Стеклянные глаза

      Как заведено во всех фильмах ужасов, все началось, когда я открыла глаза.       Звучала ненавязчивая музыка. Я очнулась в незнакомой белой комнате посреди белых простыней — и голова раскалывалась так, что я чуть не блеванула прямо тут. Проклятые флуоресцентные лампы!.. От них меня вечно мутило.       Кое-как сглотнув сухость в горле, я попыталась пошевелиться, но вскоре осознала, что привязана к каталке, как сумасшедшая в психушке — запястья и лодыжки накрепко фиксировали белые ремни. Пульс мгновенно подскочил, я дернулась всем телом — горло сдавило, а виски пронзило болью — осознавать, что меня скрутили, как дикое животное, было невыносимо.       Здесь веяло чем-то странным. Сквозь открытое окно проникала приятная прохлада, доносилось пение птиц, но почему-то мне стало не по себе. От музыки пробирало до костей.       Однако обстановка выглядела пристойной — окно, телевизор у стены и даже цветы в вазе. На своем веку в каких только больничках я не побывала, и это была явно не из дешевых, все казалось новым, разве что отделке не хватало капельки цвета, но больницам это свойственно. Белизна — ненавязчивая музыка — и тишина. И все же кое-что выбивалось из привычной картины.       Я вывернула запястья в ремнях и заметила звездообразный ожог на той ладони, за которую меня схватил незнакомец. Стиснув зубы, я продолжала вырываться с удвоенной силой, взбешенная тем, что какой-то хрен осмелился облапать меня прилюдно! Сукин сын! Я покажу ему, что к чему! Эмилин засудит самого Папу Римского!       Костюмное боди пропало — меня переодели в больничную рубашку — из-за этого в висках резко запульсировало, но я была тверда в своем намерении бежать отсюда к черту. Только нужно сообразить, как освободиться.       Впрочем, одна я оставалась недолго. Кто-то постучал в дверь, и не успела я открыть рот, как она открылась, и огромный темноволосый громила непринужденно зашел в палату.       …Тот самый, чей джип врезался в меня — асимметричное лицо было достаточно узнаваемым, чтобы моя память быстро прояснилась. В синей рубашке, рукава закатаны по локоть, серебристые часы и темные брюки в тон. Точно мудила. Держу пари, типичный упырь с Уолл-Стрит.       Он закрыл дверь, и… боже, он занял собой половину этой чертовой комнаты! И это взбесило меня еще сильнее!       — Рад, что ты проснулась, — у него был глубокий, какой-то ласковый голос, будто он успокаивал перепуганную кошку. — Как ты себя чувствуешь, Рей? Устала?       — Я требую своего адвоката! — рявкнула я. — Немедленно. У меня есть права! Я прекрасно их знаю! Ее зовут Эмилин Холдо, и она была уже в пути, когда ты въехал в меня, — я оскалила зубы, впившись взглядом в его невозмутимую улыбку. — Моя машина стоит сто тысяч долларов — ты вовек не расплатишься, придурок.       Незнакомец подошел к моей койке — он не спешил. Придвинув к себе белое кресло, сел, откинулся назад и сложил руки на коленях, все с той же невозмутимой улыбкой.       Помолчал с минуту. Просто глядел в окно, поигрывая с наручными часами.       — Прекрасный день, — раздался его голос. — Около двадцати градусов — идеальный день, чтобы пройтись.       Я ощетинилась. Он полностью игнорировал меня, в том числе все, о чем я говорила, словно это не имело никакого значения. То, как этот мужик себя вел, разъярило меня как никогда прежде, особенно учитывая, что он, именно он, собирался принудить меня к браку!       Ремни жалобно заскрипели, когда я рванулась со всей силы.       — Я требую встречи с моим адвокатом! Сейчас же!       — Тебя должны сегодня выписать. Легкая хлыстовая травма вследствие столкновения машины с пальмой, — он пожал плечами, поглаживая указательным пальцем верхнюю губу, и посмотрел поверх меня в окно над койкой. — Полагаю, окончательный вердикт останется за доктором.       — Прекрати! Хватит уже! Я хочу увидеть моего адвоката!       Он вновь погрузился в молчание, и его поведение, даже если забыть про мою травму головы, сбивало меня с толку. Из горла вырвался всхлип, прежде чем я сообразила, что еще сказать. Он просто игнорировал меня. Даже и не подумал позвонить Эмилин.       Стены палаты начали сжиматься, тихие звуки музыки становились все выше и пронзительнее, пока не превратились в резь. Сердце мое застучало так сильно, что в ушах зазвенело, потому что я понимала: он не позволит мне позвонить адвокату — как и все остальные.       Его мощный торс слегка шевельнулся. Он все еще смотрел куда-то вдаль, как будто снаружи видел что-то куда более интересное.       — Прекрасный день, — повторил он. — Ты так не считаешь?       Я задышала так лихорадочно, что сводило плечи — от непрекращающегося головокружения меня замутило. Я прожигала его взглядом, пока не отвлеклась на вновь открывшуюся дверь — нас прервала медсестра, с благодушным видом толкающая тележку-столик с подносом. На ней была светло-бежевая форма, на пару тонов отличающаяся от белизны стен.       Она подвезла столик к моей кровати, но я не испытывала чувства голода. Меня уж скорее бы вырвало.       — Доброе утро, Рей, — приветливо улыбнулась она. — Меня зовут Хейли, и я буду ухаживать за вами до конца вашего пребывания здесь. — Она взяла пульт, прикрепленный к койке и, продолжая улыбаться, указала на большой красный треугольник: — Если я вам понадоблюсь, сразу нажимайте вот сюда.       Я сглотнула комок в пересохшем горле.       — Мне… Мне нужно переговорить с моим юристом, ее зовут Эмилин Холдо! Или с моей ассистенткой, Люси Вивек! Хоть с кем-то! Дайте мне мой телефон!..       Хейли сдвинула брови и перевела взгляд на мужчину в кресле, но он со скучающим видом скользнул по мне своими темными глазами, будто я причинила ему неудобство. Бессильная ярость захлестнула меня в очередной раз, до тошноты захотелось разрыдаться.       Но затем он улыбнулся:       — Пожалуй, это все. Благодарю вас.       И похоже, медсестру устроил его ответ, поскольку она покинула палату, так и не отреагировав на мою просьбу.       Сначала холодный пот выступил у меня на шее, а потом растекся по лбу и рукам. Я наблюдала, как этот мужчина поднимает крышку с подноса, и удивилась - еда там оказалась совсем не больничная: цыпленок с приправами, ролл и красный картофель с овощами.       Он поднял нож и начал разделывать курицу, пока я снова дернулась в путах.       — Я не хочу есть.       — Разумеется, хочешь.       — Нет, не хочу! Я хочу встретиться со своим адвокатом и хочу, чтобы ты сию же минуту освободил меня от этой херни!       Мой возглас заставил его вновь замолчать. Похоже, речи о моем адвокате не вызывали у него энтузиазма.       К тому моменту, как он закончил с курицей, судорожный холодок уже сковал меня по грудь. Он протянул мне вилку с насаженным на нее кусочком мяса, но я, пронзив его взглядом, даже не шелохнулась. Я не собиралась ни есть, ни уступать ему ни на йоту, если мне не предоставят то, чего я хочу! Голода я не боюсь. Мне все равно.       Он откинулся на спинку стула и приступил к трапезе сам, встречая мой недобрый взгляд с непоколебимым спокойствием. Что ж, все-таки он обращал на меня внимание.       — Как тебя зовут? — поинтересовалась я.       — Бен.       Я сердито сверкнула глазами.       — Не стесняйся, смело договаривай.       Улыбка на его губах вытянулась в тонкую линию, сделав выражение лица абсолютно нечитаемым. Пустым. Для меня это было непривычно — я общалась с людьми, читала их эмоции и не стеснялась выражать свои громко и ясно.       — Бен Соло, — добавил он после паузы и продемонстрировал мне ожог, совпадавший с моим. Такие знаки — метки — считались уникальными, подобно отпечаткам пальцев, и подлежали регистрации в федеральном реестре. — Я искал тебя.       — Ну, а я прилагала усилия, чтобы избежать этой встречи.       Бен полюбовался своей ладонью, плавно поворачивая запястье так, чтобы метка поймала свет солнца и слегка засияла. Он молчал, опять заскучав от моих слов. Я не чувствовала исходящих от него эмоций — вообще никаких, но Люси рассказывала, что она тоже не могла ничего уловить, хотя Том мог (что отчасти и было причиной, по которой контроль получал именно мужчина).       Осознание происходящего постепенно приходило ко мне. Похоже, меня приперли к стенке. Бен не собирался отпускать меня, и я ничего не могла с этим поделать.       Я облизала губы, запрещая себе плакать.       — У меня есть бизнес… У меня собственный дом, машина и…       — Я знаю. Ты была хороша в своем деле. Я очень тобой горжусь.       Была.       Глаза защипало от подступающих слез, но это нисколько не тронуло Бена. Он поставил руку на подлокотник, уперся указательным пальцем в висок и степенно наблюдал, как я с каждой секундой все увереннее приближаюсь к нервному срыву. Это был тот же самый взгляд, какие я часто ловила на деловых встречах… тот же противный выжидательный взгляд.       — Пожалуйста, позволь мне сохранить его, — требовать не было смысла. Бен на это не велся.       Он вскинул брови.       — Зачем бы мне это делать?       — Потому что он мой — я подняла его с нуля, чтобы помогать женщинам — и потому что ты не имеешь права отнимать его у меня.       Бен пожал плечами, и теперь у меня не осталось сомнений, что вот-вот меня попросту вывернет наизнанку. Ему было вообще все равно. Он продаст мой бизнес или пустит его прахом, а вместе с ним те годы, что я провела, работая бессонными ночами над дизайном и подбором тканей. Мой бизнес — вся моя жизнь — превратится в ничто. Он убьет его.       — Ты не можешь так поступить!.. — всхлипнула я.       — Съешь что-нибудь, дорогая. Ты почувствуешь себя лучше, — Бен развернул ладонь в сторону окна и проткнул вилкой кусочек курицы. — Сегодня чудесный день для прогулки. Если ты подкрепишься, мы можем выйти и насладиться им.       — Не буду я есть твое дерьмо! Я не хочу есть! — Я дернулась в ремнях со всей дури, голос сорвался на визг. Кожаные ремни обжигающе впились в кожу, но мне было насрать! — Ты этого не сделаешь! Я…! Я скрыла свой код! Меня невозможно было найти!       — Рей. Не устраивай сцен.       Я заорала и забилась, что было мочи. Полученная травма сразу дала о себе знать проснувшейся болью в голове и шее, но это было малой ценой за то, чтобы досадить Бену. Его спокойное лицо стало жестче, пока он безмолвно, спрятав губы за согнутым указательным пальцем, наблюдал, как я психую.       Как по мановению волшебной палочки, в палате возникла Хейли, держа наготове мой самый страшный кошмар — огромный шприц. Она приблизилась к койке, но Бен предупреждающе коснулся ее руки и покачал головой. Кажется, это ее удивило.       — Вводить седативы нет необходимости, — пояснил он. Его непроницаемые глаза, черные и холодные, встретились с моими. — Ей предстоит научиться вести себя как подобает.       — Вы уверены? Мне бы не хотелось, чтобы наша пациентка навредила себе.       — С ней все будет в порядке, — Бен поднял голову и улыбнулся. Улыбка была пренебрежительной, как будто ему докучал надоедливый официант. — Благодарю вас.       Медсестра нахмурилась, но безропотно ушла, так и не воткнув в меня кошмарную иглу.       Сколько я ни орала, срывая горло, больше никто не приходил. Я не умолкала, пока внутри все стало гореть от крика, а запястья не стерлись в кровь — но я не сдавалась — кто-то же должен прийти, заткнуть меня и положить конец этому безумию!       Но они не сделали этого, и пришел миг, когда мои силы иссякли.       Я зябко вздрогнула, когда Бен снова протянул мне курицу. Вся взмокшая, дрожащая от ужаса и ярости, я покорно открыла рот. Надо успокоиться — я должна прийти в себя, но, как водится, сказать было проще, чем сделать, особенно когда ты намертво привязан к каталке.       Бен наколол на вилку маленькую картофелину.       — За плохое сегодняшнее поведение взыскание не последует. Я знаю, что ты боишься, что ты в растерянности. Мало того, испытываешь существенную боль от полученной травмы. — Вилка приблизилась ко мне, и я неловко откусила немного картошки. — Но дома я не намерен терпеть непослушание и истерики.       Еда, по крайней мере, была вкусной. От криков голову словно раскроили топором, поэтому особого аппетита у меня не было, и вскоре я отвернулась, на что Бен отреагировал спокойно, без раздражения. Он положил вилку на поднос, сложил салфетку аккуратным треугольником и наклонился к каталке, собираясь тщательно вытереть мне рот.       Я щелкнула зубами, едва его пальцы оказались в пределах досягаемости. Бен укоризненно поцокал языком, и в следующий миг его огромная ручища сдавила мой подбородок, чтобы он мог без помех вытереть мое лицо от слез. Все, что мне оставалось, это опустить голову на подушки и жмуриться. Надо выбраться с этой проклятой койки!       — Мне нужно в туалет! — выпалила я.       Бен бросил салфетку на стол. Взявшись за поручни каталки, он проницательно посмотрел на меня.       — Не уверен, что разумно доверить тебе пользоваться уборной самостоятельно — но если ты попытаешься сбежать, то в следующий раз будешь пользоваться уткой.       Угроза была неприкрытой и значительной, но мне требовалось хотя бы принять вертикальное положение и размять ноги.       Я ответила кивком, и Бен первым делом освободил мне лодыжки. Я с наслаждением согнула носки и подтянула к себе колени — по онемевшим мышцам прошло покалывающее ощущение — видимо, они испытывали не меньшее облегчение, чем я.       Следом Бен развязал одно мое запястье. Боль сразу же напомнила о себе — стертая кожа кровоточила, и я, согнув пальцы, поморщилась. Твою мать, как же больно!       Бен перегнулся через меня, чтобы отцепить от койки вторую руку. От него неожиданно приятно пахло — не резко и не лосьоном после бритья, но тем бодрящим «океанским» одеколоном из «Macy’s», который стоил возмутительно дорого и совсем не походил на душную дешевизну «Акса». Ох, некоторые встреченные мною мужчины на совещаниях обожали купаться в этом дерьме!       Он отступил, темная туча на моем безоблачном солнечном небе. Я медленно села. Казалось, что спина затрещала, и я несколько раз старательно повернула шею, до хруста. Тело просто сводило от напряжения.       — Уверен, Хейли найдет что-нибудь, чем обработать твои руки.       Бен опустил перила с той стороны койки, которая располагалась ближе к нему, и наклонился, без спешки приподнимая меня и прижимая к груди. Ему удалось поставить меня на ноги и обуть в красные больничные тапочки, но я пошатнулась и чуть не упала ничком, тем не менее, успев уцепиться за его предплечья, тяжело дыша от головокружения и тошноты. Все происходило так быстро, что я находилась на грани обморока.       Его пальцы скользнули к моим локтям. Бен держал меня крепко, давая мне время сориентироваться. Казалось, я ухватилась за две ветки непоколебимого мощного дерева — он даже не шелохнулся.       — Тошнит? — уточнил Бен. Я кивнула, и он — тоже, понимающе. — Я дам знать сиделке.       Но это было излишним. Словно дожидавшаяся под дверью разрешения потыкать в меня иголкой и усадить на больничную утку, вернулась Хейли — сцепив руки, она ободряюще улыбнулась. Я постаралась дышать ровнее.       — Я с превеликим удовольствием сопровожу ее, мистер Соло, — заверила она, ласково касаясь моего плеча и проводя по руке. — Никаких проблем.       В глазах слегка двоилось, дыхание перехватило — от того, как он улыбнулся, что-то екнуло внутри. Его глаза были прикованы к тому месту, где Хейли дотрагивалась до меня — на скулах Бена заиграли желваки, а в зрачках будто разошелся ядерный гриб. Бен стиснул мои локти.       Впрочем, если не приглядываться, сложно было заметить перемену.       — Я не возражаю, — у него дернулось веко, внешнее спокойствие дало трещинку. — И я отдаю себе отчет, что мы находимся в больнице, но, Хейли, если вас не затруднит, вы очень близки к тому, чтобы коснуться ее ладони, и вы не надели перчатки.       — Ох! О боже мой, простите меня! — как ошпаренная, она отшатнулась от меня с неподдельным ужасом на лице. — Прошу у вас прощения!       — Нет нужды беспокоиться. Это моя ошибка, прежде всего. Мне следовало лучше подготовиться и заказать для нее перчатку заранее.       Хейли вновь принесла извинения и торопливо ретировалась из палаты, после чего Бен заметно расслабился. Между прочим, Люси перчатку не носила…       — Вот и ладно, — произнес он. — Теперь пойдем.       Это не было путешествие из «Хоббита». Он провел меня пару футов до ванной и, к счастью, не зашел вместе со мной, подарив мне возможность пописать самостоятельно. Дверь уборной закрывалась, вот только замка у нее не было.       Закончив с делом, я помыла руки и посмотрела в зеркало, пробуя умыться, чтобы хоть как-то избавиться от красноты и следов слез. Взгляд невольно упал на яркий красный шрам на ладони. Этот шрам не исчезнет, и я уже ненавидела его всей душой. У него был такой же — но на другой руке, как в зеркальном отражении.       Бен дожидался меня за дверью. При виде меня он предложил стакан воды и пилюлю на вытянутой ладони — приемлемую альтернативу шприцу от Хейли.       — От тошноты, — пояснил он.       — Я в порядке. Мне полегчало.       Вряд ли мой голос звучал убедительно. Бен не убирал руку — в центре его ожога лежала маленькая зеленая пилюля. У меня зародилось подозрение, что она вовсе не от тошноты, так что я предусмотрительно не стала ее брать.       Мы с Беном не моргая смотрели друг друга. Палата погрузилась в ледяную тишину, нарушаемую лишь приглушенным пением птиц снаружи и отдаленным шумом машин. День снаружи действительно был прекрасен.       Наконец Бен убрал пилюлю в карман рубашки.       — Хорошо, но тебе следует попить воды.       — Ладно.       В горле была Сахара, так что я залпом выдула весь стакан — Бен принял его обратно без единого слова. Я доковыляла до койки, чувствуя, как он неуклонно следует за мной, возвышаясь за моей спиной и отбрасывая тень на белые простыни. Позвоночник покалывало от неприятной близости. Дрожащими пальцами я откинула простыню, собираясь прилечь.       Не бросайся прочь сломя голову, Рей. Ты не тупая. Пусть свобода дразняще близка, далеко тебе не убежать.       — Мой дом, ты продал его? — прохрипела я и прокашлялась, чтобы повторить вопрос: — Ты продал мой дом?       — Да, он выставлен на продажу.       Черт. Я не спеша поправляла простыни, потому что теперь мне расхотелось ложиться — и почувствовала подступающие слезы.       — Я заплатила за него полмиллиона.       — Знаю. Я переведу деньги на специальный счет для долгосрочных вложений в образовательные фонды и фонды чрезвычайных ситуаций. Тебе не стоит забивать этим голову.       — Это мой дом. Это мои деньги.       Бен придвинулся ко мне. Мои веки вдруг начали тяжелеть, и я осознала, что пилюля была лишь отвлекающим маневром, чтобы заставить меня выпить воду.       Он нависал над моей спиной громадной молчаливой угрозой. У меня подгибались колени, потом меня потянуло вниз, и в следующий миг я повалилась на постель, ощущая жар его тела прямо за мной, а затем и его дыхание в моих волосах. Он мог легко вырвать мне позвоночник зубами.       Я смотрела, как Бен накрывает мои руки своими ладонями. Я почувствовала, как он нежно сжал их и замер, наверное, на целую минуту — а потом вдохнул запах моих волос, поглаживая мои большие пальцы. Мне показалось, я сейчас задохнусь.       Мне не удалось удержать глаза открытыми, и мои рыдания скатились к невнятному хныканью. Тело мне больше не подчинялось. Все было бесполезно. Я задыхалась. Мир вокруг стремительно чернел.       — Он стоит… стоит очень дорого, — с трудом прошептала я, слабо шевельнувшись. — Очень дорого.       — Я знаю, — прошептал Бен в ответ, точно его позабавил лепет сумасшедшей. — И я очень горжусь тобой — но сейчас тебе следует отдохнуть, дорогая. Мы отложим прогулку на потом. Будет жаль потратить такой прекрасный день впустую.       Я дышала все чаще и быстрее. Я закатила глаза, пытаясь не дать им закрыться, но веки затрепетали, и я, всхлипнув, отключилась — под тихую музыку, пение птиц и близость моего соулмейта, утихомирившего меня под собой не хуже огромной смирительной рубашки.