Стеклянные глаза

      Я открыла глаза. Рекламная пауза закончилась, но обстановка изменилась.       Я села и огляделась: подо мной была кровать, застеленная синим, а вокруг — стены бежевой расцветки и белый гарнитур. Еще тут висело несколько неброских картин с парусниками, имелся декор в виде раковин, а комод венчали сушеные морские ежи. В книжном, тоже белом, шкафу виднелись корешки книг — «Атлант расправил плечи», «Война и мир», «Моби Дик».       Они тоже служили здесь всего лишь украшением — расставленные аккуратно, строго выверенно, и я сразу поняла, что имею дело с психопатом! Не может нормальный человек быть таким чокнутым педантом!       Кровать была мягкой, а одеяло теплым, но я откинула его и кое-как поднялась на ноги. Добравшись до окна, я отдернула занавеску и обнаружила, что толстые прутья решетки надежно препятствуют побегу. Окно выходило на ухоженную лужайку с белым заборчиком и бассейном — безукоризненным, с идеально ровными углами.       — Отойди от окна, дорогая.       Я резко повернулась и увидела Бена — в очках для чтения и с книгой в руках, он расположился в кресле-качалке возле кровати. Он не удостоил меня взглядом, лишь в тоне слышалась легкая укоризна. Он перевернул страницу. Не понимаю, как я сразу его не заметила.       — С чего бы это? — процедила я.       — В одном пеньюаре ты простудишься. А ты вряд ли горишь желанием вновь увидеться с нашей доброй знакомой Хейли так скоро, — он поднял брови, глянув на меня поверх очков. — Будь добра, отойди от окна.       Наши взгляды скрестились. Да, я была в белой ночнушке без рукавов, спускавшейся до лодыжек, а он — в новой синей рубашке и брюках с черным ремнем. Мне не нравилось стоять перед ним в таком виде, тем более без лифчика.       Бен вздохнул. Прежде чем встать, снял очки и потер переносицу. Я следила, как он подходит, самолично захлопывает окно, поворачивает засов и задергивает занавеску, отсекая солнце и свежий ветерок.       Затем он вернулся к своему креслу и продолжил чтение.       Я очнулась и принялась обыскивать комнату в попытке найти какое-нибудь оружие, но попалась только Библия. Удивительно, но Бен не предпринял ни малейших усилий, чтобы мне помешать. Ни слова не сказал, даже когда я ворвалась в смежную комнату —ванную, — чтобы порыться там. Ванная оказалась оформлена в том же морском стиле.       Пожалуй, это напоминало самый криповый отель на моем веку — а я их много повидала.       Я вернулась в спальню с пустыми руками. Было тихо — Бен, погруженный в книгу, словно не услышал, как я дернула ручку двери — возле нее на стене находилась клавиатура со сканером, красноречиво обломавшая мне любые шансы выйти отсюда. Наверняка замок настроен на сетчатку его глаз. Как же иначе — у такого-то параноика!       — Рей. Пожалуйста, приляг.       Я уставилась ему в затылок:       — В качестве кого я тут? Твоей пленницы?! Вот так, значит?       Бен перевернул страницу, продолжая игнорировать меня в течение минуты или двух, прежде чем дать ответ:       — Все мы творцы собственной судьбы. Ты творишь свою, я могу влиять лишь отчасти. — Он взглянул на меня через плечо, лицо его ничего не выражало. — Я еще раз попрошу тебя лечь в постель с миром и больше просить не стану. Не люблю повторять.       — Да пошел ты.       Бен вздохнул и снова встал. Я напряглась, потому что ожидала открытой агрессии, но вместо этого он собрал с постели одеяло, подушки и простынь, оставив голый матрас, и опустил сверток на пол, рядом со своим креслом.       И, усевшись, вернулся к книге.       Я стиснула зубы. Он вообразил, что, закрыв окно и забрав постельное белье, вынудит меня делать то, что взбредет ему в голову? Ха, мне не привыкать к невзгодам — я ночевала на улицах, как-то однажды — вообще в коробке!       — Я хочу позвонить Люси, — отчеканила я.       — Хочешь?       Сукин…       Я кивнула, но он читал, поэтому этого не видел.       — Да, хочу.       Бен перелистнул страницу — читал он невероятно быстро. Эйдетическая память?       — За последние пять минут ты ослушалась меня дважды. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить привилегию пользоваться телефоном.       — Привилегию? Ты сбрендил?! — Я решительно шагнула к нему, но он по-прежнему невозмутимо читал, слегка покачиваясь в кресле. — Дай мне чертов телефон! Ты не можешь — не имеешь права — похищать меня из-за одного наличия шрама! Есть инстанции, которые нужно пройти, чтобы для начала доказать, что он вообще настоящий!       Я кипела, а он нет — мурлыкал под нос какую-то мелодию, погрузившись в «Робинзона Крузо», одну из скучнейших книг, которые мне приходилось читать в колледже.       Не выдержав, я принялась расхаживать по комнате, с каждой минутой моя растерянность нарастала. У меня больше не было дома. Машины. Мой бизнес висел на волоске, возможно, ателье уже ликвидировано. Никаких больше встреч с «Гуччи», бесед с Люси за ланчем. Роуз не узнает, где я. Пока нет. Пока все это варварство не окажется в правительственной базе данных.       Я хочу вернуть свою жизнь обратно! Вернуть свой дом, свой телефон и затемненные окна. Я должна выбраться из этой проклятой спальни… Боже, я даже не знаю, где я!       — Где мы находимся? — потребовала я ответа и потерла лоб, мелко подрагивая. — Это Лос-Анджелес?       — А как ты считаешь, где мы, Рей?       Господи боже!       — Откуда мне знать?! Отвечай, где!       Бен цокнул языком и, помотав головой, ничего не сказал. Кажется, я приблизилась к той грани, где следующим шагом будет вцепиться ему в горло.       Я бросилась к закрытому окну и выглянула на улицу. Судя по тому, что я увидела, это была не хижина в лесу — рядом находились соседские дома, — но что важнее, моему взгляду предстали очертания знакомых гор и городской пейзаж вдалеке. Похоже, это всего лишь пригород.       За белым заборчиком зеленели деревья. Никаких баррикад из колючей проволоки, вопреки моим ожиданиям.       — Рей.       Бен опустил книгу на колени, держа очки за дужку кончиками пальцев. Теперь он наблюдал за мной, слишком бесстрастный и сдержанный — слишком, как вулкан, готовый вот-вот взорваться.       Он вскинул брови:       — Отойди от окна… и ложись. — Он чуть наклонил голову в сторону кровати: — Я вынужден настаивать.       Его слова распалили меня еще сильнее, хотя я знала, что надо сохранять трезвый рассудок. Но он похитил меня, отнял у меня все, и ему хватало наглости обращаться со мной как с непослушным ребенком!       Поэтому, вместо того, чтобы растянуться на кровати и прикусить язык — чего я сроду не делала, — я ринулась на него.       Бен не двинулся. Непроницаемый, как глыба льда, он среагировал, только когда я рукой потянулась к его горлу. Я почти не уловила, что случилось.       Огромные пальцы сжали мое запястье с карающей силой. Плоть будто сдавила гигантская змея, и от жестокой, сокрушительной боли мой гнев рассеялся, обнажив страх. Я отчаянно пыталась вырваться, пока он медленно поднимался с кресла, предусмотрительно отложив книгу с очками на тумбочку.       — Отпусти меня! — взвизгнула я, срываясь в исступленную истерику. Я извивалась, пробовала ударить его, но второе мое запястье он тоже поймал без усилий. — Отпусти! Отпусти!       — Каждый раз, когда ты не слушаешься…       Бен грубо толкнул меня на кровать, и я заорала — потому что знала, что будет, и яростно забилась, когда его руки схватили подол ночнушки и сдернули ее с меня через голову. Нет, нет, нет!..       Я все кричала, даже когда он отошел, добавив свой трофей к куче белья на полу. Я юркнула обратно на голый матрас и сжалась в комочек, униженная тем, что осталась в одних тонких трусиках. Сердце испуганно колотилось в ушах — он меня изнасилует! Я точно это знала!       Но Бен поднял сверток с пола, взял его под мышку, вдел дужку очков в нагрудный карман, подобрал книгу и направился к двери.       — Ты будешь наказана, — озвучил он угрозу, но я была напугана до смерти и едва ли способна соображать. Бен набрал комбинацию на клавиатуре, и вспыхнул синий огонек, считывающий сетчатку. Через секунду щелкнул замок.       Бен открыл дверь, не оглянувшись на меня.       — И великодушие мне не свойственно.       Клетка захлопнулась. Замок повернулся с новым зловещим щелчком.       Я осталась одна, дрожа всем телом на чужой кровати, почти полностью голая, понятия не имея, как отсюда сбежать. Зубы стучали от холода, руки покрылись мурашками... Я сейчас разрыдаюсь. И буду плакать, плакать и плакать. Я не знала, как выбраться из этой тюрьмы, где я законная пленница — и из которой меня никто не спасет.       Я зажмурилась, а потом открыла глаза, скользнула взглядом по потолку — чтобы вскоре обнаружить в углу черную камеру, направленную прямо на постель.       Господи, господи…       Я сползла на пол, забилась под кровать, как раненый зверь, и расклеилась окончательно.