшебники вновь загудели. Шорохи, возня — все это отчего-то действовало ей на нервы, и Лили, тяжело вздохнув, на секунду прикрыла глаза. Она опять сидела в первом ряду, прямо на том же самом месте, как и почти два месяц назад, но только сейчас не было ни иллюзий, ни каких-то надежд. Реальность безвозвратно превратилась в невразумительный кусок глупой иронии, от которой ей было тошно. И горько. А оттого, наверное, и так одиноко. Распахнув глаза, она пустым взглядом посмотрела на Министра, понимая, что внутри у нее целое ничего. И это было удивительно: казалось бы, все его преступления были разоблачены, смерть родителей перестала быть просто несчастным случаем и даже отношение к Жесту стало пересматриваться, но… чего-то не хватало. Ей не нужна была его смерть: Лили хотела, чтобы Локантус страдал и терзался, чтобы из него по капле забирали магию, чтобы его так же мучали, как Альбуса, и как, наверное, мучают сейчас Скорпиуса. Прикрыв на секунду глаза, она попыталась было вдохнуть побольше воздуха, чтобы успокоиться, но лавина ненависти, что накрывала ее, никуда не пропадала. Почему Джейк вообще согласился на его смерть? Почему нельзя было придумать что-то более жестокое, правильное? Иронично усмехнувшись, Лили открыла глаза и, поправив мешающую челку, беспристрастно посмотрела на судей, чувствуя тошноту. Ведь осознание, что все это было только ради денег и каких-то материальных ценностей, ужасало ее настолько, что ей хотелось просто сорваться с места и вцепиться в волосы бывшего Премьер-министра, и рвать их, рвать. — После раскрытия преступлений Премьер-министра и кабинета Министров, мы пересмотрели все дела группировки «Жест» и пришли к выводу, что данная организация не совершала все то, в чем мы обвинили ее лидера, мистера Альбуса Северуса Поттера. В результате допроса, а также предъявления доказательств, «Жест» обвиняется в совершении пяти терактов, в ходе которых пострадало десять волшебников и три министерских сотрудника. Помимо этого, данная организация планировала совершение еще одного теракта, намеченного на день встречи сэра Локантуса с его маггловскими партнерами. Принимая во внимание все обстоятельства, а также оказание содействия в раскрытии преступлений, Магический суд Британии провозглашает членов группировки «Жест», а также её лидера, виновными в смерти десяти волшебников, а обвинения в совершении антигосударственных преступлений снимаются. Таким образом, мистер Икарус Забини, являющийся одним из членов теоретической организации «Жест» за свое содействие в раскрытии преступлений Министра и близстоящих к нему Министров, а также за своевременное осведомление главного аврора, Джейка Томаса, оправдан по всем статьям. Замороженные на время фамильные активы по личной просьбе мистера Томаса возвращаются к мистеру Забини, и его дальнейшему пребыванию в Британии более ничто не будет мешать. Нервно переведя дыхание, Лили на секунду облегченно улыбнулась, но улыбка исчезла с ее лица сразу, стоило только дверям распахнуться, ведь именно тогда на пороге появился Скорпиус, который, бледнее обычного, выглядел все же очень даже сносно, но, не стерпев, Лили привстала с места, чтобы лучше разглядеть его. Руки Малфоя были заключены в цепи, а двое авроров, что вели его под руку, делали это до того небрежно, что она возмущенно хмыкнула, а потом, словно опомнившись и осознав, что уже успела привлечь чужое, липкое внимание, тут же села обратно на место и напряженно стала сверлить взглядом фигуру Скорпиуса. Только вот он никак не реагировал, хотя, несомненно, знал, что она здесь и прямо сейчас смотрит на него. Какая-то горечь наполнила легкие Лили, и она, фыркнув тихо, опустила глаза на свои руки, которые нервно теребили светло-розовую юбку и грозились стереть ткань. — Мистер Скорпиус Гиперион Малфой обвиняется в участии в террористической группировке «Жест», а также в содействии организации побега мистера Альбуса Поттера из стеклянного купола. По показаниям анонимного свидетеля нам также известно, что после ареста мистера Поттера мистер Малфой являлся непосредственным лидером данной организации и руководил всеми операциями. Помимо этого, пользуясь своими связями, мистер Малфой неоднократно нарушал конфиденциальность специальных министерских залов, откуда под его непосредственным руководством были вытащены специальные зелья темного назначения, а также конфискованные около двадцати лет назад у семьи Малфой черные книги, запрещенные к изданию и изучению, и темномагические артефакты. Все это было найдено в ходе облавы на Малфой-мэнор и возвращено обратно. Принимая во внимание все вышеперечисленное, суд провозглашает следующее: запереть мистера Малфоя в стеклянный купол на десять лет, а также заморозить все его счета и собственность, что находится на территории Англии. Естественно, на время исполнения меры пресечения палочка мистера Малфоя будет конфискована. Да будет совершен справедливый суд во имя Магической Британии! Ее сердце замерло, когда негодование просто переполняло, травило душу. Лили не могла поверить в это, ведь по какой-то причине ей казалось, что Скорпиуса тоже оправдают или хотя бы… Тяжело вздохнув, почувствовав, как болит грудная клетка, она с ужасом схватилась рукой за блузку и сжала в своих руках, что мелко дрожали. Звук молотка скорее напоминал гром среди неба, и Лили, не выдержав, вдруг резко подняла свои глаза, в которых, по непонятным ей причинам, уже стояли слезы, и именно в этот момент она увидела, что он смотрит прямо на нее своими серыми, безразличными пустотами. У Малфоя на лице была какая-то ленивость, словно ему опротивело сидеть здесь и слушать все это, но при этом крепко сжатые губы и этот бессмысленный взгляд, которым он просто терзал ее, давали ей понимание, что не так уж Скорпиусу и плевать. И она смотрела на него в ответ, понимая, что разлука в десять лет для нее хуже его смерти, ведь в таком случае Лили была бы уверена, что больше никогда не увидит его, а тут… стеклянный купол, который уничтожает магический потенциал волшебника, кем же он будет, выйдя после него? Что с ним станет? Когда его выводили из помещения, Лили чувствовала, как внутри что-то ноет, скребется, словно пытается сподвигнуть ее к единственно верному поступку. И она знала, что ей стоит сделать: прямо сейчас встать и пойти к Джейку, лечь хоть к его ногам, но выпросить помилование Скорпиуса. И унижения не казались ей чудовищными, ничто не было для нее столь ужасным, как осознание, что у нее опять забирают дорогого, близкого ей человека. А потому, решительно встав, Лили, пробиваясь сквозь толпу, не реагируя ни на отклики, ни на на вопросы журналистов, быстро вылетела из душной комнаты, а потом уверенно направилась прямиком к кабинету главного аврора страны. И она знала, что он поможет ей, потому Лили готова была ради этого пойти настолько далеко, насколько вообще позволяла ей ее сломленная гордость. Резко распахнув дверь, тем самым заставив Джейка удивленно крутануться на месте, она решительно вошла вовнутрь, предварительно наложив чары против подслушивания. И, наверное, вид у нее был до того решительным, что Томас, приподняв вопросительно бровь, все же не решился ничего спросить вслух и хотя бы просто поинтересоваться, что случилось. И Лили стояла, смотрела на него, понимая, что не имеет ни малейшего понятия о том, что стоит сказать и как лучше к нему подступить; она испытывала отягощающее душу отчаяние, и было так горько при одной только мысли, что у нее заберут Скорпиуса, что Лили готова была взвыть. Это были странные, в какой-то степени извращенные чувства, но она ничего не могла поделать: Малфой притягивал ее, как магнит, и противиться его шарму… было выше всех ее сил. — Скорпиус не должен сидеть в куполе, Джейк, — решив не особо церемониться, уверенно проговорила Лили, и аврор, заметно вздрогнув, вскинул на нее свои глаза, в которых на секунду просквозила такой силы печаль, что еще месяц назад она бы точно смутилась. — Что? Он преступник, Лили, — попытался было оправдаться он, но Лили, резко вскинув руку вверх, упрямо посмотрела на него: — Именно добытые им документы, вещи, воспоминания ты использовал в своем расследовании, это все благодаря ему… — Да, и именно поэтому он приговорен к лишению свободы, а не жизни! — эмоционально воскликнул Томас, а потом, запустив руку в волосы, устало прикрыл глаза. — Лили, я не хочу о нем говорить, к тому же, не я избираю меру пресечения… — Не смеши меня Джейк, — холодно протянула Лили, невольно скривившись, чувствуя, как внутри что-то поднимается, и это что-то могло просто уничтожить всю ее рациональность и спокойствие. — Ты поступаешь так с ним из-за личной неприязни, ты хочешь, чтобы он страдал, поэтому и выбрал такое наказание! — Лили, — предостерегающе начал он, чуть дернувшись корпусом, но она, взмахнув головой, уверенно вскинула руку, призывая к молчанию. — Он помог нам больше, чем кто бы то ни было. Ты не можешь просто взять и посадить его в купол, который за десять лет просто уничтожит его. Скорпиус не заслуживает такого! И Лили с отчаяньем посмотрела на Джейка, вкладывая в свой взгляд столько боли, сколько вообще было в ней, но видя, как ярость и неприязнь постепенно сменялись на этом лице, она понимала — Томас не поможет. Он хочет уничтожить Малфоя, и ему абсолютно плевать на любые доводы… только, почему он так злился на него? Что, в конце концов, сделал ему Малфой? — Одно твое слово, и он будет на свободе! — отчаянно протянула Лили, пытаясь достучаться до него, но Джейк по-прежнему был глух: и ей на секунду подумалось, что теперь-то она не сможет им воспользоваться. Он больше не станет ей помогать. У нее сперло на мгновение дыхание, и Лили, не выдержав, круто развернулась, схватившись рукой за горло. Ей все это напоминало несчастный ноябрь, когда она испытывала такое отчаянье и тоску, что хотелось пустить в себя Аваду Кедавру. Но только теперь Лили больше не была той мечтательной, пребывающий в иллюзиях волшебницей, теперь она была готова идти до самого конца. Медленно переведя взгляд на окно, Лили задумчиво смотрела, как несчастная голая ветка качается туда-сюда, и, загипнотизированная, она думала лишь об одном: никому Лили больше не позволит забрать у нее дорогих сердцу людей. И даже если им не суждено быть вместе, если все, что на самом деле их связывает, это всего лишь ловкая манипуляция Малфоя, ей было плевать. Потому что только ради него ее сердце продолжало прогонять кровь по венам; только ради него она стояла на ногах, а не лежала в могиле. Распахнув глаза, Лили вдруг с ужасом осознала: ведь никто никогда не понимал ее так, как он. Никто не знал ее лучше него. Малфой был словно собирателем душ, который изучал все ее повадки и жесты, чтобы потом воспользоваться ими для себя, и она действительно была готова на все ради него одного. — Ты убил моего брата, Джейк, — вдруг тихо протянула Лили, понимая, что то, что сейчас говорит, не совсем является правдой, но она была готова на любое давление, только лишь бы добиться своего. — Я… — Ты отдавал приказ, — она резко развернулась и посмотрела на него в упор тяжелым взглядом, в котором можно было считать всю горечь прошедших дней, которые, похожие друг на друга, сменялись так мучительно медленно, будто специально, чтобы выполоскать все внутренности. — С тебя должок. Дернувшись, он хотел уже было что-то сказать, но потом, словно ему не хватало воздуха, Джейк замер в оцепенении и посмотрел на нее широко распахнутыми глазами, в которых читалась какая-то странная боль и даже разочарование. — Тебе… так нравится Малфой? — неверяще проговорил он, и Лили, прикусив губу, в упор посмотрела на него. Именно в этот момент она вдруг поняла, почему Джейк поступал так — все, чего он хотел, — это отвадить Скорпиуса от нее. Он все еще надеялся. И эта мысль заставила ее усмехнуться тихо, пронзая его нечитаемым взором: потому что это означало лишь одно — он по-прежнему в ее власти, и он спасет Скорпиуса ради нее. — Лили! — Я люблю его, да, и это точно не та тема, которую я хочу обсуждать с тобой! — воскликнула она, сверкнув глазами, испытывая непередаваемую злость, а вместе с ней — веселость. Да. Теперь она чертовски понимала, почему вечно насмехался Скорпиус, почему его губы всегда были сложены в презрительную улыбку. Ведь как по-другому можно было реагировать на весь этот фарс под названием «жизнь»? — Просто сделай это ради меня! Вы все и без того сломали мою семью, так не лишай же меня последнего смысла жизни! И, резко развернувшись, она быстрым шагом пошла прочь, чувствуя, как сердце бьется гулко-гулко, словно заведенный мотор, который просто невозможно остановить. А потом, остановившись посередине безлюдного коридора, Лили взяла в грудь побольше воздуха и расплакалась, вытирая поспешно руками лицо, пытаясь стереть эти ненужные признаки слабости. Было горько и больно, а оттого, наверное, и так противно, и Лили злилась на себя из-за излишней эмоциональности, какой-то убогой чувствительности, но ничего не могла поделать. Потому что там, среди этих хитросплетений чувств, существовало одно, самое яркое, сильное, мощное, и чувство это было любовью. Такое же ненужное и глупое, как и сама она.***
Дни, сменявшиеся поочередно, были для нее как один: она не могла повидаться со Скорпиусом, потому что никому не позволено было ходить на свидания с преступниками такого масштаба, а все ее письма к Джейку оставались без ответа. И она просто сидела дома, глядя в пустоту, осознавая, что, если его не выпустят, то просто сойдет с ума от понимания, что он там, в этом чертовом куполе, который уничтожает волшебника, просто убивает его магию. В день казни сэра Локантуса, Лили даже не попыталась встать с кровати и пойти воочию ее увидеть. Она, только сильнее накрыв свое обмякшее тело одеялом, продолжала лежать в своей комнате и чувствовать, как бесцветные декабрьские дни проходят мимо, а старый, потрепанный календарь, который по-прежнему показывал тридцатое ноября, в какой-то момент, сорвавшись с гвоздя, с шумом упал на пол. Ее тоску не мог разогнать никто: почти сразу после заседания она получила письмо от Луи, но, даже не попытавшись вскрыть его, Лили лишь безжизненно слышала, как с первого этажа доносился голос кузена — он каждый день связывался с Джеймсом, и они долго о чем-то говорили. Лили знала, что о ней, а потому, зарываясь сильнее в одеяло, она лишь сильнее кривилась в потугах сдержать слезы, испытывая такую тоску, от которой хотелось лишь повеситься. Лили не мог успокоить даже брат. Джеймс, обеспокоенный настолько, что, собрав свои вещи, вновь вернулся в дом, постоянно заходил к ней в комнату и приносил поднос с едой, буквально заставляя ее кушать. И Лили, слабо улыбаясь брату, чувствуя внутри какую-то щемящую любовь, смотрела на него ласково, а однажды тихо прошептала: — Вот ты и вернулся домой, Джейми. И он вздрогнул, а потом, посмотрев на нее с непередаваемой горечью, обнял крепко, и Лили почувствовала, как ткань ее мятого свитера стала влажной, из-за чего, не сдержавшись, она громко всхлипнула и разрыдалась, вспоминая Альбуса, родителей и понимая, что никого из них действительно нет. Осознание, что только после их смерти в семье наконец настал покой и единение, было самым ужасным: ведь если бы только можно было отмотать время назад и просто взять и помирить этих идиотов-братьев друг с другом… как же по-другому могла сложиться вся эта история! Теперь, когда их осталось только двое, Лили окончательно поняла, что всю свою жизнь относилась к своему самому старшему брату с некоторым предубеждением. Живя столько времени вместе, она так и не смогла узнать, кто он на самом деле, и, смотря на него печальными глазами, Лили чувствовала внутри себя тоску и смущение: она всегда упрекала общество в любви к тому, чтобы вешать на всех шаблоны, но была ли Лили лучше? — Знаешь, Лил-с, я немного в шоке, — проговорил он ей на следующий день после казни Локантуса, и Лили, бессмысленно смотревшая в потолок, медленно повернулась к нему лицом. Он сидел рядышком на кровати, меланхолично качая свешенной с нее ногой, и, насмешливо поджав губы, весело чему-то улыбался. — Джейк рассказал мне, что ты у нас, оказывается, сохнешь по Скорпиусу Малфою… — О, нет, — застонала Лили, понимая, что сейчас точно начнется одна из очередных тирад, и, закатив глаза, она быстро отвернулась лицом к стене, сжав под одеялом руку в кулак. — И я так понимаю, что вся эта депрессуха в основном из-за него, да? Сильнее зарывшись в одеяло, Лили вся сжалась, чувствуя неловкость и смущение: в конце концов, мнение брата значило для нее очень много, и она очень боялась, что он начнет упрекать ее. — Бросай это дело, Лили. Я обещаю тебе: Малфоя выпустят, только, пожалуйста, возвращайся к жизни, вон Луи все время зовет тебя к ним, поэтому… давай, начинай уже жить, потому что мне невыносимо смотреть на тебя. Резко вскочив с подушки, Лили с волнением посмотрела на брата, и Джеймс, насмешливо хмыкнув, потрепал ее по макушке, а потом, улыбнувшись, кивнул утвердительно головой, будто подтверждая сказанные им слова. И от осознания того, что брат так дорожит ею, Лили, не сдержавшись, улыбнулась слегка кривовато, но искренне, благодарно. — Ну и что? Ты даже не упрекнешь меня в том, что я вечно выбираю не тех людей? — насмешливо протянула Лили, явно намекая и на Альбуса тоже, и Джеймс, закатив глаза, резонно заметил: — Ну что поделать, в этой семье хороший вкус только у меня. Так что страдай теперь, Лили, но в меру! И вот двадцать второго декабря в день рождения Альбуса, которому должно было исполниться двадцать три года, Лили встала рано-рано и наколдовала ослепительных нарциссов, чтобы потом прийти к нему на могилу и долго смотреть, как могильный камень в лучах рассвета переливается радугой. Нащупав в сумке кожаный переплет, она вытащила потрепанный томик «Жестов» и, открыв первую попавшуюся страницу, стала читать, окунаясь в какой-то невиданный мир Арманда Малфоя, испытывая внутри себя буйство эмоций, потому что на секунду представила, как Скорпиус также открывал эту книгу в минуты грусти и находил в ней ответы. В какой-то момент Лили поймала себя на том, что просто бессмысленно смотрит в книгу и не понимает, о чем и что читает, потому что все ее мысли заполнил он. Она думала о Скорпиусе, о причинах, которые побуждали делать его то, что он делал, и понимала, что ничего, совсем ничего не знает. Хотя бы только из-за этого стоило бороться за его освобождение, и Лили, почувствовав вдруг внутри себя прилив какой-то странной энергии, вскочила с лавки и, бросив печальный взгляд на могилы, медленно побрела прочь. Она шла, запахивая на ходу пальто, потому что ветер вперемешку с снегом задувал ей под свитер, и Лили чувствовала, как от этого холода у нее сковывались легкие. Не выдержав, она трансгрессировала прямо к дому и, положив руку на обледеневшую ручку, замерла, потому что боялась открыть дверь и зайти внутрь. Это были абсолютно странные ощущения, но ей казалось, что ее пропажу Джеймс уже точно должен был обнаружить, и сейчас Лили понимала, до чего непредусмотрительно повела себя: на могилу к брату нужно было пойти именно с ним, но что она могла поделать, если даже сейчас, после смерти Альбуса, предпочитала находится рядом с ним наедине? Тяжело вздохнув, она открыла дверь и тут же замерла, потому что услышала не только голос Джеймса, но и Алфиты. — Что, Забини, Италия не удовлетворяет в полной мере твое эго, да? Хочется покупаться в славе братца? Вы ведь теперь почти что герои-освободители. — А что, завидно, Поттер? — О, ничуть. Я звезда и без всего этого. Громко фыркнув, Алфита, сидя на кухне за столом, откинулась на спинку стула и Лили, тихо прикрыв дверь, медленно пошла к ней навстречу, чувствуя радость и облегчение от того, что она жива и здорова. Подойдя ближе, она увидела, что ее живот уже сильно выпирал, и Лили, не сдержавшись, сильнее улыбнулась, чувствуя, как щеки трещат под натиском. — Я рада вновь увидеть тебя, — вдруг протянула Забини, и Джеймс, каким-то задумчивым взором посмотрев на нее, хотел уже было что-то сказать, но заметив стоявшую в проходе Лили, смущенно запустил руку в волосы и весело проговорил: — О, Лили! В ту же секунду Алфита, резко крутанувшись на стуле, сверкающими глазами посмотрела на Лили и, дернувшись с места, подбежала к ней и, обняв, закружила, засмеявшись. — Вот же чертовка, слышала я, что ты тут натворила! Ну, держись, теперь будешь под строгим моим контролем! — Ты остаешься в Англии? — немного неверяще спросила Лили, когда они, перестав кружиться, остановились. Алфита, надменно вскинув брови и скрестив руки на груди, прохладно бросила: — Что, думала, избавилась от меня? — Ага, конечно, — вдруг встрял Джеймс, и Алфита, по-хитрому сверкнув глазами, посмотрела на него через плечо, намеренно элегантно выгнув бровь. — От таких прилипал только могила избавит. — Ну тогда держись, Джеймс Поттер, — протянула она с такой красивой интонационной манерой, что он, раскачивающийся на стуле, замер и серьезно посмотрел на нее. — Потому что, кто знает, может, ты — моя следующая жертва? Уже вечером, когда Лили, наконец решившаяся убраться в комнате, стала перетаскивать разбросанные на диване вещи в шкаф, а рядом с ней, подмяв под руку подушку, сидела Алфита, весело уплетая шоколад, Поттер вдруг ощутила, что ее жизнь медленно, но верно стала налаживаться. Она с удовольствием слушала рассказы Забини о теплой Италии и слишком кричащих итальянцах, а потом, когда та, съев весь шоколад, обиженно посмотрела на Поттер, и той пришлось достать из своей заначки шоколадных лягушек, Лили, не удержавшись, подсела к ней и, заглянув в глаза, серьезно спросила: — Ты хочешь встречаться с Джеймсом? — Нет, — задорно помотав головой, проговорила Алфита, с интересом разглядывая изображение на обороте конфеты. — Я хочу его на себе женить. Присвистнув, Лили ошеломленно приподняла брови и неверяще посмотрела на Забини. Конечно, от Алфиты можно было ожидать что угодно, но такого… С широко распахнутыми глазами, она замотала головой и, тихо рассмеявшись, все еще с удивлением приподнимала брови. — Ну, а что? Мой сын ему не абы кто, а племянник. К тому же, Джеймс под моим чутким руководством вновь вернется в команду Гарпий, опять будет на пике славы, а я, верная жена, буду рядом, чтобы направлять его. И… — запнувшись, она, облизнув губы, тихо проговорила: — У моего сына, считай, будет отец. В комнате резко стало тихо, и Лили, опустив глаза на свои руки, прикрыла глаза. Конечно, Алфита не просто так приехала именно в этот день, скорее всего, она тоже уже успела побывать на его могиле, и от осознания, что она любит его, Лили стало тошно: ведь, по сути, Альбус поступил с Забини омерзительно. — Но как же ты будешь с Джеймсом, зная, что он его брат? Тебе… не будет тяжело? — Тяжелее, чем было, когда я узнала о беременности, мне не будет никогда, — резко перебила ее Алфита, упрямо сверкнув глазами и насупив брови. — Да и к тому же, кого волнует эта любовь? У меня будет будущее и семья, если я заполучу Джеймса. Остальное — ерунда. — Так… по-слизерински, — насмешливо бросила Лили, и Алфита, слегка пнув ее ногой, проговорила быстро: — Да ну тебя! Горько улыбнувшись и резко отвернувшись, Лили прикрыла глаза, потому что опять вспомнила о Скорпиусе. Ей на секунду стало трудно дышать и, улыбнувшись Алфите, она бросила что-то о том, что ей нужно проветриться, и стремительно вышла из комнаты. Только захлопнув дверь, Лили прислонилась к стене коридора, она прикрыла рот рукой и почувствовала внутри себя назревавшую истерику. Вот уже почти пять дней от Скорпиуса не было ни одного известия, а Джейк старательно игнорировал ее, и что же делать отчаявшейся Лили, боявшейся за Скорпиуса так сильно, что стоило ей только подумать о нем, как у нее сразу сдавали нервы? Поняв, что сейчас точно расплачется, Лили решительно замахала головой, и, отлипнув от стены, стала медленно спускаться по лестнице, как вдруг знакомый голос заставил ее остановиться прямо посередине. — …Джейк, ты обещал мне! — И я исполнил свое обещание. Скорпиуса отпустят! Но он не будет иметь права жить в Англии в течение этих десяти лет, разве этого тебе недостаточно? Повисло молчание, и Лили, резко закрыв свой рот ладонью, чтобы случайно не выдать своего присутствия, замерла неподвижно, боясь даже дышать. — Мне, знаешь ли, больно, Джеймс. Я бы хотел запереть его далеко и надолго, но вынужден вытаскивать этого сосунка только по одной вашей прихоти! Каково мне, по-твоему? — Я все понимаю, но мы оба прекрасно знаем, что ничего не поделаешь: в конце концов Лили никогда не давала тебе ни малейшего повода, чтобы ты мог истолковать ее чувства превратно. — Это должно меня успокоить? — Мерлин, Томас, соберись! Ты говоришь, он не сможет десять лет жить в Англии, так используй это! Лили оценит уже даже то, что ты помог ей вытащить его из-за решетки, а теперь будь просто рядом и поддерживай ее, кто знает, может, она поймет, что лучше тебя вряд ли кого-то можно найти? Раздался тяжелый вздох, а потом, словно кто-то двинул стол по паркету, раздался противный по звучанию скрип, и Лили зажмурилась. Внутри нее бушевала какая-то буря: казалось, какой-то тяжелый камень в момент упал с ее груди, позволив наконец ей полноценно дышать. Глаза резко заслезились от счастья от понимая, что Скорпиус отпустят! Он будет жить! И только потом до нее стал доходить весь смысл слов Джейка, и Лили, распахнув глаза, почувствовала опять, как сердце замерло. — Знаешь, что я тут узнал? — вдруг проговорил бодро Джейк, и Лили вздрогнула, направив свой взгляд в лестничный пролет, где можно было различить его тень, отбрасываемую люстрой с кухни. — Оказывается, Люциус Малфой был арестован по личному приказу сэра Локантуса и отправлен в стеклянный купол. Только вот всем было известно, что у Малфоя здоровье подорвано: он отсидел после войны около трех лет в Азкабане, а сколько всего было до конца войны… в общем в итоге, он не прожил в стеклянном шаре и неделю. Умер в припадке. — И что это дает? — А то, что сдается мне, что Скорпиус участвовал в Жесте нисколько из-за самой политики Правительства, сколько из личной мести Локантусу. Когда Уильям пришел к власти после войны, он особо интересовался Пожирателями, и, говорят, требовал огромные суммы за оправдание. Таким образом были оправданы Нотты, даже Эйвери, но почему-то именно к Малфоям он был неблагосклонен. А потом в придачу ко всему проводил у них особенно тщательно обыски и много чего вытащил из мэнора. И именно эти вещи Малфой и вернул себе обратно. И в числе тех вещей был наконечник для трости: серебряная змея, которая, судя по некоторым имеющимся у меня источникам, принадлежала опять-таки Люциусу и являлась очень интересным магическим объектом. Конечно, Малфой наложил на нее чары, чтобы наконечник могли распознать только определенные люди, но, видимо, трость попала под магический обстрел и потеряла свою защиту. Так что с Малфоем все как-то странно и загадочно… я совершаю большую глупость, что отпускаю его. Ни живая ни мертвая, Лили, резко сорвавшись с места, пошла к коридору и, не решившись зайти в свою комнату, замерла, приникнув лбом к двери. Прикрыв глаза, она схватилась за голову, массируя виски, чувствуя, как какое-то странное, горькое чувство переполняет ее. Ей бы обрадоваться. Сказать, что все получилось, как нельзя лучше, но что-то не давало ей покоя. И у этого «что-то» было имя, которое, превозмогая внутреннюю боль, она прошептала тихо, чувствуя, как тяжелеют ноги, как мутнеет сознание: — Скорпиус…***
Ветер, хлестая по лицу, словно призывая Лили остановиться, раздражал ее до невозможности, но она, лишь сильнее склоняя голову против потока, стремительно неслась сквозь толпу людей, уверенно, не обращая ни на кого внимание. Ноги несли ее, будто заведенные, и Лили, толком ни о чем не думая, шла вперед, чувствуя тупую, ноющую боль. Завернув за угол к платформе девять и три четверти, Лили, озираясь по сторонам, поспешно оправив маггловское пальто, остановилась у поворота к поезду, и, прижавшись щекой к кирпичной стене, медленно стала выискивать глазами нужную фигуру. Постояв так минут пять, Лили, развернувшись и пойдя вдоль стены, стала осматривать коридоры, которые все вели к дымящему поезду, и она останавливалась у каждого поворота, шла прямо, но, не доходя до поезда, исподтишка начинала выглядывать из-за кирпичной стенки. Она искала Скорпиуса, который вот-вот должен был покинуть Англию и отправиться, как она узнала с помощью Алфиты, в далекую, такую любимую Францию, и у Лили сжималось сердце от боли, тоски. Ведь она понимала, что совсем ему не нужна: выйдя на свободу и имея два дня для того, чтобы собрать вещи и покинуть Англию, Скорпиус никак не попытался дать ей знать о своем существовании, и только вчера поздно ночью к ней прилетел красивый белый филин с запиской о том, что он благодарен мисс Поттер за помощь в обнародовании преступлений правительства и за то, что его выпустили из стеклянного купола. И все: ни слова о том, куда он уезжает, ни слова о том, что он бы хотел увидеть ее. Ничего. Лили, хоть и глупая, но даже ей прекрасно стало понятно, что Скорпиус намеренно не дает ей знать большее: он не хочет с ней видеться. И если вначале на нее накатила такая ярость от осознания, что вся его благодарность только на листке, хотя она так старалась для него, то потом она подумала, что, может, так и лучше? Сердце опять заныло. Глупая, и зачем Лили только вообще узнавала, куда и когда он уедет? Зачем пришла на платформу? Чтобы стоять здесь, словно преступник, и прятаться за кирпичными стенами? Прикрыв глаза, она двинулась дальше, а потом, ни на что не надеясь, завернула в последний, как решила для себя, коридор, и замерла. Потому что, не доходя даже до конца, увидела его высокую, статную фигуру в черном. От ветра подол его черного пальто разлетались в стороны, и, склонившись, он с кем-то о чем-то разговаривал, поминутно кривя брови. Подойдя чуть ближе, Лили увидела, что это была высокая с каштановыми волосами женщина, и когда та, слегка повернувшись, посмотрела на рядом стоящего мужчину с такими же, как у Скорпиуса платиновыми волосами, Лили поняла, кто это: Астория и Драко Малфой. Видимо, они приехали на слушанье дела сына, и сейчас провожали его в другую страну, а, может, и уезжали вместе с ним. Сжав сильнее кирпичную кладь рукой, Лили дрожала всем телом, исследуя его тело глазами, пытаясь запомнить его вот таким: красивым, высоким и очень далеким. Когда поезд издал первый гудок, Лили, почти что сорвавшись, резко одернула себя и просто молчаливо стала провожать его взглядом, наблюдать, как чета Малфоев, засуетившись, зашла в вагон поезда и скрылась из виду. В горле пересохло, и Лили, отвернувшись от поезда, прижалась спиной к стене, зажмурившись. Она знала, что даже если побежит сейчас за ним, он не останется. Потому что чувствовала, на каком-то интуитивном уровне чувствовала, что ему хочется… сбежать. И не видеть их, напоминавших ему о провальном деле. Второй гудок ворвался в сознание словно через туман, и Лили, смотря на стену сквозь пелену слез, взяла грудью больше воздуха, чтобы перебить внутренний крик. Как-то она сказала, что ни за что его не отпустит, что сделает все ради него. Но почему она никогда не думала о том, что ему это вовсе и не нужно? Зачем ему глупая, мечтательная Лили Поттер после того, когда она не может принести ему никакой пользы? Вдох-выдох. Ветер заметался сильнее, в коридоре загулял сквозняк, который бил ее по ногам, и Лили, вдруг согнувшись на корточках, запустила руку в рыжую челку. Когда раздался третий гудок, то он унес вместе с поездом и ее горький, отчаянный, полный боли и несбывшихся надежды крик.