Своя атмосфера

Память предательски швыряла Теме в лицо фотку злоебучего Барсика. Каждый. Гребаный. Раз. Барсик (Мурзик? Пушок? Да хрен его знает, короче, почему бы и не Барсик) нарисовался у Темы во дворе из нихуя две недели назад. Кто-то выкинул прямо из машины и свалил: выживай, братан, как сможешь, семь футов тебе под килькой. На тот момент Барсик был весь из себя домашний, ручной, теперь-то уже просек немного фишку. Но людей все еще не боялся. Тянулся к каждому, смотрел снизу вверх круглыми желтыми глазами и жалобно, тоненько мявкал, потом начинал мурчать и терся о джинсы, распушив хвост: мол, возьмите меня, ну хотя бы погладьте, почешите за ухом, чем я вам не хорош. Тема злоебучего Барсика понимал как никто. Понимал как человек, который изо дня в день таскался в одну и ту же квартиру на Чертановской и смотрел снизу вверх на другого человека: жалобно, заискивающе, тоскливо. Ну возьмите меня, Валентин Юрич. Ну хотя бы погладьте. — Чего ты хочешь? — Вас. И каждый гребаный раз Валентин Юрич почти минуту молча смотрел в ответ так, словно мысленно уже заводил машину, выбирал самый глухой двор где-нибудь в Выхино и вез Тему прощаться. Барсик-то оказался по кошачьим меркам туповатый, дорогу домой не нашел, и Тема тоже среди своего вида умом не блистал. Блистал бы, сам давно съебался бы лесом и не скулил на пороге, судорожно стискивая кулаки в карманах толстовки. — Юля скоро придет. Ну вот и что? И что из этого? Злоебучий Барсик, пытаясь разжалобить, начинал вытирать своей рыжей мордой Темины кеды. Тема лез целоваться. Потом сползал на колени прямо в коридоре: такой себе был из него мастер отсоса, конечно, до глотки пропускать вообще не умел, но хоть старался от души. Любовь оказалась той еще ублюдиной: от нее ломало, выкручивало, сдавливало все внутри, и Тема по вечерам натурально на стену лез. Выть хотелось от безысходности. Валентин Юрич ему не отказывал. Трахнул два раза. Однажды зачем-то предложил себя трахнуть (хотя Тема и не намекал, у него бы наглости не хватило). Дрочил Теме, позволял себе дрочить и внезапно как раз очень даже умел в рот глубоко забирать. И по голове иногда гладил. Ласково водил ладонью по макушке, за ухом и по затылку. Только все равно этого было мало. Потом же ведь гнал: дочка скоро придет. Тема, если б кто его ночью поднял, Юлькино школьное расписание с закрытыми глазами наизусть бы оттараторил. И сколько она по времени добиралась от Щуки и от Европейского. Тема о ее перемещениях так много не думал даже когда они, типа, встречаться пытались. — Артем, не надо этого, — периодически Валентин Юрич перехватывал его руки у своей ширинки и все-таки отстранял. — Не сейчас. Мне по делам нужно уехать. — А когда? — Не знаю. Я позвоню тебе. Иди, Артем, иди. Вот потому-то Тема и подобрал в конце концов злоебучего Барсика. Дебилы должны держаться вместе. Поодиночке сдохнут, а будут тянуться к кому поумнее, получше, повыше — в один прекрасный день окажутся на улице и сдохнут все равно. Лебедев писал иногда из своих командировок в неведомые ебеня, правда писал. Что-нибудь односложное и сухое. Может, просто чатом промахивался и Темины дела его вообще не ебали, а все вопросы были адресованы в штаб. Находясь в Москве, не звонил никогда. Тема, выгадав время, приходил к нему на порог и все повторялось снова. Может, стоило уже научиться мяукать. У Барсика ведь сработало.